Тучи густо сгущаются над городом, дышится отчего-то тяжелее, а голова такая пустая, что аж раздражает. В отделе на удивление тихо, что наводит ещё больший страх, тишина не предвещает ничего хорошего.
— Я в порядке, ты драматизируешь. Почему ты всегда впадаешь в панику, стоит мне пересечься с кем-то, не напоминающим добродушного кролика? — Чонгук улыбается такому родному ворчливому чиминову голосу, высказывающего своей паре недовольства.
— Да потому что в городе сейчас неспокойно, и лучше бы тебе вообще держаться ближе ко мне, желательно всегда, всё время, слышишь!
Юнги смотрит нежно на своего упрямого омегу, который, вздернув курносый нос, надвигается на него, заставляя альфу медленно отходить назад, пока он не приземляется на диван, а Чимин, не сводя с него глаз, усаживается на округлые бедра, тыча пальчиком в широкую грудь мужчины с недовольством.
— Я скреплён с тобой крепкими узами, но это не значит, что я твоя собственность, Мин Юнги.
— Да я так и не считаю, я лишь хочу, чтобы ты был в порядке, моя главная задача — заботиться о тебе и защищать, — Мин стискивает руками чужую талию, прижимая ближе, предельно близко. — Я мог бы ему кишки наружу выпустить, если бы его царапины оставили бы след глубже, чем он есть, — альфа бережно подносит к губам чужую ладонь, проводя по ней шершавым языком в месте, где пару часов назад омегу цапнул коршун, пойманный на месте преступления, и то от испуга, но альфу это не волновало.
Чимин сдерживает рокочущий звук от проявленной нежности и заботы, с которой Мин залечивает его царапины, очаровательно после дуя губы, которые омега несдержанно целует.
Чонгук закатывает глаза и вздыхает громче положенного. Коты могут потратить слишком много времени на ласки, они живут этим, и иногда Чону кажется, что они выбрали совсем не ту работу, им бы в библиотеку, расставлять книги и целоваться за стеллажами, игриво смотря по сторонам, чтоб не заметили, и сидеть на широких диванах, делясь теплом или чашкой кофе.
— Иногда я жалею, что работаю с вами в команде.
Юнги смотрит встревоженно, но после смягчается, замечая улыбку друга.
— Где ты был? Мы не могли до тебя дозвониться, и директор велел надрать тебе задницу, как только ты ступишь на порог, — Юнги удобно перехватывает разнеженного омегу и сажает на диван. — Были продвижения по делу?
Сокрытие информации — дело гиблое, особенно в их ситуации, но Чонгук не может рассказать о Тэхёне, по крайней мере, всей правды.
— Я работаю над этим. Кто бы он ни был, сейчас его не видно на горизонте.
Чимин сомнительно хмыкает.
— Ты выглядишь спокойным, в то время, как пару дней назад бросался на всех, и я действительно думал, что ты свернешь кому-нибудь шею.
— Не говори ерунды.
— Но это правда. Ты был зол и так напуган… Честно, мне никогда не доводилось видеть тебя в таком состоянии.
Поведение Чонгука действительно было странное в последние дни, эти самоубийства
убийства вывели его из колеи, новое существо, с которым раньше не приходилось встречаться, вызывало у его волка непонятный интерес. Его появление перечеркивает все здравые поступки, он будто сам не свой и пока непонятно, злит его это или он, скорее, заинтересован в том, кто способен противостоять ему.
— Что с тем парнем? Тэхён, кажется, ты ведь искал его.
— Обычный школьник, — бубнит Чонгук.
— Но ты ведь… — Юнги не успевает произнести мысль, крутящуюся на языке, в кабинет заходит директор.
— Чон Чонгук, как я могу быть рад тебя видеть и одновременно ненавидеть?! — Чонгук усмехается словам начальника. — За мной, живо.
Альфа тяжко вздыхает, предвещая длинный нудный разговор, и выходит за начальником, махая рукой Веркэтам. Это будет долгий день.
***
Это долгий день. Стрелка часов завораживает лишь первые несколько часов, сменяя секунды за медленно движущимся положением солнца. Днем светло, недостаточно тепло, чтобы выйти на улицу в одной футболке, но комфортно, однако Тэхёну, пригревшемуся на солнышке, что падает на подушку, хочется спать и не высовывать нос, даже за пределы комнаты. До определённого момента.
