Злая Сила, или могила Миранды Браун

Автомобиль ехал без остановок, поэтому прибыл в Дауни гораздо раньше автобуса. К тому же, мистер Ульрих довёз Джеймса прямо до дома, и теперь в запасе у мальчика оставалось ещё немного времени до возвращения Моники и Дэвида со службы. Чтобы замести следы своего утреннего побега, Джейми, несмотря на невыносимую боль в клыках, начавшие распухать ещё в машине дёсны, и на то, что его успело вывернуть два раза по приезду, сразу кинулся выполнять задания из списка, прикрепленного на магнит к холодильнику. Если с шатающейся ножкой кухонной табуретки и грязной плитой он кое-как смог справиться, то с покраской забора на заднем дворе и с купанием кошек (особенно с последним), возникали определённые трудности. Но лишиться доверия Моники ему не хотелось. Наблюдая за тем, как Джеймс выхаживал лисёнка, та решила, что он уже созрел для взрослых и ответственных заданий. Вдобавок к больным зубам, Джейми начало знобить. Дрожь пробирала так, словно мурашки бегали не только по спине, но и под кожей. Ноги подкашивались, тело бросало то в жар, то в холод, а перед глазами маячила полупрозрачная рябь, как во время знойного полуденного марева. Дёсны, как он успел заметить в зеркале над раковиной, пока искал в ванной шампуни для кошек, увеличились настолько, что могло показаться, будто ему в рот засунули боксёрскую капу. Жажда сводила с ума. Он, не помня как, доплёлся до гаража, трясущимися руками взял оттуда открытую банку краски, и, чудом не расплескав содержимое, отправился во двор. За калиткой мальчик разглядел знакомые силуэты, воровато крадущиеся вдоль посадок. Это были Тейлор и Фицджеральд. Их главаря Чарли Гроссмана только выписали из госпиталя, но швы со щеки сняли ещё не полностью, поэтому он не отваживался показываться на улице. Естественно, в полицию ни он, ни кто-то из его банды обращаться не стал. Во-первых, любой их рассказ о той ночи, а особенно — правдивый, легавые восприняли бы как глупый розыгрыш, или того хуже — как наркотический бред. Даже они, будучи совсем не обремененными интеллектом, это понимали. Во-вторых, хоть вся компания демонстративно потешалась над неуклюжим с виду Дэвидом Хэйлом, но лишний раз связываться с ним не хотела. Особенно глупо было бы жаловаться на его «паранормального» брата: а вдруг тот опять в отместку подправит кому-нибудь из них лицо на расстоянии! И в тюрьму не посадишь — доказательств-то никаких! А в-третьих, буквально за несколько часов до того, как Джеймс исполосовал Чарли, хулиганы провернули первое серьёзное, по их меркам, дело: угнали чей-то ржавый «Кадиллак» в Скид Роу (удивительно, что развалюха не рассыпалась за сорок километров езды до Дауни). И неважно, что у ржавого корыта не запирались двери: на заднем сидении умудрилась устроиться на ночлег непонятно откуда взявшаяся почти в центре Лос-Анджелеса полудохлая лисица, — но, подумали они, на запчасти даже такая сгодится, а над лисой можно и поиздеваться, всё равно скоро околеет! Потому и рассудили, что светиться лишний раз в участке им совершенно ни к чему. Даже в качестве потерпевших. Мимо дома Хэйлов Гарри и Вуди старались прошмыгнуть как можно быстрее и незаметнее: со стороны заднего двора, чтобы уж точно не попасться на глаза ни полицейскому Дэвиду, ни уж тем более — Джеймсу. Потому, услышав, что на участке что-то гремит и шевелится, они ускорили шаг. Ноги окончательно перестали подчиняться Джейми, и он рухнул прямо возле забора, опрокинув на себя банку белой краски. Перед ним всё совсем расплылось, превратившись в отдельные цветные пятна и мазки, почти как на картинах импрессионистов, только вот складывающиеся не в единый сюжет, а дробящиеся и дробящиеся до невнятного месива. Он закрыл глаза. И если