Я из страшной русской сказки…

В 23:12 все двери на Медной горе одновременно запечатались. Ни войти, ни выйти. Каждый, где бы он ни находился – в спальне, кабинете, туалете, кафе, ресторане – оказался заперт. Некоторым повезло – в тот момент, когда у Марии Гиншиной из-за связи с Марьей Моревной помутился рассудок, они были одни, с ними ничего не случилось кроме непонимания и испуга. У тех же, кто находился не один – а таких было большинство – в 23:13 вскрылись вены на обеих руках. В ту ночь от потери крови погибло 243 человека. – Вулнера санентур, – Денис произнёс заклинание. Рана затянулась, но лишь на мгновение. Тут же раскрылась и закапала кровью. Кристина часто дышала. Она смотрела на руки Дениса широко раскрытыми глазами, раны должны были затянуться, почему заклинание не подействовало? – Ты точно правильно его произнёс? – спросила, хотя сама знала ответ. – Точно, – Денис глубоко вздохнул и опустил руки. Кровь тонкими струйками стекала по запястьям, ладоням, пальцам, капала в красную лужицу на мраморном полу. – Ладно, – Кристина продолжала часто глубоко дышать. – Ладно, – быстро зашептала, закрыв глаза, – ладно-ладно-ладно-ладно, – открыла глаза и произнесла заклинание: – Вулнера санентур, – то же самое, что и с Денисом: рана затянулась, но тут же открылась вновь. Кристина подняла глаза. Посмотрела на стены, столы, стулья, забытые книги, окна, пол, словно где-то там должен быть спрятан ответ. Из запястий на пол капала кровь. – Что блять происходит? – Не знаю, – ответил Денис. Внешне он оставался совершенно спокойным, только на шее и лбу проступили вены. – Но надо что-то делать. И быстро, иначе мы покойники. – Чего? – Кристина говорила громко, голос то и дело срывался, переходил на крик. – Это твоя шутка очередная? Нихрена не смешно, Юрмович, блять, выпусти меня отсюда. – Я тут ни причём. – Ну да. У меня просто так вены вскрылись, кровь лишняя застоялась. – Ты не заметила, но у меня тоже, – он поднял руки, чтобы Кристина заметила кровоточащие предплечья. – Мы в одной лодке, Вермут. Кончай истерить, надо найти выход. Кристина стояла на месте несколько секунд, а потом оттолкнула Дениса, подскочила к двери и начала дёргать ручку на себя. – Выпусти…меня…придурок… – после каждого слова она пыталась открыть дверь, но бесполезно. – Алохомора, – ничего не произошло. Кристина резко, словно дикая кошка, почуявшая добычу, повернулась к Денису. – Это ты, – ткнула в него пальцем и сделал шаг вперёд, – это всё из-за тебя. Вечно всё из-за тебя! Меня бесят твои постоянные выходки, они идиотские, ты идиотский, я ненавижу, что мне пришлось просить тебя помочь с обрядом, что ты потом, именно ты, увидел меня в лесу, а теперь мне сидеть здесь с тобой, у меня вены вскрылись! Из-за тебя! В конце она сорвалась на крик. Настоящий, истерический, со слюнями и слезами. Денис стоял не двигаясь, словно статуя, ждал, когда она закончит. – А сейчас я здесь с тобой! Из всех нормальных людей – именно с тобой! Сдохну рядом с тобой, ты представляешь, блять? Не с кем-то нормальным. С тобой! – замолчала, тяжело дыша. – Закончила? – спросил Денис. Голос был ледяной, Кристину словно в зимнее озеро выкинули. – Тебе вообще плевать на всё? Серьёзно? – Нет, Вермут. Мне не плевать, – он говорил с ней медленно, как с ребёнком. – Но мы точно не выберемся отсюда, если будем поливать друг друга говном. Так что выори всё, что хочешь выорать, и начни думать головой. Пожалуйста. Кристина шумно выдохнула. Сжала челюсти, напрягла шею, так сильно, что аж голова мелко затряслась. Сжала кулаки. Не разжимая челюстей, заговорила: – Я тебя ненавижу. Терпеть не могу. Ненавижу, ты слышишь? И если мы выживем и выберемся отсюда, я тебя убью! – Договорились. – Меня бесит твоё спокойствие! – Я не спокоен. – Ну да, – Кристина усмехнулась. – Ты видел вообще себя? Ты как будто каждый день в такое попадаешь. – Крис, я не спокоен. Кристина только хмыкнула, мол, ага, как скажешь. Денис, повинуясь секундному порыву, взял её ладонь – влажную из-за крови, – и положил себе на грудь. – Слышишь? Теперь – услышала. Его сердце стучало так же часто, как и её собственное. Денису ​было страшно. Просто он контролировал свои эмоции куда лучше. – Ладно, да, – Кристина убрала ладонь с его груди. Сердце продолжало быстро стучать, но теперь, казалось, не столько из-за страха, сколько из-за чего-то другого. Кристина шумно выдохнула, произнесла: – Ладно. Я спокойна. Пока что. – Это хорошо, потому что у нас осталось несколько минут. – Почему? – Потому что потом мы дружно сдохнем от потери