Когда в груди начинает болезненно ныть, за окном уже сгущаются сумерки и плотные тучи застилают небо. В доме тихо. Казалось бы, можно быть спокойным и снова закрыть глаза, проснувшись уже завтра, но упрямая сущность тянет его за пределы этой комнаты. Ступив на балкон, он чувствует, как воздух вновь пропитывается дождём, сильный ветер взъерошивает непослушные волосы, и небо застилают грозовые тучи, которые вот-вот обрушатся на город. Он не может позволить себе сидеть дома, хоть Чонгук и сказал не высвечиваться, но своей сущности противостоять куда сложнее.
Редкие машины проносятся по дороге, совершенно не замечая Лиса. Тот маневрирует меж деревьев не так далеко от дороги, тоскливо смотря на лес, встречающий его, как родного, ветви будто расступаются, уступая ему дорогу, а, может, напротив прячутся от страха. Его и самого потряхивает, зверю не сидится на месте, мечется, наворачивает круги тихой поступью.
Тэхён запускает руки в карманы ветровки, опуская голову к земле, ещё тёплой от утреннего солнца, такой же тёплой, как руки того агента, фантомно лежащие на его плечах. На лице скользит глупая улыбка. Может, всё же стоит попробовать хоть раз довериться, перестать выставлять себя трусом…
Неприятный запах забивает ноздри резко. Он не замечает, как выходит на тротуар, улица плохо освещена, горит всего пара фонарей, под одним из которых плетётся силуэт. Альфа. Зверь внутри встаёт на дыбы, чувствуя чужака, оценивая его, скорее, уже не как жертву, а как того, кто может причинить вред. Зверь убьёт за своего человека любого, он беспощаден к нарушителям личного пространства.
Тэхён упрямо смотрит на альфу, как тот медленно передвигает ноги, явно выпивший, а он стоит, будто примёрзший к земле и отступает в сторону, когда уже поздно. Глупый, любопытный зверь, жаждущий чужой крови. Альфа поднимает взгляд, замечая омегу, отходящего в сторону, и, кривя губы, держит курс в его направлении. И спрашивается, чего бы не пройти мимо, мужчина хоть и оборотень, но способный держать себя в руках, они не одичалые звери, но кто знает, что делает алкоголь, даже с такими. Тэхёну известно не по наслышкам. Сердце бьётся так быстро, как в тот день… Отчетливые шаги за спиной пугают, страх собственного зверя душит глотку, тот утробно рычит, и он чувствует, как в груди загорается то самое пламя, та мощь, которую он остановить не в силах. Он не хочет навредить, чужая смерть не самооборона, он обещал Чонгуку, обещал…
Раскат грома содрогается небо, дождь льёт стеной так резко, что Тэхён замирает, затаив дыхание, смотря в непроглядную даль улицы. На плечо опускается чужая рука, отчего содрогается тело, и заглушенный рык зверя вырывается из груди, глаза загораются кровавым золотом.
Чонгук не видит ни черта. Дождь хлещет по стеклу, передние фары едва помогают увидеть дорогу, холодно и как-то мерзко, в груди ничуть не лучше.
С три короба пришлось наврать начальнику, увести его мысли совсем в другое русло, выдвинув новую теорию, сочиненную на ходу, забрать все бумаги из отдела, по делу о самоубийствах, спрятав в своём ящике. Чимин на него косился подозрительно, но стойко молчал, лишь взволнованно просил беречь себя и доверять. Доверять… Сейчас он может довериться только себе, ни чувствам, ни сердцу, ни волку, что с ума отчего-то сходит, только голове, в которой должны появиться здравые мысли. Есть проблема, огромная проблема, из-за промаха в решении которой его могут не просто вышвырнуть с работы, а засадить за решетку или того хуже — отправить коротать срок в колонию строго режима на другой конец страны за сокрытие преступника, улик, вранья… И всё это ради чего? Ради цели, пока тяжело осуществимой, безумной, ему и самому не верится, что он во всё это вляпывается, но он привык доверять волку, за двадцать шесть лет ни разу не подводил. Промах будет стоить ему жизни.
Чонгук минует город, заворачивая на окраину, мгновенье, и сердце гулко бьётся о грудь, застывая комом в горле. Он видит, как по дороге расстилается туман, густой, обволакивающий. Сбавляет скорость, стараясь глубже дышать, чувствует, как альфа мечется, волнение смешивается с яростью, и в какой-то момент он разглядывает два силуэта, с одним из которых встречается взглядом, кроваво-золотым. Тэхён…
Он появляется в поле зрения так же быстро, как и исчезает, будто сливаясь с дождём, унося с собой туман и очередную жизнь.
