Я из страшной русской сказки…

Кристина злилась. Даже не так. Кристина. Была. В бешенстве. Они злилась на себя. На уроки. На преподавателей. На – всё. Но больше всего Кристина злилась на Юрмовича. Денис был везде. Он сидел в кабинетах, отвечал на вопросы учителей, шутил, смеялся, разговаривал, колдовал, ел, ходил. Он даже снился ей несколько раз после той ​​«ночи закрытых дверей», как её прозвали между собой ученики. Вот только в этих снах он её не бесил. Всё раздражение, вся злость проходили, единственное, что оставалось – это приятное, немного болезненное натяжение внизу живота. Кристина знала это чувство, конечно, знала, ей было восемнадцать, она училась в закрытой школе, где подростки постоянно сплетничали и обсуждали секс и прочие слишком интересные темы. Кристина знала, но признать и поверить – не могла и не хотела. Во сне же спадали все защитные барьеры, она оставалась абсолютно голой, только кожа, кости и это болезненно-сладкое чувство. И Денис. Во снах он был рядом. Иногда – просто стоял в паре метров и смотрел на неё, иногда – подходил так близко, что Кристина ощущала его дыхание на кончике носа, оно было горячим и пахло почему-то чем-то сладким, он медленно клал руки ей на талию, поглаживал голую кожу кончиками пальцев, сжимал, потом левой рукой вёл вверх, по животу, рёбрам, между грудей, поднимался к шее и надавливал пальцами на скулы, заставляя открыть рот. Кристина послушно открывала и тут же чувствовала, как горячий влажный язык проникает в рот, а другая рука опускается ниже, мимо пупка, туда, где было так горячо и почти больно. После этого она просыпалась. Возбуждённая, потная, с частым дыханием и ощущением чужих прикосновений на коже. Злая. Хватала полотенце и шла в душ, стояла под шумным потоком по десять, пятнадцать, двадцать минут, стараясь унять ноющее ощущение между ног. А потом весь день ходила и, как идиотка, возбуждалась каждый раз, когда оказывалась в одном помещении с Юрмовичем. Помнила, какими горячими были его губы. Помнила каково это – когда он её целовал. Помнила его взгляд, во сне он был затуманенным, серьёзным и слишком сосредоточенным, он проникал под кожу и оставался там, скручивался… Ночью всё повторялось. И не было этому конца. Было очевидно, что с таким набором эмоций и мыслей она однажды сорвётся. Под вопросом стояло только место и время, когда оно произойдёт: сегодня? завтра? послезавтра? во время обеда в столовой? через неделю? перед сном, чтобы душить всхлипы и крики в подушке? – Стоп! – Дмитрий Владиславович хлопнул в ладоши, Кристина тут же сняла чары – тёмный купол, накрывающий добрую половину кабинета, упал на пол и растаял. Дмитрий Владиславович подошёл к Кристине, сложив руки на груди, и внимательно посмотрел на неё. – Где ты витаешь? Кристина часто дышала, заклинание требовало максимальной концентрации и сил, она только и смогла что коротко дёрнуть головой и бросить: – Нигде. – Я вижу. Если тебя что-то настолько тревожит, так и быть, я поиграю роль школьного психолога. – Всё в порядке. – Ага-а-а, – скептично протянул Воронцов. Потом цокнул языком и сказал: – Ладно. Вытягивать насильно я из тебя ничего не буду. Давай в спарринг. Кристина моргнула: – Но мы же сегодня… – Мы сегодня не можем отрабатывать купол, если ты постоянно витаешь чёрт знает где. Давай, выпустишь эмоции, можешь не сдерживаться. А потом перейдём к куполу. Воронцов встал посередине кабинета и посмотрел на Кристину: – Выбрось-ка эмоции, позволь им перейти в магию. Посмотрим, сколько ты там в своём «всё в порядке» сдерживаешь. Кристина нахмурилась, закусила нижнюю губу, стало почти больно, откинула длинные волосы за спину и встала напротив Воронцова. Сделала глубокий вдох, выдох, сосредоточилась, позволила всем эмоциям, всей злости, что копилась в ней почти две недели, соединиться в одной точке, в груди, чуть выше солнечного сплетения. Почувствовала, как клубок