Я из страшной русской сказки…

3 октября с Медного бульвара специальный отряд, присланный из московского отдела Министерства магии, убрал более двух сотен обескровленных тел. Засохшая кровь была повсюду: на улицах, в торговых центрах, кафе, ресторанах, магазинах и барах. Через шесть часов после того, как проклятие само по себе снялось, с одиннадцатого этажа пятизвёздочного отеля ​​«12 ночей» выбросилась женщина. Её десятилетняя дочь умерла прямо у неё на руках. Женщина решила к ней присоединиться. На тротуаре осталась лишь лужа с кровью, раздробленными костями и сплющенными внутренностями. На школьных этажах погибших было в раз в десять меньше. Дмитрий Владиславович и Ксения Александровна могли гордиться своими подопечными: уроки по защите от проклятий не прошли напрасно, ученики действовали быстро и слаженно, почти сразу поняли, в чём дело. Поэтому и смогли выжить. Почти все. Тела погибших подростков накрывали специальными простынями, клали на носилки и выносили из общих гостиных, кабинетов и коридоров. Больше всего тел было обнаружено в библиотеке и спальне седьмого класса Дажбога. Из общежития Сварога не вынесли ни одного – индивидуальные спальни сыграли свою роль, все сварожичи выжили. Анна Мороз всё утро 3 октября ходила из угла в угол, заламывая руки и ероша волосы. Тело Ксении Александровны лежало в ванной: запястья вскрыты, но крови ни капли. Только на шее глубокий порез от уха до уха. Свет ламп отражался в белой мраморной раковине и чёрном блестящем кране. На площади Нижних этажей было пусто, только жёлтый свет освещал стены молчаливых зданий. За ними лежали трупы. Свет на площади моргнул. Анна резко остановилась. Несколько секунд смотрела в воздух перед собой, беззвучно перебирая губами неизвестные и никому неслышимые звуки, а потом взмахнула рукой – вызвала Патронус. – Лети в Москву к Вяземскому. Передай, что на гору совершенно нападение. Скорее всего, много погибших. Пусть высылает отряд зачистки. Секунду подумала и добавила: – И сам пусть приезжает тоже. Я не собираюсь всё сама разгребать. Большая птица вскинула голову, громко гаркнула и растаяла в воздухе. Анна мгновение поколебалась, потом резко развернулась – полы длинного шёлкового халата взметнулись в воздух. Ксюша лежала в ванной с открытыми глазами, уставившись куда-то в потолок. Из крана на её левую ступню капала вода из незакрытого до конца крана. Анна магией залечила рану на её шее. Остался тонкий, едва заметный шрам. И ещё один – у самого уха, когда Ксении было десять, её поцарапала бабушкина кошка. Кошка уже двадцать лет как мертва. Бабушка – десять. Сама Ксения – пять часов. Анна магией подняла тело и перенесла на ковёр в спальне. Взмахнула руками – ковёр пропитался багряной кровью. Анна выдохнула, приводя мысли в порядок и оглядела комнату в поисках улик, несоответствий, чего-то – чего угодно – странного, что могло натолкнуть министерских работников на мысль о том, что Ксюша умерла не от порезов на руках. В 15:24 3 октября Кристина проснулась и несколько секунд тупо пялилась в потолок, пытаясь понять, почему в груди так странно жмёт. Потом воспоминания волной прокатились по разуму, Кристина захотела снова уснуть, но тут же вспомнила, что так и не встретила ни Эмили, ни Нику, резко села, боясь, что с подругами могло что-то случиться. Обе кровати были пусты, одеяла комами лежали у подушек. Кристина сидела и, кажется, даже не дышала, прислушивалась, пыталась уловить хотя бы один звук, смешок, крик, слово, хоть что-то, что говорило бы о том, что в школе всё в порядке, все живы, а вскрытые вены – лишь её ночной кошмар. Было тихо. Дверь в комнату открылась. Кристина вздрогнула. Кроме хлопка закрывающейся двери – ни звука. Всё такая же идеальная, слишком идеальная, тишина. В их общежитии никогда не было настолько тихо. – Ты проснулась, – произнесла Эмили. Она зашла в спальню с полотенцем на голове. Кристина выдохнула. Возможно, всё-таки был шанс, что ей всё только приснилось. Эмили, наверно, прочитала что-то по её глазам, потому что тут же сказала: – Тебе не приснилось. Вчера вся гора запечаталсь и у всех вскрылись вены. Кристина моргнула. Всё было по-настоящему. Лужи крови, костлявые пальцы смерти, обхватывающие лёгкие, тот кабинет и…Юрмович. Кристина перевела взгляд на свои ладони, чуть подрагивающие, подняла глаза на Эмили. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, а потом одновременно подхватились со своих мест и встретились примерно на середине комнаты в крепком объятии. От Эмили пахло апельсиновым гелем для душа и кремом для рук. – Слава Мерлину, с тобой всё хорошо, – прошептала Эмили. – Мы вчера когда пришли, ты уже спала. Решили не будить. Кристина разорвала объятия и заглянула Эмили в глаза. – С Никой всё хорошо? – Да, всё в порядке. Мы были у Ярила, когда всё случилось. Если бы не Вадим, я… Кристина схватила её за предплечья: – С нашими всё хорошо? – Я знаю только про яриловичей, кто с нами был. Все в порядке, – Эмили опустила глаза, – только Василиса, Алиса и…Толя… – под конец она уже шептала. – Они… Эмили покачала головой. Несколько секунд молчали. В тишине, слишком тихой, звенящей, кричащей, идеальной тишине, такой непривычной, что давила на грудь, голову, руки, давила на всё тело, сковывая, не давая нормально дышать и постоянно напоминая, напоминая, напоминая о том, что произошло, на гору напали, студенты погибли, преподаватели, гости, люди, люди погибли, обычные, такие же, как и они с Эмили, вчера они были, смеялись, злились, а сегодня – ничего, только холодные отвердевшие тела и ничего больше, ни-че-го. Эмили вздохнула, как будто пыталась скинуть с себя всё произошедшее. – Ты сама как? Как только всё закончилось, мы так испугались, вдруг ты не успела ничего сделать. Лида сказала, что с ней вчера всё было нормально, её просто закрыло в комнате. Кристина нахмурилась: – У неё не шла кровь? – Нет. Она была одна, наверно, поэтому на неё не подействовало. Кристина нахмурилась. Вспомнились слова Дениса: – Проклятие хочет, чтобы мы были эмоционально уязвимы друг перед другом. – Ей некому было рассказывать, – задумчиво прошептала. – Наверно, – согласилась Эмили. – Это так…ужасно. И страшно. То есть зачем вообще кому-то делать что-то подобное, заставлять нас просто разговаривать? – Не просто, – Кристина покачала головой, – нам нужно было быть эмоционально уязвимыми. Рассказывать свои эмоции, не просто историями делиться. – Да, Вадим это говорил. Но я имею в виду, кому может такое понадобиться? То есть – в чём смысл? Кристина устало выдохнула: – Не знаю. – Так что, ты как? – повторила вопрос Эмили. – Нормально. Вроде. Если вообще можно сейчас быть ​​«нормально». – Ты с кем-то была? – С Юрмовичем. Эмили поджала губы и выразительно на неё посмотрела. – Он ничего не… – Нет, – Кристина покачала головой. – На удивление всё прошло нормально… ...губы. горячие, влажные… – …если бы не он, я бы, наверно, не догадалась, что делать. – Вы вдвоём оказались? – Да. – Тогда с тобой всё было бы нормально. Если бы его не было. – Д-да, я имею в виду, если бы был кто-то другой, – Кристина вздохнула. – Короче, он типо мне жизнь спас. Видимо. – Будем надеяться, что он этим не воспользуется, – тихо сказала Эмили. Кристина повела бровями: – Да-а. Но он вроде как пообещал не напоминать и не шутить, так что… – Надеюсь, он умеет держать обещания. – Я тоже. Несколько секунд молчали. В тишине. Опять – в тишине. Да почему никто не мог что-то сказать, крикнуть, рассмеяться, хотя бы просто что-то уронить, зачем нужно было молчать, тишина нагнетала, стискивала, невозможно, невозможно, невозможно. – Ника в душе, – Эмили отошла к своей кровати, взяла одеяло за