Мужчина лежит без движения, широко раскрыв глаза, и, наклонившись над ним, Чонгук впервые видит, как магия тонкими нитями всё ещё оплетает тело, застилая дымкой глаза. Чимин говорил именно об этом, и лучше бы никому другому этого не видеть, слухов хватает с лихвой. Альфа проводит по векам, опуская те, чтобы не привлекали внимания, а после встаёт, делая звонок, и устремляет взгляд в лес.
Дождь все ещё барабанит, он гулко звенит в ушах, одежда промокла насквозь, лицо холодят капли, а руки сжимаются в кулаки…
— Бестолочь, — рычит сквозь зубы, а после делает глубокий вдох и принюхивается.
…когда они находится в форме тумана, их запах полностью скрыт, что делает их невозможными для отслеживания и даже заглушает их дыхание и сердцебиение от обнаружения.
Мысли об омеге крутятся в голове лихорадочно, он действительно его не чует, дождь смывает всё, он его не слышит, даже шагов, будто тот передвигается, не ступая ногами по земле, став воплощением своего существа, что несётся, словно река.
Зажмуривая глаза до боли, он сливается со своей сущностью, опираясь уже четырьмя лапами об асфальт. В голове мелькают звуки, голоса, картинки, он слышит свою стаю, рычит отчаянно, не может сосредоточиться, и в какой-то момент он видит
его… Видит отчетливую тень меж деревьев, слышит тяжелое дыхание от сумасшедшего биения сердца, дикий страх, раздирающую плоть, боль.
Чон воет несдержанно, и в момент срывается с места, бежит, поскальзываясь о мокрые листья, встаёт, упрямо пытаясь увидеть омегу вновь.
Редкие деревья, рыхлая земля, пляж… Альфа раскрывает горящие глаза и, будто открыв в себе второе дыхание, устремляется в нужном направление.
— Что с тобой происходит?
Чем ближе он становится к Тэхёну, тем сильнее ощущает его боль. Ему не хочется сейчас копаться в себе и выяснять, почему он это чувствует, как пробивает защиту магии насквозь, будто её и не существует. Он бежит, как сумасшедший, передвигает лапами, раздирая морду, о палки, встречающиеся на пути, в кровь и тормозит, лишь достигая мокрого песка.
Дышит тяжело, высунув влажный язык, и смотрит по сторонам в поисках омеги. Море бушует со страшной силой, шторм бьётся о скалы, и альфа утробно рычит, беснуется от бессилия, не видит, не чувствует.
—Чёрт тебя подери!
Чонгук срывается вдоль берега, огибая большие камни и бревна, проваливаясь лапами в песок. Дождь льёт с такой силой, что он не сразу понимает, что его окутывает туман, и вовремя затормаживает, встречаясь взглядом с Агуарой.
Он ещё никогда не видел это существо вживую, сказания и картинки в книгах не врали, с точностью изобразив лисицу. Длинные когтистые лапы, намного длиннее и острее, чем его, гибкое тонкое тело, вытянутая морда, обрамленная густой дымкой тумана, как и длиннющий хвост, мелькающий за спиной, будто тень, горящие жуткие красные глаза, полные жестокости и страха, смотрящие прямо на него. Чонгук никогда не видел ничего подобного, страшно признать, но он боится пошевелиться. Альфа понятия не имеет, как этот зверь отреагирует на любой его выпад. Это не Тэхён, это зверь, полностью раскрывший свою силу, спрятавший человека где-то внутри, и его нужно вытащить, до него нужно докричаться.
Чон делает осторожный шаг в сторону, не сводя глаз с омеги, обходит его, делая полный круг, в то время как Агуара шире раскрывает пасть, сверкая острыми зубами. Смотрит смело и дерзко, совершенно не боится крупного по габаритам волка, но и не набрасывается. Чонгуку думается, что, если бы не Тэхён, который всеми силами пытается удержать себя в руках, Агуара бы уже ни раз попыталась убить его, что было бы совершенно естественно и правильно. Он тот единственный, кто знает его секрет. Он агент, чья работа устранять таких, как Тэхён, но сам парень ни разу не делал попыток хоть как-то навредить ему, убегал, прятался, но не причинял боли, что говорит о том, какой он на самом деле.
Тэхён — сочетание мягкости и гнева. Он мальчик, которому существование даётся очень тяжело, он борется не с целым миром, а с самим собой, и Чонгук с ужасом восхищается силой его души. Возможно, именно это так сильно привлекает его волка, он считает его подходящей парой для себя, не боится его сущности, а с гордостью наблюдает, как омега возвышается над ним, ему лишь нужно немного помочь и дать понять, что…
со всем можно справиться вдвоём.
