***
Альфа подскакивает с кровати, пытаясь сфокусировать взгляд, но от резкого подъёма кружится голова. Он откидывает одеяло, что запуталось в ногах, и ступает босыми ступнями на пол. Ламинат холодит кожу, неприятно обволакивая. Чонгук чувствует что-то неладное и опускает взгляд вниз, вздрагивая от вида тягучего тумана, обвивающего ноги, тот ползёт по щиколоткам выше, и альфе это совсем не нравится. За окном ничего не видно, зелёные ветви елей жутко выглядывают из-за белой дымки и непонятно, то ли раннее утро, то ли уже день. Альфа вздыхает грузно и, сжимая кулаки, направляется в соседнюю комнату. Тэхён лежит спокойно, спит, пока его грудная клетка ходит ходуном, а зверь в очертаниях белой дымки с яркими звериными глазами следит за своим человеком, подложив лапы под голову, окутывая все тело парня, будто защищая. Стоит альфе ступить за порог, как Агуара подрывается и начинает скалить зубы, встав на защиту, хотя в глазах виден страх, и лис отлично понимает, что находится на территории волков, чужаков, сильного клана и он не в безопасности. Чонгук не хочет навредить и распространяет успокаивающие феромоны, смотря зверю в глаза. Тот спрыгивает с кровати, опираясь на все четыре лапы и твёрдой походкой направляется к волку. Альфа стоит непоколебимо, твёрдо, не отводя взгляда. — Я его не трону, — говорит Гук, не двигаясь с места, разрешая туману обволакивать себя. Он не боится, этот зверь ему ничего не сделает, не на его территории. — Мы друг другу не доверяем, но, поверь, здесь ты в безопасности. Пока я здесь, он в безопасности. Агуара щёлкает зубами, приблизившись, смотрит в глаза оборотню, а после резко оседает на пол, растворяясь. Туман рассеивается, Чонгук наблюдает, как дымка кружит над грудью Тэхёна, а после, превращаясь в блестящую пыль, вонзается в кожу, отчего тот резко подскакивает и загнано дышит, будто проснулся от жуткого кошмара. Как знать, может, то он и был. Чонгук аккуратно садится на край кровати, пытаясь урвать чужой взгляд, но тот прячет его за вьющейся чёлкой. — Не хочешь объяснить, что это сейчас было? — Тэхён вздрагивает, отползая к изголовью кровати. — А то несколько минут назад ты был готов наброситься на меня, по крайней мере, пытался, — альфа кривит насмешливую ухмылку. — Э-это был не я, не я… — голос лиса дрожит. Мало того, что находится на территории волков совсем один, так ещё в доме агента, что ищет его и хочет убить, что сидит сейчас прямо перед ним, так, черт возьми, близко, смотрит своими яркими живыми любопытными глазами, опирается сильными руками о кровать, которыми с лёгкостью может свернуть ему шею. — Я не хотел тебе навредить, я же просил уйти… — А дальше что? Долго будешь бегать? Тормози, конечная, — альфа встаёт с кровати и раскрывает настежь окно. Дышать стало намного легче. Омега жмется к кровати, будто та его защитит. — На твоём месте я бы начал говорить. Ты хоть понимаешь в каком положении находишься? — Чонгук отворачивается от него, нет сил смотреть в эти напуганные глаза. Он убийца… А чего ж тогда так волк ноет и круги наворачивает нервно? — Полагаю, в не самом лучшем. Я ничего другого и не ожидал. Надо было бежать тогда… — говорит он последнее шёпотом, отвернувшись. — Огайо, Чикаго, Шелбурн-Фоллс, Сент-Луис, Детройт, Форкс… Ну и куда собрался дальше, где надеешься найти очередное убежище на пару месяцев? — Тэхен смотрит ошарашенно, понимая, что информация о его передвижениях не укрылась от агента. — А бежали вы с матерью лишь после сотен литров пролитой крови, пока ты насытился, или когда сильно прижимали власти и выбора не было? — Это не так! Она… — Тогда расскажи мне, объясни! Ким Тэхён, я знаю о тебе лишь то, что ты Агуара, убивающая вот уже вторую неделю невинных людей в этом городе, что прячешься от