края и встряхнула, заправляя кровать. Кристину на мгновение обдало потоком воздуха, пахнущим порошком и гелем для стирки. – Погибших много? – тихо спросила Кристина. Эмили замерла, не донеся рук до полотенца на голове. Потом медленно сняла его с волос. Ответила: – Точно не знаю. Но говорят, что да. Человек двадцать на школьных. А ещё есть Медный и Нижние. – Учителя пока ничего не говорили? – Нет. Внизу сидит Олечка, выглядит она так себе, даром что комендантша и вроде как взрослая. На вопросы не отвечает. Какого-то восьмиклассника матом послала. – Её можно понять. Наверно. Эмили вздохнула: – Наверно, – пару секунд помолчала, а потом спросила: – Расскажешь, что тебе рассказал Юрмович? – У него в детстве был кот, – просто ответила Эмили. – Ладно, раскрывать грязные подробности, которые узнала на волоске от смерти, это грязно. Зря спросила. – Да не, всё норм. В любой другой ситуации я была бы только рада таким поделиться, сама знаешь. – Ага. С полминуты молчали. Кристина снова вспомнила чужие губы на своих собственных. Влажный язык. Руки на талии и горячее дыхание. В груди появилось тепло, постепенно начало опускаться куда-то ниже. Кристина дёрнула головой, взяла полотенце, сказала Эмили, что пошла в душ, и вышла из комнаты. Весь день Анна Мороз и Дмитрий Воронцов провели в конференц зале, отвечая на многочисленные вопросы журналистов и вышепоставленных шишек, которые пытались узнать, что же такого случилось, что защиту Медной горы прорвали второй раз за последние два месяца. На вопросы журналистов и Анна, и Дмитрий отвечали сухо: ​​«Это конфедициальная информация, мы не можем её оглашать, но заверяем, сейчас вам ничего не угрожает, все ученики Колдовстворца в полной безопасности как и посетители Медной горы». Ответы на вопросы главы отдела безопасности, прилетевшего из самой Москвы, были более содержательными и правдивыми: – Я в душе не ебу, что это было, – в третий раз повторил Воронцов. – Проклятие? Очевидно. Какое? Зачем? Кто сотворил? Спроси что попроще. Михаил Вяземский сидел во главе длинного стола, уперев локти в стол и скрестив пальцы в замок, и смотрел то на Воронцова, то на Мороз. – Ты сам меня уверял, что ловушки исправны… – И они исправны. Я проверил. Все работают. Они и не выключались. Это не лесная тварь, это колдун. – То есть ты хочешь сказать, что у нас появился злобный маг, который решил перерезать всех на горе? – переспросил Михаил. – Мы же не в Хогвартсе. – Он не хотел перерезать всех, – Анна сделала акцент на последнем слове. Она стояла у панорамного окна, заложив руки на спину и внимательно разглядывая площадь, на которой столпились журналисты с микрофонами и вспышками фотокамер. – Ты сам сказал, что на Медном бульваре в каждой комнате был хотя бы один выживший, так? – Анна через плечо посмотрела на Вяземского. Тот подтвердил: – Так. – Значит, целью было не истребление. – Уменьшение, блять, популяции? – Михаил всплеснул руками и откинулся на спинку стула. – За безопасность горы отвечаете вы двое. Мне насрать, что или кто это было. Мы должны их найти и отправить гнить в Сибирь как можно скорее. Людям нужен тот, на кого можно повесить ответственность. У вас такой есть? – он посмотрел сначала на Дмитрия, потом на Анну. – А нужен. И чем быстрее, тем лучше. Воронцов глубоко вздохнул и наклонился через стол к Вяземскому: – Ты же сам понимаешь, что у нас ни улик, ни зацепок, вообще ничего. Как мы тебе ответственного найдём? – Вы волшебники, Дима. Сделайте пару ритуальчиков, подключите учеников, пообещайте им дополнительные баллы при поступлении в универы. Вы сами это всё знаете. Хоть в астрал выходите и с духами разговаривайте, но нам нужен… – Он сам себя раскроет, – сказала Анна и развернулась спиной к окну. – И как же? – Не знаю. Но нам просто нужно немного подождать. Такие типы редко уходят на