Я из страшной русской сказки…

7 октября Ваня решил пропустить ужин. Сам не мог понять, что на него нашло, но аппетита совсем не было. Наверно, из-за Вики. Пришла вчера к ним в комнату и прямо там, при одноклассниках, устроила скандал. И из-за чего! Того, что они уже несколько недель не спали, а ей – видите ли – хотелось, но… – …ты вообще не отвечаешь мне, словно со стеной разговариваю! – Вика махала руками и почти кричала, шея у неё покраснела, она всегда краснела, когда Вика злилась или возбуждалась. – Даже сейчас! – продолжала. – Вот о чём ты думаешь?! Ваня сглотнул, смочил губы кончиком языка и быстро понял, что говорить про красную шею сейчас будет лишним. О чём он ещё думал? О том, что Вика прекрасная, но что он мог поделать с собой и с этой странной влюблённостью в Легостаеву. После Радогощи он только и мог думать о ней. Видел её в коридорах, на уроках, смотрел, смотрел, смотрел, смотрел и не мог никак собрать мысли в кучу, вспоминал, как они сидели на поваленном дереве и разговаривали о всякой ерунде, Лида ему отвечала, улыбалась, смеялась, и была такой красивой, такой настоящей, такой живой, что если до этого у него ещё был шанс на спасение, то после Радогощи – не стало. Ваня влюбился бесповортно и смертельно. И Вика здесь была ни при чём. – Ни о чём, – только и смог он ответить. Вика шумно втянула ноздрями воздух. – Мы заканчиваем это, – дёрнула рукой, словно прочерчивала между ними невидимую линию. – Чем бы это…ни было. Больше – ничего. – Ладно, – тихо ответил Ваня. Вика дёрнулась, словно хотела сказать ему что-то ещё, высказать всё, как можно больше, но – только развернулась и быстро вышла из комнаты. Хлопнула бы дверью, если бы могла, но двери у них в общежитии были высокими и тяжёлыми, закрывались сами. Парни ничего не сказали. Они вообще всегда были удивительно понимающими и молчаливыми в подобных ситуациях. Общежития Ярила это вам не Сварог, никакого личного пространства кроме кроватного, всё остальное – общее. И разговоры, и чувства, и улыбки, и крики, и ссоры – всё. Поэтому в какой-то момент, кажется, это было классе в восьмом или девятом, они вдруг разом перестали обращать внимание на подобные случаи. Ссорятся – ну да. Бывает. Сегодня – они, завтра – мы. Ничего, стоящего всеобщего внимания. Поэтому Вика ушла, Ваня остался стоять посередине комнаты и кусать внутреннюю сторону щеки, а вокруг него продолжала идти жизнь, словно ничего не случилось. Только Вадим, проходя мимо, хлопнул его по плечу, мол, бывает, мужик, если захочешь поговорить – знаешь, где меня найти, – и вышел из спальни в общую комнату. Опять, наверно, пошёл петь дифирамбы Вермут или чем он там занимался обычно в свободное время. Ваня не знал. Да и плевать ему на самом-то деле было. Ваня шёл по Дуге, рассматривал то прозрачный потолок, то стены второго этажа, на которых висели репродукции известных картин. Учеников на Дуге почти не было – все либо ужинали, либо торчали в своих комнатах и общежитиях, делая домашку, читая, разговаривая. Вечером понедельника тусоваться и веселиться никто особо не хотел – впереди пять дней учёбы, сначала надо постараться выжить, а уж потом – можно и поразвлекаться. Ваня шёл, засунув руки в карманы брюк. Прямо, прямо, прямо и прямо. По мраморному полу, мимо картин и статуй, ваз с красивыми пышными цветами и разноцветных фресок. Он всё хотел поговорить с Лидой, хотел с самой Радогощи, но никак не мог подгадать удачный момент. Лида в последнее время нигде кроме столовой и уроков не появлялась, или это Ваня нигде её больше не видел, словно единственное, что она теперь делала – это ела и училась. Не то чтобы раньше она делала что-то ещё, но раньше она хотя бы появлялась на школьных ярусах во внеурочное время. А теперь – совсем нет. Ваня недоумевал и немного, совсем чуть-чуть, волновался. Может, случилось что? Пойти в общежитие Хорса, найти её комнату, зайти, спросить. В конце