крови. Кристина замерла, широко раскрыв глаза. Поджала губы. Дрожащим голосом ответила: – Ты мастер успокаивать. Денис усмехнулся: – Знаю. Кристина покачала головой и – что-то совсем невероятное – тоже усмехнулась. – Заебись, ты снова улыбаешься. Значит, думать можешь, – сказал Денис. – Я, конечно, сам бы справился, но лишние мозги лишними не будут. Кристина закатила глаза. Денис продолжил, не обращая на это внимания: – Это точно заклинание. Что-то вроде ловушки. Сначала заперлась дверь, потом порезы. – Оно связано… – Да. Вот только в чём смысл? – Перебить всех на горе? – Возможно, но зачем, – Денис прислонился плечом к стене. Силы выходили из тела вместе с кровью. – Чтобы все сдохли, – буркнула Кристина. – Что значит ​​«зачем»? Зачем всех убивать? – Да. Шевели мозгами. Очень редко люди убивают только ради убийства. За этим желанием всегда стоит какой-то мотив. – Типо как убить, потому что бесят подростки? – Уже лучше. – И просто чтобы ты знал, почти все маньяки убивают только ради убийства. Даммер вообще кишками дрочил. Денис устало прикрыл глаза, усмехнулся. – Ты всё ещё слушаешь свои трукраймы? Это сколько, года два уже? Кристина склонила голову набок и протянула удивлённое: ​​«Ага-а-а». – Тогда думай, почему кто-то мог бы заставить как минимум двух школьников неконтролируемо истекать кровью? Кристина села на стол, сложила руки на коленях – кровь стекала на чёрные джинсы, – и закусила внутреннюю поверхность щеки – думала. – Идей – ноль, – наконец сказала. – У меня тоже, – ответил Денис. Его лицо становилось похоже на восковую маску, губы почти потеряли цвет. Кристина, наверно, выглядела сейчас точно так же. – И что, просто сдохнем тут? – Не хотелось бы, но… – Но, видимо, сдохнем, – Кристина с шумным выдохом через рот легла спиной на стол. – Я сдохну в комнате с Юрмовичем, – грустно улыбнулась. – Пиздец. – Радуйся, что не с Почкиным. Кристина ответила с притворным энтузиазмом: – О да-а, как я рада, что ты не Почкин. Ура-а-а. – Тц, сучка. – Сам такой. – У меня нет пизды. – Ну почему ты всегда такой противный, Денис. С тобой даже перед смертью нормально не поговоришь. Денис промолчал. Кристина через несколько секунд спросила: – Мы не можем тут подохнуть. Не. Можем. – Можем, – безапелляционно ответил Денис. – Раны не затягиваются. Дверь не открывается. Стену не взорвать, на них везде укрепление, национальное блять достояние. В окно не выпрыгнуть, потому что окон нет. – Может, снаружи кто-то сможет открыть? Денис достал из кармана телефон, секунду смотрел на горящий экран, а потом отбросил его на стол, как ненужную игрушку. – Связи нет. Кристина посмотрела на свой. – У меня тоже. Постучим в дверь? – Сможешь ударить достаточно громко? Кристина свесила руки по обе стороны столы. Едва слышно ответила: ​​«Не смогу даже дойти». Денис, сам не зная зачем, убрал магией лужу собственной крови под ногами и медленно съехал по стене на пол. Закрыл глаза. Так глупо. До одури. Сил не осталось даже просто стоять, он мог бы доползти до двери и попытаться постучать, пусть не громко, пусть – едва слышно, но хотя бы как-то, нельзя было терять надежду, никогда нельзя её терять, но какой во всём смысл, когда единственное, чего ему хотелось – сидеть вот так и не двигаться, никогда больше не двигаться. Какая же прекрасная картина представится взору того, кто откроет кабинет и увидит двух подростков со вскрытыми венами. Ромео, блять, и Джульетта, современная сказка вечной любви, вот только не было никакой любви, ничего не было, а то, что было, если оно вообще было, – непонятно что, что-то извращённое, потерянное и потерявшееся, до чего Денис никогда не мог дотянуться, чего он никогда не мог понять и осознать. – Есть последнее желание? – спросил, не открывая глаз. – Послать Вадима нахер, – неожиданно для самой себя ответила Кристина. – Ты уже это сделала. – Нет. Мы расстались. Но он продолжает пытаться со мной заговорить. И смотрит. Я же знаю этот его взгляд. Ответить не могу. Говорила ему всё честно, не вернусь я к тебе, не думай об этом даже. Он сначала на мои ​​«нет» не отреагировал, а потом попёрся трахать другую. Он прекрасно знает, что я не могу так, мне нужно…время. Денис почувствовал что-то странное и открыл глаза. – Нужно было. Возможно, стоило с ним переспать, сейчас бы хотя бы знала каково это…и после этого он пытается что-то там вернуть, как будто извинения должны что-то исправить, но я ведь не доверяю ему больше, как я могу быть с человеком, которому не доверяю?... – Вермут, – Денис позвал тихо, Кристина и не услышала