Искупление

      …Она увидела Блэка, лежавшего на поверхности воды.       И жизнь Флоренс пронеслась перед глазами, словно черно-белая киноплёнка, когда один кадр сменяется другим. Один насыщенный жизненный эпизод плавно переходил во второй, более интригующий. Перед глазами сейчас была не водяная гладь, а именно проектор, через свет которого девушка могла видеть себя со стороны. Каждую судьбоносную деталь, сыгранную так натурально, что Снейп могла поверить в это. Она как будто окунулась в Омут памяти, и этот каменный сосуд заставлял просматривать каждый сюжет из её жизни. Но сценарий брал своё начало не с детства, даже не с юношества Флоренс. Сознание подкидывало обрывки воспоминаний, связанных с Блэком. В памяти проигрывались все их встречи, каждое сказанное слово в адрес друг друга. Даже самые нелицеприятные, самые отталкивающие. Головной мозг, словно губка, впитывал в себя каждый слог, выпущенный изо рта слизеринцев.       — Флоренс! — окликнул Питер, стоявший неподалеку от места, где билась вода о гальку. — Во имя Годрика, что ты творишь? — его руки касались запястья девушки, поглаживая большим пальцем выступающую косточку. Будто уговаривал обдумать несколько раз то, что она собиралась сделать.       — Питер... Блэк... он там, и я... — речь её была сбивчива под стать разбушевавшемуся ветру, бьющему по щекам. Даже погода пыталась образумить слизеринку, заставляя её думать здраво, холодно, рационально. — Ему нужна помощь!       — Ты собралась туда идти в одиночку? — воскликнул гриффиндорец, с ещё большим нажимом, давя на руку слизеринки. — Ты в своём уме?       — И что ты предлагаешь? — Снейп перешла на крик, отбрасывая ладонь Петтигрю от своей кожи. Его касания обжигали неправильностью и неуместностью в данном жизненном контексте. — Быть может, ты хочешь туда пойти и спасти его сам? — бросила с вызовом Флоренс, выгибая левую бровь.       Петтигрю замедлил с ответом, стыдливо пряча глаза в каменную кладь берега. Словно пытался найти в этих закромах некую существенную причину, по которой Флоренс должна была стоять на месте, наблюдая за тем, как, возможно, погибает другой человек.       Человек, который стал чем-то большим, чем просто заносчивый слизеринец с Северно-Ледовитым океаном вместо глаз.       — Ну, конечно, — усмехнулась Флоренс, подтверждая правильность своего решения относительно Питера. Пусть он был хорошим парнем, зато точно лишенным храбрости и отваги. — Стой здесь и жди. Если увидишь кого-нибудь, то задержи. Понял? — строго отчеканила свой приказ Снейп, вглядываясь в разочарованное лицо Петтигрю. Он лишь слабо кивнул головой, будто его вынуждали.       Снейп бездумно сделала шаг, словно по наитию. Будто дорога была прочерчена и следовало лишь ступать по линии, не сходя с пути. Девушка чувствовала, как холодная вода достигала щиколоток, заливаясь в ботинки. Но слизеринку данная неприятность волновала куда меньше, чем лежащий посреди водоема однокурсник. Флоренс шла, зачерпывая воду.       Зачем она шагала дальше, не заботясь о собственной безопасности? Ради чего?       А главное, ради кого?       Ради Пожирателя смерти? Избалованного сынка сумасшедших родителей? Ведь Флоренс догадывалась, кто именно мог натолкнуть Блэка на сей выбор.       Зачем ты идёшь дальше, Снейп?       Но слизеринка не отдавала себе отчет в этих действиях.       Просто шла вперед, не раздумывая о том, кого решила спасти.       Флоренс прекрасно понимала, что ей не стоит лезть на дно озера, чтобы спасти того, кто выбрал путь убийцы. Если Снейп спасёт Блэка, каким будет гарант безопасности её жизни? Кто даст стопроцентный патент на её неприкосновенность? Кто скажет ей, не придёт ли Блэк за ней, когда того захочет Реддл? Ведь, несмотря на то, что Флоренс была мало осведомлена о действиях Пожирателей, она не была дурой. Она знала, за кем охотится эта банда.       За маглорожденными.       Бинго.       Таковой и была Флоренс. Грязнокровой полукровкой, за чьей головой рано или поздно придут палачи в масках.       Интересно, скажет ли Регулус спасибо за такой широкий жест души, когда своей палочкой нарисует зигзаг в воздухе, бросая Аваду прямиком в цель? Флоренс думала, что нет. Лишь улыбнется, показывая свой мерзкий оскал. Как тогда, в классе. Когда Блэк вынуждал её наблюдать за тем, как ужасающе сверкает его метка в лунном свете. Когда её органы сжимались, а язык почерствел в попытках исказить ужас через крик.       Но зачем она всё-таки продолжала шагать, чувствуя, как пояс пальто промокал от мерзлой воды, а зубы стучали друг о друга?       Флоренс смогла вырвать этот долгожданный ответ, затыкая навязчивые мысли, что курсировали по извилинам её головного мозга. Снейп не была психопаткой, лишенной эмпатии. Несмотря на немногословность и замкнутость, она всегда была человеком сопереживающим. Разумеется, подобные черты характера не прибавляли ей очков в жизненном соревновании. Но эти качества вполне можно засчитать за причину такого геройства.       Слизеринка могла проникнуться даже к тому, кто вовсе не ценил хорошего отношения к себе. К тому, кто растоптал её чувства, выжигая на сердце огромную дыру. Такую глубокую, чтобы ничто не могло, и никто не мог её заполонить. В этом был весь Блэк. Он всегда делал так. Всегда пытался сделать больнее, но лишь с тем условием, что ничто не сможет подействовать, как анальгетик, заглушающий вопиющий болевой синдром.       Живи с этим. Терпи всё это.       Флоренс жила. Флоренс терпела. До того момента, пока чаша терпения не лопнула от количества ядовитых ферментов, оставляющих след на фарфоре. И тогда она поняла, что больше не в силах терпеть, пока Блэк вновь находит новые поводы поизмываться над ней. Она забыла. Стерла. Уберегла своё сердце от новых нападок своего мучителя.       Пока не нашла его замерзающим, раскачивающимся на легких волнах. И теперь ей предстоит выбор. Быть милосердной или отплатить идентичной монетой, выказывая степень всех тех мучений, которыми её наградил Блэк.       Чаша весов склонилась к состраданию, когда Флоренс опустилась на колени, а плечи девушки почувствовали обжигающее прикосновение февральской воды.       Блэк был неподвижен. Дно было неглубоким, уровень воды доставал почти до пояса. С ростом слизеринца ему удавалось держаться наплаву за счёт полу сидячей позы. По самую голову он был в воде, и лишь носом касался воздуха, чтобы не захлебнуться. Но это никоим образом не являлось облегчением. Тот факт, что Блэк решил искупаться в феврале, уже говорил о том, что его поступок был крайне безрассудным, а мотивы суицидальными. Но такое поведение не было похоже на действия того слизеринца, которого всегда знала Флоренс. Он всегда был непоколебим, всегда был собранным и рассудительным. Этот мерзавец всегда мог выискать лазейки из самых сложных ситуаций. Здесь явно что-то было не так.       