Rowena's Study

      Сердце Гермионы остановилось на несколько мгновений. В ушах шумело, будто она сейчас стояла на морском берегу и слушала крики разбивающихся волн. Девушка пыталась понять, что только что сказал Теодор, но мысли не хотели складываться в предложения. Он здесь. Фраза эхом раздавалась в голове, будто заевший компакт-диск. Буквы составляли образ мужчины; он выглядел так же, как и Тео, только ультрамариновые глаза угрожающе блестели. Дыхание участилось, ответы плавали на поверхности, но выловить их возможности не было. Гермиона едва чувствовала касания тёплых ладоней, схвативших её за щёки и приподнявших её лицо.       — Грейнджер? Грейнджер, пожалуйста, посмотри на меня.       Она покачала головой, отгоняя ужас и призывая здравый смысл.       — Тео, — голос ослаб и наполнился страхом.       Теодор расслабился, выдыхая сквозь стиснутые зубы.       — Всё хорошо, только в обморок не падай.       В его словах сквозило облегчение, слизеринец в успокаивающем жесте гладил девушку по оголённым плечам. Взгляд начал фокусироваться.       — Мётлы.       Гермиона вскочила с кровати, на которой ещё несколько часов назад чувствовала себя безопаснее, чем где-либо ещё. Она подбежала к шкафу, порылась в ящиках и вытащила пару не самых чистых джинсов, поспешно натягивая их и случайно оставляя маленькие ссадины на коленях. Затем накинула длинную рубашку и взглянула на Теодора. Повисла тишина, прерываемая лишь шагами босых ног по полу. Она прошла к висевшим мётлам, но что-то в глазах парня заставило её остановиться. Он медленно покачал головой.       — Они расколдованы, — слабо прошептал он.       — Ну так давай заколдуем!       Гермиона огляделась в поисках палочки и вспомнила, что прошлой ночью спускалась вниз, всхлипывая и переводя взгляд на его грустные глаза.       — Моя палочка…       Теодор кивнул, быстро моргая, и пересёк комнату в три огромных шага.       — Моя тоже осталась в гостиной, — пробормотал он, прислоняясь своим лбом к её. — Мы не можем отсюда выбраться, — дыхание щекотало нос и щёки. — Не вместе уж точно.       Гермиона подняла на него глаза.       — Нет, — её голос звучал твёрдо, учитывая обстоятельства. — Я не брошу тебя здесь.       Она схватила его за запястье. Теодор погладил пальцами бледную кожу её скул. Он наблюдал за её реакцией, сжав губы в тонкую полоску.       — Не могу.       — Ты должна, — Теодор звучал спокойно. — Я могу справиться с ним. Могу выжить. Но если он увидит тебя здесь… — он не договорил, давая Гермионе додумать концовку самостоятельно.       — А что, если тебе понадобится помощь? — возразила гриффиндорка, отстраняясь.       Она отступила на несколько шагов назад, не желая оставлять попытки убедить его уйти вместе с ней. Волосы встали дыбом, чуть ли не искрясь от магии. Гермиона пыталась придумать план, благодаря которому они оба смогли бы сбежать. Спальня находилась на четвёртом этаже, поэтому прыжок из окна — не вариант. Но ведь должен был быть выход.       — Послушай, Гермиона, у нас не так уж и много времени.       Тео оглянулся через плечо, будто ожидая, что отец ворвётся в комнату в любой момент, хоть они и проснулись всего несколько минут назад. Он схватил её маленькие ладони, прижимая к своей груди и бормоча так быстро, что слова сплетались друг с другом.       — Он чувствует, что я здесь. Это магия крови. Но он не знает, что ты в поместье. Я хочу, чтобы ты подождала пять минут, как только я выйду из спальни. За это время я попробую… отвлечь его.       Теодор сморщил нос, покачал головой и вернул внимание девушке.       — И как только я задержу его, ты выйдешь через парадный вход так тихо, как только сможешь. Помнишь, где сарай для мётел?       Она кивнула, и Теодор тут же продолжил:       — Хорошая девочка. Бери метлу и дуй прямо в Министерство. Дорога займёт примерно часа три. Скажи министру, что он здесь. Я попробую продержаться.       — Но… но они не смогут пройти через охранные чары, — возразила Гермиона.       Сердце настолько быстро и глухо стучало в грудной клетке, что казалось, будто оно вот-вот сломает пару рёбер.       — Не смогут, но отвлекут моего отца, и я смогу убежать.       Теодор резко схватил девушку за плечи и сжал в мимолётном объятии.       — А если он не отвлечётся? А если ты не успеешь убежать?       Нотт отстранился, устало ухмыляясь.       — Со мной всё будет хорошо, Грейнджер.       