пенсию после одного нападения. – Хочешь ловить на живца? – переспросил Михаил. – Это школа, Аня. А наверху чуть ли не курорт. Больше жертв нам сейчас нахрен не надо. – Мы не будем никого ловить, – Анна обошла стул Вяземского и села с другом стороны, напротив Воронцова. – Мы просто подождём. – Дождёмся только новых жертв. – И да и нет. Воронцов прищурился: – Что ты имеешь в виду? Анна улыбнулась одними уголками губ: – Мы попытаемся его поймать. Ты правильно сказал, ритуалы, астрал, всё это можно использовать, вот только если он смог наложить такое проклятие на всю гору на несколько часов, представь, на что ещё он способен. – Такого искать как иголку в стоге сена, – задумчиво произнёс Вяземский и почесал рыжеватую бороду. – Но выбора-то нет! – Мы поищем. Дмитрий сегодня же проведёт необходимые действия с горной системой наблюдения, проверит, не было ли на горе кого-то подозрительного. – Давно к ребят из наблюдения не заглядывал... – Вот и заглянешь, – оборвал Воронцова Вяземский. – А дальше что? Если уж он от астрала сможет бегать, от камер – тем более. – Мы в астрал пока не выходили, так что загадывать рано, но да, всё возможно. В любом случае проверить лишний раз не помешает, ты же сам так говорил. Михаил кивнул: – Говорил. Анна продолжила: – Все эти действия мы проделаем, чтобы очистить твою, Миша, и свою совесть. Я уверена, что результата будет ноль. И вот тогда мы будем ждать. – Следующего пришествия? – Его самого. Если всё-таки это была единичная атака – бояться нечего, этот гадёныш себя больше не покажет, никто не погибнет, атмосфера со временем наладиться. – А если да? Нам опять убирать горы трупов? – Если да – мы будем готовы. И встретим его по всем правилам, – Анна широко улыбнулась. Вяземский снова, раз в десятый за последние двадцать минут, вздохнул и потёр руками лицо. Сказал: – Ладно. Допустим. А если он не появится на горе во время нападения? Вдруг его и в этот раз тут не было? – Был, – ответил Дмитрий. – Проклятие такого размаха на расстоянии не совершить. Для этого нужна такая мощь, какой обладала только, пожалуй, Моргана или Марья Моревна. Нападающий был на горе. Спрятался где-то на Медном, скорее всего. В отеле или в каком-то доме, которые сдаются посуточно на восточной стороне. – Тогда добавьте к вашему списку ещё и проверку всех гостиничных номеров, – сказал Вяземский. – Сделаем. – Однако цели наведения проклятия это всё равно не раскрывает. Зачем убивать столько людей? – Полагаю, это мы узнаем только когда поймает его. – Главное – поймайте, – Михаил отодвинул стул и начал подниматься. – Я объясню ваш план совету, выставлю всё в лучших красках и буду надеяться, что завтра же сюда не вышлют поисковую группу на тысячу человек. – Спасибо, – Воронцов тоже встал. Мужчины пожали руки. – Спасибо жопу не подотрёт. Не подведите меня. – Так точно. В 17:00 в Гранатовом зале состоялась церемония прощания с погибшими. Всего на школьных этажах погибло 27 человек: 26 учеников и одна преподавательница, Кропоткина Ксения Алексеевна. Высокие мраморные колонны укрыли чёрной тканью. Кресла поменяли свой цвет с красного на чёрный. Занавес сцены тоже был – чёрный. Ученики сидели, не двигаясь. Только изредка кто-то поднимал руку, чтобы почесать подбородок или вытереть с щеки солёную слезу. Громко всхлипывала Багуева Вероника Валентиновна. Один раз Кулагин Глеб Герасимович зычно высморкался в толстый чёрный платок. Анна Мороз сидела с краю первого ряда, сложив руки на коленях, и смотрела в одну точку чётко перед собой. Одета она сегодня была в длинную чёрную мантию, расшитую блестящими чёрными нитями. На указательном пальце выделялся перстень с переливающимся внутри дымом. – То, что случилось два дня назад – огромная потеря для всего волшебного мира, – медленно говорила со сцены Кравчук Ирина Сергеевна. – Слов не