Злая Сила, или могила Миранды Браун

Тремя неделями ранее… — Джейми, старина, подай-ка ключ на десять! — раздалось из-под «Бьюика». Джеймс, на секунду замешкавшись, выбрал нужный гаечный ключ из чемоданчика с инструментами, разложенными настолько филигранно, что в них, наверное, было бы невозможно запутаться даже если ни бельмеса не смыслишь в автомеханике. Но Джейми смыслил. К «мужским» занятиям, к коим, по мнению его отца, относился и ремонт авто, его приобщали лет с одиннадцати, потому к семнадцати он уже довольно неплохо ориентировался. С рыбалкой ничего не вышло. Во-первых, потому что по радио передали штормовое предупреждение, с одной стороны заставшее Дэвида Хэйла врасплох, а с другой — позволившее ему вздохнуть с облегчением, потому что он даже примерно не представлял, о чём говорить в течение почти целого дня с братом-подростком, которого не видел четыре года. А во-вторых, состояние его «Бьюика» оставляло желать лучшего. До выходного Дэвид не обращал на это внимания: повышение, новые обязанности и завал на работе вынуждали его возвращаться домой за полночь и пользоваться служебным транспортом. Но стоило ему сесть за руль «Дикого Кота» и вставить ключ в замок зажигания — и вместо мерного мурлыканья мотора раздался кашляющий рёв и скрежет. Словно «Кот», как настоящий, подавился комком шерсти и никак не мог отрыгнуть. А проехавшись на нём немного, Дэвид ужаснулся тому, как сильно машина кренится вправо. Стало ясно, что на таком «скакуне» вероятность «доскакать» до того света гораздо выше, чем до Сан-Гейбриела. К тому же, здраво рассудил Дэвид, во время совместной возни под капотом можно и с Джеймсом пообщаться, и не сорвать запланированный спортивный девичник Моники. К слову, Джеймс тоже не сильно огорчился из-за накрывшейся медным тазом рыбалки. Можно было и подольше поспать, и самому проверить рыжего найдёныша, чтобы вовремя дать ему питьё и микстуру от паразитов. Чтобы не заразить остальных животных в доме, клетку с лисёнком, уложенным на диванную подушку, обернутую клеёнкой и застеленную пелёнкой для кошек, вынесли в прихожую. Это помещение было отделено от гостиной, а значит, и перед подругами Моники Джейми не маячил бы. Не то что бы он сильно им помешал, но особо отсвечивать перед гостьями не хотелось. В маленьком городке все всё друг о друге знают — наверняка, и эти девушки были уже наслышаны о вынужденном переезде Джейми от отца к Хэйлам и успели сочинить не одну фантастическую сплетню. Юноше и так было неуютно из-за настороженных взглядов соседей, жалящих его в спину всякий раз, едва он выходил из дома. Не хотелось бы уворачиваться от них и внутри него. После пожара у Хэтфилда-старшего прошло слишком мало времени, и пока что в Дауни не случилось чего-то более грандиозного, чтобы об этом забыли. Разве что Алекс Джонсон уже давненько не появлялся дома, — но с ним это не впервой. Джейми не желал давать новых поводов для пересудов. И уж тем более ему не хотелось, чтобы при виде него все резко замолкали и начинали неловко улыбаться. Ему казалось, что даже Дэвид, знавший о волшебных силах и наблюдавший в своё время их пробуждение, начал его побаиваться. Взять хотя бы то, что старший брат без колебаний разрешил оставить больную лисицу в своём доме, несмотря на уже имеющийся зоопарк, а также с лёгкостью «поверил» во все в небылицы про встречу с ней, придуманные Роном и Джеймсом прямо во время завтрака. Лишь усмехнулся: «Да, чего только не бывает в жизни». С одной стороны, Джеймс радовался, что больного лисёнка не пришлось прятать от старшего брата, но с другой — на него давило то, что даже близкие держат с ним ухо востро. «Уж не прячут ли Дэйв и Моника