Он склонился за поцелуем: страстным и чувственным. Запустил пальцы в волосы, пробегаясь по каждому локону, словно запоминая, а затем за шею притянул Гермиону ближе. Он целовал её, как в последний раз, и внутри девушки нарастало пугающее чувство, что это может оказаться правдой. Поэтому она вцепилась ему в плечи и сжала волосы в кулачок. Откладывая в памяти ощущение касания каждого сантиметра его кожи.       — Ты должен вернуться ко мне, — прошептала Гермиона, когда слизеринец прервал поцелуй. — Должен.       Тео вздрогнул, но тут же кивнул.       — Всё ради тебя, Грейнджер.       Он ещё раз поцеловал её, покусывая нижнюю губу, отстранился, оставил поцелуй на её костяшках, на мгновение удерживая её ладонь в своей, а затем отошёл на довольно большое расстояние.       — Пять минут. Потом уходи.       Она кивнула.       — Я люблю тебя, Гермиона.       Теодор судорожно вздохнул и возвёл стены вокруг своего сознания. Радужки окрасились в тёмно-синий. Его мысли и эмоции остались за огромной металлической дверью и тысячью крепких замков — отец не сможет ничего узнать. Нотт слабо улыбнулся Гермионе, но улыбка не коснулась его глаз. Он ушёл.       Гермиона стояла неподвижно, вперившись взглядом в деревянную дверь, по которой скакали весёлые лучи солнца. Секунды казались минутами, разум активно пытался вычислить все возможные исходы событий. В глубине души она понимала, что просто не сможет оставить его здесь. За последние несколько месяцев Теодор Нотт занял определённое место в её сердце, и Гермиона считала себя обязанной защищать его, как защищает Гарри и Рона.       Она мерила шагами комнату, пытаясь найти какое-нибудь другое решение. Но лишь выдохнула, когда поняла, что Теодор всё же прав. Для спасения слизеринца Гермионе придётся отправиться в Министерство… без него. Ей придётся оставить парня наедине с отцом, а самой убедить Кингсли отправить авроров в Нотт-Менор. Она просто надеялась, что ей хватит мужества на этот поступок.       Пять минут она потратила в мечтах об идеальной жизни. О ней Гермиона думала, когда они с Теодором читали в свете камина, когда он ставил перед ней тарелку с пересоленной яичницей. Думала о жизни, которую готова разделить с кудрявым слизеринцем. О жизни, которую у них никто не отнимет, которую они будут выстраивать вместе. О жизни, наполненной счастьем, хорошими книгами и навещающими их гостями. И на встречах будут присутствовать Гарри и Рон, которые будут спорить с Блейзом насчёт того, кто всё-таки выиграет Кубок по квиддичу. А Джинни и Луна будут обсуждать, какое средство для волос лучше. Потом придёт Драко, скажет, что они обе не правы, и посоветует собственный гель. Драко. Драко!       При мысли о слизеринце Гермиона подбежала к шкафу и вытащила чемодан, с которым приехал Тео. Покопавшись в одежде, она наконец нащупала кожаную обложку где-то среди носков и джинсов. Книжечка горела, чуть ли не обжигала кожу — на ней активировались Протеевы чары. Дневник с вороном на обложке. Гермиона не стала читать их переписку — всё же не её это дело, — сразу перелистнула к последней записи. Строчки мерцали и переливались — их ещё не успели прочитать, поэтому-то журнал и пылал жарой. Она не сразу поняла, что это почерк Драко, так как обычно аккуратные строчки тянулись через всю страницу неразборчивыми буквами. Тео, твой отец сбежал из Азкабана. Тео, ответь! Клянусь Мерлином, если ты не отвечаешь из-за Грейнджер, я заколдую твои яйца! Теодор!       Гермиона не смогла подавить разрастающееся чувство гордости — и она, и Драко помнят о дневнике. Девушка знала, что слизеринец достаточно умён, чтобы не отправлять Теодору Патронус, ведь он подозревал, что Уильям Нотт предпочтёт навестить поместье. Так он сможет выдасть их… если вообще есть, что выдавать. Уже не в первый раз Гермиона поблагодарила звёзды за то, что дружит с белокурым слизеринцем. Она схватила самовосполняющееся перо, лежащее в чемодане, недалеко от дневника, и нацарапала ответ. Молилась всем основателям Хогвартса, чтобы Драко никуда не отошёл и смог прочитать послание. Драко! Он здесь. Нам нужна помощь, пожалуйста, ответь!       Долго ждать не пришлось, вскоре обложка вновь потеплела, а на бледной странице проявились буквы. Да, я здесь. Что конкретно нужно сделать? Теодор решил встретить отца, а меня послать в Министерство за помощью. Я не хочу оставлять его одного! Окей. Я отправлю Патронус Макгонагалл — она сообщит о происходящем министру. Не оставляй его, Гермиона. Не оставлю. Грейнджер, послушай. Этот ублюдок любит пытки, но моральные. БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ. Я не хочу потерять ни тебя, ни Тео. Просто не могу.       