Rowena's Study

      Сознание Гермионы подбросило ей воспоминание о том, как она впервые начала догадываться о чувствах Теодора к ней. Он тогда сонно завалился на диван в их гостиной, пьяный после празднования победы Слизерина в матче с Гриффиндором. Тёмные волнистые волосы спадали на лоб, красиво контрастируя с бледной кожей в свете камина. Он пробормотал, что Гермиона пахнет, как Амортенция, а потом провалился в сон. Девушка даже пожалела, что не призналась тогда ему в чувствах. Может, у них было бы больше времени. Она хотела бы, чтобы Тео признался ещё на третьем курсе, они бы познавали влюблённость вместе, они бы… вместе пережили войну. Возможно, тогда ей не пришлось бы проводить столько одиноких вечеров в библиотеке, тайно желая, чтобы хоть кто-то заметил её. Возможно, у неё бы был он, а у него была бы она.       Лёжа на полу у ног Уильяма, ощущая действие Круцио — миллионы мелких иголочек, пронзающих плоть, будто самую тонкую ткань, Гермиона надеялась, что они справятся. Надеялась, что у неё ещё будет возможность сказать Теодору, что её чувства гораздо сильнее, чем обычная любовь, что, если бы он предложил, она бы с радостью вышла за него. Проклятье притупило эмоции, сжимая в тисках напряжения и не давая ни секунды передохнуть от крика, разрывающего её горло в кровавые клочья. Все части её тела ломались под дьявольским давлением, казалось, что кости восстановить уже не получится. И она никогда не сможет ходить, да даже делать простейшие движения кистью, чтобы взмахивать палочкой. Она не знала, сколько конкретно находилась под действием проклятия, но оно наконец-то спало. Гермиона всё ещё цеплялась за то воспоминание о Нотте, словно верила, что оно способно помочь ей остаться в здравом уме.       — Петрификус Тоталус! — прогремел Уильям, но заклятие попало не в Гермиону.       Она пыталась понять, что вообще происходит, но взгляд всё никак не хотел фокусироваться на мужчине перед ней. Она была не в состоянии соединить факт того, что Теодор всё ещё был в комнате, и произнесённое его отцом заклинание. Вместо этого она прижалась щекой к холодному полу и наслаждалась минуткой отдыха от пытки. Дыхание замедлилось, Гермиона невидящим взглядом уставилась на камин, представляя на его месте другой — в уютной общей гостиной, рядом с удобными плюшевыми креслами. Откуда-то слева снова донёсся голос Уильяма. Медленно моргая, она попыталась сосредоточиться на его словах.       — Нет-нет-нет, Теодор. Я ещё с ней не закончил.       При звуках его имени, Гермиона подняла голову и взглянула на слизеринца. Он застыл неподалёку, не шевелясь и протягивая руку к маленькой деревяшке: тонкой и выкрашенной в светлый, не похожей на другие ошмётки бывшего торцевого столика. На лице Теодора застыло выражение решимости, он был сосредоточен на своей цели.       Уильям лёгким движением палочки усадил сына на диван, рядом с которым и лежала Гермиона.       — Инкарцеро.       Толстые тёмные верёвки змеями обвили тело Теодора. Ещё одно движение палочки, и он отмер, но всё ещё был привязан к дивану, в панике глядя на гриффиндорку. Она встретилась с ним взглядами и, как ей показалось, ободряюще улыбнулась, надеясь, что это не было похоже на гримасу. Теодор, наоборот, яростно закачал головой, попутно ругаясь. Его отец без особого интереса наблюдал за безмолвным диалогом, крутя палочку между грязных пальцев.       — А, и грязнокровка здесь, — проворковал он.       Мужчина медленно наклонился к Гермионе, касаясь горячим и липким дыханием её уха. Теодор вновь начал вырываться и ругаться, пытаясь сбросить путы. Тёмно-серый диван, на котором он сидел, двигался при каждом его движении, неприятно скребя ножками по полу.       — Отойди от неё, — прорычал Тео, шевеля кистями рук, но верёвки и не думали поддаваться.       — А мне показалось, ты утверждал, что мисс Паркинсон врала, когда говорила, что эта грязь сейчас в Меноре.       Толстые пальцы убрали кудри с лица Гермионы, она попыталась отстраниться, но последствия Круцио сильно затрудняли любые движения.       — Ты спросил меня, была ли в поместье гряз… — Теодор осёкся, посмотрев на Гермиону. — Была ли в поместье грязнокровка. Я честно ответил.       Рубашка всё ещё пропитывалась кровью, но уже не так быстро, как пару минут назад. Теперь одежда выглядела так, будто её носил серийный убийца.       Уильям резко схватил Гермиону за подбородок, грубо сжимая и поднимая голову повыше.       — Это было довольно хитро с твоей стороны, сынок. Я почти что горжусь тобой, — холодно произнёс Нотт, его глаза вспыхнули в раздражении. — Давай же отпразднуем эту твою игру слов.       Уильям поднял палочку, мило улыбаясь своему сыну. Его глаза маниакально блестели. Гермиона уже видела такую картину: в воспоминании, где мужчина убил свою жену. Она ощутила холодный и скользкий страх, стекающий вниз по стенкам желудка.       — На твоём месте я бы её не убивал, — встрял Теодор. Его голос до сих пор был безэмоциональным, но пару раз всё же предательски дрогнул.       — Почему нет, Теодор?       — Ты думал, я не восприму твои угрозы всерьёз? — слизеринец взглянул на отца. — Адвокат не просто составил новый список тех, кому разрешён доступ к хранилищу. Я назвал её своей преемницей.       — Тем больше причин…       — Не просто преемницей. Если она умрёт, все наши накопления в хранилищах перейдут в хогвартский фонд магглорождённых. Даже если я всё ещё буду жив.       Гермиона сосредоточилась на словах Теодора. Кажется, теперь она понимала, зачем он встречался с адвокатом. Но… он, конечно же, врёт. Хочет запутать отца.       — Как тебе такое: галеоны Ноттов пойдут на подготовку магглорождённых к школе? На покупку палочек и учебников?       — Ты лжёшь, — фыркнул Уильям, но в голосе слышался намёк на непонятную Гермионе эмоцию: возможно, отчаяние. Он изучал лицо Теодора, ища хоть какой-нибудь намёк на ложь.       — Не лгу.       — Хорошо.       Уильям развёл руками, взглянув на сына. Затем он вновь вернул внимание Гермионе, медленно начинающей отходить от последствий проклятия. Мужчина глубоко рассмеялся себе под нос и шагнул ближе к девушке, заставив ту вздрогнуть.       — Знаешь, ведь есть вещи и похуже смерти. Интересно… — голос Уильяма на секунду затих, он посмотрел на сына, а в его глазах отразилось тошнотворное веселье, — ты потрудился обучить её окклюменции?       Внимание Гермионы привлёк сдавленный хрип Теодора; страх в его глазах перерос в ужас, парень с новой силой возобновил попытки выбраться. Уильям взмахом палочки заткнул ему рот одной из верёвок. Волосы слизеринца растрепались, он мотал головой и бормотал что-то нечленораздельное. Голубые глаза смотрели на мужчину в мольбе, пытаясь заставить того понять. Теодор покачал головой в отрицании, а мистер Нотт лишь посмеялся над метаниями сына.       — Мне никогда не нравилось, что ты был таким… хорошим окклюментом. Все разговоры с тобой были однотипными. Но думаю, сейчас я смогу чего-то добиться. Империо.       Как только луч проклятия коснулся кожи Гермионы, ей показалось, что всё её тело покрылось яркими искрами. Всё вокруг заблестело и покрылось пеленой, девушка плыла в безмятежности. Она подняла свои огромные карие глаза на Уильяма, ожидая команды.       — На колени, грязнокровка.       