ничего. – …доверие же нельзя вернуть обычным извинением, что мне сейчас с этим ​​«извини» делать? Память себе стереть и делать вид, что ничего не было? Я так не могу и не хочу, а он продолжает постоянно бегать, разговаривать, нет, мне, конечно, нравится с ним общаться, но только как с другом, если бы не эти его взгляды и надежды, всё даже было бы норма… – Вермут! – Денис позвал громче. Кристина услышала и замолчала. – Что? – Кровь остановилась. – Чего? – Кровь. На руки посмотри. Кристина, всё ещё лежа на парте, поднял руки над грудью. Предплечья были словно в перчатки укутаны. Перчатки из уже затвердевающей крови. Кристина медленно села. Посмотрела на Дениса. – У тебя тоже? – Да. – Время вышло? Денис схватился одной рукой за стол, другой – за стену и медленно встал. – Возможно. Надо дверь проверить, – подошёл к двери. Дёрнул ручку. Ничего. – Почему тогда раны затянулись? – Хороший вопрос. Денис, чуть не поскользнувшись на крови – его, её, не разобрать, да и какая разница, – сел на стул рядом со столом, на котором сидела Кристина. – Мы не сдохнем? – Жаль, – Денис вздохнул. – Я уже настроился. Кристина ткнула его ладонью в плечо и улыбнулась. Тихо рассмеялась. Денис несколько секунд сидел с каменным лицом, а потом тоже засмеялся. Они сидели так около минуты. – Тут прям ванна такая получилась, – сквозь смех выдавила из себя Кристина. – Представь, вошёл бы сюда кто-то, а тут мы, – она издала губами неприличный звук и рассмеялась ещё сильнее, но продолжила говорить: – Лежим блять. Со вскрытыми венами. Рядышком. – Романтика. Кристина смеялась. Смеялась. Смеялась и смеялась. До тех пор, пока взгляд случайно не упал на предплечья. Смех ещё продолжал вырываться из неё отрывистыми волнами, когда она схватила Дениса за плечо. – Ты тоже это видишь? Денис посмотрел на её руки. На свои. Порезы открылись. Кровь снова вытекала из них медленными струйками. – Блять. – Блять. – Блять. – Блять. И что делать? – Всё-таки подохнем. – Не смешно, Денис! – А я и не смеюсь уже. Почему она остановилась в прошлый раз? – Откуда я знаю?! – Вспоминай, блять, Вермут, что было?! Иначе мы всё-таки тут подохнем! – Я…я…я… – Кристина зажмурилась и до крови закусила нижнюю губу, пытаясь не заплакать и вспомнить хоть что-то. – Я говорила про Вадима. Что терпеть не могу, что он всё ещё на что-то надеется, а у меня не хватает смелости эту его надежду послать. Что я знаю, что единственное, что могу сделать, это окончательно перестать с ним общаться, но не могу. У меня нет к нему чувств, но возможно ещё что-то есть, я сама не могу понять. Кристина замолчала. Денис всё ещё сидел рядом, она чувствовала бедром его плечо, но молчал. Открыла глаза. Денис внимательно смотрел на неё. Кровь снова остановилась. – Что? – Я всё понял, – он широко улыбнулся. К тому моменту, когда запертые в гостиной Ярила подростки поняли что к чему, от потери крови успело погибнуть три человека. Вадим кое-как всех успокоил, усадил в кружок, подальше от мёртвых тел друзей, и сказал, что теперь они по очереди будут что-то рассказывать. – Что блять тебе рассказать? Сказку про белого бычка? – зло прошипела Диана. Под глазами у неё чернели пятна растёкшейся туши, рукава белой блузки вымокли в крови. – Нет. Вы должны говорить что-то очень важное и сокровенное. И только правду, – спокойно ответил Вадим. – Может, нам ещё раздеться? – не к месту спросила какая-то восьмиклассница. – Это ни к чему, – невозмутимо продолжил Вадим. – Нужно просто говорить правду. Только тогда кровь останавливается. Для справедливости будем говорить по очереди. Я начну, – он на мгновение задумался, обвёл взглядом осунувшиеся лица одноклассников и, наконец, заговорил: – В детстве я случайно убил собственного дедушку… На Медном бульваре, в магазинах, барах, кинотеатрах, спустя десять минут люди начали обессиленно падать на пол. Они не знали друг друга, не успевали вовремя найти решение и поэтому погибали. В каждом запертом помещении оставался один выживший: ему уже некому было рассказать что-то, поэтому и соврать он не мог, а значит – мог жить. По улицам потекли реки крови. – Что с тобой? Скажи мне, что с тобой? – женщина встряхивала своего семилетнего сына и безумными глазами смотреть на его кровоточащие предплечья. На её собственных руках зияли два глубоких пореза, длинная юбка начала пропитываться кровью, но женщина этого, казалось, не замечала: всё, о чём она могла сейчас думать, что могла сейчас видеть, – широко раскрытые удивлённые глаза сына. – Мама, почему у меня кровь? – И как ты это понял? – Кристина