ружья под подушкой?» — как-то пронеслось в голове Джеймса. Даже Рон случайно брякнул, что родители неохотно отпустили его на ночёвку, и лишь знание о том, что он ночует у четы полицейских, немного их успокоило. Словно в подтверждение его слов, не успели Хэйлы закончить завтрак, как раздался громкий сигнал клаксона: миссис МакГовни сама забрала сына на машине. Джеймс без пререканий и жалоб на сонливость после ночного приключения согласился помочь Дэвиду с «Диким Котом», как минимум, чтобы доказать, что он — не кровожадный монстр, а всё тот же Джейми, каким был в двенадцать-тринадцать, когда выколачивал ритмы песен Оззи на барабанах в его группе. Разве что подрос немного. — Так, приятель, прикрути-ка вот тут — и можно по пивку! — довольно потёр ладони Дэйв, усаживаясь на бордюр. Джейми тут же принялся сосредоточено совмещать отверстия на диске с отверстиями в ступице, чтобы надеть колесо и наживить болты, затем, будто на экзамене, чуть высунув язык и прищурившись, он стал заворачивать их от руки. Дэвид заулыбался. Небо стало свинцовым, подул холодный ветер, отчего длинные волосы Джейми мгновенно оказались у него на глазах. — Ты б постригся, — прокомментировал это старший брат, в очередной раз за последние несколько дней, ненавязчиво (как ему казалось) предлагавший посетить парикмахерскую. — Не хочу, — спокойно отозвался тот. — Да и потом, где ты видел металлиста с квиффом*? — Ну, не хочешь его, можно сразу «под машинку»! — шутливо предложил он. — Металлиста, может, и не видел, а полицейского — вполне. Гарри вон с работы носит. Стильно, мужественно, девчонкам нравится! — Подмигнул он, смерив Джейми взглядом с головы до ног. Юноша промолчал, сделав вид, что очень уж занят болтами. — Тебя они… вообще интересуют? — неловко помявшись, выдал Дэвид. — Гайки? — съехидничал Джеймс, кивнув в сторону колеса. — Домкраты, блин! — не выдержал Дэйв. — Девчонки, кончено! — Я гуляю с Мэделин Белл! — отозвался Джейми. — Да я со Спайком больше гуляю, чем ты с этой Мэделин! Моника говорит, что у неё стал пропадать тональный крем. Она не злится, всё в порядке… Но… — Если ты не заметил, моё лицо сейчас похоже на пиццу-пепперони! — не выдержал Джейми. — А деньги отдам, нам зарплату на фабрике выдали… — Уже тише закончил он. — Не стоит, всё хорошо. Просто, как мне кажется, у вас разный цвет кожи. С её кремом ты бы выглядел, как трубочист после работы. Даже с загаром, — мягко улыбнулся Дэвид. Джейми осёкся. — Ну, кроме неё кремом тут никто не пользуется, — пробубнил парень. — Или предлагаешь мне пойти и купить свой? Чтоб меня не только «поджигателем» называли, но и говорили, что я такой… — Джеймс запнулся, — …такой, как ты думаешь! — скороговоркой выпалил он. — А что я думаю? — Что я всё ещё гомик! — наконец выкрикнул он, неожиданно громко для самого себя, словно сам испугался того, что сказал. — Ну, даже если и так, то помощник по дому в лице твоего кавалера нам бы не помешал: крышу починить — осень скоро, «Кота», опять же… — Дэвид попытался перевести назревающий конфликт в шутку. — Найди кого-нибудь в автосервисе! — Посмотрим! — решил подыграть ему Джеймс. — Мне не так-то просто угодить, знаешь ли! —Надо же! И какие особые пожелания? — протянул Дэйв тоном официанта, принимающего заказ в ресторане. — Во-первых, это я к нему перееду, а не он к вам. Во-вторых, он должен слушать «моторов» и Оззи, а в-третьих… — Джейми картинно потёр подбородок, изображая задумчивость. — В-третьих, его будут звать Дэвид! Это обязательно! — Что ж, прекрасное, а главное — редкое имя! Отличный выбор! — продолжил ёрничать Дэйв. — Ещё он будет высокий, бледный, ярко-рыжий и конопатый! — добавил Джеймс так, будто