концов, максимум, что она может сделать – выставить его вон с криками и возмущениями. Может, проклятие какое нашлёт…нет, всё же, наверно, плохая идея, не стоило никуда идти. А если спросить у Иры, они же вместе живут. Привет, хотел спросить, у Легостаевой всё нормально? Почему спрашиваю? Да просто интересно, она же учится постоянно, вдруг уже сама в учебник превратилась, ха-ха-ха. Ну да. Идея ещё лучше, ничего не скажешь. Ваня продолжал идти. Прямо. Прямо. Прямо. Прямо. Пря…Направо. К Атриуму. Проще, правда, было бы сначала спуститься мимо Пинакотеки, там лестница попроще и не такая крутая, но настроения возвращаться не было. В Атриум можно было попасть двумя путями: через Пинакотеку и прямо с Дуги. Первый путь был чуть более длинный, но зато безопасный – лестницы пологие, ступени низкие. Второй путь – для смельчаков, лестницы крутые, ступени высокие, по сорок или пятьдесят сантиметров в высоту. Ваня помнил, как семиклассниками они с Денисом спорили, кто быстрее спустится в Атриум по этой сумасшедшей лестнице. Одноклассники сторожили внизу и в случае чего были готовы подхватывать их магией, чтобы никто не убился. Ваня тогда обожал это чувство, когда пытаешься шагнуть на следующую ступеньку, приходится приседать, вытянув ногу вниз, на секунду кажется, что вот сейчас полетишь кубарем вниз, а потом подошва касается гладкой твёрдой поверхности. И так раз за разом. Ваня раз пять даже побеждал. Как он и думал, людей в Атриуме было немного: человек десять, словно муравьи, рассредоточились по холодным ступеням. Кто-то сидел по двое, кто-то по-одному, читая, рисуя или делая домашку. Ваня спустился наполовину, когда понял, что одна из сидящих фигур – Лида. ...вот он, удачный момент… …а может не сейчас? попозже? она одна, не хочет, наверно, чтобы её беспокоили… Ваня затолкал этот второй голос куда подальше и продолжил медленно спускаться. В тринадцать преодолевать этот путь казалось намного более безопасным и весёлым. Лида сидела одна и делала вид, что читает: открытая книга лежала на коленях, но Ваня простоял в нескольких метрах минут пять, собираясь с силами, и за это время Лида ни разу не перевернула страницу. Выглядела она другой: то ли дело было в этой новой причёске, то ли ещё в чём-то, но что-то в ней всё же изменилось, Ваня только никак не мог понять что именно. Сделал несколько шагов и опустился рядом на холодную ступеньку. Лида дёрнулась, подняла на него красные глаза, тут же отвернулась. Кажется, она плакала. Ване показалось, что он услышал, как она с шумом шмыгнула носом, но он не был уверен, потому что его собственное сердце стучало оглушительно громко. Они молча сидели несколько минут. Ваня упёрся локтями в колени и соединил ладони в замок, безуспешно пытаясь собрать мысли в кучу и придумать хоть какой-то, пусть самый глупый и странный вопрос. Ничего не приходило в голову. Они продолжали сидеть. – Ты когда-нибудь думал, – тихо спросила Лида. Голос у неё был низким и хриплым, видимо всё-таки плакала, – какая Мороз в жизни? Ваня опешил. Удивился. Покачал головой: – Нет. Наверно, она закрытая и холодная. Не показывает эмоции, только самым близким если. – А есть они у неё, близкие? – опять спросила Лида. – Наверно. У всех есть. А если нет, то когда-то, наверно, были. Лида странно усмехнулась. – Я как-то подслушала разговор учителей, Багуевой, кажется, и Далидовой, они про Мороз говорили. Кто-то сказал, что у неё когда-то была семья, Далидова рассмеялась и ответила, что у такой, как Мороз, не может быть семьи, она и родилась, наверно, из воздуха, просто появилась, поэтому и ходит всегда так быстро и выглядит так мрачно и отстранённо, – Лида вдруг подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Никто никогда не видел, как она улыбается, – на несколько секунд замолчала, а потом посмотрела в пол и полушёпотом, словно и не понимая, что говорит вслух, медленно повторила: – Никто. Никогда. Ваня