ходила вдоль стены то в одну, то в другую сторону, обхватив себя руками. Раны затянулись, но, если Денис прав, совсем скоро они снова откроются. – Ты кому-нибудь до этого говорила это? Про Вадима? – спросил Денис. – Нет. – И ты говорила честно? – Да. – Во второй раз тоже? – Д-да. – Значит, нам осталось только попробовать ещё раз, чтобы убедиться. Если раны снова затянутся, я прав. Кристина нервно кусала нижнюю губу и ходила, ходила, ходила, ходила, силы возвращались удивительно быстро, вот только совсем скоро всё повторится, раны откроются, закапает кровь, она не сможет даже сидеть без опоры. Повторится – если только Денис не окажется прав и им не придётся рассказывать друг другу правду о себе. Кристина поёжилась. Быть откровенной с кем-то – без проблем. С кем угодно, но только не с Юрмовичем. Он исковеркает любую её фразу, запомнит любую уязвимость, чтобы потом использовать против неё. Будет до конца учёбы припоминать ей то, ​​что ​​«случилось, когда мы чуть не умерли». Она и так уже слишком много ему рассказала, наплела что-то про Вадима, вот только тогда язык развязался, потому что она думала, что скоро умрёт, а так получалось, что…они умрут. Либо – умрут, либо – узнают друг о друге слишком много. И ладно ещё Кристина узнает что-то о Денисе, в конце концов, вряд ли у него было много секретов, максимум – где, с кем и когда трахается да это его ясновидение, но про последнее она уже и так всё знала, а про первое не хотела знать вообще ничего. Это всё было неправильно, она не могла, не могла, не могла оказаться в такой ситуации именно с Юрмовичем, это же какая-то отвратительная шутка Вселенной! – А вот и оно. Кристина вздрогнула от неожиданности. Денис улыбался и смотрел на свои предплечья. Как они и предполагали, раны снова открылись. – Моя очередь, получается, – продолжил Денис. На секунду задумался, а потом сказал: –Я до усрачки боюсь пауков. Кристина закатила глаза и села на стул: – Неправда, ты в седьмом классе, когда мы практиковались на насекомых, ни разу не пожаловался. – А зачем мне жаловаться перед всем классом? Ой, помогите, я боюсь пауков, можно мне работать на бабочках? Ну нет, спасибо. Кристина моргнула. – Ладно. Допустим. Но всё равно не сработало, – она показала ему свои руки: раны не затянулись. – Напиздел, получается? – Не-ет, тут что-то другое, – Денис нахмурился. – Ладно, давай попробуем вот так. Я боюсь пауков, потому что в детстве как-то поехал с родителями в лес, мы поставили палатки, легли спать, а на утро я проснулся от того, что в палатке рядом со мной сидел новорождённый акромантул. Ещё секунда, и он сожрал бы мою ногу. После этого я несколько раз пытался перебороть свой страх, взять хотя бы уроки Багуевой, но так ничего и не получилось. И меня бесит, что я боюсь каких-то пауков, но перестать их бояться не могу, хотя и очень хотел бы. Постоянно кажется, что даже самый крошечный может меня сожрать. Денис говорил, не отрывая взгляда от собственных предплечий, а потому не видел, как на него смотрела Кристина. А Кристина смотрела на него широко раскрытыми удивлёнными глазами, с улыбкой на губах. Она никак не могла сложить у себя в голове образ Юрмовича со страхом пауков. Не соединялось, никак. Денис, наконец-то, поднял голову. Их взгляды встретились. – Ты похожа на новогоднюю ёлку? – Чего? – Светишься и щас лопнешь. Уже мечтаешь, как подложишь мне под подушку пушистого тарантула? Кристина пожала плечами: – Вполне возможно. Я бы посмотрела, как ты будешь пищать, – она не выдержала и рассмеялась. Денис закатил глаза. – Да-да, давай. И если вдруг ты не заметила, пока строила свои кровожадные планы, раны затянулись. Кристина опустила глаза на свои руки. – Сработало с опозданием? – Нет. Нужно не просто правду говорить, а раскрывать свои эмоции или вроде того. Короче, проклятию нужно, чтобы мы были эмоционально уязвимы друг перед другом. – Чего? – Чего ты боишься, Крис? Кристина вдруг почувствовала себя так, словно Денис пытался залезть ей под кожу. Нахмурилась. – Не знаю. Ничего. – Ага. Верю. Но я тут в одного пиздеть не буду. Хочешь жить – тоже придётся что-то рассказать. Кристина опустила взгляд в пол с кровавыми разводами. Денис ждал с полминуты, а потом заговорил, так тихо и спокойно, что Кристина даже удивилась – она не знала, что он так умеет. – Мы не будем использовать что-то, услышанное здесь, против друг друга. Ты можешь, конечно, если очень хочешь, подложить мне в кровать паука, я переживу. Всё, что ты мне расскажешь, я сохраню в тайне. Не буду напоминать, подъёбывать, шутить – ничего. Ты можешь мне не верить, но выбора нет, мы оба можем умереть. – Хочешь, чтобы я так просто всю жизнь свою тебе рассказала? – таким же шёпотом ответила Кристина. – Честно? Нет. Это не самые подходящие условия для подобного, но… – …но иначе мы подохнем здесь, – закончила она за него. Денис только кивнул. – Что происходит? – Кропоткина Ксения Александровна вскочила с кровати, как была, в одних маленьких кружевных трусиках, и уставилась на собственные руки. На предплечьях открылись длинные глубокие раны. Толстое одеяло наполовину упало на пушистый ковёр. Анна Мороз открыла глаза, сонно моргнула. Секунд пять смотрела на расползающиеся по простыне красные пятна. – У тебя месячные начались? – спросила. – Чего? – переспросила Ксюша. Голос у неё сорвался. – Какие блять месячные? Что происходит? Анна Мороз ещё раз моргнула. Посмотрела, наконец, на руки Ксюши, потом – на свои. Произнесла только короткое: ​​«Блять». – Ты знаешь, что это? Я пыталась залечить, но заклинание не срабатывает, почему оно не… Анна не стала её слушать. Она догадывалась, что подобное могло произойти. Весь пазл собрать пока так и не смогла, но постепенно к этому подбиралась. Тогда, в девяносто шестом, она убила Машу, точно – убила, осечки произойти не могло, слишком ответственный был момент. Но – какая неожиданность – наступил 2020, и вот она, Мария Гиншина, заявляется на Медную гору, вполне себе живая, отключает ловушки, убивает людей. А сейчас у Ксюши и у Анны – тоже, сами по себе – бывает же такое! – вскрылись вены. Возможно, Анна всё надумала и сейчас Маша была ни в чём не виновата, но верилось в это с трудом. В любом случае, если раны не затягивались, значит они, скорее всего, были вызваны заклинанием. Или проклятием. Каким – это уже другой вопрос, ответ на который им предстояло выяснить как можно скорее. Анне Мороз не одна сотня лет, но даже она может умереть через несколько минут от потери крови. – Я не знаю, чего я боюсь. То есть знаю, змей, там, и глубины, но у меня нет какой-то истории, из-за чего страх родился, – Кристина подтянула к себе одну ногу и положила подбородок на острую коленку. – В детстве у меня был пёс Ватрушка. – Булка. – Круассан, – парировала Кристина. – Я его очень любила. Никогда так не любила ни одно животное. Хотя у меня и не было никого больше. Сейчас Ватрушка живёт у бабушки в деревне, он уже очень старый, а там как раз – природа, свобода. Иногда он даже бегает по полю, но сейчас уже почти никогда не встаёт со своей лежанки. Я боюсь, что он может умереть. – Он умрёт, – зачем-то вставил Денис. – Да ладно, блять! А то я не знала! – Я это к тому, что вместо успокоений тебе лучше начинать к этому готовиться. – Я не хочу готовиться к такому. Он был рядом со мной всегда, родители подобрали его с улицы за пару месяцев до моего рождения. Он по сути член семьи, он не может умереть. – Но он умрёт. Сколько бы ты этого ни отрицала. – Ты отвратителен. – У меня был кот. Мне года три было, когда родители его завели. Он тоже всегда был рядом со мной, я его иногда даже на прогулки водил, шлейку надевал, собачью, и шёл гулять. В десять лет на летних каникулах у меня случился неконтролируемый выброс магии. Больше кота у меня не было. Намного проще жить, когда помнишь, что все вокруг смертны, всё когда-то закончится. И твой пёс, и твои родители, и ты сама. Кристина промолчала. Она всё ещё злилась, хотелось сказать что-то вроде: ​​«Это просто кот, а ты ведёшь себя как главный страдалец мира», – но она молчала. Понимала, что такая фраза была бы несправедливой. Обидной. Денис мог говорить что-то обидное или неуместное, как сейчас, например, про смерть Ватрушки, и Кристине часто хотелось ответить ему тем же или ещё лучше – просто пальнуть в него каким-нибудь заклинанием потемнее, но она не могла. Как бы сильно ни хотела – не могла. В конце концов, Денис говорил все эти мерзости не со зла, он просто был таким, другим. Кристине это не нравилась, она этого не принимала и не понимала, но сделать всё равно ничего не могла. Обидно до дрожи. – А нам надо только грустное рассказывать? – спросила негромко. – Не знаю. Возможно, любые эмоции подойдут. Хочешь рискнуть? – Да, иначе мы тут подохнем. – От потери крови? – От страданий. – Одно и то же. – Я никогда в жизни не была в аквапарке. – Серьёзно? – Да. Денис пожал плечами: – Я тоже. – И чё тогда ты так удивился? – Ты не похожа на человека, который никогда не был в аквапарке. – Что это вообще должно значить? – Что хочешь, то и должно. Кристина закатила глаза и продолжила: – В третьем