В этот самый момент до слуха Гермионы эхом донёсся крик Теодора. Он отражался от каменных стен, и казалось, будто сотни различных голосов мучаются в агонии. Девушка глубоко вздохнула от звуков пытки. Она с силой захлопнула дневник и подошла к двери. Сомнения одолевали её не больше мгновения, Гермиона задержалась взглядом на кожаной обложке, уютно устроившейся на простынях, которые гриффиндорка делила с Ноттом буквально двадцать минут назад. Она хотела бы, чтобы у них было больше времени. Ещё один вскрик Тео. Она покачала головой. Драко поможет с аврорами. А ей нужно найти Тео. Они сделают это — справятся. Они просто не могут не выбраться.       Гермиона осторожно вышла из комнаты, на цыпочках ступая по старому досчатому полу. Она каким-то образом понимала, где он будет скрипеть. Всё было словно в тумане, но ноги сами вели её к цели — к комнате, в которой началось всё то, что произошло вчера. Проклятая гостиная. Дверь была чуть приоткрыта, Гермиона опустилась на корточки и заглянула в щёлку. Крики прекратились.       — Почему же ты предал меня, сынок? — прерывистое дыхание прорезал глубокий голос Уильяма.       Он стоял спиной ко входу, девушка могла видеть его сальные, отросшие от долгого пребывания в заключении волосы. На мужчине была мантия, висевшая на худом теле мешком, видно он давно нормально не ел. Палочкой он указывал на фигуру на полу, из-за дивана Гермиона могла видеть только серые пижамные штаны Тео. В левой руке Уильям держал вторую палочку, но вскоре спрятал её в складки своей одежды.       — Н-не понимаю, о чём ты, отец, — пусть и с болью, но безэмоционально ответил Теодор.       Гермиона видела, как он медленно поднялся на ноги, цепляясь за обивку дивана. На белой рубашке проступили пятна крови. Сознание всё ещё было закрыто, но в уголках глаз от злости проступили морщинки.       — Габриэль не может попасть в хранилище Ноттов, — Уильям нарезал круги вокруг сына, словно коршун над жертвой, не опуская палочку ниже уровня груди. — И если ты не предавал меня, почему же Габриэлю было отказано в доступе?       — Мистер Паркинсон больше не адвокат нашей семьи. Его кандидатура не соответствует моим интересам, — прохрипел слизеринец, пожимая плечами.       — Ну так вызови адвоката, у которого есть доступ, — фыркнул Уильям.       — Боюсь, я не могу, отец.       — И почему же, скажи на милость?       — Потому что ты преступник, а я не хочу содействовать твоему побегу.       Губы Уильяма скривились в устрашающей усмешке. Он схватил сына за плечо и наставил палочку тому на горло.       — У меня нет времени на твои неуместные капризы.       — Неуместные?       — Неуместные. Твоя шлюха-мамаша испортила твоё воспитание ещё до того, как ты научился подтирать за собой задницу.       Уильям сильнее надавил на кожу парня.       — Оскорблениями моей матери ты ничего не добьёшься, — легкомысленно ответил Теодор, рассматривая ногти; создавалось впечатление, будто ему всё равно на происходящее. Затем слизеринец поднял взгляд на отца. — Делай, что хочешь, отец, мы оба знаем, что говорить ты меня не заставишь.       Гермионе захотелось дать ему подзатыльник. Какого чёрта он провоцирует его? Уильям снова ухмыльнулся и шагнул назад, не сводя с сына палочку.       — Я никогда не позволял себе плохого по отношению к тебе, сынок. Но… если ты настаиваешь.       Гермиона смотрела на то, как с потрескавшихся губ Уильяма срывается проклятие. Ещё миллисекунду ей казалось, что из чувств остался лишь горький вкус страха. Всё, что понимала девушка, — она не может наблюдать за этим. Ноги бесконтрольно примчали её на середину комнаты. Руки бесконтрольно оттолкнули Теодора в сторону. Будто издалека она услышала треск ломающегося под его упавшем телом деревянного столика. Гермиона стиснула зубы, последний слог проклятия был произнесён, чужеродная магия заструилась по венам. Последняя мысль перед тем, как внутри вспыхнула адская боль, — она наконец поняла, что заставило пятилетнего мальчика загородить собой тело матери. Любовь, что сподвигла прикрыть собой любимого человека. И это горько-сладкое открытие было встречено мученической агонией.