хватит, чтобы выразить, как сильно мы все скорбим о погибших. Они были талантливыми волшебниками и волшебницами, могли, должны были достичь многого, но этот мир очень жесток. Ирина Сергеевна сделала короткую паузу, обвела покрасневшими глазами сидящих в зале, произнесла: – На сцену приглашается наша директриса, Хозяйка Медной горы, Анна Мороз. Ирина Сергеевна достала из кармана платок и промокнула уголки глаз. Анна Мороз встала и с идеально ровной спиной прошествовала на сцену. Её появление сопровождало несколько недружных хлопков. Ирина Сергеевна приложили руку к груди и чуть-чуть наклонилась, словно хотела поблагодарить директрису за поддержку школы в такое непростое время. Анна только едва заметно кивнула. Усилила свой голос магией, сделала широкий жест рукой, затемняя комнату. На задней кулисе появилась фотография улыбающейся тринадцатилетней девчушки с двумя длинными косичками. – Олеся Васнецова, тринадцать лет, Ярила. Фотография рассыпалась в воздухе тысячей золотых огоньков, на её месте появилось лицо серьёзного парня с пепельно-серыми волосами. Кристина видела его несколько раз в коридорах Колдовстворца. – Влад Забультыхо, семнадцать лет, Хорс. Золотые огоньки, лицо девчонки, совсем ещё малышки, с короткими тёмными волосами и маленьким торчащим хвостиком на макушке. Лида сначала увидела этот хвостик, а потом – прозрачные голубые, словно русалочьи, глаза. – Софья Нехлюдко, двенадцать лет, Хорс. Когда фотография разлетелась огоньками, Лида случайно встретилась взглядом с Анной Мороз. По спине мурашки побежали. Лида упёрлась локтями в подлокотники, привстала на пару сантиметров и поудобнее села. Анна смотрела на неё всего мгновение, но это был первый раз с тех пор, как Лида выкрала папку. Знала ли Анна? Обнаружила ли пропажу? Собирается ли что-то с ней, Лидой, сделать? – Василий Пустовойт, пятнадцать лет, Ярила. – Алиса Долговая, восемнадцать лет, Дажбог. – Полина Гошвак, шестнадцать лет, Дажбог. Кто-то на задних рядом громко всхлипнул. Раздался полный боли и горя стон. – Ульяна Носова, тринадцать лет, Хорс. – Никита Шаповалов, четырнадцать лет, Ярила. – Глеб Челнов, семнадцать лет, Хорс. – Лида Легостаева, восемнадцать лет, Хорс. Лида вздрогнула. Она совершенно чётко увидела на фотографии своё лицо. Оно рассыпалось на маленькие кусочки, только не золотые – красные. Как кровь. Лида моргнула. Ничего. – Люда Романова, восемнадцать лет, Хорс. Не ​​«Лида». ​​«Люда». Она просто перепутала имя. Стресс сказывался. Начинала ехать крыша? Судя по всему. Лида сделала глубокий вдох. Выдох. – Кропоткина Ксения Алексеевна, тридцать лет, учительница чаровства. Фотография улыбающейся Ксении Алексеевны рассыпалась золотом под дружный выдох всех присутствующих. Среди учеников курсировали слухи о том, что кто-то из учителей погиб. Да они и сами понимали, что такое возможно: учителя – такие же люди, даром что взрослые и умные. Но по-настоящему никто в это не верил. Вплоть до этого самого момента. Больше сомнений не было: Кропоткина Ксения Алексеевна мертва. Дмитрий Владиславович нахмурился, сложил руки на груди и с трудом подавил рвавшийся из груди всхлип. Он потом с этим разберётся, подальше от чужих глаз. Фото Ксюши растаяло в воздухе, а он продолжал видеть её, словно сумасшедший. Их роман продлился не так долго, чуть больше года. Да и, наверно, нельзя было назвать это полноценным романом, так, трахались после работы, пару раз – во время работы, пили на Медном и раза три даже ходили гулять. Много разговаривали. Ещё больше – стонали. Дмитрию нравилась Ксюша. Нравилась по-настоящему. И он обожал её пятки. У Ксюши чертовски красивые пятки. Были. Она смешно морщилась, когда кончала. Кажется, несколько раз после особенно жарких ночей у Дмитрия вставал на неё во время рабочего дня, прямо на уроке у восьмиклашек. Приходилось весь