зрение почти отказало, то вот слух — усилился настолько, что даже шелест от взмаха крыльев вороны, вспорхнувшей с забора, показался Джеймсу шумом раскручивающихся лопастей вертолёта. Множество звуков, атакующих отовсюду, смешивалось в гул, сводящий с ума. Рот тем временем наполнился слюной — казалось, что дёсны и проклятые клыки в нём скоро прекратят умещаться. Жар усиливался, каждую из косточек в теле начало выкручивать, будто Джеймса бесцеремонно схватили и начали выжимать, как половую тряпку! Но вдруг в нос ударил запах вожделенной человеческой крови. Металлический, солоноватый, тягучий, но в то же время с пряными, пьянящими оттенками, горячий и согревающий, словно бокал ароматного грога в промозглый осенний вечер где-нибудь в Новой Англии или Колорадо. Прямо на внутренних сторонах век, как в кинотеатре, замелькали фрагменты из недолгой жизни Джейми. В том числе и тот, когда Хэтфилды были проездом в Огасте всей семьёй по миссионерским делам Вёрджила. В один из вечеров Джеймс, сидя со взрослыми в кафе отеля, где они остановились, украдкой отхлебнул из бокала матери этого самого «взрослого» напитка — янтарного, терпкого, под лёгким облачком фруктового пара. Неужели ему и это причудилось? Последние попытки агонизирующего мозга отвлечь взрывающееся болью тело? Жестокая иллюзия: аромат из детства, когда мама была жива, витал так близко — только руку протяни! Но протянуть руку Джеймс уже не мог. Он больше не чувствовал своих конечностей по отдельности. Всё его тело представляло из себя сплошной сгусток боли — будто мигрень, мучавшая его с детства, прорвала черепную коробку, как плотину, и растеклась по всему организму, заполнив каждый атом этим тупым, пульсирующим ощущением. Сокровище, всё время тёршийся рядом, беспомощно фыркал и тыкался усатой мордой в его лоб и щёки, но Джейми не вставал. Из ещё не затуманенного ломкой уголка сознания доносилось, что манящий, горячий аромат исходил вовсе не от размытых фигурок пробегающих мимо посадок, а от Сокровища. Контролировать себя становилось всё тяжелее. Он из последних сил вцепился пальцами в отросшую газонную траву и попытался безуспешно сжать челюсти, но уже ничего не вышло. Клыки упёрлись во внутреннюю часть нижней губы. По отдаляющимся галопирующим шагам, отдающимся в голове барабанной дробью, мальчик понял, что лис куда-то убежал, и этот сводящий с ума запах стал слабее. Не успел Джейми подумать о чём-то ещё, как почувствовал, что больше не на газоне. Его подхватили на руки. Но это был не его брат, от Дэвида пахло совсем иначе. А от этого человека исходил тот самый аромат, который Джеймс услышал только что. Он вновь стал таким же чётким. Всё верно, лис не мог пахнуть человеческой кровью. Теперь всё встало на свои места: кто-то пробрался к ним домой. В этом не было никаких сомнений. Чисто теоретически, Джеймса прямо сейчас могли похищать, возможно — тот же маньяк, что расправился с Алексом Джонсоном, но ломка и жажда захватили его разум, потому единственное, чем были заняты его мысли — кровь. Насколько тонкая кожа у его похитителя? Сможет ли он в таком состоянии повернуть голову и прокусить её с первого раза? Каждый вкусовой сосочек на его языке был не просто возбуждён, а взбудоражен. Джейми показалось, что он сможет ощутить каждый из круглых, упругих от кислорода, чуть сплюснутых по центру, триллиардов эритроцитов, которые хлынут к нему в рот вместе с тёплой солёной плазмой. — Потерпи немного! — попросил «маньяк», будто прочитав его мысли. Вскоре Джеймс понял, что его принесли в его же комнату и уложили на его же кровать: он определил это по запаху, так как видеть больше не мог. Одна из кошек взгромоздилась к нему на грудь, но её сразу же согнали. Но кто? Джейми почувствовал