Снейп придвинулась к его груди, прислушиваясь к стуку слизеринского сердца. Но из-за шума вокруг, она не могла разобрать хаотичную пульсацию внутри организма Блэка. Тогда она решилась на отчаянный шаг, едва касаясь его горла, к жилке под подбородком. Почти онемевшие пальцы девушки ощутили удары, знаменовавшие то, что Регулус не являлся замерзшим трупом.       — Эй, — слизеринка аккуратно хлопнула по щекам парня, чтобы привести его в чувства. — Блэк, прошу, очнись, — её голос был похож на нечто мягкое, умоляющее. Она забыла, как звучит её голос без стали, защищающей Флоренс от Блэка.       — Я в сознании, Снейп, — прохрипел Блэк своим типично-скотским тоном, показывающим всю надменность натуры слизеринца. — И я в состоянии справиться сам. Так что можешь не утруждать себя. И, будь добра, катись нахуй отсюда, — добавил Блэк, исходя злостью. Его глаза были чуть прикрыты, но девушка могла поклясться, что на секунду слизеринец все же мазнул по ней своим сплавом серебра, заточенным в радужках.       В чём-то Флоренс всегда оказывалась права. Этот человек никогда и ни за что никому не скажет слов благодарности. Чёртов идиот.       — Чудесно, — елейно произнесла Снейп, отодвигаясь от тела брюнета для того, чтобы встать. Мокрая ткань неприятно прилипала к коже, отчего холод окутывал тело слизеринки с двойной силой. — Если ты не при смерти, то значит точно в состоянии подняться и выйти из воды, пока твои конечности не заледенели, — всё ещё пыталась уговорить Флоренс, пропуская мимо ушей гадости, льющиеся изо рта Блэка.       — Не думаю, — пропел тот, демонстративно оставаясь лежать неподвижным грузом.       Мерлин, да он издевается!       Гребанный мерзавец просто решил снова потрепать нервы Снейп, пока она плясала перед ним на задних лапах.       Будто ей было жизненно необходимо спасти этого заносчивого мальчишку от всех бед в этом мире. Флоренс уговаривала его сохранить собственное здоровье и жизнь, словно они находились перед кабинетом врача, когда мать идёт на манипуляции, уговаривая ребенка позволить взять анализ крови, а тот взамен получит пломбирный рожок.       Данные ассоциации курсировали по жилам, зарождая раздражение. Снейп вспыхнула, едва сохраняя спокойствие и невозмутимость. Не то, что бы она ждала распростёртых объятий и добрых слов. Разумеется, нет. Но капелька благодарности разбавила бы её и без того шаткое положение.       — А я думаю, что сможешь, — проговорила та невозмутимым тоном, пиная Блэка вбок, чтобы тот, наконец, оклемался.       Они разговаривали несколько минут, а он все ещё оставался чересчур сдержанным. Она хотела вывести его на эмоции, чтобы та рьяность, присущая его натуре, вышла наружу. Дать толчок к действиям.       — Ты совсем охринела? — воскликнул Блэк, хватаясь за ребра, вставая. Расчёты Снейп оказались верны. С его ростом вода доставала до бедёр молодого человека. Его вещи насквозь промокли. Черная водолазка и клетчатые брюки прилипали к телу, создавая в полутьме ощущение, что на слизеринце и вовсе не было одежды. — Или тебя не учили, что вторгаться в личное пространство другого человека — дурной тон? — возмутился Блэк, едва стоя на ногах. Вид у него был совсем болезненный. Бледное лицо, синяки под глазами. Снейп заметила, что на его лице ещё четче проступили скулы, делая выражение лица более острым, исхудавшим.       — Позволять человеку убивать себя — дурной тон, а я решила помочь. Знаешь, иногда люди помогают друг другу, а не ведут себя, как последние придурки, — Снейп прищурила глаза, сложив руки на груди. Её голос сочился огорчением, но ей не нужны были его жалкие слова признательности. Ей, вообще, ни черта не нужно было от Блэка. — Но ты можешь оставаться здесь. Не забудь прислать Патронус, когда начнёшь сдыхать от пневмонии, — Флоренс пожала плечами, разворачиваясь вполоборота, но на секунду замедлила. — Ах, точно. Я же забыла. Ты настолько прогнил внутри, что просто не способен на столь светлое заклинание, — эти слова она бросила перед тем, как ступить обратно к берегу.       Она ступала уверенно, но её душу на части рвали гиены. Лоскут за лоскутом. Забирали, пережевывали. Так и ощущались на самом деле сомнения по поводу всего. Разумеется, она не должна была говорить столь мерзкие слова в адрес слизеринца, но он заслужил такую правду. Флоренс, правда, пыталась бороться. Даже сейчас, после всего того, что он с ней сделал. Слизеринка все равно старалась поступать правильно, действуя по зову доброты. Но иногда лучше запихнуть эту сердобольность, перешагивая через того, кто в этом не нуждался.       Блэк не нуждался. Пусть спасает себя сам.       — Во-первых, я не знаю, кто такая эта ваша пневмония. Во-вторых, буду крайне признателен, если ты избавишь меня от своей магловской херни, — Блэк нагнал девушку, задыхаясь. Его организм ослаб, и ему крайне тяжело давалась ходьба даже на столь короткой дистанции. — И, в-третьих, я умею… умел вызывать Патронус, — даже при всем своем болезненном виде Блэк не изменял себе. Его важность не содрогнулась даже под гнетом недуга. Он самодовольно расправил плечи, обгоняя Снейп. Это спровоцировало закатывание глаз слизеринки.       Флоренс намеренно шла медленнее обычного, чтобы давать фору Блэку и пристально следить за тем, как он доберется до заветной суши. Пальцы окончательно онемели, а ноги ощущались тяжелым грузом, заставляющим волочить конечности против собственной воли. Снейп провела языком по губам и могла почувствовать на вкус весь спектр их обморожения. Она могла поклясться, что чувствовала, как мягкая кожа чувственных губ посинела.       Сделав последний рывок вперед, слизеринка ощутила подошвой резкие прорези камня.       — Флоренс! — Питер подлетел вмиг, оглядывая девушку на признаки травм и увечий. — Всё в порядке?       Слизеринка слабо кивнула, пытаясь справиться с накатом прохлады, обдававшей её с ног до головы.       — Ох, какие люди, — устало подметил Блэк, пытливо вглядываясь в очертания силуэта Питера. — И как я мог не догадаться, кто принялся крутиться под юбкой полукровки этим вечером, — слизеринец опустился на землю в желании остановить бешеное сердцебиение, успокаивая пульс. — Знаешь, Петтигрю, я с каждым разом поражаюсь кретинизму твоего крошечного мозга, — продолжал свой монолог Блэк, поворачиваясь на спину. — Каким нужно быть дегенератом, чтобы отпустить девчонку в одиночку в Чёрное озеро, которое просто кишит водяными тварями? — он блеснул серебром своих радужек, и этот блеск зажег огонь в глазах гриффиндорца.       — Заткнись, Блэк! — взревел Питер. Флоренс впервые видела, чтобы гриффиндорец хоть раз выходил из себя. И это было, действительно, поразительно жутко. Словно его личность подменилась совершенно другой, чужеродной. — Ты ни черта не знаешь о том, что здесь произошло!       — Ой, посмотрите, — фальшиво рассмеялся Блэк, из-за чего спазм кашля сковал его тело, заставляя отхаркивать свои легкие прямо на горные породы. — Собачонка подала голос.       — Клянусь Мерлином, Блэк, — Питер сжимал кулаки до побелевших костяшек, исходя злостью. Его лицо исказилось в гримасе гнева, а светлые глаза, будто налились тёмной массой, отдаленно напоминавшей смолу. — Если ты не закроешь свой поганый рот, то я сам лично утоплю тебя в этом гребанном озере! — Петтигрю размахивал руками, тыча указательным пальцем прямо по направлению в бушевавшие волны водоема.       — Ты всегда был таким смелым, крысёныш? — Блэк поддался вперед, вставая на локтях. Он повернул голову в сторону гриффиндорца, прожигая того взглядом. И Флоренс знала точно, кто одержит победу в этом неравном поединке. — Или твой язык развязывается только в те моменты, когда ты уверен, что не получишь по своей мерзкой роже? — усмехнулся Блэк, превознося собственное величие.       Питтер подался вперед, но его вовремя задержала аккуратная женская ладонь и тело, вставшее между гриффиндорцем и слизеринцем.       — Питер, посмотри на меня, — мягко произнесла Флоренс, обрамляя лицо гриффиндорца своими ладонями. — Прошу, успокойся, — Петтигрю поднял свои глаза, и вся былая спесь сошла с его радужек, возвращая блондина в былое равновесие. — Не нужно сцен, сейчас для них не самое подходящее время, — она услышала смешок, разбавленный приступом кашля Блэка. — Это касается вас обоих, — продолжила та твердым голосом, оборачиваясь на слизеринца.       Флоренс прошлась взглядом по телу слизеринца, отмечая про себя то, что выглядел он куда хуже, чем слышалась его речь. Блэк не оставлял попыток задеть Питера по самым слабым точкам, но Снейп не могла понять, что могло вызвать такой резкий всплеск эмоций брюнета. Блэк поднял глаза, задерживая всё свое внимание на положении ладоней Снейп. Он словно очерчивал глазами каждый дюйм её тела, не вербально передавая всю степень своего недовольства. Это было похоже на немое предупреждение.       На прямой призыв убрать свои руки от лица Петтигрю.       — Тебе нужно обратно в школу, Блэк, — Флоренс отняла руки от кожи гриффиндорца, складывая их по швам своего тела. Не то, чтобы она испугалась дальнейшей реакции слизеринца. Нет. Она убрала свои ладони, потому что сама этого хотела. Только поэтому. — Я не шучу. Твои купания в озере не пройдут бесследно.       — Снейп, я же сказал, что мне не нужна твоя помощь, — устало, прохрипел Блэк, поднимаясь на ноги. Ему чудом удавалось сохранять координацию, не валясь обратно на землю. — Можешь заделаться нянькой для таких ущербных, как этот…       — Довольно! — вскрикнула Снейп, чувствуя, что самой едва удаётся совладать с отрицательными эмоциями, вызванными поведением слизеринца. — Питер, ты поможешь дотащить Блэка в замок? — девушка умоляюще взглянула на гриффиндорца.       — У меня есть выбор? — произнес Питер на выдохе. — Я не оставлю тебя наедине с ним.       — О, Петтигрю, знал бы ты, сколько раз Снейп оставалась со мной наедине, — самодовольно усмехнулся Блэк, одаривая окружающих своей ей-определенно-было-хорошо улыбкой. — И, знаешь, она ни разу не умоляла о том, чтобы я оставил её в покое. Только лишь просила не останавливаться, — Блэк поджал губы, изображая невинность, метая взгляд от гриффиндорца к слизеринке.       Слизеринец рвано вобрал в себя воздух, почувствовав, как девичьи пальцы с нажимом сомкнулись на его руке, царапая.       — Будешь много болтать, Блэк, — Снейп придвинулась ближе, обдавая теплым дыханием его лицо, — и я трансфигурирую тебя в крысу. Так будет проще донести тебя до школы, не слушая все те бредни, что ты себе навыдумывал, — Флоренс елейно улыбнулась, с трудом скрывая смущенность, что предательски отпечатывалась краснотой на её щеках.       Слизеринка обошла брюнета, следуя по направлению к Хогвартсу. Она слышала, как тихие шаги парней следовали за ней по пятам. Главным желанием Флоренс было, поскорее, добраться до школы, чтобы ни одна живая душа не смогла заметить эту троицу. Если их найдут быстрее, чем они доберутся до гостиной Слизерина, то проблем они точно не оберутся. Ей слабо представлялось, как они смогут прояснить ситуацию с ночными гуляниями и насквозь промокшей одеждой.       Блэк шёл с остановками, временами ему требовалась передышка. Снейп и Петтигрю смиренно выжидали слизеринца. Всю оставшуюся дорогу молодые люди провели в молчании. Кажется, они исчерпали весь запас оскорблений на берегу, когда бросались друг в друга проклятиями и неприятными комментариями.       Коридоры Хогвартса встретили слизеринцев и гриффиндорца мраком. Кромешная темнота благоволила на то, чтобы делать их нахождение в школе более безопасным.       Безопасным для того, чтобы не попасться на глаза надоедливому завхозу и патрулирующим учителям.       Оказавшись перед входом в гостиную, Снейп прошептала пароль, отворяющий полотно, на котором был изображён вечно-недовольный мужчина, метавший злобные взгляды на слизеринцев.       Она пропустила Блэка вперед, но брюнет, кажется, не спешил заходить внутрь. Слизеринец облокотился о стену, словно выжидая момента, когда Снейп проследует за ним. Флоренс вперилась в Блэка взглядом, безмолвно намекая на то, что ему нужно идти вперед, но слизеринец был неумолим. Он невозмутимо оставался на своём месте, делая вид, что его совершенно не заботит чужие планы. Словно только его желания имеют вес. Ты либо подчиняешься, либо подчиняешься. Ни второго, ни третьего не дано.       Флоренс потерла глаза, чувствуя, как утомленность накатывает новой волной. Ей хотелось свалиться без сил, забывая о том, какой шквал сумасшествия захлестнул её этим вечером.       Снейп думала, что наконец избавится от присутствия Блэка в своей жизни, если начнёт игнорировать и избегать его. Но даже в те моменты, когда слизеринке кажется, что жизнь её обновилась, даруя былую свободу от тягот взаимоотношений с Блэком, судьба подкидывает ситуации, в котором слизеринец оказывается ядром, требующим помощи и внимания. Это было похоже на замкнутый круг, на самое настоящее чистилище, из которого невозможно было выбраться. Быть может, жизненной миссией Флоренс являлось спасение Блэка от всех бед? Может, только тогда она познает покой.       — Питер, думаю, дальше я сама справлюсь, — улыбнулась Флоренс, стараясь показать то, что она совсем не переживала о том, что окажется наедине с Пожирателем смерти. — Спасибо, что помог.       Петтигрю подозрительно оглядел Блэка, а затем всмотрелся в Снейп, делая взгляд более мягким, чем несколько секунд назад, когда радужки глаз могли заискриться от напряжения.       — Надеюсь, что с тобой всё будет в порядке, — гриффиндорец дотронулся до локона слизеринки, аккуратно наматывая его на палец. — До встречи, Флоренс.       Питер ещё на секунду задержал взгляд на Блэке, прищурено оглядывая слизеринца, а затем направился в сторону выхода из Подземелий.       