Rowena's Study

      Глубокой ночью перед пасхальным воскресеньем Гермиона проснулась в холодном поту. Ей приснился кошмар, но она не помнила, что конкретно в нём увидела. Она протянула руку, касаясь мягких, атласных простыней, и поняла, что сторона кровати Тео пуста. Последние несколько ночей он отказывался выпускать девушку из своих объятий, порой даже не разрешая ей сходить в туалет. А сейчас Теодора рядом не было, что совершенно не нравилось Гермионе. Она встала с кровати, нашла на кресле одну из его рубашек и накинула её на плечи, защищаясь от гуляющего по замку сквозняка. Но босые ноги всё равно оставались незащищёнными от холода деревянного пола. Гриффиндорка бродила по поместью, изредка кивая портретам, насмешливо взирающим на неё с прищуром. На конце палочки Гермиона зажгла слабый Люмос, стараясь шагать тише.       Те дни, что они провели в Нотт-Меноре, были просто чудесны. Теодор, как и обещал, прокатился с Гермионой на лодке после своей встречи с адвокатом. После небольшого путешествия слизеринец отважился отвести девушку в соседнюю магическую деревеньку, где был магазинчик редких подержанных книг — «Странные странички Толина», надеясь, что тот понравится Гермионе. И он не ошибся. Остаток дня они провели, удобно устроившись в съеденных молью креслах и читая старые книги, недавно выставленные на полки. Тео даже купил парочку толстенных томов, которые девушка не пожелала оставлять пылиться в лавке. Они помахали на прощание продавцу, понимающе улыбнувшемуся в ответ.       Много времени они потратили и на исследование замка и прилежащих к нему территорий, пусть Гермионе и пришлось пообещать не подходить к неизвестным комнатам — Теодор вскоре пригласит ликвидатора заклятий, и тот проверит все помещения. Гермиона предложила в кандидаты Билла Уизли, на что Тео с готовностью согласился. Через два дня в поместье прибыл Билл с командой ликвидаторов, вычистивших из стен древнего замка всю тёмную магию. Пока служащие Министерства рыскали по коридорам и многочисленным холлам, Теодор пристрастился играть с Гермионой в волшебные шахматы, каждую партию которых девушка с успехом проигрывала. Команда Билла нашла следы тёмной магии в хозяйской спальне и кабинете Уильяма. Они быстро справились со своей работой, за что Тео был премного благодарен. Теперь Гермионе было разрешено гулять везде, где ей заблагорассудится, но она всё равно большую часть времени проводила в комнате Теодора, где закутывалась в толстые одеяла, брала с собой книгу и чашку чая, садясь в кресло, заботливо принесённое слизеринцем.       Всё это, конечно, хорошо, они отлично проводили каникулы, но даже посещение книжного магазина и плаванье под парусом не могли сравниться с тем, что она ощущала каждую ночь. Кажется, Теодор преследовал определённую цель — заставить Гермиону в экстазе выкрикивать его имя столько раз, сколько вообще возможно. Когда на Нотт-Менор опускались сумерки и наступало время ложиться спать, слизеринец придвигался ближе к девушке и опускался между её ног. Иногда и Гермиона отвечала ему тем же, но настоящей близости между ними ещё не было. Она понимала, что Теодор ждёт, когда гриффиндорка будет по-настоящему готова; и она пару раз чуть было не начинала умолять его о большем. Ещё она знала, что это лишь вопрос времени, поэтому немного волновалась и боялась.       А сейчас Гермиона осторожно спускалась по массивной лестнице, направляясь в комнату, из которой лился мягкий свет и которая ещё несколько дней назад оставалась запертой, но команда Билла успешно проверила помещение на наличие тёмных проклятий. Направлялась в комнату, хранящую самые ужасные воспоминания Теодора. Девушка подошла ближе, легонько приоткрывая скрипящую дверь, впуская в коридор серебряное сияние света. Гермиона заглянула в появившуюся щель.       