классе Василиса, помню, после летних каникул рассказывала всем, как целую неделю каждый день ходила в какой-то аквапарк и перекаталась на всех горках по пятьдесят раз. Я та-а-ак завидовала. В какой-то момент устала слушать её рассказы и подложила ей под подушку змею. Денис поднял брови. Несколько секунд молчал, а потом спросил: – Откуда ты взяла на горе змею? – В лесу поймала во время экскурсии. – Пиздец. – Да. – Раны раскрылись. – Всё-таки нужны страдания? – Не, попробуй объяснить, почему завидовала. Или как именно. Короче, добавь эмоций. Кристина глубоко вздохнула, упёрлась руками в стол за спиной и откинула голову. Кровь тонкими струйками стекала на парту. – Не знаю. Я завидовала просто потому, что тоже очень хотела в аквапарк. Вода, горки. И снова вода. Я тогда обожала воду, сейчас уже не так. Всё лето уговаривала родителей съездить куда-нибудь к воде, но у них была работа, они не могли. Папа, точнее, не мог. Мама тоже, но она иногда играла со мной на заднем дворе, мы обливались водой из шланга и пугали соседей. Папа много работал, наверно, у них уже тогда что-то начало ломаться. Я замечала, что что-то не так, но не придавала значения. В девять лет… мне девять тогда было? Не важно. Не до подобных мыслей, короче. – Остановилась. – Значит, можно не только страдания. – Сейчас оно типо было позитивненьким? Кристина на секунду задумалась: – Ну да. Не было. Видимо, мы всё-таки подохнем от страданий. – Выпить бы. – Крови попей, весь пол залит. – Тут сто-олько обрядов сделать можно. – На крови? – Да. Сильнейший проводник. Можно было бы организовать астральную слежку за кем-то. – Зачем? – Ради эксперимента. За Багуевой. Никогда не думала, как она живёт с тремя руками? – Н-нет. Я не очень люблю думать о том, что у преподавателей есть личная жизнь. Да и следить, вдруг увидишь что-то ненужное. – Например? Как Багуева душем дрочит? – Денис широко улыбнулся. – Опять это твоё… – Оно самое. Все дрочат, Крис. Смирись. – Я не про это. Ты всегда и везде это вставляешь, это отвратительно. – Это жизнь. – Ты мерзкий, – просто заключила Кристина. – Ты уже это говорила. – Оно всё ещё правда. А ещё сейчас опять кровь польётся. Твоя очередь. – Как скажешь. Пару лет назад я увидел во сне смерть собственной бабки. Кристина замолкла. На секунду, кажется, даже дышать перестала. А потом спросила: – Чего? – Лёг спать, а во сне увидел, как она спускается в подвал за какой-то банкой, варенья или чего-то вроде того, и падает. Инфаркт. А она в ту ночь на самом деле умерла, а я ничего не сделал. – Ты же не виноват… – Знаю. Я думал, что это просто сон, ночной кошмар, с каждым бывает. Вот только я уже тогда догадывался, что у меня есть что-то вроде способностей. У Кристины по спине почему-то побежали мурашки, дыхание перехватило. Кое-как она смогла всё же спросить: – Типо будущее видишь? – Нет. Скорее настоящее. Да и то очень редко, мне надо очень сильно концентрироваться для этого, само по себе оно не происходит, было бы слишком удобно. И я знаю, что не мог бы ничего сделать, скорее всего, всё происходило в тот самый момент, когда я видел сон. Все мы конечны и все умрём. Твоя очередь. Кристина задумалась. – В голову сейчас лезет только то время, когда родители разводились, но… Она тяжело вздохнула и положила на торчащую в потолок коленку лоб. Денис молчал. Раны пока не открылись, но ещё чуть-чуть, и кровь снова закапает на пол. Что удивительно, ему было на это плевать. Если Вермут собиралась заговорить о разводе родителей, ей нужно было время собраться с мыслями. Не самая это простая тема. Не в самых лучших условиях она решила ему это рассказать. Но прямо сейчас Денис был готов дать ей всё время, чтобы приготовиться. Он был готов ждать столько, сколько потребуется. … Ну, не прям столько, сколько потребуется, конечно, если Вермут будет думать минут десять, они успеют тут помереть. Две-три минуты он готов был подождать. Не дольше. У них этого ​​«дольше» сейчас просто-напросто не было. – Я была на них так зла, – тихо заговорила Кристина. – Постоянно. Мне тогда только начал нравиться Вадим, я и так ничего не понимала, приехала на летние каникулы домой, думала, ура, есть время подумать и всё проанализировать, в спокойствии и тишине, без лишних дел, а родители чуть ли не с порога заявляют: ​​«Доча, мы с папой поняли, что нам лучше жить отдельно, мы больше не подходим друг другу, мы разводимся». Я была очень зла. Думала, как было бы хорошо сбежать из дома, чтобы они волновались, искали меня. Вместе. Общие проблемы ведь объединяют и сближают. Через