сидел, сложив ладони между коленками, думая о том, что задница начинает мёрзнуть от холодного мрамора ступеней, и никак не мог придумать, что на это ответить. Надо было вообще что-то отвечать? Легостаева вообще понимала, что это он тут сидит, а не кто-то другой? Потому что состояние у неё было странное, она как будто с Горынычем неделю жила. Надо было что-то придумать, хоть что-то, чтобы развеселить, расшевелить, помочь. Но – что? Ваня сглотнул вязкую слюну. – А ты чего на ужин не пошла? Тупее вопроса придумать было нельзя. Лида ничего не ответила. Ваня, решивший идти до конца в своём идиотизме, продолжил: – Я вот не голоден совсем как будто. Странно, я же только обедал, а это давно было, никогда раньше такого не было, аппетит как будто исчез. Хотя сегодня должны пиццу подавать, не помню с чем только, но если с ананасами, то правильно, что я не пошёл. – А Вадим обожает пиццу с ананасами, представляешь? Я это как года два назад узнал, так до сих пор от шока не отошёл. Пицца. С а-на-на-са-ми! Кака такое любить можно, это же полнейшее сумасшествие. Я ему тогда так и сказал, а он ответил, что любить холодец – это извращение, а я ведь только пару раз его ел, когда у бабушки в деревне жил, мелкий был совсем, не знал, что холодец из свиней делают, а у бабушки свиньи были, загон целый, так я любил очень с ними сидеть, ну не прям с ними, конечно, а около самого загона слушал хрюканье и смотрел, как они носами плоскими землю роют, иногда им корм кидал, просто так, на землю прямо, они обычно внимания не обращали, продолжали хрюкать, но иногда прям набрасывались, голодные, видимо, были. Ваня не знал, куда его несло, но остановиться уже не мог. Лида, скорее всего, и не слушала его вовсе, продолжала смотреть в одну точку в полу, так и не закрыв лежащую на коленях книгу, но ему почему-то казалось, что этот бессвязный монолог немного ей помогает, отвлекает от того, что творилось внутри. А если так – Ваня будет говорить хоть несколько часов кряду. – Он меня ещё как-то подъёбывал из-за того, что я не читаю, классе в восьмом было, не знаю, почему сейчас это вспомнил. Мы же придурками тогда были, лишь бы повыпендриваться, хотя и сейчас иногда я это поделать люблю, но тогда по-другому всё равно было. Он мне говорит, что это грустно, что я мало читаю. Я спросил почему. Он ответил «потому что девушки любят начитанных и только перед ними…»… начитанных, короче, девушки любят. Не то чтобы нас это тогда сильно интересовало, но уже интересовало, а если девушки любят парней, которые читают книжки, надо читать. – Читать я, правда, не начал, зато наслал на Вадима летучемышиный сглаз, ему чуть нос не оторвали, но Денис вовремя вмешался, я контроль как-то потерял и не смог заклинание отозвать, это был, наверно, второй раз, как я мышей на кого-то насылал, вот и потерял контроль. Но Денис спас и Вадима – от потери носа, и меня – от необходимость чистить Дугу зубной щёткой или вообще от исключения. – Денис всегда везде так вовремя появляется, есть у него такая привычка. Не всегда, конечно, иногда нужно что-то срочно обсудить или сделать групповой доклад для Воронцова или Калиостро, а его нет – в чьей-нибудь кровати голый лежит, иногда я знаю в чьей, но даже так, не пойду же я прямо к ним, не начну, как мамка, ругать, чё ты с девчонками шляешься, а не учишься, бред какой-то, вот и приходится как-то самому справляться, обычно часть работы делаю, а часть – ему оставляю, пусть сам разбирается, и ведь разбирается обычно, по полночи сидит, но на утро всегда – доклад готов, причём идеально, так что нас учителя только хвалят, думают, наверно, что мы всю неделю над ним сидели, голов не отрывая, а мы – за ночь. – А ведь раньше я, помню, домашку всегда старался делать заранее, за несколько дней, чтобы не отставать и спать по ночам. Классе в восьмом оно закончилось, наверно, я тогда как раз начал больше с Дэном и Вадимом