всех, убегаешь, скрываешься, — голос альфы эхом бьётся о стены, а шаги все твёрже, взгляд тяжелее, а мощная фигура закрывает свет из окна. Он поглощает, и Тэхён чувствует, как беснует его зверь, готовый разорвать оборотня. — Мне ничего не стоит сдать тебя полиции, посадить на долгие годы за убийства, это моя работа, или же прямо сейчас разорвать глотку и спасти мир от таких, как ты! От таких, как ты… У омеги что-то обрывается внутри, в очередной раз душа ноет от разрыва таких точных и правдивых слов. Такие, как он, после всего вообще достойны жить? Ему лишь жаль мать, которая, несмотря ни на что, проявляет к нему огромную любовь и заботу, которая не отворачивается, а защищает. А заслуживает ли он всё это? Тэхён дрожит, схватившись рукой за футболку в районе груди, больно так, что слёзы льются непроизвольно по щекам ручьём, намокает футболка, брюки. — Но я не хочу делать ни того, ни другого, — говорит альфа тише, опуская взгляд, фыркает, сжимая зубы, будто злится сам на себя, через что-то перепрыгивает, переомысливает возникший барьер и вздыхает снова, подходя к омеге. Влажные горящие глаза так пленят, суженные зрачки смотрятся так необычно, ну точно лисьи, но не хитрые, взгляд не такой, будто хочет запудрить мозги, не хочет причинить вреда, смотрит искренне, слёзы настоящие, Чонгук чувствует его душевный разрыв, отчего так колит и у него под сердцем, а ведь Тэхён даже не волк, чтобы у них была такого рода связь. — Тебе страшно, я знаю, — Чонгук в метре от него, а Тэхён в шаге от остановки сердца. Он беззащитен, рядом оборотень, безопасности с которым он не чувствует никакой, от него не знаешь, чего ожидать, говорит одно, смотрит чувственно, а феромонами давит устрашающе, заставляя успокоиться и подчиниться, а внутри зверь, бьющий по ребрам. Один неверный шаг, и он навредит всем окружающим вокруг себя существам, выйдет из-под контроля и никогда себе не простит, если под раздачу попадёт его мать. Одна лишь мысль о ней выбивает воздух из лёгких. Она ведь наверняка волнуется… — Тэхён. Лис уже не слышит, глаза заволакивает влажная пелена, а затем тяжёлым грузом опускаются веки. — Тэхён! — Ты можешь ещё что-нибудь сделать? Он не приходит в себя. Слышит Тэ на периферии сознания. — Дорогой, он истощен, я никогда не видела, чтобы зверь забирал так много человеческой энергии, он его съедает изнутри, я боюсь, как бы ему не стало хуже, — слышен мелодичный голос женщины. Такой тёплый. — Но делать что-то нужно! Я не хочу его смерти, хоть и мозгами понимаю, что он один забрал десятки, если не сотни, но сердцем… Но сердцем чувствую, что он не заслуживает этого! — Тэхён различает голос Чона, как всегда, строгий, настойчивый и такой обеспокоенный сейчас. — Милый… — Миён, мать Чонгука, подносит ладони к губам, прикрывая рот, скрывая нервную улыбку. Тэхён с трудом приоткрывает глаза, подавая первые признаки жизни своим кряхтением и попыткой подняться на локти. Слабость такая, что голова моментально тянется назад и шумно опускается на подушку. Женщина тут же бросается к парню, но муж останавливает её. — Дорогая, подожди, мы не знаем, что от него можно ожидать в данный момент. — Он час назад был чуть ли не при смерти, я надеюсь, что у него хоть есть силы, чтобы говорить! — женщина негодует и переживает за этого ребёнка, как и за любого другого, такая она омега, никогда не пройдёт мимо, закроет собой несчастного. — Тэхён? Тебя ведь так зовут, меня зовут Миён. Тэхён смотрит сквозь пелену на женщину, чьи зелено-голубые глаза так напоминают мамины. — Ты можешь подняться? — лис кивает и с помощью Миён приподнимается на кровати, облокачиваясь об её изголовье. — Тебе больно? — Я… Мне тяжело, в груди будто тяжёлый камень, и очень тяжело дышать, — говорит он, укладывая ладонь на грудь. — Может, от