—Тэхён! — зовёт он его на уровне чувств, слыша мольбу о помощи, и буквально видит огромные заплаканные глаза. — Тэхён, я знаю, что ты слышишь меня, — Агуара встаёт на дыбы, чувствует угрозу, лиса всё ещё неохотно доверяет волку. — Я не хочу навредить тебе и уверен, ты мне тоже, прошу, успокойся, возьми себя в руки, я знаю, что ты можешь это сделать. Ты не такой, ты не хочешь сидеть в этой ракушке, я знаю, чего ты хочешь…
Туман сгущается, заслоняя лису дымкой, и альфа уже думает, что Агуара свирепеет ещё больше, готовя нападение, но секундами спустя он видит Тэхёна в человеческом облике, чьи слёзы струятся золотом по щекам, обжигая нежную кожу.
— Да что ты знаешь обо мне! — кричит он хриплым голосом, срывая связки. — Откуда ты знаешь, чего я хочу? — продолжает уже отчаянно шёпотом, опуская голову.
— Чувствую, — произносит Чонгук, перекинувшись в человека, и осторожно подходит ближе.
Омега испуганно поднимает глаза, что ярко загораются кровавым золотом, как и нити магии, оплетающие тело. Уши на голове встревоженно встают торчком, стоит Чону протянуть руку. Тэхён пятится назад, выставляя руки вперёд, но альфа обхватывает запястья, нежно, но настойчиво, опуская чужие руки, а свои ладони укладывает на чужие горящие щёки. У омеги испуг пересекается с нежностью, и эта комбинация вызывает в нём дрожь. Альфа, напротив, смотрит успокаивающе, и то ли дело в феромонах, то ли в самом альфе, но он успокаивает, и туман оседает на дно, оставляя их стоять под проливным дождём.
— Доверие — это риск. Оно хрупкое и ничего не обещает взамен, — шепчет Тэхён, заторможено моргая.
— А недоверие, напротив, обещает. Обещает одиночество, — отвечает Чон уверенно и твёрдо, пытаясь донести мысль.
— Зачем? — спрашивает Тэхён после недолгого молчания, а Чонгук прекрасно понимает вопрос, однако затрудняется ответить так прямо, боясь испугать.
— Затем, что я не могу позволить тебе снова уехать, — Чонгук смотрит проникновенно в уже по-детски потерянные стеклянные глаза и смягчается, притягивая к себе ослабевшие тело.
Стоит Тэхёну найти опору, он тут же расслабленно валится на альфу, ноги обоих неожиданно подкашиваются, кажется, сил совершенно не остается. Они валятся на песок, гроза умеряет свой пыл, дождь лишь мелко моросит, капли неприятно скатываются с щёк под ворот рубашки, но это мелочи по сравнению с тем, как от недосказанности мечется сердце. Чонгук поворачивает голову к омеге, измученному по виду, но такому блаженному, он чувствует его спокойствие и устало прикрывает глаза, удостоверившись, что на сегодня все закончилось.
***
От припекающего солнца становится неуютно, хочется прикрыть рукой глаза, что собственно Чонгук и делает. Он смотрит на голубое небо сквозь пальцы и тяжело вздыхает, понимая, что они заснули на холодном пляже. Однако холода совсем не чувствуется, а одежда под удивительно палящим солнцем высохла. Чувствуется другое: отсутствие омеги.
Чон приподнимается, усаживаясь на песок вытянув ноги. Песок по левую руку рыхлый, видно, что Тэхён ворочался, а после встал, направляясь вдоль берега, куда уводят ещё свежие следы. Мужчина взъерошивает смоляные волосы на затылке, чувствуя, как те закудрявились, и встает с насиженного места искать беглеца.
Омега находится сидящем на камне, прижимая колени к груди, взгляд того такой задумчивый, что заставляет Чонгука остановиться и немного понаблюдать. Стоит подойти, поговорить, кажется, у них это нормально получалось всего раз, в его доме, но и тот закончился не на хорошей ноте. Ник вернулся сам только на утро и, отказываясь кого-либо слушать, засел в комнате, а если не в ней, то убегал вновь после школы, слоняясь где-то до ночи. Ясно одно: Чонгук сходит с ума, раз решает предложить омеге остаться у него на время, потому что хочется… Хочется уберечь.