Флоренс безмолвно прошла вглубь гостиной, не дожидаясь Блэка. Но тот сразу же последовал за девушкой.       Комната была окружена тьмой, из-за чего приходилось напрягать зрение, чтобы сориентироваться в пространстве. Слабое свечение ускользнуло из палочки Снейп, оседая огнём на толстой восковой свече.       — Мне нужно позвать мадам Помфри, — начала Флоренс, присаживаясь на кушетку. Блэк, в свою очередь, расположился на диване, закидывая ноги на кофейный столик.       — Снейп, оставь свои жалкие попытки спасти меня, — раздраженно произнёс Блэк, чувствуя, как легкие пронзает острая боль, сопровождающаяся сухим кашлем. — С каких пор ты заделалась моей мамашей?       — О, поверь, мне совершенно не хочется быть твоей матерью, — ощетинилась Флоренс, развязывая шарф на своей шее. — Это является моим самым главным кошмаром. Не считая твоего присутствия в моей жизни, конечно, — она склонила голову, с вызовом взирая на слизеринца.       Но он не ответил. Лишь одарил девушку своим недовольством, фыркая. Флоренс привыкла к вечным нападениям Блэка, посему точно знала, с какой точностью и резкостью следовало бить в ответ.       Слизеринка также знала, что её жест доброй воли не откликнется в душе Регулуса, но она не могла пойти против собственных убеждений.       Да, Блэк был последним человеком, который заслуживал милосердия девушки. Но он заслуживал. Несмотря ни на что.       Жалела ли Флоренс о том, что спасла Блэка от погибели? Точно нет.       И пусть девичья совесть будет издевательски хохотать, приговаривая, что она просто влюбленная идиотка, идущая на поводу у чувств.       — Если ты ждёшь слова благодарности, то их не будет, — отозвался Блэк, закидывая голову на спинку дивана. Его голос опустился до шёпота. Скорее всего, болезнь уже прогрессировала и сковывала голосовые связки брюнета.       — Я не жду этого, Блэк, — ответила Флоренс, снимая пальто. Мокрая шерстяная ткань опустилась на пол. — Оставь свою благодарность для тех, кто это оценит.       Флоренс вернула фразу, когда-то сказанную в её адрес Блэком.       Когда-то давно, когда жизнь ощущалась по-другому.       Когда Блэк являлся кем-то иным. Простым однокурсником, о котором Снейп даже не задумывалась, тратя своё драгоценное время. Был кем-то, о ком вспоминаешь вскользь. Был обычным парнем, кто важничал на уроках, скрывая свою натуру за саркастическими комментариями.       Когда Флоренс не являлась той девушкой, которая способна проникнуться живым олицетворением порока и тьмы.       Но судьба расписала сценарий их жизней, переворачивая отношения слизеринцев на сто восемьдесят градусов.       Теперь Блэк скрывал свою натуру за маской Пожирателя. А Снейп пыталась содрать с себя личность той девушки, что мнимо следовала за химерическим образом того самого, кто стал живым олицетворением мрака.       Слизеринка продолжила снимать свою одежду и тем самым спровоцировала прицел глаз Блэка. Брюнет отодвинулся от дивана, подпирая голову ладонями, покоившимися на коленях. Он неотрывно наблюдал за каждым движением Флоренс, следуя за положением её тела. Снейп медленно расстегивала пуговицы на своём кардигане, испытывая Блэка. Она даже не думала смещать свой небесно-синий омут глаз с лица слизеринца. Концентрат напряжения достигал своего апогея. Казалось, что комната могла расщепиться на миллиарды частиц лишь от того, что эти двое, молча, наблюдали друг за другом. Но в этом молчании было больше, чем в пустых словах. Что-то, что било сильнее, чем совокупность слогов и звуков. Что-то, что проникало глубинно под кожу, оставляя шрамы.       — Ты теперь встречаешься с Петтигрю? — внезапно произнёс слизеринец, прочищая горло. В приглушенном свете невозможно было разобрать выражение лица Блэка, но его ноты его голоса были окрашены в ревностные тона.       — Нет, — смутилась Флоренс, на автомате выдавая всю правду. — Точнее, Питер думал, что всё шло к тому, чтобы мы были вместе, но я отказала ему, — слизеринка сглотнула ком, вставший костью в горле. Она чувствовала, что её слова слышались, как оправдания. Но Снейп не за что было оправдываться. Точно не перед Блэком.       — Почему?       Вопрос, требующий ответа. Короткое слово, но вмещающее в себя всю силу слизеринской натуры. Блэк ждал. Снейп могла поклясться, что тот высчитывал секунды до долгожданного ответа слизеринки.       Но что он хотел услышать?       То, что она отказала Питеру из-за того, что не могла справиться с собственной тягой не к тому человеку?       Флоренс пошла против надуманных правил Блэка, оставляя ответ в каймах своей души. Она оставит его вопрос висеть на нитях безмолвия. Слизеринец не получит от неё признания.       Никогда.       Последняя пуговица соскользнула с петли. Флоренс сняла кардиган со своего тела, оставаясь в хлопковой футболке. Бытовым заклинанием она просушила ткань, придавая той теплоту и мягкость. Повторным взмахом палочки, девушка трансфигурировала кардиган в кашемировый свитер бежевого цвета.       — Надень это, — слизеринка протянула новоиспеченный свитер Блэку, готовясь к очередным возражениям брюнета. — От твоей одежды несёт озерной водой. Думаю, это вызовет у мадам Помфри несколько вопросов, — пожала плечами Флоренс, закусывая внутреннюю сторону щеки от волнения.       Но, на удивление, Блэк даже не воспротивился. Лишь удивленно приподнял брови, борясь с желанием кинуть несколько ядовитых комментариев. Но, кажется, у него, вовсе, не осталось сил даже на эти привычные вещи в его поведении.       Блэк принялся стягивать с себя влажную водолазку, оголяя тело. Смутившись, Флоренс отвернулась. Она не знала, было ли правильным держаться расслабленно в такой ситуации. Но что-то ей подсказывало, что они с Блэком больше не находились в такой стадии взаимоотношений, в которой уместно наблюдать за наготой друг друга.       Снейп вглядывалась в единую точку перед собой, замечая, как потрескивало пламя от свечи. Она ощутила, как внутри что-то обрывалось с таким же характерным треском. Но Флоренс приказала не думать об этом. Слизеринка знала, что если она предастся предательским размышлениям, то это вновь выбьет из неё всю внутреннюю силу.       — Зачем ты полез в озеро, Блэк? — подала голос Снейп, озвучивая то, что засело в сознании въедливым пятном. — Какая может быть причина у такого?..       Поток мыслей прекратился, стоило ей обернуться, и заметить, как Блэк приложился головой к подушке. Он заснул. Флоренс почувствовала себя неуютно, наблюдая за спящим слизеринцем.       Слизеринка видела Блэка в разных ипостасях. Всегда - раздраженным, злобным, срывающимся, ехидным, наслаждающимся. Но никогда – спокойным.       Умиротворение ложилось едва заметной дымкой на его лицо, обнажая истомленные черты. Расслабленность шла слизеринцу куда больше, чем волчий оскал.       Он был по-особенному красив в те моменты, когда был беззащитен.       И спокойствие это смывало зло и мрак с его души.