забыл, что они с братом шутят. Тот внезапно смолк, а потом перешёл на серьёзный тон: — И звать обязательно Дэвид? — Хэйл напрягся, на секунду решив, что таковой уже имеется, и Джеймс приведёт его знакомиться со дня на день. — Конечно! Если там Питер или Сэм какой-нибудь, то ничего у нас не выйдет — только Дэвид! В честь брати-и-и-ишки! — нарочито слащаво растянув последнее слово, произнёс Джейми. — Ловлю на слове! — хохотнул тот в ответ и поднялся с бордюра, чтобы сходить на кухню за парой бутылочек «Блю Риббона». Джеймс заметил, что, подходя к порогу, Дэвид выдохнул с явным облегчением. Ему самому тоже полегчало: брат ничего не понял. *** Июнь, 1975 год Спустя три с лишним тысячи миль за окном автомобиля наконец замаячила цель долгого путешествия. Высокий кованый забор и ворота, опутанные декоративным кованым плющом, совершенно не располагали к тому, чтобы ступить за них, несмотря на искусную работу. Издалека могло показаться, будто чугунные лозы шевелятся, словно змеи, и вот-вот набросятся на любого, кто пройдёт мимо. Прямо над воротами возвышалась полукруглая арка, внутри которой лозы сплелись в одно-единственное слово: «SANITARIUM». Джейми инстинктивно вжался в пассажирское сиденье, а коленки затряслись, как на годовом контрольном тесте, только раз в пять быстрее и интенсивнее. Сердце будто кто-то вырвал из перикарда и принялся отбивать им, словно баскетбольным мячом перед пасом: от адамова яблока до самого паха. Бух-бух, бух-бух. Ему не просто предстояло проехать через «змеиные» ворота, а провести почти целый год в здании из красного кирпича, находящегося за ним. Джеймс мельком взглянул на отца за рулём. Лицо пастора, такое умиротворенное, открытое и лучезарное перед прихожанами, сейчас не выражало абсолютно ничего. Точно восковая маска со стеклянными глазами. Все три дня дороги отец с сыном практически не общались. Не считая чтения Библии. Но в этот раз вечернее чтение не включало в себя главы из трактата «Наука и здоровье с Ключом к Священному Писанию»**, без которого в доме Хэтфилдов не обходилось ни одного подобного мероприятия. У мальчика вспотели ладони, и он незаметно (вроде бы) отёр их о джинсы. Надо ли говорить, что чувствовал он себя, как смертник перед исполнением приговора? Автомобиль почти упёрся в зловещие ворота. Из будки, по цвету такой же карминовой, как и громадный, напоминающий католическое аббатство, особняк с устремлёнными вверх башенками, громко шаркая, вышел старик в форме охранника. Он был ветхий настолько, что казалось, от любого дуновения ветра обратится в пыль. Он что-то прошелестел Вёрджилу (что именно, Джейми не расслышал, всё было как в тумане), и ворота открылись с надсадным металлическим лязгом, отдающимся холодом в груди и животе. Вёрджил остановил машину прямо у главного входа, но вместе с сыном выходить не стал. Исполинская резная дверь с тяжелым скрипом отворилась. На пороге Джейми встречал невысокий, очень полный мужчина. В откровенно тесном ему клетчатом костюме-тройке он походил на кресло, но главным было не это. А то, что рядом с ним в форме медбрата стоял… Ангел! Высокий, особенно на фоне коротышки-пузана, и кажущийся ещё выше из-за природной худобы; с тонкими руками и узкими запястьями, такими же ладонями и изящными, длинными пальцами, больше подходящими пианисту, чем санитару, он уместнее смотрелся бы на сцене, чем здесь, усмиряя буйных или вынося утки. Гладкое лицо светло-кофейного цвета с правильными чертами напомнило Джейми лица юных египетских фараонов, по крайней мере, такими он себе их представлял. Длину его смоляных вьющихся волос, сейчас забранных в пучок, определить было сложно, зато можно было заметить