молчания тяжело, оттого и гложет, — Чонгук обходит кровать с другой стороны и садится ближе к Тэхёну, соприкасаясь с его бёдрами сквозь одеяло. — Я готов выслушать, если ты готов рассказать, поверь, нам обоим станет от этого легче. Обоим… Тэхёну отчего стало немного спокойнее на душе, будто именно сейчас, в этот самый момент кто-то вместе с ним разделяет его боль, перенимает часть на себя и даёт возможность дышать. Его рука в сантиметрах двадцати от руки Чонгука и он размышляет о том, что если бы он её коснулся, то почувствовал бы тепло, которое коснулось бы сердца. Нельзя об этом думать… Омега смотрит на старшего альфу, который стоит скалой за спиной своей жены, та сидит, готовая слушать, но их настойчивые тяжёлые взгляды не дают собрать слова в предложения. Чон замечает его метания и по тайной связи просит родных уйти, убеждая, что всё хорошо. Те молча встают и уходят, закрыв за собой дверь, но альфа знает, что подслушивать будут, все будут, но Тэхёну об этом знать необязательно. — Я слушаю, — говорит Гук мягче, чем следовало, но не жалеет, ведь Тэхён поднимает свои красные глаза с расширенными зрачками и смотрит прямо на него. — Это не было моим желанием или целью, прихотью, забавой, я никогда не хотел убивать, само осознание, что я кому-то причиняю боль, убивает то живое во мне, из-за чего я теряю себя. Я не чувствую себя собой с тех самых пор, как мой внутренний зверь окреп и вознесся во мне, я себе больше не принадлежу, — Тэхен говорит ровно, немного успокоившись. — Мама говорила, что мой зверь выбрал не то тело, что я вовсе не тот, кто может справиться с этим. Мой отец был намного сильнее меня, а я вот слабый… — желваки на скулах Чонгука задергались, ему тошно слушать, как кто-то принижает себя, заведомо обрекая на этот статус. — Мы покинули родной дом давным давно, я даже не помню уже того места, да и после десятого перестал считать, записываю только в тетрадку иногда, где и насколько долго пробыли. — Где остались на самый длительный срок? — Арвада, штат Колорадо, чуть больше года. Это было очень тихое и спокойное место, — Тэхён улыбается уголком губ, вспоминая их уютный домик на краю города, где любил бродить по безлюдной трассе, длинною в несколько десятков километров. — Я думал, что мы останемся там навсегда, ни люди, ни другие существа нам не докучали, и зверь был спокоен, потому что я не пересекался практически ни с кем, кроме матери, мне было четырнадцать. А потом случилось кое-что… — Чонгук по глазам понимает: что бы там не случилось, Тэхён испытал такую боль, воспоминания от которой вновь прорывают в нём слёзы. Омега утирает их ладонями, а после поджимает под себя колени, чувствуя себя вновь таким незащищённым. — Я снова гулял за полночь, меня каждую ночь манила эта глубокая тишина, от которой иногда звенело в ушах. Я проходил мимо нескольких домов, насколько мне было известно, они пустовали, хозяева их давно продали, а новые жильцы так и не объявились. На втором этаже зажегся свет, мне было любопытно, но я был не настолько глупым, чтобы пойти и посмотреть, сделал лишь шаг вперёд, как из дома вывалилась какая-то группа ребят. Я не понял тогда, что это были за существа, никогда с ними не контактировал, теперь же знаю, это были драконы. Чонгук сталкивался с ними, змеиные, скользкие существа, и деяния их тоже не несут ничего хорошего. — Они странно смотрели на меня, облизывались, я видел их раздвоенные языки и сальные взгляды, даже не предполагая, что может случиться, я бросился бежать, до дома было не так далеко, так что я прибавил ходу, а потом меня резко привалило к земле. Один из них, расправив крылья, набросился на меня… — Тэхён сжимает колени обеими руками, смотря куда-то в одну точку в одеяле, пока зверь внутри Гука мечется в