пару недель на самом деле собрала рюкзак и уже собиралась выйти тихо из комнаты, когда услышала их разговор. Они так мило говорили, прям как раньше. Я подумала, почему они разговаривают? Ведь разводятся же, как можно вот так спокойно что-то обсуждать, когда знаешь, что с этим человеком тебя уже почти ничего не связывает. Я – не связываю. Видимо, меня было недостаточно, чтобы они продолжили любить друг друга. Кристина шмыгнула носом. Денис нахмурился: он понимал, что кто-то другой на его месте сейчас бы что-то сказал. Вадим бы что-то сказал. Положил бы руку на спину или плечо, сказал бы что-то поддерживающее вроде ​​«ты же понимаешь, что в этом нет твоей вины» и в глаза бы заглянул. Денис продолжал сидеть и молчать, потому что он не был Вадимом и никогда им стать не мог. Потому что он не понимал, зачем что-то говорить, слова сейчас были бессмысленны, они не могли никак помочь. Поэтому Денис просто сидел и молчал. – Короче, вместо радостного лета у меня тогда случилась мини депрессия, родители отправили меня к бабушке в Сочи, и я всё лето пролежала под кондиционером, потому что на улице было плюс сорок, – Кристина подняла голову, посмотрела на Дениса и широко улыбнулась: – Твоя очередь. – И за всё время в Сочи ты ни разу не была в аквапарке? – Там было плюс сорок, я умирала от жары. – А сейчас – от потери крови. – Жизнь несправедлива. – Это точно. – Давай, твоя история, – Кристина снова шмыгнула носом. Денис молчал несколько секунд. Чувствовал необходимость отплатить похожей историей, если не по содержанию, то хотя бы по эмоциям, а то, что он собирался рассказать – если на самом деле собирался, ведь собирался же? – требовало секундной передышки. – Два года назад в баре на Медном меня облапал какой-то дед. Кристина медленно повернула голову и посмотрела на него. – Чего? – Дед. В баре на Медном. Меня облапал, – раздельно повторил Денис. – Я поняла. Я имею в виду, это плохая шутка. – Согласен. Кристина моргнула. Внимательно смотрела ему в глаза несколько секунд, потом спросила: – Ты не шутишь? – Сама сказала, это плохая шутка. Денис продолжал внимательно на неё смотреть, словно старался предугадать, как она себя поведёт. Кристина только закрыла рот ладонью, потом ущипнула себя за нижнюю губу, нахмурилась. – Ты…кому-то говорил об этом? Полиции? – Мне было шестнадцать, Крис. И я был в баре, потому что показал поддельный паспорт. Меня бы самого скрутили. Я потом просто наслал на него маленькое проклятие, чтобы он больше никогда ни к кому не смог прикоснуться. – Что ты сделал? Денис шумно выдохнул: – Через неделю случайно увидел его на школьных этажах, – нахмурился, – видимо, он был членом какой-то школьной проверки. Ну я тоже кое-что проверил. Одно заклинание, которое вычитал где-то. Про атрофирование конечностей, – ухмыльнулся. – Не-е-ет, – произнесла Кристина на выдохе, – я помню это. Все же говорили об этом! У мужчины отвалились ладони, как будто сами по себе. – Ага. – Они так и не нашли, кто это сделал. – Ага. – Это был ты? – Накатаешь заяву? – Скажу, что надо было ему и член атрофировать. – Я тебе заклинание покажу, сама справишься. – Это же пиздец. Я… – Кристина покачала головой, – …я вообще не знаю, что сказать. Никогда бы не подумала, что ты… – она резко замолчала. Денис переспросил: – Я – что? – и наклонил голову набок, наблюдая за ней, как за очень любопытной зверушкой. – Я хотела сказать, что никогда бы не подумала, что с тобой могло случиться что-то такое. В смысле, по тебе же вообще…не скажешь. Ты постоянно спишь со всеми и вообще… – А мне надо ходить по горе и рассказывать каждому встречному, какой я бедный-несчастный? – Денис усмехнулся, но как-то странно, так что Кристину как будто иголками в тело ткнули. – Брось, Вермут. Это не самое ужасное, что может с кем-то произойти. И, как видишь, я жив, цел и бодр. Не случилось ничего непоправимого. – Как ты можешь исправить что-то ​​такое? – Атрофировав ему руки? – Не смешно. – Я и не смеюсь. Ты рассказала про своих родителей. Я рассказал про деда. Мы квиты. – Тебе не обязательно было это делать. – Нет, но так было бы справедливо. Кристина поджала губы, посмотрела на стену, несколько раз покачав головой. Потом посмотрела на Дениса и спросила: – Что происходит? Денис поднял брови. – Мы заперты, рассказываем душещипательные истории, чтобы не подох… – Я не про это! – Кристина спрыгнула с парты и встала напротив Дениса. – Я не могу тебя понять. Я терпеть тебя не могу, ты мерзкий и отвратительный – всегда. Всегда! Говоришь какую-то отвратительную херню, что аж