его чуть оттопыренные уши и лебединую шею, на фоне которой заломленный воротник форменной рубашки выглядел ещё белее. На секунду Джейми забыл, как дышать, но это мальчик списал на панику. Он даже не заметил, как они с пузаном зашли в восьмиугольный кабинет с книжными стеллажами по периметру и высоким витражным окном, и что он представился: мистер Говард Баттерс. Ангел (или фараон) остался снаружи. Как и полагалось кабинету психиатра, рядом с книжным шкафом стоял тяжёлый дубовый стол, а возле окна — мягкая кушетка. На которую ему предложили присесть. После стандартных вопросов: имя, фамилия, полных лет, какое сегодня число и какой день недели, — доктор тихо и вкрадчиво спросил: — Джеймс, ты знаешь, почему ты здесь? — Меня подставили! — буркнул тот, опустив голову. Его взгляд невольно упал на круглый живот врача, отодвинувшегося от стола, чтобы быть напротив пациента. Несмотря на то, что разум был охвачен страхом, Джейми невольно подумал: выбьет ли ему глаз пуговица, которая вот-вот отлетит с клетчатой жилетки, натянутой, как барабан? Но, как ни странно, созерцание держащейся на честном слове позолоченной пуговки немного успокаивало. — И кому же это, по-твоему, нужно? — доктор Баттерс пытливо прищурил маленькие чёрные глазки, ставшие почти не заметными на фоне круглого румяного лица. — Косински! — не колеблясь, ответил Джеймс. — Это он или она? — Он. — И что же он сделал? — Подкинул мне те фото, — сквозь зубы прорычал Джейми, раздражаясь от «непонятливости» врача. — Какие? — Из «Плейгёрл»! — А ты что? — вновь мягко уточнил доктор. Джеймс запнулся, беспомощно уставившись на врача, ведь до этого вопроса мальчик совершенно не думал — «что он». Ну парни, ну в трусах. Мало ли он таких на побережье или в городском бассейне видел? И, возможно, задай ему доктор этот вопрос минут на пятнадцать раньше, именно так бы он и ответил. И даже сейчас примерно это Джейми и хотел сказать, но непослушные чёрные локоны, ниспадающие на смуглую шею, и широкие острые плечи, чуть просвечивающие из-под белой форменной рубашки, предательски заполнили каждый нейрон его мозга, отвечающий за память. И после наводящих вопросов психиатра разум мальчика начал бесцеремонно рисовать медбрата во фривольных позах с тех самых фото, да ещё и в таком же нижнем белье, как на юношах-моделях. Неужели он тут СПРАВЕДЛИВО?! По коже пробежал холодок. Мистер Баттерс заметил это замешательство и мастерски «дожал» свою «жертву». — Джейми, а что ты сделал с фотографиями? — Я — Джеймс! — отчеканил тот. — Да ничего я с ними не сделал! Засунул в шкафчик, хотел незаметно выкинуть после занятий в воскресной школе, но Косински разболтал про них моему отцу, который, как вы знаете, там ведёт! Видите?! Я — нормальный! Может, вы скажете это ему, и мы поедем домой, мистер Баттерс? — взмолился мальчик. — Хорошо, я готов называть тебя хоть мистером Хэтфилдом, если тебе так комфортнее. Но я думаю, тебе надо отдохнуть. — Я приеду домой и посплю, обещаю! — Нет, ты не совсем понял, Джейми...то есть Джеймс, основательно отдохнуть, — уточнил мистер Баттерс. Джейми резко отвернулся к витражному окну и в желтом стёклышке узора разглядел, как мистер Хэтфилд достаёт из багажника чемодан с его вещами, и передаёт его в руки «ангелу» в медицинской форме. Джеймс почувствовал себя преданным. Домой расхотелось. Он готов был вскочить и бежать куда глаза глядят — в Бангор, или, если повезёт — в Огасту. Джейми совершенно не пугало то, что он сейчас в Мэне, а не в родной Калифорнии. Только выскочить отсюда, только поймать попутку, а там — будь что будет! Но вместе с тем он прекрасно понимал, что этого сделать ему не удастся. Стало необычайно