быстро-быстро скатывается, чтобы потом вырваться наружу вместе с магией. Когда Кристина подняла веки, на Воронцова смотрели тёмные, почти чёрные затуманенные глаза. Кристина не знала, что происходило в те несколько минут, она словно отключилась, провалилась куда-то в темноту, позволила магии захватить собственное тело, направлять, управлять им, делать всё, что захочется. Она падала глубоко, долго, словно летела, в лицо бил сильный поток холодного воздуха. Темнота. Вокруг не было ничего. В фильмах подобные полёты обычно показывали через воспоминания, мол, вот, тело главного персонажа захватили, он сам сейчас без сознания, запертый в собственной голове, но в этой голове он не просто сидит – видит воспоминания, находится в них, живёт. Да, его тело сейчас творит ужасные вещи, но ему самому – всё равно, он вон с собачкой по лужайке бегает и цветочки нюхает. Кристина не видела ни собачки, ни цветочков, только – беспросветное сплошное Ничего, черноту и пустоту, везде, в каждом сантиметре и миллиметре вокруг собственного тела, она летела через неё, утопала в ней, под ней, над ней. Везде. Совершенно потеряла счёт времени, одновременно казалось, что прошло несколько лет и несколько секунд. Время остановилось и исчезло, растаяло в окружающей темноте. Единственное, что было здесь вместе с ней – назойливый шёпот, частый, повторяющийся, убеждающий. убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей убей Кристина очнулась лёжа на холодном каменном полу. Всё тело болело, в живот словно раскалённый кол вставили. – Наконец-то, – услышала над собой выдох. Кое-как сфокусировала прищуренный взгляд, растрёпанный, с разбитыми губой и скулой Воронцов склонился над ней, глаза судорожно осматривали лицо. – Пиздец, Вермут, – он провёл ладонью по собственному потному лицу, как-то устало сел рядом на пол и рассмеялся. Смех у него был нервным и каким-то пугающим. – Видимо, эмоции ты сдерживала те ещё, никогда блять не держи столько в себе, я тебя чуть не прикончил. Кристина попыталась приподняться на локтях, но живот снова пронзило удушающей болью, и она со сдавленным стоном упала на пол. – Прости, – устало произнёс Воронцов. – Сейчас всё залечу, ты просто как с цепи сорвалась, хотя, наверно, это так и можно назвать. Он развернулся, сел на колени перед ней. – Можно? – аккуратно взялся за край окровавленной влажной кофты. Кристина поморщилась, но кивнула. Воронцов медленно поднял ткань, оголяя впалый живот с кровавой дырой в нескольких сантиметрах от пупка. Сглотнул. – Сейчас будет чуть-чуть больно. Денис Владиславович поднёс правую руку к ране, накрыл её левой и закрыл глаза. Начал что-то произносить беззвучно, только сухие губы быстро двигались. Кристине показалось, что внутри её живота кто-то поселился, её как будто скребли изнутри, соединяя две половинки раны, потом что-то дёрнулось, захотелось закричать, но уже в следующую секунду всё прекратилось. Воронцов шумно выдохнул и опустил руки. – Я всё ещё не буду твоим психологом, если ты не хочешь, – он внимательно посмотрел на неё. Кристине захотелось спрятаться, – но, блять, никогда больше не приходи ко мне на практику, если у тебя в бошке творится такой пиздец, Вермут. Ты поняла? Кристина медленно кивнула. – Хорошо. На сегодня всё. Он встал и протянул руку. Кристина ухватилась за его ладонь и медленно, прислушиваясь к собственным ощущениям, встала. Ничего нигде не болело. Только всё тело было липким и противным от пота и выбросившейся магии. Воронцов отошёл к своему столу. Кристина огляделась. Почти все парты, перевёрнутые, лежали вдоль стен. Несколько были разломаны на части. – Что…произошло? – тихо спросила. – Ты держала внутри слишком много эмоций. Когда я сказал, что в спарринге ты можешь их выхлестнуть, вся энергия, которая сидела внутри, вырвалась наружу одновременно. Она захватила тебя, твой разум и твоё тело, а тебя-тебя отправило куда-то в глубину