***

      Блэк очнулся вечером следующего дня. Конечности ощущались тяжелым грузом, словно налитые свинцом. Слизеринец едва мог пошевелить кончиками пальцев. Всё это свидетельствовало о долгом пребывании молодого человека без сознания. Из-за долгого нахождения в статичном состоянии, без движения, мышцы атрофируются настолько, что забываешь, какого это — ощущать их силу. Тебя будто помещают в чужое тело и заставляют приживаться в нём насильно. Но ты не можешь. Ты просто его не чувствуешь.       Болела каждая клеточка тела — от пят до макушки головы. Это была не острая боль, напротив, притупленная, едва осязаемая, но доставляющая дополнительный дискомфорт.       Как будто без этого у Блэка все было безоблачно и радужно. Как будто эта проблема была единичной в его жизни.       Организм нещадно лихорадило, а тело ломало от повышенной температуры. Слизеринцу казалось, что все его органы тлели от снижения уровня лимфоцитов в крови.       Во рту был вязкий привкус железа —– ещё одна особенность злополучной болезни, когда во время кашля отхаркиваешь легкие вместе с собственной кровью.       Отлично, Блэк. Ты так мечтал откреститься от одного недуга, приобретая новый. И почему-то слизеринец даже не был удивлен таким исходом.       Он мечтал, страстно желал избавиться от мучений, вызванных гноением левой руки. Поражение достигало своих апогеев, именно поэтому Блэк был готов на всё, лишь бы его адским томлениям пришёл конец. Брюнет перепробовал всё – от заклинаний, которые ни черта не работали с той проблемой, которая возникла из-за Метки; до мазей, сваренных Кикимером. Но даже целительное варево не отягощало страдания Регулуса.       С каждым днём ему становилось всё хуже и хуже.       Сначала это были безобидные покалывания в области левой конечности, сигнализирующие о том, что что-то было не в порядке, но Блэк решил не заострять на этом свое внимание. Продолжал жить в привычном темпе, заглушая спазмы силой мысли.       Но, видимо, он не до конца понимал, что ментальная проработка травм – это не то, что может помочь. Блэк не знал, что поможет справиться с таким проклятьем.       После ситуация ухудшилась. В последние дни слизеринец слабо представлял, где находился. Ему казалось, что он блуждал где-то на границе реальности со сном. Его мозг слабо соображал, пуская по нейронным волокнам странные образы, которые материализовались в причудливые силуэты перед глазами. Какая-то его часть была уверена, что всё это было проделками больного воображения, истощенного неделями, месяцами бессонницы. Но иногда эфемерные лики были настолько реалистичными, что слизеринец исходил до немого крика, сопровождающегося оцепенением. Это было похоже на сонный паралич, когда твой мозг настолько изношен, что подсознание подбрасывает самые ужасающие картины, способные довести до паники и испуга.       Блэк никогда не ощущал подобного. Брюнет никогда не причислял себя к числу людей, страдающих больным воображением и мнительностью. Он всегда мог чётко охарактеризовать ситуацию, не впадая в замешательство.       Но только не сейчас.       Слизеринец был уверен, что его прокляли. Иначе как можно объяснить то, что с ним происходит? Бессонница, отсутствие аппетита, лихорадка, галлюцинации. Но ни в одном учебном пособии Хогвартса не было ничего, указывающего на подобные симптомы. Ни единой зацепки. Ни единой строчки гребанной информации, способной протянуть спасительную ладонь, чтобы вырвать Блэка из этого кошмара. Ни-че-го.       Только чувство бесконечной агонии. Словно кровь вскипала, пузырясь. Блэк ощущал на физическом уровне, как плавились его кости, сопровождая каждое дробление кальция характерным треском и запахом зловонности. Его плоть распадалась на гнойные подтеки, обнажая всю истинную подоплёку Тёмной метки.       Последний раз Регулус чувствовал себя так паршиво на каникулах в собственном доме. Когда Белла измывалась над ним, пуская по телу миллионы разрядов Круцио. Но, блять, Блэк мог дать голову на отсечение, сказав, что Непростительное чувствовалось, как мягкий шепот по коже в сравнении с тем, что сейчас с ним происходило. Он был готов прочувствовать на себе вновь все прелести Круциатуса, если это избавит его от того ужаса, в котором сейчас варился слизеринец.       От физических последствий Круцио мог спасти ледяной душ, способный придать организму некую силу и стойкость. От той заразы, что поселилась в нём сейчас, спасения не было. Каждый раз, когда Блэк вставал под струи холодной воды, она моментально нагревалась о тело слизеринца, становясь кипятком. Горячая вода обволакивала тело, словно оставляя на верхнем слое эпидермиса болезненные шрамы.       Именно в тот момент к Блэку пришло это странное, граничащее с безумством, осознание. Когда абсолютно ничего не способно тебе помочь, а голова раскалывается от затуманенности рассудка, словно тебя накачали неимоверным количеством опиума.       Когда ты настолько иссяк, что готов пойти на всё, лишь на секунду заглушить эту боль. Блэк решил, что окунуться в ледяную, почти замерзшую, озерную воду — будет лучшим решением. Он не знал, какую конечную цель преследовал. Хотел тем самым довести организм до обморожения, чтобы умереть? Возможно. Слизеринец был готов пойти даже на такое безрассудство. Ему нечего было терять. Блэк прекрасно знал, что ни одна живая душа не способна была помочь ему.       Кроме одной.       Чересчур светлой. До боли в глазах ослепительной.       Блэк провёл ладонью по мягкой ткани свитера, тактильно ощущая энергетику той, кто его спасла. Едва уловимый, но такой знакомый запах вишни вбивался в носовые пазухи, подтверждая то, кому принадлежала эта вещь раньше.       Регулус постепенно вспоминал подробности прошлой ночи, думая о том, что был благодарен девчонке за этот жест спасения. Она не была обязана вытаскивать его из пучины проблем, которые к ней даже не относились. Блэк всячески старался уберегать её от всего того, что может навредить ей.       Да, он сорвался, признав свою причастность к Пожирателям. Но это было следствием её докучливого поведения — Снейп никак не хотела отрекаться от него. Никак не хотела понять одну простую истину — Блэк не герой в её прекрасной сказке. Она получила лишь то, что заслужила. Правду. Оглушительную, болезненную, мучительную. Но в целом его миссия оставалась первостепенной - не позволять Снейп ввязываться во всю эту мрачную историю. Кто же знал, что никто и ничто не способно переиграть строптивый нрав полукровки. Даже в то время, когда она его ненавидела (а слизеринец был уверен, Снейп его презирала), её светлость боролась с принципами, шагая попятам за Блэком.       Он был прав.       Полукровка бежала от него, сбивая ноги в кровь, лишь бы никогда больше не нарваться на него. Но в итоге вновь оказалась в поле его досягаемости. Сама пришла к нему. Сама припала в его лапы.       Он не просил. До последнего играл свою роль, отведенную судьбой. Держался от неё подальше, ради её же блага.       Но сдался. Пошёл за ней, следуя за твердолобостью и упрямством слизеринки. Позволил девчонке вновь сделать всё так, как ей заблагорассудиться.       Именно по её воле он оказался в Больничном крыле.       Он очнулся, чувствуя, как затекла его шея. Койки в Лазарете не были предметами роскоши, поэтому приходилось терпеть твердость матрасов и едкий запах целительных зелий.       Блэк чувствовал, как по венам циркулировало лечебное варево, снабжая организм питательными свойствами. Легкие уже не ощущались наждачной бумагой, чиркающей о ребра. Кашель приходил в норму, не снабжая трахею слизеринца отхаркивающими приступами. Он чувствовал, что постепенно болезнь отступала, но главное расстройство не сбавляло обороты.       Блэк едва мог ощутить некий просвет в собственном физическом состоянии. По крайней мере, разум не был опьянен бессилием. Слизеринец чувствовал себя выспавшимся, отдохнувшим впервые за такое долгое время.       Он слабо помнил о событиях, произошедших после того, как полукровка вручила ему свитер, но по остаточному лимонному привкусу во рту понимал, что дело было во вспомогательных средствах. По всей видимости, мадам Помфри позаботилась о стабильности самочувствия слизеринца, вливая в него дозу Зелья Сна Без Сновидений.       