Гермиона двигалась медленно, борясь с дрожащими мышцами и руками — последствиями Круцио и желая лишь повиноваться мистеру Нотту. Она опустилась на пол, не отрывая взгляда от холодных, суровых глаз Уильяма.       Где-то в глубине души Гермиона кричала. Её сознание заперли в железную клетку с толстыми прутьями и заставили наблюдать за собственным телом, действующим противоположно её желаниям. Проклятие было слишком сильным, поэтому каждый раз, когда Гермиона пыталась перенять контроль, мощная волна умиротворённости вновь уносит сознание подальше.       Теодор всё ещё боролся с верёвками, но гриффиндорка не помнила, за что его вообще связали. Что-то внутри подсказывало, что она знает парня, сидящего перед ней, но не понимала откуда.       — А теперь, грязнокровка, открой ротик.       Гермиона послушалась.       — Нет, шире.       Челюсть начала побаливать.       Сознание всё ещё боролось, пытаясь заставить тело оттолкнуть мужчину, пнуть его, ударить. Гермиона почувствовала, как её руки немного сжались, а пальцы дрогнули, но очередная волна безмятежности захлестнула с головой. Уильям стоял над ней, противно улыбаясь, затем он повернулся к парню.       — Видишь ли, сынок, грязнокровки годятся только для того, чтобы стоять на коленях, — усмехнулся Уильям, усаживаясь на серые диванные подушки рядом с сыном. — Роули всегда говорил, что Гермиона Грейнджер — лучшая из грязнокровок. Вот сейчас и посмотрим, насколько хорошо она работает ротиком. Видимо, просто божественно, раз ты пошёл на предательство рода Ноттов ради неё.       Уильям схватил Гермиону за волосы, поворачивая её голову к дивану. Теодор во все глаза смотрел на девушку, стоящую на коленях.       — Ближе, сучка.       Гермиона подползла к его ногам.       — А теперь наклонись вперёд.       Её подбородок сейчас чуть ли не касался бёдер Уильяма.       Девушка знала, чего он хочет, поэтому не переставала бороться: пыталась избавиться от тугих пут проклятия, сковывающих её сознание. Она бросила быстрый взгляд на Теодора, до сих пор не сводящего с гриффиндорки глаз. Он вырывался, но безнадёжно. Ему оставалось лишь наблюдать.       Он всегда наблюдал.       Тео.       Её Тео.       Она была нужна Тео.       Каждая унция тела сотрясалась от любви к нему, каждый пазл головоломки встал на место; умнейшая ведьма наконец переняла контроль над своим телом. Будто весь мир взорвался миллионом кусочков, когда сознание Гермионы выпорхнуло на свободу. Она почувствовала боль от Круцио и жгучий страх при осознании того, что её собираются изнасиловать. Это почти случилось. И до сих пор могло случиться. Уильям уже потянул за молнию ширинки. Нужно действовать быстрее.       Одним быстрым движением Гермиона легла на спину и, вытащив лодыжку из-под ягодиц, пнула мужчину между ног. Через мгновение послышался крик Уильяма, а девушка кинула взгляд в сторону сломанного столика и улыбнулась, когда заметила маленькую деревяшку, до которой так отчаянно пытался дотянуться Теодор. Тогда она была слишком рада, что пытки Круцио прекратились, поэтому не осознавала, зачем вообще Теодору этот кусок дерева. Но теперь она поняла: это её палочка. Гермиона перекатилась и схватила рукоять из рябинового дерева. Она вскочила на ноги и направила палочку на всё ещё плевавшегося ругательствами Уильяма. Он, в свою очередь, не сводил палочки с девушки, второй рукой прикрывая пах. Гермиона, чувствуя болезненное чувство удовлетворения, ухмыльнулась.       — Отойди от него, — голос Гермионы был низкий, в нём сквозила угроза.       Она смотрела на Уильяма Нотта с блестящей яростью в глазах. Теперь они на равных.