***
Вскоре, по предложению Евгения, они поехали в Петербург, где жили вплоть до декабря. Владимира быстро измотали частые балы с одними и теми же людьми. Множество девиц, щебетавших исключительно на французском, ни на шаг не отходили ни от поэта, ни от Евгения, что практически не давало им возможности даже завести светский разговор, не говоря уже об уединении. Девичьи тоненькие голоса начали раздражать уже к середине первого вечера, не говоря уже о последующих. И видя на пальце у Владимира кольцо, они гадали, обручен он или такая мода в Германии. Узнавая, что тот обручен с немкой (такова была их с Онегиным легенда — Владимир обручен на немке, а Евгений — на француженке), сразу теряли интерес и не так с ним заигрывали, а потом и вовсе уходили. В начале зимы Владимир стал скучать по своей деревне, стихи совсем не писались, да и сам он стал гораздо равнодушнее к миру. Евгений испугался, что в нем поникнет тот самый юноша, которого он так полюбил, и принял решение вернуться в деревню. Там Ленский сразу оживился, таскал на улицу повесу, хоть иногда погода и не подходила для прогулок, ежедневно зачитывал ему новые стихи, и делал частые вечерние визиты, ибо в Петербурге у него появилась привычка: он не мог провести и дня без Евгения. Мужчина въелся в сердце поэта, как капля чернил в белоснежную ткань, а тот и не возражал. Он любил лежать на груди у Онегина, любил, чтобы тот перебирал пальцами его кудри, любил их совместные вечера, любил слышать, что он только его…***
— Нас зовут Ларины к себе на бал. — Ларины? С чего бы это? — Не знаю… Говорят, что Татьяна в тебя влюблена и желает видеть тебя, ну а меня позвали за компанию. — Fille stupide, — улыбнулся Евгений и отхлебнул чай из своей чашки. — И когда же этот бал состоится? — Через неделю. Жень, а нам обязательно идти? Я не хочу возвращаться туда, где много дурных воспоминаний. — Я понимаю тебя, но… это будет неуважительно с нашей стороны, к тому же, мы долго не появлялись в свете, — Онегин приблизился к щеке поэта и нежно поцеловал ее. — Хорошо, только давай там пробудем недолго? — Давай. Владимир положил голову на плечо мужчины. — А я написал тебе стих… — Правда? — Ага, — юноша вытащил сверточек из кармана и протянул его в руки своему любимому. — Я хочу, чтобы ты его прочитал вслух. Мне очень нравится, когда ты читаешь. Владимир тут же порозовел и спрятал свой взгляд от Евгения в его плече. Тот лишь ухмыльнулся, развернул бумагу и начал читать. Голос наполнял все внутри Ленского, на что тот задумчиво улыбался. — Ну, как тебе мой голос? — Он просто замечателен! А как тебе мой стих? — Я готов тысячу раз говорить, как твои работы превосходны! Ты растешь в поэзии, мой милый.***
Владимир недовольно отбивал ритм ногой и явно нервничал. Мало того, что они едут на бал, который совсем не хотелось посещать, так еще и Евгений опаздывает. Сколько можно прихорашиваться около зеркала, а главное для кого? Он так подолгу не собирался даже в Петербурге. Вскоре Онегин вышел из уборной с важным видом и приобнял поэта. — Почему ты такой нервный, mon cher? — Да так… Просто мы опоздали уже из-за кого-то. — Да ладно тебе, ты же не так сильно хотел ехать туда. — Это очень неприлично… Поехали уже! Бал был уже в полном разгаре. Евгений сразу же пожалел, что он приехал сюда, так еще и притащил явно не желавшего появляться здесь Владимира. Он поймал на себе тоскливый взгляд Татьяны. Бедная девочка влюбилась в образ, который придумала сама себе и долго страдала. Но вскоре любовь утихла, оставив теплые чувства к мужчине в сердце. Татьяна хотела видеть Онегина на торжестве, но, только увидев его, сразу поникла и корила себя за приглашение. Было тошно. Ей казалось, что он что-то заподозрит, а потом и всем расскажет о беспамятной любви. Однако Евгений был с ней мил, заводил с ней и Владимиром светские разговоры, а затем что-то тому сказав, взял ее под руку и увел в столовую. — Татьяна… Я слышал, что у Вас есть ко мне чувства, — он тяжело вздохнул. — Я… я не хочу давать Вам ложных надежд, понимаете? Не зацикливайтесь на мне, пожалуйста, я не тот, кого Вы хотели бы видеть рядом… — Евгений, видимо слухи очень быстро распространяются, но я Вас не люблю… то есть, я Вас любила, но можно ли испытывать это чувство, когда не видишь человека