Теодор стоял рядом с камином, спиной к двери. На нём, как и всегда, были серые пижамные штаны. Он смотрел на огромную картину, обрамлённую золотой рамой с филигранью и узорами. Гермионе показалось странным, что человек на портрете не двигался. Она подкралась ближе; дыхание перехватило, на холсте была изображена Алсия Нотт.       — Масло не может передать всю её красоту, — пробормотал Тео.       Он не оборачивался и говорил тихо, будто знал о присутствии в комнате Гермионы. В руке слизеринец держал тёмную палочку, конец которой освещал ближайшее к нему пространство. Ещё пару секунд девушка простояла на месте, а затем двинулась вперёд, положив свою палочку на кофейный столик и обняв парня со спины.       — Ублюдок даже не предоставил художнику память мамы, чтобы тот наполнил ею холст. Перед своими друзьями он оправдался тем, что общение с портретом — соль на рану после кончины супруги.       Плечи Тео тряслись то ли от печали, то ли от ярости, и Гермиона крепче обхватила его талию.       — Он просто хотел в последний раз показать перед ней свой характер. Показать мне, что он всё ещё здесь хозяин.       Тео встретился взглядом с женщиной с портрета и осторожно провёл по раме рукой.       — Я даже не могу с ней поговорить. А её память уже не восстановить ни одним из возможных заклинаний.       Гермиона почувствовала что-то мокрое на тыльной стороне своей ладони и поняла, что Теодор плачет.       — Что бы ты ей сказал, Тео? — прошептала девушка.       Он судорожно вздохнул.       — Я бы сказал, что мне жаль, — на последнем слове его голос дрогнул. — Я бы попросил прощение за то, что назвал его имя вслух.       Гермиона вспомнила, что его отец пришёл в ярость, когда Теодор рассказал тому о своём воображаемом друге Кейдене.       — Я бы по-попросил п-прощение за то, что она не смогла довериться своему сыну. Сказал бы, чт-что надеюсь, что она сможет найти в себе силы пр-простить меня.       Гермиона сильнее сжала в объятиях Теодора, сотрясающегося в рыданиях.       — Она прощает тебя, Тео, — слова потонули в ночном воздухе.       Гермиона почувствовала, как парень качает головой, и разжала руки, вставая перед ним.       — Прощает. Знаешь, откуда я это знаю?       Гермиона дождалась, пока Теодор поднимет на неё глаза; по его бледным щёкам текли крупные слёзы, а свет на конце палочки стал ярче.       — Потому что я бы простила, а она гораздо сильнее, я вряд ли когда-нибудь стану такой же.       Тео всхлипнул и слабо кивнул, переводя взгляд на портрет своей матери, кладя свою голову на макушку гриффиндорки.       — Я люблю тебя, — выдохнул он, касаясь своим лбом её.       — Я люблю тебя, — вторила Гермиона.       Она положила ладони на щёки слизеринца, большими пальцами поглаживая его скулы.       А затем он её поцеловал. Медленно, не торопясь. Сладкие губы и солёные слёзы. Неторопливо, чуть ли не лениво сплетались их языки. Тео притянул Гермиону ближе к себе за бёдра. На периферии слуха она уловила стук палочки, упавшей на пол. Сознание затуманилось. Мысли с ужасающей скоростью проносились в голове. Мысли о том, как сильно она любит его, о том, какая его кожа всё-таки нежная. Теодор подхватил девушку на руки, не отрываясь от её губ ни на секунду. Гермиона обвила ногами его талию и зарылась пальцами в тёмные кудри, потянув за кончики. Когда парень подошёл к лестнице, губы гриффиндорки переместились на его шею, слегка покусывая кожу. Он застонал и подтолкнул её к стене второго этажа, зажав между своим разгоряченным телом и холодным камнем. Теперь ему не нужно было придерживать девушку за талию, поэтому ладони переместились вверх, к волосам. Гермиона кончиками пальцев касалась твёрдого торса. Теодор прорычал в её локоны. Девушка почувствовала твёрдость в его штанах, прижимающуюся к её ноге.       Гермиона провела языком по месту укуса, посасывая местечко за ухом, и почувствовала, что Нотт уже не зажимает её у стены, а ведёт в сторону спальни. Прежде чем она успела что-то понять, уже лежала на мягком матрасе. Тёмная фигура парня на мгновение зависла над хрупким телом, а затем он наклонился ниже. Теодор опирался на локти по бокам от девушки, а одно его колено двигалось вверх между бёдер.       — Тео… Ты уверен…       — Пожалуйста, Гермиона. Ты мне нужна.       Он встретился с ней взглядами. Гермиона поспешно кивнула. Она знала, что без её согласия они не перейдут черту. Знала, что сейчас ему нужна физическая близость. Знала, что ему нужны прикосновения близкого человека. И ещё она знала, что с ним была готова к чему-то большему. Знала, что назад пути нет, и эта мысль наполнила её желудок трепетом предвкушения, а не дрожью страха. Гермиона кивнула с уже большей уверенностью и притянула его за шею ближе в медленном поцелуе. Теодор провёл подушечками пальцев по её рёбрам, снимая с неё рубашку через голову и откидывая ненужную вещь на пол. Он поцеловал её грудь, уделяя большое внимание затвердевшим соскам, слегка покусывая их и вызывая у гриффиндорки сладостные горловые стоны.       Теодор был на пике возбуждения, медленно толкаясь бёдрами вперёд, прокладывая дорожку из поцелуев ниже по животу. Провёл языком, очерчивая пупок, от чего живот Гермионы слегка напрягся, и двинулся ещё ниже. Она мысленно выругалась, сил говорить не было, хватало лишь на громкие стоны. Теодор посасывал клитор; девушка сделала мысленную пометку попросить его делать так почаще. Она хрипло рассмеялась при мысли, что он, похоже, вовсе не против. Парень целовал каждый сантиметр её тела, вызывая крики девушки. Нужно было что-то делать с руками, поэтому она потянула Нотта за волосы, что ему очень нравилось. Теодор проник кончиком языка внутрь, срывая с девичьих губ собственное имя. Он зарычал, увеличивая скорость, доводя Гермиону до экстаза. Тео мило улыбнулся и прилёг рядом с ней. Прежде чем он успел забраться под одеяло, она схватила парня за запястья, не давая пошевелиться.       — Пожалуйста, Тео. Не останавливайся.       Она молила его взглядом, безмолвно прося понять, что она имеет в виду, чтобы не говорить это вслух.       Теодор посмотрел на неё и кивнул, снимая штаны. Пару раз провёл ладонью по возбуждённому члену, приготавливаясь. Медленно, не прерывая зрительный контакт, он опустился обратно на кровать. Единственный свет в комнате исходил от луны, и Гермиона пожалела. Что забыла палочку внизу — можно было зажечь камин и лучше разглядеть Теодора. Луна была почти полной, и выражение предвкушения на его лице всё ещё можно было увидеть.       — Уверена, Грейнджер? — низкий голос Теодора был пропитан чистой похотью.       Его глаза блестели в бледном свете, приковывая девушку к постели. Нотт, как и всегда, терпеливо ждал её ответа. Терпеливо, будто всё время мира принадлежало им двоим.       — Да, Теодор, — хрипло, но не менее уверенно.       Тео самодовольно ухмыльнулся, на щеке появилась ямочка. Он поцеловал гриффиндорку, протягивая руку вниз и направляя член к промежности Гермионы. Он провёл по клитору, собирая влагу.       — Может быть больно, милая. Я постараюсь помедленнее.       Гермиона кивнула, не в силах произнести и слова, и парень осторожно толкнулся вперёд. Лёгкий спазм. Потягивание где-то внутри. Растяжение, скорее некомфортное, чем болезненное. Теодор медленно двигался. Гермиона всхлипнула, от волнения позволяя тихому звуку сорваться с губ. Тео кивнул и прошептал куда-то ей в волосы:       — Знаю, знаю, прости, Гермиона.       Он целовал её щёки, удерживаясь над девушкой на локтях. Гриффиндорка подняла на него глаза, в серебряном свете заметив борьбу, отразившуюся на его лице — он старался не делать поспешных и лишних движений. Пару раз выдохнул, цепляясь за остатки контроля и ожидая её согласия.       Когда лёгкая боль отступила, Гермиона протянула руку и коснулась щеки Теодора. Он широко распахнул зажмуренные глаза, светившиеся в ночи. Такого невероятного цвета его радужек она ещё не видела: незабудковый вкупе с мерцающими бликами луны. Гермиона кивнула. Тео прижался к её губам, начиная двигаться. Девушка чувствовала осторожные толчки бёдер, каждый его сантиметр внутри неё. Нотт расцеловал всё её лицо и заглянул в карие глаза. Гермиона ощутила всю любовь, что чувствовала к нему, а в его зрачках отражалась ещё больше той самой любви. Теодор наблюдал за тяжело дышащей гриффиндоркой, наслаждаясь этим видом.       