сухую горячую ладонь на своем лбу, потом на шее, затем — под воротом футболки. Вдруг руку резко убрали, и он услышал, как прямо над ним занесли нож, — но сил не осталось даже на испуг, и мальчик мысленно приготовился к неизбежному. А в следующее мгновение на саднящие распухшие дёсны упали несколько капель той самой ароматной крови. Тут же её источник, вспоротое предплечье, поднесли к его рту вплотную, и Джейми принялся жадно всасывать жизненно необходимую жидкость, как слепой котёнок — молоко матери, впившись клыками чуть выше надреза, отчего хозяин руки зашипел от боли, но убирать её, тем не менее, не стал. С каждым глотком Джейми чувствовал покалывание в конечностях, но не такое, какое обычно бывает, когда их отсидишь или отлежишь, уснув в неудобной позе, а как от миллиардов электрических микроразрядов, которые наполняли его каким-то неведомым ему светом и теплом, вытесняя боль. Зубы и дёсны обрели привычные размеры. Он ощутил, что силы снова возвращаются, и вцепился в руку обеими ладонями, как в спасательный круг, запустив в рану язык, отчего незнакомец вновь шикнул. Джеймс не спешил открывать глаза. Он почувствовал, как кровать скрипнула и прогнулась рядом с ним. Всё-таки он ошибся, возможно из-за запаха кожи или феромонов, решив, что кровь его спасителя по вкусу должна напоминать ромовый грог. Она, словно горячий мясной чили, острый, густо приправленный пряными травами и специями, медленно стекала вниз по горлу, разливаясь внутри невообразимым жаром. Джейми не хотел, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. В следующее мгновение он мягко ухнул в абсолютное, безмолвное, но такое уютное и безопасное небытие, в каком, наверное, пребывают младенцы, находясь в утробе. Джеймс не знал, с чем ещё можно было сравнить это. Он вспомнил пятилетнего себя, прятавшегося в старинном, доставшемся ещё от бабушки, резном шифоньере, который перенесли в их с сестрой комнату после ремонта в родительской спальне. Джейми воображал, что он становится невидимым, как в сказках про плащи или шапки-невидимки, только у него — целый шкаф! Мальчик мог сидеть там часами, фантазируя, разговаривая со своими игрушками, которые частенько там забывал. Иногда, замечтавшись, он и засыпал в этом шкафу, а мама находила и перекладывала его в постель. И вот семнадцатилетний он вновь перенёсся в тот самый дубовый шифоньер, но среди брюк, рубашек, осенних пальто и платьев сестры он был не один. В уютном полумраке рядом с ним откуда-то материализовался юноша, которого Джеймс раньше никогда не видел. Копна волнистых длинных волос была настолько яркой, что могло показаться, будто весь свет в шкафу исходил только лишь от этого рыжего пожара и от миллиона конопушек на молочной коже точёного лица. Разные по размеру, форме, глубине медного, золотистого и оранжевого оттенков, казалось, они усыпали даже длинные ресницы на лисьих глазах кофейного цвета и кромку ярко-розовых губ. Верхняя, чуть асимметричная, была гораздо тоньше нижней, потому с лица юноши словно бы не сходила ироничная усмешка. А из-за томной, чувственной нижней губы, с размытым из-за конопатости контуром, казалось, что его только что кто-то страстно целовал (будто это воспоминание и вызвало полуулыбку). Ровный, веснушчатый, с по-лисьему вздёрнутым кончиком, нос был не то чтобы очень велик, но как-то выдавался вперед. У Джеймса захватило дух. Он никогда раньше не видел таких лиц! «Красавчик!» — пронеслось у него в голове к его же страху. В низу живота появилась приятная, покалывающая тяжесть, а щеки буквально загорелись. Он осознал, что не испытывал такого волнения даже гуляя с Мэделин Белл — капитаном группы поддержки, по совместительству — первой школьной красоткой и мечтой всех учащихся