по многу месяцев? Мои чувства остыли, и я бы хотела остаться просто хорошими знакомыми, Вы же не против? — Ох, нет, не против, милая. — Тогда пойдемте, — девушка улыбнулась и, осторожно ступая, вышла в зал. Онегин облегченно выдохнул, ибо ждал слез и разочарованных взглядов, но слухи устарели и приготовленная им речь оказалась ненужной. — Евгений, ну как? — к мужчине подбежал поэт с нескрываемым интересом. — Я ожидал… худшего. Она отпустила свои чувства, чему я несказанно рад. Но она очень интересный человек, думаю, если бы не мои предпочтения, то я выбрал бы… — Мсье Онегин! Это Вы! В комнату забежала худенькая блондинка, одетая в темно-зеленое платье. Поэт сразу узнал в ней Наталью Разумовскую. Сия особа липла к Евгению на каждом торжестве в Петербурге, а потом еще оказалась, что она всего-то гостит у родственников и на самом деле живет в деревне рядом с имениями мужчин. Интересен был тот факт, что ее не смущало обручение Евгения, ибо была она рядом постоянно. Наталья не вызывала сочувствие в своей влюбленности, как, например, Татьяна, а наоборот сильно уж раздражала и Евгения, и Владимира. А все потому, что была пустышкой. Бестолковой и глупой. Ольга оказалась гораздо человечнее и умнее в сравнении с ней. С ее появлением оба парня устало закатили глаза. Однако не успел Онегин что-либо возразить, как его утащили в танец, не без смешков Ленского, конечно. Юношу посетило желание потанцевать, а то Евгения уже весь вечер кружат в танце, а поэт еще ни разу ни с кем не станцевал. Он подумал об Ольге, но ее не было на балу вообще, так что пришлось Владимиру приглашать ее старшую сестру. Заодно и поинтересуется, где младшую Ларину носит. Девушка с охотой приняла приглашение на танец. — Татьяна, Вы не знаете, где Ольга? Я ее так давно не видел. — Ольга? Как же давно Вы у нас не появлялись! Ах, она осенью вышла замуж и уехала. — Я очень рад за нее, — сказал Ленский без иронии в голосе, — и Вам желаю, милая, поскорее обрести семейное счастие. Владимир осмотрел весь зал, но Евгения не обнаружил. Решил, что тот пошел подышать свежим воздухом, и продолжил танец. Онегин обнаружился только через полчаса растрепанным и явно уставшим, а рядом шла довольная Разумовская с небрежно выбивающимися локонами. Одежда была мятая и скорее всего наспех одетая у обоих. Поползли слухи о том, что Евгений был только что вместе с Натальей в гостевой спальне и вели они вовсе не светские разговоры. Тут то Владимир и вспылился. Он особо не верил в слухи, но внешний вид и то, как Разумовская нашептывала что-то своим подругам, показалось поэту очень странным. Он подошел к повесе. — Евгений… Мы можем поговорить? — Конечно, mon cher. Давай выйдем, хорошо? Тут что-то жарко… Морозный ветер дул в лицо не щадя. Повеса вдохнул всей грудью и зарылся руками себе в волосы. Ленский обнял себя за плечи, не решаясь прижаться к Онегину. Во-первых, он злился на него за то, что за этот вечер почти не уделил ему время, а во-вторых, боялся, что кто-нибудь увидит их вместе. — Скажи, то, что о вас с Натальей говорят, это правда? — О чем ты? — Как о чем? То вы пропадаете с ней надолго, то появляетесь в такой неопрятном и распаленном виде. Евгений! Скажи, ты… — тут он перешел на шепот. — Ты мне изменил? Владимир заглянул в пустые и с виду спокойные глаза повесы. Он не выдержал, заплакал, а потом вдруг замахнулся и ударил Евгения по щеке. Тот не отстранялся. Он знал, за что получает. Да, он изменил, поступил как последний дурак, не сдержал данное им обещание. Наверное, Владимир не скоро простит его. Но в душе сидела уверенность что простит. Удар по другой щеке привел в себя. — Ты успокоился? А теперь дай мне объясниться, пожалуйста. Мне нужно было дать той дурочке то, чего она так сильно хотела. Мы с ней договорились: я ей вечер, она меня забывает. Я решился… — Изменить мне, да? Это подло с Вашей стороны, Онегин. Я не хочу оставлять это просто так! Я… — тут Владимир замялся, думая, стоит ли это делать. — Я требую сатисфакции, ибо Вы оскорбили меня! Ищите себе секунданта, оружие выбираю я. И не смейте ко мне приближаться. Поэт развернулся, вскинул голову, сдерживая нахлынувшие чувства и ушел, оставив Евгения в одиночестве. Черт! Доверие и любовь увяли также, как и полевые цветы... Что же он наделал!