час сидеть или прятать стояк магией. Потом они расстались. Ксюша просто сказала ему, что больше ничего не чувствует. Дмитрий отреагировал спокойно, только один раз кинул в стену какую-то вазу. Ксюша ушла. Через несколько месяцев начала спать с Мороз. В ночь нападения тоже была с ней. Дмитрий первым нашёл её тело. Точнее, нашёл Мороз, заплаканную, растрёпанную – он и не знал, что Ледяная королева такой бывает, – над телом Ксюши. Ковёр был залит кровью. Пропитался ею. Дмитрий первым делом привёл в сознание Мороз, они решили, что делать дальше. Мороз пошла встречать Вяземского, а Дмитрий остался. Сел на корточки рядом с Ксюшей – ковёр влажно чавкнул, – убрал с бледного лица длинные волосы. Кажется, он просидел так минут десять, несколько слезинок упали с колючего подбородка и смешались с кровью на полу. Только потом, когда уже собрался вставать, Дмитрий понял, что что-то было не так. На шее, почти посередине, у Ксюши была тонкая полоска. Едва заметная, но она была. Дмитрий провёл кончиками пальцев. Шрам. Дмитрий услышал шаги, быстро очистил пол от крови заклинанием и накрыл тело простынёй. – Инна Хромченко, пятнадцать лет, Хорс. Этот шрам всё никак не давал ему покоя. Раньше у Ксюши его не было, это точно. Первым в голову пришли самые нелепые мысли: обожглась, порезалась, поцарапалась – что угодно. Возможно, она же постоянно что-то с волосами делала, то стригла, то завивала, обжечься с таким набором мероприятий – простое дело. Вот только всё равно что-то не складывалось. Дмитрий говорил себе выбросить это из головы, он просто влюблённый идиот, чувства застилают разум, вот он и придумывает себе всякого, но остановиться не мог. Ксюша слишком сильно заботилась о своей внешности. Она избавлялась от всех родинок, шрамов, синяков, прыщей, веснушек – от всего. Иногда даже его просила посмотреть, нет ли чего на спине или заднице. И Дмитрий смотрел, убирал магией несколько родинок и крошечных прыщей. Кожа у Ксюши была идеальной. Единственное, что было на её теле, – крошечный шрам под ухом, в детстве её поцарапала кошка. – Игнат Яспаров, четырнадцать лет, Ярила. Но она могла измениться. Могла теперь по-другому относиться к подобным вещам. Могла. Только Дмитрий в это не верил. И этот тонкий шрам продолжал мельтешить перед глазами и надоедать. Дмитрий разбирался в ранах, прекрасно понимал, что никакой это не ожог и не простой порез. За свою работу в охране Дмитрий вскрыл голыми руками несколько десятков глоток. При помощи магии – ещё больше. – Ксения Бахмут, пятнадцать лет, Хорс. Дмитрий посмотрел на стоявшую на сцене Анну. Могла ли…? Ответ пришёл незамедлительно: могла. Анна могла убить Ксюшу. Вот только – зачем? Ксюша узнала слишком много? Или наоборот – не должна была узнать вообще ничего? Как Анна поняла, что выживет, если убьёт Ксюшу? – Толя Шорохов, тринадцать лет, Ярила. Дмитрий потёр подбородок. Будь на месте Ксюши кто-то другой, он бы ни о чём подобном не думал. Порез и порез, даже если это было делом рук Анны, – забил бы. Не его это дело, он с грязью, слежками и убийствами покончил, устал. Но Ксюша – совсем другое дело. Её смерть без ответов он оставить не мог. И если всё-таки её убила Анна…что ж, он должен был это выяснить. И отомстить. – Даша Цудвикина, восемнадцать лет, Дажбог. Анна Мороз зашла в свою комнату и первым делом взмахнула рукой, расплетая тяжёлый пучок на голове. Тёмные волосы рассыпались по плечам. Анна удовлетворенно прикрыла глаза и медленно выдохнула. Длинный день. Слишком длинный день. Официальная церемония закончилась час назад. После этого ученики и преподаватели пошли к подземному озеру, чтобы опустить на лазурную поверхность маленькие бумажные кораблики. Кораблики плыли несколько метров вглубь озера, а потом взлетали золотыми искорками в высокие каменные своды. Многие плакали. Анна – нет. Только периодически бросала быстрые взгляды в сторону мрачного и какого-то бледного Воронцова: догадался ли? По его лицу нельзя было ничего понять. Да и даже если ещё не догадался – потом догадается, порода Воронцовых висела у Анны на шее почти два столетия. Сколько раз за это время они её почти раскрыли – не пересчитать, но она всегда была на шаг впереди. – Убить бы его, – задумчиво прошептала и прошла вглубь комнаты к панорамному окну. С мёртвым Воронцовым Анна смогла бы снова наконец-то расслабиться. Парня, что в облике Михайловской поехал на стажировку, пока не раскрыли. Пока – очень противное слово. Анна вообще не до конца понимала, зачем прикрыла её смерть. Монстры на горе, учительница погибает – обычное дело, вполне себе доказуемое, на неё бы никто ничего не смог повесить. А так – пришлось заменять видео на камерах наблюдения, находить этого парня, платить ему, ещё и оборотного доставать несколько литров… Но она испугалась. Увидела на горе Машу и чуть ли не впервые в жизни – испугалась. Никогда раньше её планы не давали осечек, никогда всё не шло настолько неправильно. Всё однажды бывает впервые. Анна смотрела, как по площади быстро шёл человек. Он держал в левой руке чемоданчик, в правой – шляпу. Когда-то улицы маггловских городов были покрыты мужчинами, которые выглядели именно так: шляпа, чемоданчик, туфли. Лет сто уже прошло, как она видела их. Хорошее было время. Дед Воронцова как раз тогда корчился в грязи под её заклинанием. Хо-ро-шо. Сейчас – непонятно что. Дмитрия убивать было нельзя. Слишком подозрительно. Его даже если во время нападения убьёшь, всё равно подозрительно будет – гад слишком живучий и сильный, из любой задницы выберется. Если Воронцова и убивать, план надо продумать до мельчайших деталей. И ещё надо – подождать. В первую очередь – разобраться со смертью Ксюши, постараться, чтобы мальчишку в Москве раскрыли как можно позднее или – ещё лучше – вообще не раскрыли, а потом уже можно будет подумать о Воронцове. А Маша… Анна развернулась и прислонилась спиной к прохладному стеклу. Откинула голову и закрыла глаза. Пальцы с красивыми длинными ногтями выглядывали из-под длинных широких рукавов. – Маша, Маша, Маша, Маша, – несколько раз прошептала. Откуда в ней столько силы? Двадцать лет назад она была обычной восемнадцатилетней соплячкой, чертовски красивой и привлекательной, но совершенно обычно, Анна никогда не забудет, какие красивые у неё были ноги, как они обвивались вокруг неё, когда она припадала своими губами к ней, потом спускалась вниз, а Маша тихонько стонала… – Столько лет прошло, а ты до сих меня вспоминаешь. Анна открыла глаза. Маша стояла посреди комнаты, бледная, с чёрными кругами под глазами. – Мне приятно, – Маша криво усмехнулась. – Хреново выглядишь. – А мне показалось, ты только что вспоминала, какая я красивая. – Ты убила две сотни человек, – ровным голосом сказала Анна. – Почти три, – поправила Маша. – И не я. Они сами погибли. – Ты вскрыла вены всей горе. – Только потому, что они врали, – Маша медленно прошла по комнате. – Ведь люди всегда врут, не так ли? – Так. Потому что говорить постоянно правду невозможно. – Так же, как ты не могла просто мне всё рассказать тогда? – Маша наклонила голову набок. В глазах у неё промелькнуло что-то злое, дикое, как будто первобытное. – Тебе не нужно было ничего знать. – Ды что ты… – Я пыталась тебя уберечь, но ты сама всё испортила, когда решила залезть туда, куда не стоило.. Маша улыбнулась, на этот раз широко, по-настоящему. – Убереч-ч-чь. Такое удобное оправдание, не думаешь? – подошла к комоду с зеркалом, подняла баночку с кремом, прочитала: – Против старения, – фыркнула и весело рассмеялась, – Аня, солнце, зачем тебе такие игрушки? Анна запоздало заметила, что Маша не отражалась в зеркале. – Ты и старение, – продолжала