подсознания, – Воронцов смотрел на неё, чуть прищурившись. Кристина молчала. – Такая сила, которую мы с тобой тут раскрываем, не терпит подобной херни вроде запечатанных эмоций, они не будут исчезать, они никогда не исчезают, просто другие их на самом деле могут прятать, ты – не можешь. У тебя они будут только консервироваться и становиться сильнее, а потом – захватывать твоё сознание. Это может произойти во время настоящей битвы – тогда соперникам не повезёт, а может и просто в течение дня – тогда не повезёт обычным людям, которые оказались рядом. Понимаешь, про что я? – Д-да, – Кристина кивнула. – Про моих друзей и родственников. – Именно. Ты убьёшь их, Вермут. А потом вернёшься в сознание и будешь вынуждена как-то с этим жить. Кристина укусила нижнюю губу, но тут же об этом пожалела – видимо, Воронцов разбил ей губу. – Поэтому следи за своими эмоциями. – Ладно. Кристина выдохнула, откинула волосы за спину – они были влажные, спутавшиеся и висели слипшимися сосульками, – медленно пошла к двери, но у самого выхода остановилась. – Простите, – произнесла негромко. – Мне…жаль. Глупо. Глупо глупо глупо глупо. Мне жаль. А чего-то полезнее придумать не могла? Ей ЖАЛЬ. Конечно, это исправит всё произошедшее. – Я пойму, если вы не хотите больше меня тренировать. Воронцов поднял брови. – Почему? Кристина моргнула. – Я же вас…чуть…не убила. Воронцов фыркнул, потом улыбнулся, широко, по-настоящему. Куча школьниц были влюблены в эту его улыбку. – Вермут, не хочу тебя обидеть, но тебе восемнадцать и ты только недавно узнала, что вообще связана с Морганой. А я десять лет своей жизни посвятил розыску и устранению особо опасных преступников, по сравнению с некоторыми из них ты – пятилетка в песочнице. Кристина опустила глаза в пол. – Убить меня намного сложнее, чем ты думаешь. Так что иди в душ, – Воронцов развернулся к своему столу, открыл ящик и начал что-то искать среди бумаг, – завтра чтобы была готова к уроку, а в следующую среду жду тебя на тренировку в обычное время. Всё поняла? – поднял на неё глаза. – Да. Спасибо. До свидания. Кристина открыла дверь… – Пока. …и вышла из кабинета в прохладный коридор. Вся злость и чувства, копившиеся в ней последние несколько недель, притупились, даже дышать стало легче. Ненадолго, скорее всего, уже завтра всё вернётся, потому что завтра – снова уроки, снова…Юрмович, он будет рядом, в кабинетах, коридорах, она будет чувствовать запах его одеколона, видеть его руки, представлять тело, которое скрывается за тонкой белой рубашкой, она будет… Кристина дёрнула головой. Потом. Завтра. Завтра, когда эти мысли вернутся, она о них подумает. А пока – ничего, только свобода и тишина. И душ. Горячий душ. Вот всё, что ей было сейчас нужно. Этой ночью Кристине ничего не снилось. А на следующий день перед боевой магией, когда они стояли коридоре в ожидании Воронцова, она случайно пересеклась взглядом с Денисом. Что-то произошло, что-то блеснуло в его глазах – или Кристине это только показалось, – что-то странное, очень похожее на то, как он смотрел на неё во снах. И Кристина не выдержала, сделала то, чего не должна была делать ни при каких обстоятельствах, никогда, она пообещала себе, потому что Вадим – остался в прошлом, он ей не нравился, на самом деле больше совсем не нравился, она ему не доверяла настолько, чтобы делать что-то подобное, но пересеклась взглядом с Денисом, почувствовала, что внизу живота за секунду стало жарко, а дальше всё получилось само собой, она хотела показать Денису, что ей всё равно, она не думает о том, что между ними произошло, она не думает о нём, поэтому Кристина сделала единственное, что пришло ей в голову: она повернулась к Вадиму и поцеловала его. На глазах у одноклассников. На глазах у Дениса. Пришёл Воронцов. Они зашли в класс. Начался урок. После урока Вадим попытался с ней поговорить, но Кристина сбежала. Она продолжала злиться.