тоскливо, как, наверное, не было никогда за все двенадцать лет. Будто всю радость, как и все эмоции вообще, из него выкачали невидимым насосом. — Сейчас Ромео покажет тебе холл и твою комнату, ты приляжешь. Наверное, устал с дороги? — участливо поинтересовался доктор, воспользовавшись образовавшейся паузой. Джейми поднялся с кушетки, и, механически переставляя ноги, вместе с доктором отправился к двери. За ней уже стоял Ромео — тот самый кучерявый брюнет в белом, — с чемоданом Джеймса в руках. Он улыбнулся мальчику лишь одними глазами, отчего тому сначала стало немного легче, но через миг в его сердце вновь противно зашевелились задремавшие страх и стыд: неужели он и впрямь такой, каким его выставил Джордж Косински перед отцом?! Доктор Баттерс остался у кабинета, а Джеймс вместе с Ромео Эвергрином — так гласила надпись на серебристом бейдже, прикрепленном к его рубахе, — направились вверх по лестнице. — Да не грусти так, старик! — обратился он к совсем поникшему Джейми, взъерошив его белую чёлку, ловко перехватив чемодан перед этим. Тот вздрогнул от неожиданности. Ему стало приятно от прикосновения горячей сухой ладони Ромео, что было совсем некстати! Потому он отпрянул и съязвил в ответ: — Не боитесь меня трогать, мистер Эвергрин? А то ведь наброшусь и трахну — вы же знаете, за ЧТО я тут? Или, скажем, про вас подумают то же самое, и будем в соседних палатах куковать, или нет, в одной комнате, с мягкими стенами! — Нет, не боюсь. К тому же, с мягкими стенами у нас только изолятор, а туда, старичок, — по одному. А палаты тут классные, я бы и сам отдохнул недельку! — совершенно спокойно отозвался он. В его чуть хриплом голосе, окрашенном мягким, красивым тембром, слышались свет и доброта. Парень совершенно не оскорбился и не обиделся, отчего Джейми опешил, вновь уставившись на него. Как он ни старался, язвительные комментарии больше не лезли в голову. Да это и к лучшему. А то вдруг правда за психбольного примут, и тогда он точно никогда отсюда не выберется. — …Тут у нас дневная комната. Здесь мы занимаемся, играем, смотрим телевизор, — за своими неизведанными до сих пор ощущениями от прикосновения Ромео Джеймс не заметил, как они пришли на место. Просторное помещение, обшитое ароматным светлым брусом, было меньше всего похоже на приёмный покой, оно скорее напоминало холл какого-нибудь частного пансиона или отеля, каким обычно управляет приветливая пожилая леди в огромных роговых очках. Не новая, но чистая, не потрёпанная, мебель: на длинном угловом кожаном диване ребята возраста Джейми играли в карты, за отполированным столиком — худенький маленький мальчик переставлял шахматные фигурки (правда, доска ему была совершенно ни к чему), за таким же напротив четверо мальчишек рисовали — абсолютно обычно: цветными карандашами по бумаге. Между пронумерованными дверями (очевидно — в палаты), стоял высокий сетчатый контейнер запертый на амбарный замок. В нём хранились музыкальные инструменты — и их Джеймс меньше всего ожидал увидеть в этом заведении. Три укулеле, деревянная блок-флейта, банджо, несколько бубнов, малый маршевый барабан на ремне, а также старенький «Телекастер» и усилитель к нему — и это только то, что Джейми успел рассмотреть! Инструменты очень впечатлили мальчика, несмотря на то, что играть он ни на чём из этого как следует не умел. Единственное, что возвращало в реальность — решётки на окнах и никак не сочетающаяся с уютной деревянной обшивкой на стенах кафельная плитка непонятного цвета на полу. А главное — зарешеченный бокс, в котором, словно ожидая вердикта судьи, сидела бледная женщина в белом чепце, который слился бы с её лицом, если бы не