Redenzione

— Заснул? — ты обернулась и столкнулась с виноватым взглядом Олега, — Прости, я не хотел тебя напугать, — выдохнула, подошла и обняла Волкова, ощущая, как крепкие руки смыкаются вокруг тебя, погружаясь в такое забытое и одновременно родное тепло. Кончиком носа прижалась к нежному месту между плечом и шеей наемника и вдохнула аромат, который никогда бы ни с чем не спутала. — Ага, снотворное наконец-то подействовало. Неизвестно, чем и в каких дозах они его пичкали в больнице, сейчас ему нужно спать. Мы не можем никуда двинуться, пока я не буду уверена, что в его организме не осталось и капли этой дряни, — ты говорила тихо, не отрываясь от Олега, но понимая, что он слышит тебя. В руках все еще ощущался адреналин, плескался на подушечках пальцев, била мелкая дрожь, а сил в организме оставалось все меньше. Тяжело было принять факт того, как сильно все поменялось за последний год, месяц, последние три дня. Вот вам с Сережей приходит похоронка на Олега, и вся жизнь буквально делится на «до» и «после». Вот Сережа утопает в кошмарах, перестает справляться с работой. Тебе пришлось затолкать подальше свое горе от утери любимого и взяться за управление компанией, в надежде, что психотерапевты помогут Разумовскому справиться в этот раз. Вроде Сереже становится лучше, но он начинает отстраняться, пропадать по ночам. Порой тебе казалось, что с тобой рядом уже не он, и касается тебя кто-то другой, целует другой, спишь ты с кем-то другим. Проходит еще время, и становится понятно, что права. Что Птица вернулся, что вот Сережа прячется за маской Чумного доктора и видит Волкова. Вот ты принимаешь решение пойти на сделку с майором Громом, чтобы Сережа попал не в тюрьму, а в лечебницу, которую сама тщательно выбираешь, нанимаешь лучших врачей. Ты понадеялась, что Гром до конца сдержит свое слово, ведь ему не хочется портить жизнь себе, Дубину и Пчелкиной. Пришлось угрожать, а разве был у тебя выход? Раньше Олег решал такие вопросы, принимал сложные, порой неэтичные решения, а теперь пришлось тебе. Пообещала майору: если что-то пойдет не так — спустишь всех собак именно на его друзей, на самых близких. Вот ты вбегаешь в офис «Вместе», когда Птица пытается поджечь майора вместе с его друзьями и пытаешься воззвать к родному Разумовскому. Хорошенько получаешь и в челюсть, и в туловище, чуть не теряешь сознание. В голове лишь одна мысль: это не твой Сережа, это не он. Он бы никогда руку на тебя не поднял. Вот Птицу арестовывают, назначают экспертизы, а когда ты прорываешься в камеру опять через угрозы и мольбу, перед тобой уже твой родной и любимый Сережа. Сломанный, растерзанный, теперь уже осознающий, что произошло. Он вымаливает прощение, а ты говоришь, что ему не за что извиняться, что ты поможешь, что ты не допустишь, чтобы с ним что-то случилось. Вот на суде озвучивают, что Разумовского признают невменяемым, но ходатайствуют не о направлении в частную клинику, а в обычную, к какому-то доктору Рубинштейну, и ты срываешься с места в зале суда, думая, что Грому лучше вообще не попадаться на твои глаза. Вызваниваешь юристов, пытаешься придумать, что делать, к кому идти и с кем договариваться… А потом на пороге офиса появляется Олег. Живой. Практически невредимый. Ты и слова сказать не можешь, смотришь на человека, которого вы похоронили год назад, а он подходит и просто падает перед тобой на колени. Рассказывает, что похоронка — ошибка, что он в плен попал, что проще было объявить мертвым его, что его изрешетили и на восстановление ушли месяцы, а потом он увидел, что в Питере происходит, увидел в новостях Сережу и сразу сорвался, три пересадки, несколько автобусов, и вот он уже тут — даже не побрился, так торопился. Ты падаешь на колени рядом с ним, обнимаешь и начинаешь реветь. В первые за все эти дни, за практически месяц со дня, когда ты поняла, что Сережа — Чумной доктор, ты начинаешь кричать, плакать, буквально выть и просить Олега простить тебя за то, что не сберегла, за то, что не заметила, допустила все это. Так вы и сидите на полу несколько часов, обнимаясь, смешивая слезы и пытаясь вымолить прощение друг у друга. Потом оказывается, что Олег пока ехал, план составил, как Сережу вызволить. Подтянул парней-наемников знакомых, они уже все обмозговали и готовы через день на рассвете врываться в лечебницу и забирать Разумовского. И ты ни секунды не сомневаешься в принятом решении. Сделке с Громом конец, он не сдержал слово, и ты уже не должна ему. Ты предупреждала, что не позволишь Разумовского пытать и причинять ему вред. Теперь Грому придется столкнуться с худшим его кошмаром — Олегом. Олег за Сережу и за тебя глотки перегрызет всем и глазом не моргнет. На рассвете сидишь в машине, нервно теребя обивку руля и дожидаясь, когда небольшая команда запрыгнет