Авантюристки

      Пока в жарком Тульчине происходили описанные ранее события, в холодном Петербурге жизнь шла немного иным путём.       В городе, расположенном в устье Невы, творилась история. Великая история.       Поэт Кондратий Фёдорович Рылеев со своим товарищем Александром Бестужевым-Марлинским готовил очередной выпуск альманаха «Полярная звезда»; на набережной Фонтанки по инициативе великого князя Николая Павловича для обучения молодых дворян, поступавших в гвардию из университетов или частных пансионов, не имеющие военной подготовки, основали Школу гвардейских подпрапорщиков.       Но ничего об этом не знали те, кто в эту самую минуту находился в южных степях Малороссии, где история медленно умирала. А вместе с ней умирала надежда на скорое возвращение в родные края.       Петербург казался для них недосягаемым, далёким, неизвестным, своего рода призраком из прошлого, которого, наверное, стоит забыть, дабы не терзаться ненужными воспоминаниями, вызывающие в сердцах одну лишь боль.       Примерно также думали и те, кто, нисколько не гнушаясь, собственными руками определил судьбу несчастных юнцов, заточив их в темницу душевного одиночества. Кто, словно автор-драматург, написал для них особую пьесу. Пьесу по своему жестокому и коварному плану.       Лишь один человек держался в стороне от коварных интриг, живя в своём тихом, беспечном… детстве.       Июньское солнце едва пригревало сырую после ночного дождя землю, остатки утреннего тумана медленно оседали на берегах деревенской реки, по которой временами проплывали деревянные крестьянские лодки с рыбаками, что несмотря на сырую погоду рассчитывали поживиться свежей рыбёшкой. Удобно устроившись на перевёрнутой корзине в тени старой ивы, Лиза со всей аккуратностью выводила на белом листе бумаги красноречивые предложения, тихо шепча себе под нос. Сырой пейзаж с размеренной жизнью крепостных её нисколько не трогал, ведь на кону стояли дела поважнее, чем пойманная рыба, от которой потом будет стоять запах на всю деревню.       Тонкие буквы медленно, со всей осторожностью ложились на пергамент, — малышка, наученная горьким опытом с письмами, старалась не проткнуть острым пером бумагу, дабы потом не слушать очередные нравоучения со стороны взрослых. Особенно если это единственный лист, что оказался в её распоряжении, добытый обманом у камердинера дядюшки — Алексей Григорьевич не любил напрасно растрачивать столь ценную вещь, и берёг листы на тот случай, когда действительно необходимо будет написать срочные письма, что, возможно, спасут кому-то жизнь.       Юная Щербатова изо-всех сил старалась щадить нервы немного ворчливого, но справедливого родственника, однако на этот раз не удержалась. На днях она за день перевела четыре страницы французского романа и желала немедленно поделиться успехами со своим любимым учителем — с Сергеем Муравьёвым-Апостолом. Но существовала одна проблема — ментор полтора месяца как отсутствовал в столице. И если и надумает вновь посетить дом будущего тестя, то не раньше августа, так как его невесте десятого числа исполняется девятнадцать лет. Просить саму Анну написать письмо — лишняя трата времени. Бельская терпеть не могла привязанность младшей сестры к своему наречённому, а устраивать скандалы на глазах старых помещиков — стыдно.       И Лизонька разработала собственный план по передачи письма господину подполковнику. Она решилась подкупить приказчика, который каждое утро ездил на почту и справлялся о донесениях для господ. В кармашке утреннего платья для подкупа лежал пятак, добытый из средств отложенных заботливой матушкой перед отправкой в Петербург. На лице хитрая, но счастливая улыбка. Исполнение желания близко как никогда. И ревнивая старшая сестра с минуты на минуту останется с носом.       «Каждый вечер читаю по нескольку строк, переводы записываю в тетрадь, а утром вновь перечитываю. Всё как вы учили, Сергей Иванович. Если бы вы знали, как мне не хватает наших с вами занятий», — писала девочка, временами щурясь от восходящего солнца. — «Анна Николаевна хоть и не дурна в знаниях французского, но лень берёт над ней вверх, каждый раз, когда прошу позаниматься со мной. А вы не такой, Сергей Иванович. Даже Настенька Рылеева восхищается вами и мечтает, чтобы именно вы стали её учителем. Сергей Иванович, я вас люблю. И может когда-нибудь…» — но закончить предложение маленькой красавице не… удалось. Она так увлеклась писательством, что не заметила, как к ней сзади кто-то подкрался. С минуту неизвестный спокойно наблюдал за её действиями, но затем тонкие пальцы осторожно потянулись через детское плечо к письму и резко вырвали бумагу из рук, из-за чего острое перо всё-таки «пробило» в нём дыру.       — Так-так-так, — Лизонька резко обернулась, неистовая ярость вмиг накрыла детское лицо, из-за чего оно стало походить на спелый томат. Позади неё стояла та, о которой она только что так лестно отозвалась. С нескрываемым злорадством Бельская перебегала глазами от одной строки к другой, явно развлекаясь от предвкушения в очередной раз ущемить младшую сестру. — Что, сестричка, опять письмецо пишем? Сергею Ивановичу. На меня жалуешься, да?       — Тебе какое дело?! — крикнула девочка и тотчас подскочила к родственнице, желая отнять своё добро. Анна дразня то поднимала, то опускала руку с исписанной бумагой, негромко смеясь. Она была значительно выше и сильнее Лизы, чем в данный момент невероятно пользовалась. — Дай сюда, не твоё! И кстати, твои коварные подруги не учили тебя, что читать чужие послания — дурной тон?       — Да? А воровать чужой конверт с адресом чужого жениха хорошо значит? — малышка тут же отбросила попытки защитить свою личную границу и с удивлением уставилась на сестру. — Не смотри на меня так, — отрезала Бельская. — Видела я вчера, как ты с моего стола стащила письмо Сержа, а затем спустя время вернула обратно, не распечатав. Соответственно, сам текст тебя не интересовал, тебе всего лишь нужен был адрес полка.       — Если ты всё видела, чего сразу не схватила и не отвела к взрослым?       — Да вот решила посмотреть, что ты будешь делать дальше. Ой, — не успела Лиза понять истинную суть ответа на свой вопрос, как края письма… разорвались. — Надо же, какая неприятность. Прям беда-беда, — нахальный взгляд девушки испепелял невинное детское лицо, на котором читалось горечь разбитой надежды. Кровь закипала в сердце с неимоверной силой. Бросив в сторону плащ, девочка подняла рукава платья и приняла на себя вид нахохлившегося перед дракой петуха. — Ой, как страшно. Боюсь, боюсь, — Анна не скупалась на насмешки. — Ну и что ты мне сделаешь, а? На ногу наступишь? В живот ударишь? Так ты сначала дотянись до меня, Лизуня, — холодно произнесла интриганка, обмахивая кусочками разорванного письма словно веером. — Запомни раз и навсегда, сестрёнка, — изловчившись, княжна резко схватила малышку чуть выше локтя, крепко сдавив, — держись от Сергея подальше. Он тебе не пара. Он старше тебя в два раза, поэтому даже не смей. Посели в своей комнате куклу-мальчика и восхищайся им. А Серёжу не трожь. Поняла меня?       — Зато Сергею Ивановичу стоит посочувствовать за то, что ему в невесты досталась… коза, — малышка уверенно вырвала руку и сделала несколько шагов назад, дабы издали полюбоваться перекошенным от неожиданности лицом кузины.       — Что ты сказала? — красавица слегка сощурилась, словно не разобрала смысл услышанных фраз. — Ты меня сейчас оскорбила? Да?       — А ты другого и не заслуживаешь, — не успела Бельская пустить в ход методы воспитания, как в неё тотчас полетел хороший комок грязи. — Бе-бе-бе, — не скрывая радость от собственной проделки, малышка громко захлопала в ладоши. — Так тебе и надо. Не станешь в следующий раз чужие письма рвать.       Лиза кружилась на месте, как волчок, не замечая, как сестра по-настоящему начинает злиться. Источник терпения стремительно иссякал. Не выдержав, Анна с глазами дикой кошки кинулась на девочку с желанием приструнить забияку, но произошло неожиданное. Эмоции сыграли злую шутку. Не удержавшись в лёгких туфлях на влажной почве, девушка поскользнулась и упала прямо в реку. Смех малышки усилился ещё больше, но… не тут-то было. Щербатова могла бы и дальше веселиться от своего триумфа, но обидчица, недолго думая, подплыла к краю берега и, схватив её за подол платья, потянула… за собой.       — А-ай! Ты что делаешь, Аня?! Я плавать не умею!       — Это чтобы ты остудилась и в следующий раз не бросалась едкими словами в мою сторону, несносная девчонка! — оскорблённую девушку было не остановить. Она усиленно размахивала руками, окропляя младшую сестру многочисленными мелкими каплями, щипала, пихала ногами под водой. — Вот тебе за козу, за язвы и за сплетни! Хорошо, что хоть Сергей Иванович этому всему не верит!       — Поверит когда-нибудь, — изловчившись, Лизонька наконец-таки осуществила желание достать кузину. Она со всей силой схватила её за голову и начала трясти так, что у Анны перед глазами заплясали чёрные мошки.       — Пусти, пусти, я приказываю. Пусти! — на крики красавиц прибежали слуги. Мужики тотчас бросились в воду и через несколько секунд обе драчуньи сидели по разные стороны, трясясь от холода и злости под всеобщие причитания дворовых девок. — Б-будь я т-твоей м-матерью, я бы т-тебе т-такую п-порку з-задала бы, — Бельская отчаянно стучала зубами, бросая на обидчицу злобные взгляды.       — У т-тебя к-кишка т-тонка, — таким же дрожащим голосом ответила девочка. — Т-ты т-только п-притворяешься, что м-можешь п-поднять н-на к-кого-то р-руку, а н-на с-самом д-деле т-ты т-трусиха.       — Н-ничего, м-моя к-кузина с-станет и-исключением.       Их словесные препирания неприятно развлекали слуг. Женщины, что есть силы обтирали маленьких хозяюшек полотенцами, заглушая их высказывания в адрес друг друга бессмысленным мычанием себе под нос. Мужчины, прислонившись к деревьям, о чём-то громко разговаривали, выжидая долгожданной минуты, когда спорщицы прикроют прелестные рты. Но счастливое мгновение так и не спешило радовать окружающих своим появлением. Едва дрожь немного отступила, как Лиза резко поднялась на ноги и во весь голос начала защищать свои права на личные границы. Напрасно сердобольные служанки пытались успокоить её, внушали, что приличным барышням не пристало ругаться из-за мелочной ерунды. Да куда там. Их слова, словно рой пчёл, пролетали мимо ушей. В конце концов, надув губы, девочка уверенно зашагала в сторону барского дома, не обращая внимания на мокрые туфельки с платьем, бросив на траве чернильницу с пером и красную от гнева сестру.       — Лизавета Борисовна, вы же простудитесь, — в ответ Щербатова лишь обиженно махнула рукой. Такой момент по сравнению с сорвавшейся перепиской с Сержем казался сущим пустяком.       Наконец показались знакомые двери, садовники, что приживали в вазах любимые цветы старой помещицы. Остановившись на ступеньках, малышка сделала глубокий вдох, а затем точно такой же выдох. Ссора немного подкосила и без того неокрепшую душу. Подобное случалось уже не раз. Но сегодня Анна явно перешла все возможные границы дозволенного приличия.       Дыхательная гимнастика сотворила невероятные чудеса. Сердце понемногу стало сбавлять темп, и барышня заметно успокоилась. Одёрнув подол платья, она медленно подошла к дверям и осторожно переступила порог парадной, в надежде, что взрослые сейчас заняты хозяйственными делами где-нибудь с прислугой и благодаря этому удастся незаметно пробраться к себе в комнаты, скрыв от зорких глаз ужасный вид. Однако всё случилось иначе.       — Лизонька, душа моя, — прозвучал над ухом знакомый ласковый голос. Юная особа остановилась в нерешительности. Маленькие ручки медленно обняли тельце, словно пытаясь защитить хозяйку. Она со страхом подняла глаза, встречаясь с удивлённым взглядом Алексея Григорьевича. — Где ты была, моя красавица? — продолжил мужчина, чуть наклонившись вперёд. — И что за внешний вид?       Девочка виновато закусила нижнюю губу. Лгать бесполезно — ведь свидетельница и виновница ужасного состояния шла следом, сопровождаемая толпой таких же свидетелей, как и она.       И Лиза вновь не выдержала.       — Дядюшка, меня Аня хотела утопить! — резко крикнула она. — Она сама упала в воду, а затем схватила меня за подол и потянула следом. А ещё она порвала мои письма. Она не имела права этого делать, дядюшка, — звонкий голос разнёсся по всему этажу дома, не на шутку испугав Екатерину Павловну, которая в этот момент беседовала в маленькой гостиной с таинственным гостем. Щербатов слегка нахмурился.       — Пожалуйста, успокойся и начни с самого начала, — мужчина осторожно взял ребёнка за руку и усадил в кресло возле камина. Сам же пристроился напротив. — Итак, я внимательно тебя слушаю.       — Я же вам говорю, дядюшка, Аня порвала мои письма, а затем сама упала в реку и затащила меня. Я брыкалась, кричала, что не умею плавать, но она не слушала. Она не любит меня.       — Ты писала письма? — переспросил генерал. — Изволь, а куда?       — Я… я… — девочка вновь напряглась. Сказать правду означало услышать очередную порцию воспитательных нравоучений относительно детского возраста, социального различия между ею и любимым ментором. — Я… писала… домой, — тут же нашлась шалунья.       — Правда?       — Она лжёт! — голос Бельской вывел Лизу и генерала из душевного равновесия. Не гнушаясь своего такого же растрёпанного вида, Анна, что до этого наблюдала за собеседниками из проёма дверей, смело подошла к Щербатову и нагло скинула кузину с кресла, бесцеремонно усевшись на пригретое место. — Алексей Григорьевич, я прошу вас, заклинаю, объясните этой несносной девчонке, чтобы она не приставала к моему жениху со своими глупыми письмами, стихами, рисунками и, в конце концов, своим обществом! Меня раздражает её поведение и то, что она всякий раз опускает в мою сторону язвы, а Серёжа потом смеётся надо мной!       При каждом слове барышня уверенно тыкала в жертву обвинений пальцем, а та, словно беспомощный котёнок, лежала на полу, глотая прозрачные слёзы. Щербатов устало потёр переносицу и тяжело вздохнул. Любовь к обеим племянницам — самое ценное, что могло храниться в благородном сердце старика, повидавшего тягости реальной жизни. Единственное, что позволяло сохранять ему человеческие качества даже тогда, когда над ним или над страной сгущались тучи. Но когда причиной этих "туч" становились сами девочки, генерал готов был провалиться сквозь землю, дабы не слышать их ссор, не видеть их разборок, которые начинались порой по несусветным пустякам. Бельская ещё долго могла бы развлекать его неприятными криками, но поднятая правая рука дядюшки мгновенно её остановила.       — Дорогая моя Аннушка, — как можно мягче начал Алексей Григорьевич, — скажи мне, пожалуйста, что могло заставить тебя, тебя взрослую девушку, невесту, вступить в конфликт с маленькой девочкой? Её дружба с человеком, который учит её языку международной дипломатии? Который по сути исполняет твои же обязанности старшей сестры. От которых ты благополучно отлыниваешь. Или что? Объясни мне наконец, когда закончатся ваши ссоры, препирания? Меня не жалеете, пощадите хотя бы Екатерину Павловну. Сейчас происходят резкие перепады температур, её мучают частые мигрени.       Анна виновато опустила голову. На долю секунды слова генерала вызвали в ней стыд, отчего розовые щёки вновь густо покраснели. Из-за эгоизма она забыла о самом родном для себя человеке — о своей матери. Княгиня по натуре была довольно мягкой, добродушной женщиной и никогда не в чём не упрекала домочадцев, даже тогда, когда поступки их выходили за все грани приличия. Она могла бы запросто отругать племянницу брата за дурное отношение к своей дочери, но понимала, что этим проблему не разрешит. Если кого и следовало воспитывать в данной ситуации, то только саму Анну. Внушать, что в поступках маленькой кузины нет ничего предосудительного, что её дружба со взрослым мужчиной не может иметь никаких серьёзных последствий.       Но маленькая Анечка уже давно выросла, а, следовательно, методы воспитания здесь бессильны. Да и захочет ли она сама в это верить, если ревнует жениха даже к собственной тени?       — Алексей Григорьевич, — девушка слегка кашлянула, приложив хрупкие пальцы к горлу, — я прошу у вас прощения за то, что ворвалась в дом в ужасном виде, устроила сцену, которую вы в праве назвать глупой, бессмысленной и так далее, но я просто не могу смотреть на то, как Лиза компрометирует меня в глазах моего жениха.       — А что значит компрометирует? — поинтересовался Щербатов, слегка отклонившись назад. — Она рассказывает твои сокровенные тайны? Даёт читать твои дневники или что?       — Нет, не то и не другое. Лиза просто опускает язвы в мою сторону и…       — Довольно, — мужчина вновь поднял руку, веля племяннице помолчать. — Тебе не кажется, Анна, что твои поступки «ступают» на тропу под названием… безумие? Великодушно прошу простить меня за столь резкий вопрос, но другого оправдания твоим действиям я найти просто не могу. И как не прискорбно это звучит, но всё-таки правильно, что… — теперь настало Щербатову предательски закусить губу. Он явно не желал проговориться о чём-то важном, что напрямую касалось старшей племянницы.       — Вы желали что-то сказать? — Бельская осторожно наклонила голову, желая подловить родственника и выведать тайну.       — Не так давно ты подавала прошение на должность фрейлины при дворе Её Императорского Величества, — тонкие губы красавицы растянулись в блаженной улыбки. Она хотела броситься к ногам генерала, но её вновь остановила поднятая рука. — Выслушай меня внимательно, — мягко попросил мужчина. — Сегодня приехал барон Амфельтон и привёз ответ от государыни. Он сейчас как раз беседует с твоей матушкой. Мне искренне жаль, но… твою кандидатуру… отклонили. И сейчас, смотря на твой внешний вид, характер, я даже понимаю почему. Ты не сдержанная, порывиста. А во дворце надо уметь держать себя, быть учтивой, доброй.       Улыбка медленно сползала с надменного лица авантюристки. Её словно вновь окунули в ледяную воду. Позади неё раздался детский смех. За время её беседы с генералом Лиза успела перебраться с пола на диван и в ожидании служанок внимательно слушала разговор. Новость о падении сестры резко подняла ей настроение, и девочка весело засмеялась, обнажив идеальные белоснежные зубки.       — Ты другого и не заслуживаешь, — с нескрываемой злостью в голосе произнесла маленькая шалунья.       — Я тебе сейчас волосы вырву, — Бельская желала воплотить угрозу, но внезапно почувствовала, как её обнимают со спины, мягко поглаживая плечи.       — Вот видишь. Что я собственно и имел в виду. Ты на маленького ребёнка срываешься, как гиена, а представь, что будет если окажешься в подобной ситуации прямо под носом у императрицы?       Анна тяжело выдохнула.       — Позвольте узнать, кого назначили фрейлиной вместо меня? — она не знала зачем задала этот вопрос. Но видимо он имел для неё особое значение, раз сорвался с холодных губ.       — Если для тебя это имеет значение, то так уж и быть отвечу — Виолу Константиновну Ковалёву. Полагаю, ты должна быть с ней знакома. Ведь она дружит с небезызвестной тебе Александрой Оболенской. Вы с княжной, кажется, близкие подруги.       — О, как же, как же, — с лёгкой улыбкой произнесла Бельская. — Сашенька мне о ней много рассказывала. Жаль, что сама она сейчас находится далеко от нас и не может разделить со своей приятельницей минуты радости.       — Александра Петровна покинула Петербург? И давно?       — Месяц назад. Её срочно попросили приехать домой. Пётр Николаевич неважно себя чувствует.       Анна сама не знала, что говорит. Не догадывалась. Эту «новость» она услышала от самой Екатерины Трубецкой, что мастерски оправдывала перед всеми исчезновение юной княжны. Несчастный Евгений метался по столице в поисках любимой сестры, но все как один, зная о его травме, подкупленные Екатериной, уверяли его, что он сам отправил Сашеньку домой, в подмосковную усадьбу, и к великому своему горю об этом забыл. В сущности, Оболенский повторял судьбу Ипполита, который в этот момент находился… намного ближе к Александре, но из соображений безопасности никому об этом не говорил.       — Надо же, какая неприятность, — Щербатов задумчиво почесал затылок, словно что-то обдумывая. — Я непременно напишу ему. Надеюсь, судьба будет к нему благосклонней, и мы непременно встретимся. Ведь он так любит нашу усадьбу, общество твоей матери.       — Как вам будет угодно, дядюшка, — с натянутой улыбкой ответила Анна. — Если вы не возражаете, то я хотела бы пойти переодеться. А то как-то неприятно носить такое грязное тряпьё.       — Я не возражаю, я настаиваю, чтобы ты привела себя в порядок.       Горячие губы генерала мягко коснулись невинного чела. Натянув счастливую улыбку, Анна уверенно направилась по лестнице в свою комнату, поминутно бросая на Лизу взгляд полной злости. Едва за ней закрылись белоснежные двери спальни, как она резко ударила ладонями по стене, нервно скуля от боли. Злость не желала её отпускать. Желанная карьера придворной, о которой она мечтала, но никому об этом не рассказывала, сбежала от неё в один миг. Быстрее, чем она могла предположить.       — Ты ещё пожалеешь, что перешла мне дорогу, Виола Ковалёва, — прошептала она, уткнувшись носом в холодную стену. — Ты сама подписала себе приговор.