темно-каштановая с проседью чёлка, отросшая почти до самых глаз, смотрящих в разные стороны. Возле клетки с косоглазой дамой ошивались трое рослых темнокожих парней в белом, опершись на швабры. Молодые люди что-то живо обсуждали, дама хихикала, но увидев Ромео Эвергрина, все по очереди окинули его то ли презрительными, то ли осуждающими взглядами — и зацокали языками. Но, несмотря на демонстративное недовольство, парни принялись втроём натирать одну плитку перед боксом успевшими высохнуть швабрами, будто решили проделать дырку на нижний этаж, а медсестра уткнулась в какую-то тетрадь, изображая бурную деятельность. — Играешь на чём-нибудь, старичок? — заговорщическим полушёпотом спросил Ромео, кивнув на контейнер. — Да! — брякнул тот, хотя играл он только на фортепиано и то не то чтобы хорошо, а клавишных в контейнере он не увидел, но уж очень захотел впечатлить медбрата. — А на чём? — Джеймс заметил, как загорелись глаза Ромео. Теперь отступать было некуда, но назвать какой-нибудь бубен, как рассудил мальчик, было бы совсем не круто. И тут он вспомнил про кавер-группу своего брата Дэвида, в которой тот пел и играл на гитаре, и, между прочим, несколько раз звал его самого за ударные, обещаясь научить. — На электрогитаре! И… и на барабанах… немного. — Да?! Замечательно, на музыкотерапии с Фредом сегодня поиграете, правда придётся ждать очереди — гитара одна, хорошо, старичок? — У Джеймса даже ладони вспотели. А вдруг этот Фред — местный Джимми Хендрикс? Вот так позорище выйдет! Да ещё и перед Ромео… — Я, в принципе, сегодня могу и в барабан постучать, а Фред пусть на электрухе… — Договорились! — тут же согласился медбрат. Широко улыбнувшись, он обнажил щербинку между передними зубами. Сердце Джейми затрепетало от волнения, но не от того, что он испытал, пересекая ворота с кованой надписью «SANITARIUM», а примерно того же, которое чувствовал, когда обнаружил свой рождественский подарок до праздника в шкафу в прихожей, в прошлом году, — только в тысячу раз сильнее. Ещё чуть-чуть, и Джеймс бы окончательно забыл, где находится, если бы к контейнеру кто-то не подбежал и не затряс. — Она моя! Моя! Отдай! — завопил выпрыгнувший непонятно откуда мальчишка, словно чёрт из табакерки. — Фред, не сейчас. После ланча будешь играть сколько захочешь, Джеймс будет ударником, ты же слышал, — твёрдо, но без раздражения проговорил Ромео, присев на корточки, чтобы смотреть пациенту прямо в глаза, а не сверху вниз. У Фреда наблюдался явный недостаток роста: мальчик был на голову ниже всех своих ровесников в холле, а большая, похожая на перевёрнутое яйцо голова с синими толстыми, будто реки на картах географического атласа, венами на висках, казалось, готова была переломить тонюсенькую шейку и безжизненно свеситься на впалую грудь. — Рыбу чистишь! Рыбу чистишь! Хлеб жуёшь! Хлеб! — заверещал он, размахивая руками и пытаясь залепить Джеймсу пощечину. Он глядел на него, не моргая, с холодной яростью и будто совсем не слыша Ромео. Джейми инстинктивно увернулся. Санитары, услышав разгорающуюся истерику, неуклюже, сталкиваясь в тесном предбаннике поспешили к Фреду и Ромео, а медсестра — напротив, так и осталась в боксе, отвернувшись к шкафу с препаратами и принявшись переставлять подписанные стаканчики с таблетками в алфавитном порядке. Ромео обхватил брыкающегося Фреда и поднял его на руки. Один из санитаров оперативно извлёк из нагрудного кармана Эвергрина шприц с успокоительным и сделал мальчишке укол. Истерик обмяк. Медбрат передал его одному из санитаров и холодно произнёс: — В изолятор! — Джеймсу на секунду показалось, что у Эвергрина даже голос поменялся. Из теплого и мягкого, каким он