общаться, часто после уроков торчали у озера, пили энергетики, пару раз даже пиво, смеялись, то ли пьяные были, то ли просто тринадцатилетние. Всё вместе, наверно. Сейчас иногда даже думаю начать делать всё заранее, как ты, почему-то кажется, что ты всегда всё вовремя делаешь, а не ночью перед. Ваня покосился на Лиду в ожидании хоть какого-то ответа, но она продолжала молчать и смотреть в пустоту. Ваня продолжил: – Но всё не получается, то в библиотеке книжку отрою, не по программе, естественно, недавно вот про Моргану читал, у нас в библиотеке, оказывается, про неё только одна книга есть, я хотел ещё чего-то найти, а хранители сказали, что больше нет. Странно, ведь про того же Мерлина собраний десять, наверно стоит, а потом… Ваня резко замолчал. Лида вся мигом как-то съёжилась, будто хотела стать ещё меньше, ещё незаметнее. Узкие плечи дёрнулись. Ваня несколько секунд судорожно пытался понять, что делать, но в голове не было ни одной идеи. Единственное, до чего смог додуматься – опуститься вниз на пару ступеней и присесть на корточки прямо перед Лидой. – Ли-и-ид, – шёпотом позвал. Но Лида продолжала сидеть и обнимать себя руками. Попытался ещё раз: – Ли-ид, ты чего? Это из-за моих разговоров? Лида шмыгнула носом, моргнула и подняла глаза. Ресницы мокрые, на нижних веках – маленькие лужицы слёз. Она посмотрела на него, словно только сейчас поняла, что находится не одна, а потом взяла его за руку, встала и потянула за собой: – Пошли со мной. Ваня опешил, но послушно пошёл следом. Лида завела его в пустой кабинет и закрыла дверь. Прочитала заклинание, запечатывая дверь и наложила заглушку. Ваня подумал было о том, для чего нужна была такая секретность, но тут же одёрнул себя. Никаких непотребных мыслей в такой момент. А даже если Легостаева полезет – он её оттолкнёт, нервный срыв не самое лучшее время для секса. Лида тем временем остановилась у двери, обернулась и снова уставилась в точку на полу. Пол был другим, её взгляд – таким же. – Я должна рассказать кому-то, надо начать, кто-то должен узнать первым, потому что если она узнает, что это я сделала, хотя, она знает, конечно же знает… – Лида говорила негромко, больше самой себе, чем кому-то ещё. Потом посмотрела прямо на Ваню и уже увереннее продолжила: – Если ты мне не поверишь – твоё дело. Я бы сама не поверила, если бы не видела всё своими глазами, если бы не прочитала…всё. А я всё прочитала, – она мелко кивнула несколько раз и улыбнулась как-то странно. – Прочитала сразу, как только в комнату вернулась, потому что столько вытерпеть всего пришлось, что просто не смогла удержаться, надо же было понять, ради чего я занималась…таким. Ваня стоял и молчал. Пытался вспомнить какое-нибудь заклинание, которое помогало при нервных срывах, но вспомнить ничего не мог. Пустота. Вакуум. А Легостаева, похоже, начинала медленно отъезжать кукухой. – Я… – Лида схватилась двумя пальцами за переносицу и прикрыла глаза, – короче, просто поверь. Пожалуйста, – посмотрела на него почти умоляюще. Ваня не смог сказать ничего против. – Хорошо, – тихо ответил. – Обещаю. Лида шумно выдохнула. Пропустила нижнюю губу между зубами, дёрнулась, будто хотела куда-то пойти, но только села на ближайшую парту. – Я нашла папку, – начала медленно. – Она подлинная. Я уверена в этом на сто процентов. Подлинная и достоверная. Я смогу показать тебе её. Если захочешь. Думаю, ты захочешь. Лида замолчала. Ваня медленно сел на соседнюю парту. Потом так же медленно и аккуратно спросил: – Что в этой папке? – Правда. Про Мороз. Точнее, Моргану. Хотя без разницы, как назвать, потому что… Ваня молчал. Ждал. – …потому что Мороз и Моргана… Лида сделала вдох, медленный, тяжёлый, словно что-то сжимало её грудную клетку, не давало воздуху проникать в лёгкие. Тяжело выдохнула. – Мороз и Моргана – это один человек. Ваня закусил верхнюю губу. Ничего не говорил, словно ждал, что Лида продолжит, но