Маша. Поставила баночку на место и повернулась к Анне. – О чём мы? А, точно. Ты могла бы подумать о моей безопасности тогда, когда пальнула в меня Авадой на той поляне, помнишь? Мне бы не пришлось тогда заключать союз с ве-едьмой, – Маша нахмурилась, на лице у неё появилось выражение крайней озабоченности, – никаких вскрытых ве-ен и погибших студе-ентов. Было бы намного проще. – Чего ты хочешь, Маш? – устало спросила Анна. – Чтобы все узнали правду, – Маша развела руки в стороны и запрокинула голову: – Чтобы все узнали правду, – повторила. – Какую правду? Ту, что ты пыталась на меня повесить двадцать лет назад? Это бред, я тебе говорила. А ты не поверила, собиралась всем растрепать свою ложь, я же не могла тебе позволить… Маша за долю секунды оказалась слишком близко. Анна не шелохнулась. – Не смей! – Маша подняла палец, на его кончике заиграли маленькие фиолетовые молнии. – Не надо играть со мной в эти игры, Аня. Я знаю, что это правда. Я знаю, кто ты, и совсем скоро об этом узнают все. – Тебе никто не поверит. – Думаешь? – Маша едва заметно усмехнулась. – А ты проверяла свою драгоценную папочку? Она на месте? Анна перевела глаза на стену, за которой скрывался потайной ход в кабинет. Почти дёрнулась, чтобы прямо сейчас пойти и проверить, но вовремя взяла себя в руки. – Ты не могла… – Не я, – Маша сделала шаг назад, развернулась и снова стала около комода. – Но тебе надо переставать спать со школьницами, Аня. От этого ничего хорошего. – Та девчонка… – Она самая. Думаешь, почему она вдруг причёску изменила? – Маша круто развернулась лицом к Анне, голос опустился до манящего полушёпота. – Мы ведь с ней стали так похожи, почти одинаковые, только глаза чуть-чуть разные, но так легко спутать, поверить в эту маленькую ложь, которую сама себе рассказываешь. Тебе пять сотен лет, Ань, а ты продолжаешь вестись на такие детские уловки. Анна вскинула подбородок. – И зачем ты мне сейчас это говоришь? Что меня останавливает пойти и убить девчонку, забрать папку? – Слишком много смертей. Тебя раскроют. А раскроют тебя, раскроют и их, они же сейчас в Норвегии, верно? Анна почувствовала, как по спине пополз холодный пот, но на лице продолжала сидеть равнодушная маска. – А ты хорошо подготовилась, – Анна пропустила нижнюю губу между зубов, усмехнулась. – Тогда ты должна знать, что они заменимы. Убьёшь их, я создам новых. – Я убила Стефано. Анна едва заметно дёрнулась. Маша продолжила: – Это же он тебе со всем помог, да? Ты, конечно, сильная, но овладеть магией мёртвых ещё не смогла. Я даже удивляюсь, почему. Ты можешь уничтожать города, но воскрешать людей так и не научилась. – Может, ты не всё обо мне раскопала? – Может. Иди убивай девчонку, если хочешь. А я в Норвегию слетаю. Вот и проверим. Маша сложила руки на груди. Никто из них не сдвинулся с места. – Я же говорила, – Маша улыбнулась. – Все узнают правду. Анна сжала кулаки и прошипела: – Я уничтожу гору. – Копия папки будет отослана в Москву. – Я уничтожу Москву. Всю страну, если понадобится! – А потом? Сбежишь опять в Великобританию? Или Францию? Америку? Думаешь, там никто никогда ничего не узнает? – Никто ничего не знал все эти пять столетий… – Но и ты не уничтожала до этого страны. Современный мир он ведь другой, Ань. Тут не получится постоянно скрывать правду, техника, электроника, видео. Рано или поздно они узнают. Тогда что? Уничтожишь ещё одну страну? Анна молчала. Грудь её высоко вздымалась, в глазах горел огонь. Воздух в комнате быстро наэлектризовался магией. Маша подняла раскрытую ладонь, потёрла воздух между пальцев, словно могла по-настоящему потрогать его, а потом цокнула языком: – Совсем нервы ни к чёрту, старость тебе на пользу не идёт, Ань. Или мне стоит наконец-то называть тебя твоим собственным именем, ты ведь так давно его не слышала, наверно. Моргана.