общался с ним и Фредом, тот вдруг стал ледяным и настолько бесстрастным, что даже у него самого всё внутри похолодело. Не то что у парней! Когда они вместе с мальчиком на руках удалились, Эвергрин отвёл Джейми в палату и занёс его чемодан. — Ну, старичок, кажется, «Телекастер» сегодня полностью твой. — Снова мягкий густой тембр и широкая открытая улыбка. Ромео даже вновь потрепал его по чёлке. — А что будет с Фредом? — Не переживай, завтра он будет тут, со всеми. Он просто немного… устал. Вы познакомитесь получше, вообще он нормальный пацан, вы обязательно поладите! Располагайся! — дружелюбно добавил медбрат, выходя из палаты. Джейми готов был поладить хоть с самим дьяволом, лишь бы ещё раз увидеть улыбку Ромео и почувствовать прикосновение его ладони на лбу. В то же время ему захотелось расплакаться от того, что медбрат не сможет находиться с ним одним целый день, и от того, что все — и Джон Косински, и доктор Баттерс, и даже его собственные родители, — правы на все сто относительно него. Мальчик понял, что он всё ещё хочет сбежать из больницы, чтобы обосноваться в Мэне, но не один, а вместе с Ромео. Одни против всего мира! Джейми осознал, что однозначно болен и безнадёжно влюблён. Внезапно проснувшееся чувство стыда оплело его своими склизкими щупальцами, будто спрут. Но говорить об этом никому нельзя: он же не хочет в изолятор после несчастного Фреда! Мальчик только сейчас почувствовал, как он устал, и даже не сняв джинсы и дэйвову флисовую рубашку в клетку, рухнул в кровать. Поскольку палата была последней, а межкомнатные стены — довольно тонкими, Джеймс услышал обрывки серьёзного разговора, доносившегося из коридора. — Сестра Кэмомайл, у вас, видимо нашлись дела поважнее, чем какой-то Фред Ауол***и его лекарства? — с наигранной участливостью, но всё тем же ледяным тоном спрашивал Ромео Эвергрин. — Он принял. Это всё, мистер Эвергрин. В мои полномочия не входит отчитываться перед вами. А в ваши — меня отчитывать, — равнодушно парировала медсестра на фоне позвякивания стеклянных колбочек. — Если бы принял, то сейчас бы его не отнесли в изолятор, верно? — Напирал Ромео. — Брат Эвергрин, для того, кто хочет стать психиатром, вы слишком мало знаете о толерантности к седативным препаратам, — в голосе сестры Кэмомайл явственно слышалась пренебрежительная усмешка. Ромео, почувствовав эту интонацию, прекратил ни к чему не ведущий разговор. Послышались твёрдые, удаляющиеся шаги. — Уже прогулы на том свете ставят, а всё сидит! — в сердцах сквозь зубы выпалил Ромео, проносясь рядом с палатой Джеймса. Мальчик, услышав это выражение, впервые за день улыбнулся, решив взять его на вооружение. Он уткнулся лицом в подушку, обняв её обеими руками. Джейми решил, что уснуть — лучшее решение: вдруг после пробуждения всё это: и лечебница, и Фред с рыбой и хлебом, и косоглазая медсестра, — окажется сном! Но тогда и Ромео тоже… Нет! Чтобы Ромео остался во сне, Джейми совершенно не желал. Пусть бы он оказался их новым соседом в Дауни, или преподавателем в их школе, или дальним родственником Джеральдины Ллойд, к которой сам Джейми ходил на фортепиано. Также Джейми решил, что обязательно вступит в группу брата Дэвида, если они ещё никого не нашли. Не ударником, так гитаристом, не гитаристом — значит, будет петь, ну или на худой конец — басистом! А Ромео обязательно придёт на их концерт. Нет, не на их, а к нему, — к Джеймсу Хэтфилду. И не просто придёт, а будет ходить на каждый! Это был бы идеальный вариант! После, они бы вместе занимались музыкой или музыкотерапией, а потом… Вновь спрут распустил мерзкие щупальца! Но хватка была не такой сильной, потому что Джеймс засыпал, незримый спрут — тоже. Не успел Джейми окончательно провалиться в дремоту, как почувствовал, что в палате резко похолодало и стало темнее — он ощутил это даже с закрытыми глазами. «Должно быть, сейчас пойдёт дождь» — заключил он, и, не отрывая головы от подушки, сильнее укутался в рубашку. Но тут он понял, что его пристально разглядывают. Глаза пришлось разлепить. На свободной койке сидела девочка лет десяти-двенадцати в белом капоре, из-под которого, будто лава, струились длинные и густые огненно-рыжие волосы. Маленькая гостья была одета в тёмно-изумрудное платье времён первых отцов-пилигримов с «Мэйфлауэра»****, но Джейми это ничуть не удивило: если здесь есть местный музыкальный ансамбль с настоящими инструментами, то почему бы не быть и театральной студии с костюмами? Да и нахождение девчонки в мужском крыле его не смутило. «Может, её нарочно перевёл сюда доктор Баттерс? Я — гомик, она, получается, — лесбиянка. Ну, а что? Логично!» — рассудил Джеймс. И хоть «переселенка» была весьма хороша собой: чуть вздёрнутый маленький носик, небольшие, но пухлые губки, и огромные, в цвет платья, бездонные глазищи миндалевидной формы, расставленные достаточно далеко, что делало незнакомку похожей на косулю, — в Джеймсе ничего всколыхнулось, как при встрече с Ромео. — Привет! — поздоровался Джейми, не поднимаясь. Ответа не последовало. Девочка так же пристально смотрела ему в глаза, будто пыталась поджечь взглядом. Он только сейчас заметил, какая она бледная. Иссиня-бледная. «А как тут может быть, с такими-то дождями?» — тут же нашёл он логичное объяснение. — Ну приляг, отдохни, что ли. Я приставать не буду, не бойся. Я пока, как доктор Баттерс сказал, не по этой части, — заверил её Джейми, уже собираясь отвернуться к стенке. В комнате стало совсем темно и холодно, несмотря на то, что не было и полудня. — По ком звонит колокол?.. — клокочущим шёпотом проговорила она. И тут из её рта хлынул кровавый ручей с тёмными сгустками. Сон как рукой сняло. Джеймс захотел закричать, но голос будто украли. Из её оленьих глаз потекли кровавые слёзы. — По ком звонит колокол?! — повторила она твёрже. Джеймс разглядел её острые, как перевёрнутые пики, зубы. Вновь хлынула кровь. Мальчик не знал, как примерно ответить на это вопрос. Он зажмурился, но завопить так и не вышло. Он оцепенел. Когда Джейми открыл глаза, то всё исчезло: и пилигримка, и темнота рассеялась. Стало гораздо теплее. Он не знал, что делать: расскажет кому — изолятор, не расскажет — точно сойдёт с ума. По ком звонит колокол?! — Разряд! *** Джеймс проснулся от того, что обе его ноги скрутила судорога. Юноша огляделся и понял, что лежит в своей спальне в доме Моники и Дэвида, укутанный в два пуховых одеяла, как обычно. Хэйлы ничего не заподозрили: плита была вымыта, кошки — тоже, забор полностью покрашен (как ни старался, Джейми совершенно не мог вспомнить, как всё это сделал), лисёнок за ужином поглощал котлеты под умилительные взгляды Моники и недовольное цоканье его брата Дэвида. А сейчас, ночью, память предательски открыла тот самый ящик Пандоры, в который Джейми прятал «неправильные» воспоминания: о Ромео, о «Санитариуме» с его тайной, о том, КТО ОН. Неужели один вид обнажённого рыжего юноши пустил всю терапию под откос? Неужели последние пять лет были сплошным притворством?! Джейми затрясло. «По ком звонит колокол?!» — зазвенело у него в голове. Как только он понял, что судорога отпустила, и мышцы больше ничто не сковывает, он вскочил с постели и тихо подошел к стулу, на котором, свернувшись клубком, мирно посапывал Сокровище-Дэвид. Джеймс аккуратно поднял его, чтобы не разбудить, прижал к себе, и они скрылись в коконе из одеял.