она не продолжала, мяла в пальцах край кофты и молчала. – Ты… – наконец, тихо заговорил Ваня, – …уверена? – Да. Папка. Там всё. Вообще – всё. Все её перемещения, все имена, все жертвы. Всё, – Лида подняла на него глаза. – Я знаю, что звучу как ненормальная. Мороз и Моргана? Бред. Но – нет. Я расскажу тебе. Всё расскажу, только пожалуйста, скажи, что ты мне веришь, – она посмотрела на него с мольбой в глазах и повторила шёпотом: – Пожалуйста. – Я верю тебе. Лида шумно выдохнула. – Хорошо, – улыбнулась, но тут же снова стала серьёзной, словно не смогла удержать улыбку на губах достаточно долго. – Хорошо. Я расскажу. Всё расскажу. В любом случае кто-то должен всё знать. Помнишь первое сентября? Ту тень на стене? Ваня кивнул. – Это была одна из её жертв. Мария Гиншина, в девяносто шестом она училась в двенадцатом классе, у неё с Мороз был роман, это она нашла всё то, что я тебе сейчас расскажу, это её папку я забрала из кабинета Мороз… – Ты влезла в кабинет Мороз? – Не совсем, – Лида помрачнела и на несколько секунд замолчала. – Неважно, как я её получила. Главное – она у меня. Мы можем сделать копии, отправить несколько в Москву, её нужно поймать, потому что…Вань, она убила ту девушку из-за этой папки. Маша выжила, заключила посмертный договор с Моревной, она не успокоится, пока не убьёт Мороз. Те ловушки, которые перестали работать, они были нацелены на Мороз, напугать её, потерять контроль… – Стой, – Ваня покачал головой, – тот пиздец с монстрами – это эта Маша устроила? – Она, – Лида кивнула. Глаза её больше не были мёртвыми и потухшими, в них горел огонь, которого Ваня никогда раньше не видел. – Люди погибли. Я не пытаюсь оправдать её поступок. Ни в коем случае. Но главной целью была Мороз. Маша хотела её напугать, показать, что она жива, что она не успокоится, пока все всё не узнают. И у неё получилось. Почти. Понадобилась моя помощь, чтобы выкрасть папку, но у нас получилось и теперь… – Если Мороз узнает, она тебя убьёт. – Я думаю, она знает, – Лида слабо улыбнулась. – То есть мне бы хотелось, чтобы она не догадывалась, чтобы вообще не заметила, что папка пропала, но…это не так. Она знает. Я почти уверена в этом. Просто пока что она ничего не может сделать, слишком много людей уже умерло, она не полезет ко мне. Ей не нужна ещё одна жертва на горе. Их и так было слишком много в последнее время. Убьёт меня – на гору отправят проверку, ещё более тщательную, чем было до этого, проверят всё, поднимут все документы, включая и те, что Мороз сдавала, когда поступала на работу. Они все фальшивые. Она выдумала своё прошлое уже много, очень много раз, оно не выдержит проверки, рассыпется, Мороз раскроют и схватят. Про неё узнает весь мир и всё будет кончено. Ваня молчал и кусал внутреннюю сторону щеки, пытаясь переварить только что свалившуюся на него информацию. – А что с папкой? Если Мороз знает, что ты её забрала, она сможет прийти к тебе в комнату и забрать. Лида покачала головой: – Не сможет. Маша наложила на комнату заклинание, слишком мощное даже для Мороз. Она не сможет войти ни в собственном обличье, ни захватив чей-то разум. – Ладно. Допустим. – Но самое главное не это. Все эти сотни лет она выживала только ради одного. И, как я понимаю, это намного хуже, чем ты можешь себе представить. – Ещё хуже? – Намного. Ире срочно нужны были ножницы. Платье, которое она купила в субботу на Медном, было слишком длинным, до самых щиколоток, нужно было отрезать сантиметров двадцать, а потом – пришить пару сантиметров полупрозрачной ткани. Пришить Ира могла магией, нужному заклинанию мама научила её ещё лет семь назад, когда Ира решила чуть-чуть переделать юбку любимой куклы барби. Заклинания-ножниц Ира не знала: мама тогда не научила – слишком опасно, а сама она потом его так и не выучила. Нужны были ножницы, но в их с Лидой комнате проще было заблудиться, чем что-то найти. Не то чтобы в