блевать тянет. А потом – весь такой из себя честный и помогающий, и весёлый, шутки шутишь. С тобой можно разговаривать, как с человеком. Сейчас. Я рассказала тебе про родителей, ты ведь всем это расскажешь, как только мы выйдем отсюда! Если не расскажешь, так будешь припоминать мне постоянно. Зачем тогда вот это про себя рассказываешь? – Я же сказал, что всё, что мы скажем, не выйдет за пределы этой комнаты. Кристина фыркнула: – Ага. Я должна тебе поверить? – Я тебе никогда не врал, Крис. – У тебя просто повода не было! – Да ладно? – Денис склонил голову на бок. – Я никому не рассказал, что ты связана с Морганой. – Потому что я не связана! – Связана, – безапелляционно заявил Денис. – Я никому не рассказал про ритуал. И про то, что ты по вечерам в лесу гуляешь. – Да пофиг, это всё равно другое! Я не верю тебе, понимаешь? Не. Ве. Рю. Сейчас я расслаблюсь, как уже делала несколько раз, мы разговариваем как нормальные люди, которым даже не противно находиться рядом друг с другом, а потом ты сморозишь очередную херню, я разозлюсь, и всё. Иллюзия спала! – Я сейчас даже херни не говорил, а ты всё равно разозлилась, – заметил Денис. – Да, потому что… – она вздохнула, провела ладонями по волосам, очистила пол взмахом руки и начала ходить из стороны в сторону. – Я понять не могу, почему ты согласился помочь мне с ритуалом. А потом ещё и наткнулась в лесу на тебя! Из всех возможных людей – на тебя. Ты везде, понимаешь? Ты постоянно. Везде. Ты всегда был везде, я терпеть это не могу, потому что с тобой невозможно нормально общаться. Ты всё выворачиваешь, припоминаешь, сводишь к каким-то совершенно отвратительным фразам. Я терпеть тебя не могу! – Ты уже это говорила, – спокойно ответил Денис. – Даже сейчас! – Кристина остановилась напротив него. Она почти кричала. – Ты спокоен. Совершенно. Ты хотя бы иногда злишься? Ты вообще способен испытывать какие-то эмоции или единственное, на что тебя хватает – это вести себя как долбоёб? То, что ты мне сейчас рассказал. Зачем ты это сделал? Ты ведь мог выбрать что угодно, какой угодно момент из жизни, но выбрал – именно этот. Чтобы я жалостью к тебе прониклась? Сочувствовать начала или что? Увидела, что бедному Денису тоже бывает плохо и легла под тебя? Нахера ты это сделал?! Денис вскочил на ноги так быстро, что опрокинул стул. Тот с грохотом упал на пол. Денис сделал шаг, сокращая расстояние между ними. Он был на полголовы выше. – Как только мы выйдем отсюда, – сказал тихо, смотря ей прямо в глаза, – я сотру тебе память. Чтобы ты ничего не помнила, раз тебе это доставляет такой дискомфорт. – Залезешь ко мне в голову, я узнаю и убью тебя, – прошипела Кристина. – Не узнаешь. Я сделаю всё аккуратно, не волнуйся. Лишнего ничего не трону, – Денис усмехнулся. Он её провоцировал, прекрасно это понимал, было слишком интересно, что она может сделать. Он никогда раньше не видел Кристину такой злой, она была раскрасневшаяся, с взлохмаченными волосами, до одури красивая. Дениса это чертовски заводило. – Я не шучу, Юрмович, – по стенам комнаты потекла сгущающаяся темнота. – Мраком в меня пальнёшь? – Да. – Ладно, – Денис усмехнулся. – Тогда всё равно, могу сделать это, – быстро прошептал и поцеловал её. Он никогда не мечтал поцеловать Вермут. Не лежал ночами в кровати, представляя, каково это – чувствовать её губы на своих. Хотел бы сделать это? Да. Но дальше простого желания оно никуда не заходило, потому что Денис знал – он будет себя контролировать, никогда не даст этой своей части заполонить разум. Кристина нравилась Вадиму, а значит для Дениса она была под запретом. Вот только все запреты, видимо, остались где-то далеко, слишком много переживаний он прожил за последние пару часов, сил на самоконтроль совсем не осталось. Губы у Кристины были прохладными и немного солёными от слёз и пота. Денис сначала просто прижался к ним, как третьеклассник, поцеловал верхнюю губу, провёл языком по нижней. Вермут ответила на поцелуй. Денису показалось, что пол вдруг исчез, а он сам воспарил в воздухе. Кристина прикусила его нижнюю губу, ему стало почти больно. Шумно выдохнул и подался вперёд, углубляя поцелуй. Что-то щёлкнуло. Кристина очнулась. Заклинание мрака, сгустившееся на стенах, собралось в единый поток и ударило Дениса в грудь. Не сильно, но достаточно, чтобы он отлетел на пару шагов и впечатался поясницей с стол. Денис взглядом проследил за тем, как Кристина выбегает из кабинета. Он почти не слышал её шагов. Зато слишком отчётливо слышал собственное сердцебиение. Слишком быстрое и громкое.