груди, скулит и рвётся к беззащитному сейчас существу. Но почему? — Я не помню, сколько их было, помню лишь, как они трогали меня, было неприятно, меня хотели изнасиловать. Я полз, спотыкался и падал, а они снова меня тянули к себе, и от бессилия я заплакал, а они только смеялись и прикасались ко мне своими языками, — Тэхён резко переводит взгляд на альфу, что сидит неподвижно. Хочется сказать: «Прекрати, не надо, не продолжай», но понимает, что выплеснуть все это тяжёлым грузом копившиеся, омеге нужно, и он выслушает. — Когда меня коснулись там, во мне что-то щёлкнуло, я помню, как почувствовал тепло в груди, оно разливалось по всему телу, а после я увидел туман и огромного зверя перед собой, своего зверя, который был в ярости, глаза горели огнём, и в какой-то момент руки на моём теле исчезли. Тех существ проглотил туман, они были напуганы, задыхались, но зверю было мало, а я совершенно не понимал, что происходит, в какой-то момент я увидел, как по моим венам будто искрил огонь, только поднести спичку, и я вспыхну. Ты не поверишь, но вспыхнул туман, который пронесся мимо меня, и в тот момент всё, что было им поглощено, сгорело дотла, в том числе и мой дом. На утро с ночной смены вернулась мама к обуглившейся улице, на чёрной траве которой я сидел, прижав к себе свою единственную спасённую игрушку. Тэхён выдавливает улыбку сквозь слёзы, такую горькую, Чонгук никогда не видел столь болезненной улыбки, сломанной, он слышит, как шепчется стая, как у многих стоит ком в горле и чувства сожаления к незнакомому парню, которого ещё ночью боялись до смерти. — Я не мог понять, как это произошло, я не знал, что так могу, и больше всего мне было страшно от того, что я не в силах был это контролировать. Этот страх преследует меня до сих пор, каждый раз стоит мне испытать какую-нибудь сильную эмоцию, Агуара рвётся на свободу. Чонгук, не отрывая взгляда, накрывает своей ладонью чужую, холодную, дрожащую, но омеге хватает сил, чтобы сжать его ладонь в своей в ответ. Он смотрит в эти глаза и видит, как те меняют цвет на более тёплый, игриво шоколадный с золотом, такой глубокий, Тэхён показывает себя так глубоко, раскрывает ту часть себя, которая изнывает, и сейчас он видит в его глазах слёзы облегчения. Чонгук немного тянется вперёд, медленно, боясь сейчас испугать, но Тэхён поворачивается в ответ так же осторожно, и его руки ложатся на плечи альфы, слегка сжимая дрожащими ладонями. Он выдыхает ему в шею облегчённо, дыша полной грудью. — Спасибо тебе. Чонгук прижимает к себе чуть плотнее, обхватывая руками лопатки, не смея спуститься руками ниже, чувствует, как его зверь ластится вперёд и крутится. Чон в толк не возьмёт, как он может так себя вести в присутствии Агуары, бешеного зверя, что не умеет себя контролировать. Его волк фырчит на такие мысли и просит довериться, прислушаться, не отпускать… — Я хочу помочь тебе, Тэхён, — говорит Гук, отстраняя от себя парня. — Но только при условии, что ты хочешь этого сам, и не спрашивай меня, почему я этого желаю, просто хочу. Тэхён думает, что это немного мило и даже улыбается уголками губ, всё ещё сжимая чужие плечи. Приятно, очень приятно чувствовать чужое тепло, которое дарит защиту. — Я пока не знаю, как, но мне хочется разобраться в твоей сущности, понять тебя и твоего зверя…***