спальне было грязно или слишком заставлено, как раз-таки наоборот: ещё в самом начале совместной жизни они договорились не мусорить и поддерживать максимальный порядок. Чтобы чисто, приятно и комфортно. Вот только такие обычные штуки как ножницы, спички, клеи-карандаши или степлеры всегда терялись. Всегда! Ира точно помнила, что клала свои ножницы в верхний ящик рабочего стола, но – какое удивление – сейчас их там не было. Вот где их искать теперь? Непонятно. Ира открыла все свои ящики – ничего. Пошла в общую комнату и поискала там – нет. Вернулась в спальню. Огляделась. Поджала губы, решила, что потом обязательно извинится перед Лидой за незаконное вторжение и открыла её ящик стола. Карандаши, скотч, степлер – откуда он здесь? – линейка, ещё карандаш, несколько разноцветных ручек, какие-то тетрадки и листочки с самостоятельными по алхимии…Никаких ножниц. Ира огляделась. Подошла к прикроватной тумбочке, подумала, что это уже слишком, лучше подождать Лиду, но переделать платье прямо сейчас хотелось слишком сильно, к тому же неизвестно, когда Лида вообще вернётся, возможно, вечером, когда Ире будет хотеться спать, а не сидеть несколько часов над несчастным платьем, а завтра уроки, всю неделю – уроки, времени не будет, придётся ждать субботы, а она – так нескоро, а платье хочется носить как можно скорее… Ира сглотнула слюну и открыла ящик тумбочки. Наверху лежала коричневая папка, Ира приподняла её, такая толстая, что Лида в ней хранила, под папкой – тетради, конспекты, один лист А4 с крупным ​​«Доклад на тему…», тему Ира читать не стала, подняла листок и – ура – ножницы. Вытащила засранцев на свет и уже хотела было закрыть ящик – лучше бы она так и сделала, видит Моревна, так было бы лучше, для всех, всего магического мира, – но Ира ящик не закрыла. Посмотрела ещё раз на толстую папку. Несколько секунд колебалась, делать – не делать, наверно, не стоило, но любопытство пересилило. Анна как раз входила на платформу, чтобы спуститься на Нижние этажи – вечерние собрания – настоящая пытка, тем более, когда они проходили на учебных ярусах, приходилось подниматься, ходить по огромным коридорам, здороваться со всеми, потом сидеть несколько часов и слушать бубнёж приехавших московских шишек, а потом снова коридоры, приветствия, спуск на Нижние…когда её раз в сотый кто-то окликнул, быстрые шаги и… – Директриса, я тут нашла кое-что, – запыхавшийся голос, – подумала, вам это…нужно. Анна обернулась. На неё смотрела девушка, двенадцатиклассница, судя по голосу и внешнему виду. Не очень красивая, светлые волосы, какие-то мышиные, серые блёклые глаза. Девчонка что-то ей протягивала. Анна опустила глаза. – Я нашла это у одноклассницы. Лазить в чужих вещах плохо, но… – Ты её открывала? – Анна забрала у девчонки коричневую папку с подписью в верхнем углу. Девчонка побледнела и поджала губы. – Д-да. Поэтому и подумала, что лучше вам это вернуть. И…если то, что там написано – правда, я-я-я… – девчонка судорожно выдохнула, – …я бы хотела…не могли бы вы сделать меня своей помощницей? Научить тому, что умеете сами, а я…буду вам помогать… Анна моргнула. Помощницей? Такого ей не предлагали за всё тысячелетие. Сначала хотела рассмеяться, стереть девчонке память и отправить спать, но потом задумалась. Кем бы она ни была, нашла это в ящике ​​«соседки». Значит, они с Лидой жили в одной комнате. Путь туда Анне был закрыт, она уже пыталась, но, видимо, Маша наложила на комнату девчонки какое-то заклинание, которое не пускало внутрь только её, Анну. Ящик запечатать подобным образом, видимо, мозгов не хватило. Впрочем, Маша всегда упускала из виду подобные детали, странно, как она вообще смогла раскопать столько о её, анином, прошлом. Девчонка могла пригодиться. Анна улыбнулась и протянула руку, приобнимая её за плечи. – Почему бы и нет? Пойдём, поговорим обо всём у меня в кабинете. Как тебя зовут? – Ира. Ира Драсилькович.