Блэк аккуратно поднялся на кровати, разминая спинные мышцы. Ему казалось, что в позвонки втыкали спицы, сковывая движения. Повернув голову, молодой человек заметил на небольшом стеклянном столике чёрную коробку, обвязанную серебряной лентой.       Ну, разумеется.       Констанс, вероятно, просидела рядом с ним, причитая о том, что брюнет оказался при смерти. Он никогда не понимал, как итальянка могла сочетать в своей натуре циничность и истеричность в равной степени. И Блэк был удивлен, не заметив под своей кроватью лужу из слёз. Это было вполне в стиле Сильвестри — разводить драму на пустом месте.       Блэк потянулся к коробке, чтобы изучить её содержимое. Дно было усыпано сладкими яствами, от которых в желудке слизеринца предательски заурчало. Открыв упаковку печенья, в нос вбивался приторный аромат десерта, побуждая Блэка обливаться слюной. Он не ел так давно, что был готов наброситься на еду, съедая всё до последней крошки. Но момент его трапезы нещадно прервал звук открывающейся двери. Смутившись, Блэк отодвинул от себя коробку, стряхивая с одеяла последствия нападения на сладкую сдобность.       — Регулус! — послышался женский голос среди тишины Больничного крыла. — Дорогой, ты пришёл в себя! — Цисси с обеспокоенным видом ступала ближе к койке брата. Вид у неё был неважный. Словно кузина перенимала болезнь, забирая у Регулуса все отвратительные симптомы. Её эльфийские глаза были красными от слёз. Привычная причёска, волосок к волоску, поистрепалась, создавая впечатление, что юная Блэк совершенно не заботилась о своём внешнем виде.       — Да, — отвечал Блэк, чувствуя, что гланды ещё не были готовы напрягаться, за счёт этого голос слышался сухо и хрипло. — Проснулся совсем недавно.       — Ты так меня напугал, Мерлин, — причитала Нарцисса, обнимая Регулуса так крепко, что могла с легкостью раскрошить его кости. Щекой он почувствовал, как теплые слезы сестры отпечатывались на его коже.       — Мисс Блэк! — воскликнула мадам Помфри, появляющаяся из дверного проёма своего кабинета. — Я настоятельно рекомендую Вам соблюдать дистанцию при общении с пациентом. Юный мистер ещё совсем слаб, а болезнь не до конца отступила. Не хватало, чтобы по школе пошла эпидемия, а мой Лазарет ломился от количества заболевших детей! — целительница журила глазами Нарциссу до того момента, пока не убедилась, что слизеринка послушно отступила назад, присаживаясь на стул.       Как только Помфри скрылась с виду, Цисси устремила всё своё внимание обратно к брату.       — Декан сказал, что ты пробудешь здесь ещё минимум неделю, — произнесла Нарцисса, открывая свою сумку. — Я принесла тебе необходимые учебники и книги, чтоб ты совсем не помер со скуки, — горькая улыбка озарила девичье лицо, а аккуратная ладонь положила стопку макулатуры на стол.       — Слизнорт знает, что я заболел? — смутился Блэк, размышляя о том, кто ещё знает об этом и в каких подробностях.       — Флоренс Снейп ему рассказала, — Цисси подняла глаза на брата, пронзая голубизной своих радужек. Словно пыталась выведать всю оставшуюся информацию, собрать недостающий пазл. — Откуда ей известно, что тебе нездоровиться, Регулус? — голос кузины окрасился в подозрительный тон.       — Я предупредил её, что мне нездоровиться, — врал Блэк, чувствуя, как ложь пронзала иглами язык. Он умел искусно врать кому угодно, но только не своей двоюродной сестре. — Мы же всё-таки старосты. Она должна знать, когда ей придётся исполнять обязанности старостата в одиночку.       Нарцисса не сводила взгляда с брата, выискивая в его поведении то, что могло указать на ложь. Цисси никогда не была той, кого можно обвести вокруг пальца. Если человек сам не желал преподносить правду, она всегда найдёт способ добраться до истины.       Блэк почувствовал знакомое покалывание в голове, поражающее периферийную часть мозга. Словно кто-то аккуратно отодвигал завесу твоего сознания. Словно кто-то раскрывал архив твоей памяти, чтобы перелистывать сюжеты воспоминаний, копаясь в самых потайных мыслях. Регулусу был чужд дар окклюменции, посему он не мог скрываться от нападок легилименции, скрывая самые сокровенные воспоминания.       Очнувшись от бесцеремонного вторжение в закрома подсознания, Блэк злобно взглянул на сестру. Он ненавидел подобные практики. Каждый раз он просил сестру не копаться в его мыслях, и каждый раз Нарцисса игнорировала его просьбы.       Натура Блэков — самая беспощадная из всех возможных.       Цисси подорвалась со своего места, вскакивая, подбегая к Регулусу. Рывком она задернула рукав свитера и ужаснулась.       — Какого чёрта? — воскликнула Нарцисса, закрывая рот ладонью. Блэк ни разу не слышал, чтобы из уст сестры вылетали бранные слова. Это шло в полных разрез его представлений о воспитании и манерах кузины. — Что с твоей меткой? — второй вопрос она задала приглушенно, оборачиваясь по сторонам, убеждаясь в том, что никто не слышал.       — Как будто я знаю, — лениво пожал плечами Блэк, одергивая рукав обратно, чтобы лишний раз не лицезреть сиё уродство.       — Почему ты не рассказал мне?       — Зачем? — придвинулся вперед Регулус, сверкая раздражением, растекавшимся по зрачкам тёмной магмой. — Ты знаешь, что это такое? — молодой человек принялся вскидывать руку, которая и без этих резких движений саднила. — Ты знаешь, что за чертовщина со мной происходит? — злость опоясывала слизеринца, вынуждая срываться на глухой крик. От бессилия хотелось биться о стены, срывая сгнившую кожу до сухожилий. Лишь бы это кончилось. Лишь бы прекратилось. — Нет? Тогда какого хера ты лезешь ко мне, Цисси? — язвительность сочилась изо рта Блэка, а лицо его искажалось в болезненной гримасе, разбавленной щепоткой ярости.       — Я могла бы поставить на уши всех первоклассных целителей, всех способных магов…       — И, разумеется, доложила бы обо всём Тёмному Лорду, — перебил слизеринец, обнажая гадкие подозрения. — А после он бы убил меня, посчитав непригодным для службы.       — Что? — ошарашено спросила Нарцисса, смутившись. — Я никогда бы не предала тебя. Никогда бы не рассказала об этом, — она сморщила нос, вспоминая то, что увидела на руке брата минутами ранее. — Я могу помочь, Регулус, — мягкий шелест женского голоса ложился на плечи, внушая спокойствие.       Но Блэк слишком долго находился в яме кошмаров, чтобы поверить в то, что одно слово возымеет вес против всего того, что пришлось пережить слизеринцу.       — Реддл сам обо всём узнает, — отрёкся Блэк, отворачиваясь. — Он просто проверит твоё сознание, найдя нечто интересное для себя.       — Ему не добраться до моих воспоминаний. Я могу контролировать чужую легилименцию, — объясняла Нарцисса, накрывая своей ладонью холодную руку брата. — Позволь мне спасти тебя.       — Да не нужна мне ничья помощь! — рокот мужского голоса прокатился по стенам, вбиваясь в ушные перепонки. Блэк вырвал свою руку, отодвигаясь к спинке кровати. — Неужели тебе не ясно?! — он хотел вопить во весь голос о том, как он устал. Как его голова ломалась от натиска дум и переживаний. И как ему хотелось, чтобы всё это прекратилось хотя бы на мгновение. — Оставь меня в покое, Цисси! Уходи прочь! — брюнет перевернулся на другой бок, укрываясь с головой.       Нарцисса встала, разглаживая подол своего фиолетового платья на пуговицах, застегнутых по самый подбородок. Она прошла чуть дальше, к выходу, но внезапно остановилась. Развернувшись вполоборота, та произнесла:       — Никогда не отворачивайся от тех, кто хочет тебе помочь, Регулус, — отрешенным, почти ледяным тоном твердила Цисси. — Упрямство и грубый нрав погубят тебя раньше, чем та дрянь, что паразитирует твой организм.       Девушка покидала Больничное крыло, которое уже успело погрузиться в полумрак.       Нарцисса ступила за порог, забирая с собой последнюю крупицу надежды. И Блэку казалось, что теперь он точно опустел полностью.       Слизеринец зажмурил глаза, пытаясь выбить из своей головы всё то, что не давало покоя.       Но абсолютно каждый аспект жизни слизеринца обуревал его тревогой.       И никакой сон не спасёт.       И никакая надежда на чудо.