в кабину джипа вместе с Сережей, и вы помчите по трассе до очень-очень дальнего поселка практически на границе с Финляндией. Оказываетесь в небольшом уютном доме, в каком-то частном поселке, за высоким забором, с камерами по периметру. Тогда наконец понимаешь — можно выдохнуть. Пара дней у вас есть. Дом этот по документам никак не найти, а с помощью Марго получилось почистить все камеры на дорогах. Оставаться в стране долго все равно нельзя. Новые документы будут готовы к утру, наёмники сгоняют за ними, а вам останется взять билеты и уехать как можно дальше. Желательно туда, где нет экстрадиции. Пока же в доме повисает тишина. Наемники на первом этаже о чем-то тихо переговариваются на кухне, чуть слышно чокаясь и отмечая «крутую заварушку», а ты только что сидела добрых 10 минут у кровати родного Сережи и ждала, пока подействует снотворное, чтобы он смог поспать. — Пойдем тоже в спальню, с ног валюсь, — легкий поцелуй в лоб, чуть грубые, мозолистые руки на талии, Олег вел тебя как куклу в сторону еще одной спальни. Дом не был обжитым, и это чувствовалось. Везде стоял запах свежей мебели и только что купленного постельного белья, но даже это не смущало. Олег лег посередине двухместной кровати и раскинул руки, приглашая к себе. Ты сняла кофту, осталась в одной футболке, легла рядом и прижалась к любимому телу. Не рассчитала только траекторию «падения» и, видимо, задела не до конца затянувшиеся раны. Он чуть зашипел. — Прости, прости, я не хотела, — Волков закачал головой, взял твое лицо в ладони и глубоко поцеловал, прерывая твои извинения. — Успокойся, все хорошо. Если это плата за то, что ты снова рядом со мной и Сережа в безопасности — я потерплю, — еще один долгий, глубокий и головокружительный поцелуй, от которого воздух в легких заканчивается, и ты не можешь сдержать улыбки. — Ты и правда здесь, ты и правда живой, — ты сама не до конца осознавала, что это так, что Волков здесь, что это не плод твоего воображения, и что ты не сошла с ума под стать Разумовскому. Ты не могла перестать постоянно касаться Олега и раз за разом доказывать себе, что это все по-настоящему. — Я живой, я тут, и я больше никуда не уйду. Я вас больше не оставлю. Я так виноват перед вами обоими, — приложила палец к его губам, призывая его замолчать и не продолжать. Ты понимала, почему он считает себя виноватым, чувствовала себя не лучше, но осознавала, что ваше чувство вины уже бессмысленно. Главное — Сережа с вами, вы его спасли, скоро вы уедете, найдете нормальных врачей, поможете ему, и снова все будет хорошо. Дверь спальни тихо приоткрылась, а на пороге показалась знакомая рыжая макушка. Сережа стоял в дверях без футболки, которую снял сразу, как оказался в машине, чтобы та не воняла больницей, в одних только больничных штанах, и потирал заспанные глаза. Ты улыбнулась, потому что сейчас это был ни Чумной доктор, ни даже миллионер Сергей Разумовский, а ваш Сережа. Воробушек. — Сереж, ты чего? Кошмары? — Олег сразу сел на кровати и подвинулся чуть ближе. Сережа посмотрел снова на Волкова и его глаза расширились. — Олежа? — он было потянулся ладонями и явно хотел коснуться Волкова, но потом резко одернул руку. Перевел взгляд на тебя, ты заметила, как в родных зеленых глазах застыли слезы. — Он правда тут? Или это снова Птица? Я так больше не могу, не могу, — вы с Олегом в унисон вскочили с кровати и обняли Разумовского с двух сторон, чтобы он точно смог ощутить тепло не одного, а сразу двух тел. — Сережа, родной наш, это правда Олег. Он вернулся, он не погиб, он вернулся к нам, — шептала ты, покрывая измученное лицо парня быстрыми поцелуями. Олег подхватывает и начинает шептать вслед за тобой. — Это я, это не Птица, Птица тебя больше не тронет, хороший наш, это правда я. Дальше Олег взял обоих за руки и снова потянул в сторону кровати. Лёг посередине, а вы с Серёжей по бокам, как всегда делали. Ты положила голову на плечо Олега, а Серёжа на грудь и носом потерся о ткань футболки, затем посмотрел тебе в глаза. Дыхание перехватило. Ты и не думала, что когда-то снова увидишь Серёжины глаза такими: живыми, яркими, да, со слезами, но скорее это были слёзы радости. — Серёжа, родной, все закончилось, — прошептала ты, проводя пальцами по нежной щеке Разумовского и понимая, что тебе реально уже все равно, что было «до». Сейчас все словно вернулось в лучшие времена. Будто и не было Чумного доктора, смерти Олега, тюрьмы и больницы. Серёжа пальцами сжал ткань футболки Волкова и прикрыл глаза, спокойно выдыхая. Снотворное ещё действовало, и он хотел спать. Олег в ответ оставил лёгкий поцелуй на рыжей макушке, встретился с тобой взглядами, улыбнулся самыми уголками губ и прошептал: — Думаю, нам всем нужно попытаться поспать. Больше вас никто не тронет. Ты наконец все отпустила.