Уже перевалило за обед, Тэхён не просыпается, лежит мёртвым грузом на кровати, но альфу радует его умиротворенный вид и тихое дыхание, значит, сон крепкий, значит, спит спокойно. Он не отходит от него уже несколько часов, смотрит, прислушивается к себе, к своему волку, к его чувствам, пытаясь всё сопоставить вместе. На пробу тянется к чужой щеке и тут же одергивает себя, со словами: «Чем я вообще занимаюсь?». А потом делает это снова, ведёт кончиками пальцев по скуле, спускаясь к подбородку, шее, где отлично чувствует ровный ритм сердце, что так чётко сейчас совпадает с его. Он закрывает глаза, улыбка неловко появляется на губах от поведения волка, который будто превращается в волчонка, он довольно скулит и дугой выгибается, открывая шею, тянет носом запах и умиротворенно укладывает голову на лапы, чуть в бок, заинтересовано смотря на омегу. Чон поднимает взгляд, встречаясь с приоткрытыми глазами омеги, что смотрит устало, но как-то ласково, уже не боится или уже просто ничего не чувствует, зато у Чонгука мир с ног на голову переворачивается. Это необъяснимый интерес, бессознательная тяга к человеку, которая возникает сама собой, не подчиняясь логике и не имея объективных обоснований. И когда вдруг спросят: «Почему?», ты ответишь: «Я так чувствую». Чонгук чувствует Тэхёна в себе на ментальном уровне, и от этого осознания ему так хорошо, спокойно и комфортно, он понимает, что этот омега уже где-то внутри, и волк не может его отпустить. Он выбрал, а вот Чонгуку что делать? Лёгкая улыбка становится болезненной, потому что всё непросто, всё чертовски сложно и лучше его волку утихомириться***
Чонгук Тэхёна отвозит домой под вечер, они едут молча под тихое гудение мотора и стук моросящего дождя. Омега, положив руки на бортик открытого окна, высовывает голову, подставляя лицо дождевой воде и старается ни о чем не думать, особенно о Чонгуке, который то и дело поглядывает на него и хочет рявкнуть, чтобы закрыл окно и не морозился, но Тэхён взрослый мальчик, да и какое ему вообще дело до его здоровья. «Самое прямое», — твердит волк, от которого альфа отмахивается, как от назойливой мухи, и упрямо смотрит на мокрую трассу. Машина останавливается у знакомого дома. Ким знает, если горит свет, значит она ещё ждёт и он бы сорвался с места, бросаясь в мамины объятия, которая наверняка его уже почуяла, да только рядом сидит Чонгук и смотрит всё так же изучающе. Бесит. — Я не хочу быть твоим подопытным кроликом, перестань так смотреть, чтобы потом приехать и дома записать всё в тетрадочку, — ворчит Тэхен, поглядывая на альфу в бок из-под ресниц. — Я, конечно, следователь, и моя работа действительно, как ты сказал, записывать всё в тетрадочку, чтобы потом сопоставить факты и найти провинившегося, но с тобой у нас другой случай. У нас. И почему эти слова так цепляют? Тэхён слишком наивный. — Не высвечивайся пока, посиди дома, а в школе скажешь, что заболел. Я свяжусь с тобой позже, — заканчивает Чонгук, а сам будто тянет время, ставит паузу, будто хочет что-то добавить, да вот только ничего не нужно, молчание приятно тянется, звук дождя успокаивает как никогда, а в машине так тепло, что аж пальцы сжимаются от удовольствия. Тэхен ждёт непонятно чего, прирос к сидению, упрямо давит взгляд, чтобы посмотреть на альфу, ожидает, что тот, возможно, что-нибудь скажет, или выгонит его уже из машины, мол, засиделся, подъем! Но тот молчит и так приятно слышать его дыхание. Он располагает к себе и дарит какое-то чувство покоя, как, когда ты с разбегу прыгаешь в кровать и не боишься удара, потому что знаешь, что та загребёт в свои мягкие объятия, а одеяло согреет и ненадолго спрячет от всего на свете. А сейчас Тэхён проводит в голове странный анализ, где Чонгук обыгрывает одеяло на несколько баллов. Омега улыбается своим странным мыслям и поворачивается к Чонгуку, который, кажется, немного задремал, прикрыв глаза. Тэхен тянется к нему ближе, разглядывая резкие черты лица, густые брови и синеватые разводы под глазами, уставший волк, который, он уверен, готов броситься в бой, услышав лишь посторонний шорох. Сильный и опасный и для Тэхена в том числе, но наивный мальчик тянется к тому теплу, что согревает намного лучше маминых