***

      Гостиная старост выглядела намного уютнее, чем любое другое место в Хогвартсе. И Флоренс могла с точностью сказать, в чём скрывалась причина комфортности этого места.       В том, что это место было сокрыто от окружающих. И только несколько человек могло обосноваться здесь. В то время, как остальным вход в башню старост был воспрещен. Такой расклад был просто идеальным для Снейп.       Удивительно, но за последнее время жизнь слизеринки превратилась в целый кладезь неизведанного и тайного, что следовало скрывать от любопытных глаз окружающих. Если бы кому-то пришлось пристально следить за девушкой, этот кто-то точно бы изумился перипетиям в судьбе Снейп.       И не то, что бы Флоренс этим гордилась.       Точно нет.       Каждый день она делала всё для того, чтобы избавиться от этих слоёв сложностей в своей жизни. Препарировала каждое препятствие, извлекая из него корень проблемы. И это давалось с трудом. С непосильным трудом, который вводит тебя в обессиленное, крайне подавленное состояние.       Снейп забыла, когда в последний раз нормально спала. В прошлом месяце? В прошлом году? Она не помнила. Хронический недосып всасывался в её кровь, словно опасный вирус, поражающий здоровые клетки организма.       Всё, что оставалось Флоренс — это притворяться. Она просто делала вид, что всё в порядке, что ничего не тревожило её сознание. Вбивала в собственную плоть тысячи гвоздей, на которых крепилась её очередная маска. Но с каждым разом собственная устойчивость распылялась, разбиваясь о скалы астении. И ей казалось, что она все ещё может оставаться на плаву. Может нормально функционировать, делая это на автоматическом уровне. Но в какой-то момент приходит осознание, что Снейп функционирует из последних сил, на крайнем вздохе.       Ещё немного и эта бездна засосет слизеринку, выплевывая её кости вперемешку с несбыточными мечтами.       Единственная вещь, способная спасти Флоренс от всех бед, заключалась в небольшом пузырьке с характерным рецептом и количеством необходимых доз к применению. По крайней мере, она так думала. Девушке казалось, что стоит ей восполнить дыру в сердце путём психотропных препаратов, жить сразу становилось проще.       Будто таблетка, покрытая оболочкой, смогла бы перебить всё то, что так яро отравляло жизнь слизеринки.       Что за вздор?       Конечно, нет.       Это было лишь временной иллюзией. Призрачной дымкой, наделенной фальсифицированным спокойствием.       Но перманентно-ядовитая реальность всегда проникала сквозь химические свойства препарата, блокируя действие антидота.       Разве Снейп могла ручаться за безопасность другого человека, когда сама была на волоске от необратимого?       Как Флоренс могла требовать от Блэка благоразумия, адекватности решений, если сама она была не в силах совладать с собственным ментальным состоянием? Что бы сказал Блэк, узнав, что Снейп пытается вправить ему мозги, будучи не до конца психически уравновешенной?       Блэк сказал бы, что она лицемерка. Пациент, выдающий себя за доктора.       Играет двойную роль, пытаясь внушить себе нормальность и здравость, когда сама ходит по тонкому льду. И стоит ей ступить чуть усиленнее, и он расколется.       Как раскалывалось всё в жизни Флоренс. Как раскалывалась она сама на непомерное количество атомов.       Слизеринке казалось, что окружающие её люди и события отламывают от неё куски, забирая себе частицы её существа. Всё это было похоже на адский пир, в котором каждое чудовище хочет растерзать её с большим удовольствием, смакуя самый сочный ломоть.       Но, к счастью, Блэка не было рядом с Флоренс, чтобы читать ей свои насмешливые нравоучения, приправленные нотками издевательств. Последний раз девушка видела слизеринца в тот момент, когда мадам Помфри забирала его в Больничное крыло. Целительница заверила слизеринку о том, что при должном лечении Блэк поправиться, и его жизни ничего не будет угрожать.       Будто Снейп такая информация могла удивить.       Слизеринка могла поклясться, что Блэк родился в рубашке, сотканной из саркастической и самонадеянной брони. И февральские купания точно не станут камнем преткновения в сохранении его здоровья.       Состояние слизеринца не являлось её заботой. Ей с трудом давалось вычеркивание этой личности из своей жизни. И Снейп точно не станет проникаться Блэком вновь, загромождая своё сознание мыслями о нём.       Больше нет. Никогда нет. С неё довольно.       — Эй, — нечто щёлкнуло над ухом слизеринки, сопровождая свою выходку недовольным щелчком языка. — Ты меня слушаешь?       — Что? — опомнилась Флоренс, потряхивая головой, словно прогоняла прочь любую ненужную мысль. — Да, я тебя слушаю, — слизеринка перенесла своё внимание на подругу, устанавливая зрительный контакт.       — С тобой точно всё в порядке? — взволнованно поинтересовалась Лили, притрагиваясь ко лбу Флоренс тыльной стороной ладони. — Выглядишь болезненно.       — Нет, — смутилась Флоренс, потирая переносицу. — Со мной всё в порядке, — затасканная отговорка, ставшая жизненным кредо. Ещё немного, и Флоренс сможет говорить эту фразу на автопилоте, не раздумывая.       — Или твои геройские выходки не проходят бесследно? — гриффиндорка подперла голову ладонью, не сводя глаз с Флоренс.       — О чём ты говоришь?       — Не прикидывайся дурочкой, Флоренс Снейп, — строго произнесла Лили, прищуривая свои глаза, наполненные изумрудными вкраплениями. — В этой школе только ленивый не прознал о твоих купаниях с Регулусом Блэком, — девушка поджала губы, едва сдерживая усмешку. Былая строгость расщепилась о нескончаемый интерес к личной жизни слизеринки.       Глаза Флоренс расширились от неожиданности сего заявления. Сердце кануло к пяткам, а голова кружилась с такой силой, будто слова Эванс расшатали орган равновесия слизеринки до плачевных последствий. Снейп ощущала, как волнение подходит к горлу, цепко сжимая девичью плоть до посиневших артерий.       — Я просто оказала ему услугу, не более, — равнодушно бросила Флоренс, пожимая плечами. И вновь очередная маска, вбивавшаяся в кожу по самое мясо. Чтобы наверняка. Чтобы никто не смог распознать двуличие. — Не могла же я его оставить там умирать. У нас, конечно, натянутые отношения, но не настолько, чтобы я желала ему смерти, — улыбнулась Снейп, чувствуя горечь на губах.       В глубине души Флоренс понимала, что не оставила бы Блэка в любом случае. Даже сейчас, когда жизнь её была почти разрушена с его подачи. Но она забирала с его рук эти блюдца с голубой каймой, на которых значились вечная боль, немая борьба и ворох разочарований. В ответ же слизеринка одаривала Блэка плодами помощи, жертвенности и безответных чувств.       И ради чего всё это было?       Капля помощи не затушит пожар их вечной войны. Кажется, ничто не способно это остановить.       Это было равносильно капле воды для Везувия, что бы тот не разрушал Помпею. Абсолютно невозможное действие.       — Как знаешь, — голос Лили вырвал Снейп из пучин собственных размышлений. — Но будь осторожна, Флоренс. Не думаю, что подружке Регулуса такое бы понравилось.       — Ты думаешь, что я способна испугаться хилой девчонки, у которой вместо мозгов Берти Боттс со вкусом слабоумия? — не удержавшись, Лили прыснула со смеха, слушая вполне серьезную речь слизеринки. — Косметичка — её единственное оружие, — фыркнула Флоренс, принимаясь демонстративно листать учебник, чтобы как-то отвлечься от этого разговора.       — Возможно, — нехотя согласилась Лили, — но я бы на твоём месте всё равно не сбавляла обороты. На днях Марлин сцепилась с этой Констанс, и я могу сказать, что она совершенно неадекватная.       — Это всё потому, что вы, гриффиндорцы, мягкотелые. У вас не хватает сил на то, чтобы дать сдачи как следует, — нравоучительно рассуждала Снейп, не отрываясь от страниц. — И, вообще, почему мы всё ещё обсуждаем какие-то глупые сплетни? — наконец, Флоренс отвлеклась от бездумного разглядывания строк, показывая голову из-под книжного переплета. — Ты, кажется, хотела мне что-то показать.       Безмолвно махнув ладонью, Лили скрылась за лестницей, ведущей в спальню старост. Снейп, обернувшись, глядела вслед за подругой, пытаясь разгадать, что именно хотела продемонстрировать Эванс.       Откинувшись на спинке кресла, Флоренс разглядела в полутьме, как Лили бежала на всех парах, словно боялась, что не успеет показать то, что скрывалось в её ладонях. Ну, как сказать, скрывалось. Такое вряд ли возможно скрыть.       Лили с особым трепетом сложила книгу на стол перед Флоренс. Но этот предмет просто невозможно было назвать обыкновенной книгой. Скорее, это был увраж. На обложке красовался гравюрный рисунок, выполненный в готическом стиле. Увесистое издание с рукописными страницами, и абсолютно каждая написана с помощью рунических символов. Каждая деталь говорила о том, что подобная книга была выходцем не из этого столетия. Возможно, даже не из предыдущего.       — Откуда это у тебя?.. — ошеломленно спросила Флоренс, аккуратно протягивая ладонь к переплету.       — Джеймс каким-то чудом умудрился достать это издание в Лютном переулке. Сегодня утром его сова доставила книгу в Хогвартс, — не скрывая восторга, объясняла Лили, исходя в улыбке. — Содержание этой книги посвящено тёмным ритуалам. Несмотря на то, что вся информация в увраже написана рунами, мне удалось перевести самое важное и нужное…       — Стоп, — прервала Снейп, вскидывая ладонь. — Ты, что, обо всём рассказала Поттеру? О моих снах, дневнике и крестраже? — последнее слово слизеринка произнесла заметно тише, словно боялась, что кто-то сможет услышать столь запретную фразу.       — Нет, конечно! — воскликнула Лили. — Я даже не думала об этом! — казалось, что гриффиндорку задели доводы подруги, намекающие на то, что Эванс могла разболтать хотя бы одной живой душе о секретах Флоренс. — Я просто пожаловалась ему на то, что мне для научной работы не получается собрать всю необходимую информацию о тёмной магии, даже в библиотеке Хогвартса не удалось найти что-то полезное. Вот он и вызвался мне помочь. Но Джеймс не знает ни о каких подробностях! Клянусь, — Лили скрепила пальцы на правой руке. Кажется, это было весомым доводом против опасений слизеринки.       — Ладно, твоя взяла, — устало выдохнула Флоренс, придвигаясь ближе к кофейному столику. — Что тебе удалось найти?       Откинув янтарные локоны, Лили некоторое время сверлила взглядом Снейп, но после переметнула своё внимание на книгу. Какое-то время гриффиндорка удерживала пальцы на нужной закладке, а после произнесла:       — Флоренс, информация, которая содержится здесь, может звучать несколько удивительно, даже ужасающе…       — Лили, ты думаешь, что записки в этой книжке смогут удивить меня больше, чем остальное происходящее в моей жизни? — перебила слизеринка, пытаясь звучать убедительно бесстрашно. Но панические импульсы разбегались по телу, словно змеи, желающие ужалить больнее. — Читай.       Набравшись смелости, Лили открыла страницу. Девушка быстро пробегала глазами по содержимому, чтобы убедиться в том, что информация, заточенная в этих строках, была нужной.       — Волшебный артефакт, он же крестраж, содержит в себе особый магический отпечаток — самый тёмный из всех существующих, — вторила Лили, неотрывно следя за текстом на старинной бумаге. — Ни одному волшебнику ещё не удавалось совладать со столь могущественной силой заклинания, превращающего специально подготовленный предмет в объект, наделенный частичкой души.       — Частичкой души? — переспросила Флоренс, едва понимая, о чём идет речь. Все это было больше похоже на бред выходца из отделения Мунго. Слишком нереалистично. — Ты думаешь, что эти сказки смогли меня напугать? Видимо, Поттер решил не изменять себе, и выкинул очередной свой фокус, — закатила глаза Снейп, не сходя с тропы своего скептицизма.       Но Лили не спешила насмехаться над записями, представленными старинной книгой. Гриффиндорка знала, что истина кроется где-то рядом.       — Создание крестража несёт в себе единую цель — служить очагом бессмертия для своего хозяина. Для того, чтобы продлить свою жизнь, следует предаться самому страшному деянию, а именно совершить убийство другого человека. Тогда и произойдёт раскол души волшебника надвое. Именно часть души и вселяет в магический артефакт жизнь, — продолжала гриффиндорка, не обращая внимания на реакцию подруги. — Крестраж может вести самостоятельную жизнь — питаться энергией других людей, как правило, негативной, чтобы насыщать своего хозяина.       Лили подняла взгляд на Флоренс, чтобы распознать, как теперь она расценивает всю ту информацию, что была озвучена мгновением ранее. Снейп едва сдерживалась, чтобы не выбежать из гостиной старост куда-нибудь в другой мир. Чтобы никто и никогда не смог найти её. Чтобы вся эта гребанная информация с крестражам была просто сном, чем-то из прошлой жизни. Далёкой, забытой и другой.       Но в ответ слизеринка лишь поджала губы, кивком головы указывая на то, чтобы Эванс продолжала.       — Волшебный артефакт может вести себя крайне агрессивно по отношению к другим, так как расколотая часть души, заточенная внутри предмета, подчиняется только тому, кто этот крестраж создал, а также доверенным лицам, — закончила Лили, хмуря брови. — А это ведь зацепка. Теперь мы знаем, кто мог подложить тебе этот дневник. Доверенное лицо Реддла.       И только на последней фразе к Снейп пришло озарение.       Нет, этого не может быть.       Это просто глупая книжка, ничего не доказывающая. Глупость, созданная во имя веселья.       Но от чего же внутри Флоренс леденели органы, исходя в мучительной боли? Почему же хотелось выхаркать собственные чувства, которые резали так хлестко и так мучительно, словно закончилась последняя доза лидокаина?       Неужели Блэк, действительно, был таким чудовищем, раз был способен на такие гадкие вещи? Быть может, он был с Флоренс лишь для того, чтобы совершить свои пагубные деяния? Обманывал, вновь играя роль.       Доверенное лицо Реддла.       Тот, кто знает обо всех его секретах.       Мальчик, скрывающийся под маской убийцы с резьбой вместо рта.       Снейп чувствовала, как медленно, но верно Везувий подбирался к стенам Помпеи, погребая под груду пепла всё живое.       Слизеринка чувствовала, как хаос и разрушение ступало по пятам, смрадно дыша в затылок.