Когда Гермиона больше не могла сдерживать стоны, Нотт нахмурился, боясь потерять самообладание от мягкого звука её голоса. Девушка задачу не облегчала: каждый дрожащий вздох безудержно срывался с приоткрытых губ. Вскоре и его дыхание ускорилось, терпение пошло трещинами. Совершенная гармония, настоящая симфония, безупречный танец двух молодых людей. Движения Теодора стали более прерывистыми, он приближался к собственному экстазу. Он провёл рукой по животу Гермионы и слегка потёр клитор. Тео поменял положение, теперь головка члена касалась определённой точки глубоко внутри девушки. Она вскрикнула, когда ритм толчков ускорился. Слова срывались с языка громкими восклицаниями:       — Ты такая красивая… такая влажная… такая хорошая… люблю тебя…       Теодор говорил бессвязно. Слух девушки выловил лишь последнюю фразу.       — Я люблю тебя, Гермиона.       Она резко вздохнула. Стенки влагалища сжались. Нотт каждой частичкой тела ощущал оргазм гриффиндорки, продержавшись недолго. Одной рукой он придержал Гермиону за спину, а другой сжал её бедро. Теодор наклонился ниже, хватая ртом воздух; крики эхом отдавались в груди.       Оба отошли от оргазма, единственным звуком в спальне было их сбитое дыхание. Тео приподнял голову с груди Гермионы и начал покрывать быстрыми поцелуями её шею. Слизеринец проводил губами по потной коже, бормоча что-то неразборчивое, а девушка пыталась совладать с быстро стучащим сердцем. Она улыбнулась, заметив, что Теодор всё ещё удерживал вес своего тела над ней. Гермиона слегка толкнула его в руки, отчего парень рухнул на неё, уткнувшись виском в её ключицу.       — Я тоже тебя люблю, Теодор, — прошептала она, перебирая пальцами его тёмные волосы и поглаживая крепкую спину.       Так они и уснули: в объятиях друг друга, обретя уют и комфорт.

***

      Следующее утро они провалялись в кровати, не обращая внимание на стук почтовой совы в раму окна. Гермиона лишь сильнее закуталась в простыни, окружённая теплом и запахом Теодора. В итоге надоедливая птица оставила почту в каморке рядом с кухней и скрылась в утренних облаках. Они ещё не знали, насколько важным окажется этот пасхальный выпуск «Ежедневного Пророка».       Где-то около десяти Теодор вдруг вскочил в кровати, будто на него выплеснули ведро холодной воды. Гермиона, пережившая войну, поднялась следом, хватая смотревшего в окно Нотта за руку.       — Тео, в чём дело? — недоумённо спросила она, натягивая на оголённую грудь одеяло.       Воспоминания о прошлой ночи накатили волной, девушка устроилась поудобнее, подогнув под себя колени.       — Кто-то только что пересёк охранные чары, — прохрипел он.       Теодор склонил голову вбок, его пробила крупная дрожь.       — Они… они активировали заклятия магии крови.       Гермиона и подумать не успела над его словами, как Теодор начал спешно надевать свои пижамные штаны. Он так быстро, как только мог, просунул стопы в штанины и подпрыгнул, натягивая пижаму на бёдра.       — Но… но ты сказал… — пробормотала Гермиона, следя за его метаниями в поисках рубашки.       Нотт зарычал от разочарования, хватая рубашку, которую девушка носила прошлым вечером, и надевая её через голову.       — Знаю, — рыкнул он, поворачиваясь к гриффиндорке и глубоко вздыхая. Он понизил голос, звучащий со смесью боли и страха. — Я знаю, что сказал.       Он подошёл к кровати и порывисто обнял Гермиону, крепко сжав её плечи. Нотт отстранился, встретившись с девушкой взглядами, и в панике нахмурил брови. Голубые глаза Теодора бегали между её карими радужками. Парень с трудом выдавил из себя слова, от которых сердце гриффиндорки ушло в пятки.       — Он здесь.