И ещё много чего, на что его упрямо толкает волк, но Чонгук пока способен держать себя в руках, как и язык.
Он с тяжелым вздохом прижимается спиной к камню у ног омеги, направляя взгляд за горизонт.
— Прости, — подает голос Тэхён.
— За что?
— Ты проснулся, почувствовав мое беспокойство, — альфа поднимает на него взгляд удивленно. — Ты сам сказал, что чувствуешь меня, — поясняет Тэхён, не сводя глаз с горизонта. — И мне, если честно, немного не по себе, а ещё обидно, что ты знаешь, о чём я думаю, а я — нет.
Альфа усмехается.
— Я не умею читать мысли, Тэхён.
— Но ты можешь их чувствовать, видеть, не так ли? — наконец поворачивает голову, прижавшись щекой к коленям. В светлых волосах гуляет солёный ветер, в глазах играет любопытство, плескаясь золотом, которым Чонгук заворожен. — А другие — не могут, — констатирует факт. — Я уязвим рядом с тобой, — Тэхён вкладывает в это предложение так много значений, отчего щеки сами собой наливаются краской и ему приходится отвернуться. Стоит ли говорить, что впервые за столько лет он чувствует себя в безопасности, оставаясь с обнаженной душой перед мужчиной.
— Это пугает тебя? — спрашивает Чон осторожно. Это пугает и самого мужчину, если до конца быть честными. Выглядит так, что оба захвачены в ловушку, у каждого своя плетёная клетка, сотканная из страхов, сомнений, боли и прошлого. Прошлое делает из нас тех, кто мы есть в настоящем. И как перечеркнуть это всё и окунуться, как в омут с головой, во что-то новое?
— Страх преследует меня с момента гибели отца. И тебя я боялся по многим причинам, ты, знаешь ли, совсем не похож на того, кто погладит по головке и закроет глаза на шалости, а тут убийства, — Чонгук встает напротив, опираясь руками о камень, желая поймать взгляд парня. — Ты всегда так смотришь на меня, будто хочешь свернуть шею от злости, я тебе противен, омерзителен, и я тебя не виню, заслужил, однако иногда смотришь так, будто готов сорваться и закрыть меня от пули… — вздыхает нервно, боясь сказать лишнего, за что потом может поплатиться. — А иногда вот как сейчас.
Альфа усмехается, не сводя зачарованного взгляда с парня, что в человеческой форме в полтора раза меньше его, очаровательно. Чонгук не может противостоять тому, что чувствует его волк, как дышит в присутствии этой омеги, как всё, чего тому хочется, так это обнять и почувствовать, что вот он рядышком.
Гук ведёт руками вверх по гранитному камню, всего в нескольких сантиметров от чужих бёдер, облачённых в лёгкие, свободные брюки. Тэхён, видя, как к нему тянутся, интуитивно отпускает зажатые колени и ступает босыми ногами на песок, опираясь о камень ладонями позади себя. Нужно же за что-то придерживаться, когда на тебя
так смотрят.
От Чонгука веет нереальное тепло, его Тэхён ощущает всей кожей, будто тело обдувает горячий ветер. Мощная грудь перед носом заслоняет весь обзор, он в полу сознании помнит, как прижимался к ней вчера, такой же теплой и надёжной. Тогда он почувствовал спокойствие, какое не ощущал в одиночестве с самим собой. Страшно, что Чонгук может стать этим самым безопасным местом, но почему-то его объятия кажутся такими правильными, почему-то его зверь замирает в оцепенении и неловко переминается на месте, дергаясь от каждого чужого движения и смотрит любопытно.
Чонгук осторожно укладывает ладонь на светлую макушку, невесомо гладит за ушком, а к другому прижимается носом, вдыхая запах елей. Так непривычно, ничего подобного ему чувствовать никогда не доводилось, он глупо растягивает губы в улыбке, как ребёнок, познавший что-то новое, что-то необычное и такое тёплое. Это не просто тепло чужого тела, это тепло, разливающееся в душе, это тепло совершенно на другом уровне, более глубоком, таком, что позавидует, даже океан.
Всё, что тяжёлым грузом лежит сейчас за плечами, он отбрасывает куда подальше, в этот момент он думает о Тэхёне, который с осторожностью сжимает его плечи. Опасается, всё новое кажется пугающим, а в их случае страх — постоянный друг, но Чонгук слышал, что через трудности проще проходить вместе: отец говорил, что придёт момент, когда он будет в ком-то нуждаться, когда он найдёт своё.
Нашёл.