объятий. Он касается чужого запястья, в секунду чувствуя, как то напрягается, а глаза напротив распахиваются, но альфа быстро успокаивается, хотя выглядит ошарашено, смотря на омегу так близко в эти лисьи глаза с узким зрачком и игривым цветом шоколада с золотым отливом. — Даже не знаю, хватит ли обычного спасибо, за то… За то, что не убил. — Просто не заставь меня пожалеть об этом. Это будет для меня самая лучшая награда, — Чонгук переворачивает ладонь, сжав в своей чужую, прохладную, которую хочется поднести к лицу и согреть своим дыханием. Тэхён смотрит на свою ладонь в чужой руке, и этот вид кажется ему таким прекрасным, может, он действительно глупый, раз доверяет этому волку, но его зверь в кои-то веки спокоен, лежит умиротворенно, смиренно, хоть и фыркает.***
Как только Тэхён ступает за порог, его с ног сбивает мама, принюхиваясь, и кривит губы, смотря непонимающе на сына, уставшего, осунувшегося и такого бледного, лишь с небольшим румянцем на щеках, насквозь пропахшего волками. — Где ты был? Тебя поймали, да? Но как ты сбежал? Они что-нибудь сделали тебе, Тэхён? Ким устало улыбается на вопросы матери, укладывает прохладную ладошку на её щеку и обнимает, успокаивающе поглаживая по спине. Женщина ничего не понимает, и от чужого запаха, что исходит от её сына, ей не по себе. — Милый, расскажи мне всё. И омега рассказывает, опуская некоторые моменты, которыми почему-то не хочется делиться, те стали для него интимными, он хочет скрыть от матери Чонгука, но не упускает самого главного, когда мама мягко настаивает на переезде. — Нет, мама, я не хочу снова уезжать, теперь мне кажется это просто бессмысленным. — Жить, тебе кажется, бессмысленно? Что с тобой?! — Это было просто выживание, жить — это значит быть свободным, не прятаться от людей и от закона, иметь знакомых и друзей, как все нормальные существа, влюбиться, может быть… — шепчет последние Тэхён робко, сам понимая, как глупо это звучит, но этот Чон Чонгук почему-то заставляет поверить в обратное. — Я не уеду, мама, я устал от этого, правда устал, я хочу разобраться в своей сущности, может, у меня получится… — Тэхён, нас боятся, никто не захочет нам помогать, узнав, кто мы. Думаешь, я всё время сижу безвылазно дома, да я обошла этот город вдоль и поперек ещё пару дней назад, искала помощи или тех, кто хотя бы может подсказать, кто может знать! Я даже обратилась к оборотням, но те просили убираться, пока они не предприняли меры… Не знаю, как ты сбежал и что они тебе наговорили, но они тебе не помогут, у них свои взгляды и законы, возможно, они пожалели тебя, и сейчас самое время уйти… Тэхён впервые в жизни не хочет ей верить. Когда он проснулся на чужой кровати, волчица, жена вожака, вступилась за него и спрашивала о самочувствии, так заботливо гладила по голове, слушала внимательно, как и её сын, обещавший помочь… — Я всегда прислушивался к тебе, но я вырос, мама, и сейчас принимаю своё решение, ты можешь с ним не согласиться, но я остаюсь. Омега поднимается в свою комнату и со вздохом закрывает дверь. Душно, в комнате никто не открывал окно. Он снимает рубашку и футболку, давая телу немного свободы и босыми ногами выходит на балкон в одних джинсах. Неполный диск растущей луны тускло светит за перьями тянущихся на восток облаков. Дождь закончился, и лес свободно дышит. У Тэхёна никак не получается сосредоточиться на чём-то одном, сегодня он увидел мать с другой стороны, она казалась такой измученной, но пыталась быть собранной и уверенной, отчаянно пыталась ему внушить своё, что ему так не хотелось слышать, не хотелось верить. Будто она преследует какую-то свою цель, и омега собирается разрушить всё, что она, по-видимому, строит очень долго. Ему не хочется ничего рушить, но он нашёл свою цель, кое-