там мальчишек. А ведь они даже поцеловались! (Точнее, Джеймс обслюнявил ей весь рот, потому что никогда ещё этим не занимался, но девочка была не против). Похожее волнение он испытывал единожды в «летнем лагере», но это воспоминание мальчик всеми силами пытался вытеснить из своей памяти. Рассудок стал проясняться, и он вспомнил, что не стушевался и подошёл тогда к Мэдди первым, несмотря на свою застенчивость, только потому, что абсолютно не боялся отказа. А она — возьми да согласись отправиться с ним в кино. Как выяснилось, парни с гитарами привлекали девчонку гораздо сильнее, чем футболисты. Джейми уже понял, что всё происходящее сейчас: и рыжий, и шкаф в его старой детской — видение, и от этого стало невероятно тоскливо. Но он пообещал себе, что очнувшись, непременно разыщет незнакомца. Ведь если он смог его представить так ярко и детально, значит, где-то уже видел, просто не обратил внимания, а на подкорке отпечаталось. А значит, юноша вполне реален! (Об этой особенности работы мозга мальчик услышал в летней школе в прошлом году, куда был отправлен, получив единственный «неуд» по биологии. Этот предмет, пока была жива Синтия, он долгое время не посещал по религиозным убеждениям, которые по иронии судьбы, совершенно не разделял.) Но этот незнакомец! Джейми решил, что будет оставлять послания в своих новых песнях, да что уж там? Он собрался переписать и имеющиеся! Во что бы то ни стало, сделает сборник с коротышкой и Роном, а потом они отправятся на гастроли. Да если надо, все Штаты объездит! Джейми был как никогда полон неестественной для него решимости, которую словно впрыснули в его организм вместе с бурлящей, острой кровью. Решив, что поскольку всё это — сон, а значит, и терять нечего, Джейми решил сделать то, чего захотел сейчас больше всего на свете. Он буквально впечатал парня в стенку шкафа всем телом и впился подрагивающими от жара и волнения губами в тёплые, чуть влажные губы. Когда он ещё найдёт его в реальном мире? Когда представится такая возможность, и захочет ли этот красавец поцеловать его в ответ? По всему телу вновь забегали мурашки, в низу живота стало совсем твёрдо, а всё тело — наоборот, сделалось ватно-невесомым, неповоротливым, но в то же время — сверхчувствительным и податливым. То ли от вдарившей по мозгам молодой крови, насыщенной пьянящим кислородом, то ли потому, что Джеймс долгое время подавлял в себе эти чувства, как только они пробудились, — но сейчас он был готов бесконечно любить и прикасаться, чувствовать губами и кончиками пальцев каждый миллиметр желанного тела, и чтобы к нему так же прикасались в ответ. Он никогда в жизни не ощущал такой потребности в объятиях. Прямо здесь, в этом потаённом месте, которое сохранит все секреты. Не встретив сопротивления, он углубил поцелуй, запустив дрожащие пальцы под свою же футболку, в которую почему-то был одет юноша, но это сейчас было совершенно не важно. Вообще всё было не важно! Но стоило Джейми скользнуть по горячему языку своим, в его в рот хлынула кровь. — А-ай! — Не выдержал «похититель». — Хватит с тебя! Проглот! — Руку резко отняли, выдернув Джеймса из неожиданно сладкого сна. Он открыл глаза, и тут его словно ледяной водой окатили. Рядом с ним, прямо на краю кровати, сидел огненный красавец из его галлюцинации. В его футболке и его джинсах. Джейми не знал, что чувствовать, что говорить, язык будто окаменел. Джеймс дёрнулся от «похитителя», как от горячего чайника, и, отскочив, уселся прямо на подушку, подтянув белые от краски колени к подбородку. — Ты что творишь?! Еблан ты, понял, кто ты есть?! — наконец заговорил тот. Молодой человек умудрился произнести эту фразу с такой интонацией, что Джеймсу захотелось опустить глаза и пробубнить по-детски: «Прости меня пожалуйста, я больше так не буду!», — даже не удосужившись узнать, что он, собственно говоря, не будет, и почему это он — еблан. — Ты кто? — вместо этого спросил Джейми, уставившись на юношу. — Хуй в пальто! — огрызнулся он. — Ты какого рожна попёрся к мальчишке во время ломки, а?! На человечинку потянуло?! Не знал, что этим всё кончится?! — вскочив с постели, парень, не обращая внимания на порез, принялся мерить комнату тяжёлыми шагами. При этом он задавал вопросы один за одним, будто абсолютно не нуждался в ответах на них, с каждым последующим повышая тон. Вот теперь Джеймс ни на шутку испугался. Последняя ломка от недостатка Питания у него случилась почти два года назад, а стало быть, всё это время за ним следили! Иначе откуда этому типу известно, что с ним может произойти? Плюшевую, словно тёплый плед, пелену воспоминания о горячем поцелуе в шкафу, бесцеремонно сдёрнули и выкинули. Остался только страх. Причём не столько за себя, сколько за Монику и Дэвида. А вдруг этот психопат уже успел с ними разделаться, пока он был без сознания? И Сокровище тоже пропал… Сердце заколотилось так быстро и громко, что его стук отдавался в ушах, будто к органу подсоединили наушники. Джейми напрягся, сгруппировавшись ещё компактнее, не прекращая украдкой осматриваться в поисках чего-нибудь, чем можно было вырубить незнакомца, что-то такое, что можно было схватить, не поднимаясь с места. И, как назло, под рукой не оказалось даже кошачьей щётки для шерсти. Мальчик вспомнил, что у типа был нож, но нигде не видел его. Значит, он до сих пор у этого… — Ты кто? — повторил Джеймс свой вопрос твёрже, прервав гневную тираду. Оппонент будто бы опешил, взглянув на мальчика так, словно тот спросил очевидную глупость, которая ему должна быть хорошо известна. Но вдруг взгляд Джейми упал на огненно-рыжий пушистый хвост, торчавший из-под стула. Он безжизненно валялся на ковре, словно отстёгнутый от пальто воротник. Приглядевшись получше, он понял, что вместо его лисёнка от хвоста отходила лишь рыжая шкура с раскинутыми по сторонам лапками. И тут из глаз Джеймса хлынули слёзы, которые он не в силах был сдерживать, на смену страху пришла слепая ярость, и он, забыв про всякую осторожность, бросился на убийцу (уж теперь-то в этом не было сомнений), как нападающий в американском футболе на игрока команды-противника, сбив того с ног. Он уселся ему на живот, крепко обхватив запястья и прижав его руки к полу. — Сукин сын! Ты, мать твою, КТО?! Что он тебе сделал?! Что тебе сделал Сокровище???! — уже рыдая причитал Джейми, срываясь на хрип, со всей силы сжимая пальцы на запястьях. Он мог бы обезвредить психа, не вставая с кровати, врезав себе в челюсть, но ему захотелось, чтобы тот почувствовал хотя бы малую толику той боли, какую испытал Сокровище, когда его свежевали непосредственно от его собственных рук. С перепачканным кровью лицом, бликующими синими искрами глазами, Джейми выглядел действительно жутко. У любого другого не возникло бы сомнений в его намерении прямо сейчас, голыми руками, снять скальп. Но его противник ловко высвободил руки, затем вывернулся из-под Джеймса, уложив того на лопатки, и залепил хлёсткую пощёчину, чтобы прекратить истерику. Затем незнакомец глубоко вздохнул, молча подобрал лисью шкуру, отчего у мальчика всё вновь сжалось внутри, присел на корточки рядом с ним, и, словно в перчатку, просунул свою руку по самое плечо в полую лисью лапку. И она без труда проделась, хотя и была в разы длиннее, словно конечность состояла из жидкости, принимающей форму любого сосуда, в который её перельют. Джеймс не верил своим глазам, тогда юноша провёл ею по его ещё полыхающей щеке, слегка выпустив коготки. — Я — твоё Сокровище.