Авантюристки

      Он сидел в богато отделанной бархатом, атласом гостиной за богато сервированным столом и просто смотрел перед собой.       В жёлто-оранжевых лучах рассвета чёрная фигура выглядела не так устрашающи, как во время майской грозы. Она казалась другой, более приятной, таинственней, интимнее. Хочется подойти к нему поближе, положить хрупкие руки на широкие плечи, почувствовать его силу, мощь.       Но больше всего горит желание сорвать чёрную полумаску, что скрывает тайны обладателя, пробуждает опасное любопытство в жертве. Как же горит сердце в нетерпении от желанного процесса. Но…       Обладатель никоим образом не желает допустить открытие заветного «занавеса».       Он был зол. Страшно зол. Руки в чёрных перчатках крепко сжимают прозрачный стакан, в котором недавно была вода. Ещё немного и он раздавит его. Ненависть не отпускает, не даёт глотнуть желанного глотка спокойствия. Странные послания, написанные неизвестным, уже который день заполняют почтовый ящик, пробуждая ту самую чёрную ненависть. Никаких требований, ни угроз. Только стихотворные строфы, намекающие на похотливые желания получателя. Преданные охранники не единожды пытались поймать таинственного почтальона: устраивали ловушки, выставляли дозорных, но хитрый дьявол, как его прозвали дворовые, каким-то мистическим образом умудрялся обвести всех вокруг пальца. Он словно следил за усадьбой — видел, где устанавливают капканы; знал укромные места, что могут надёжно укрыть.       Коллекционер находился на грани срыва. Казалось бы, совсем недавно все забыли про таинственного ремесленника, что явился на двор ближе к ночи, наделав своими выходками много шума, так теперь ещё какой-то ненормальный, возомнив себя бессмертным, посылает грязные послания.       Кто отправитель? Безумец? Душевно больной?       Или другое?       — Всё неслучайно, — говорил он сам себе, соединив пальцы в замок, держа их у самых губ, — всё неслучайно. Я много раз бывал в Тульчине, но ничего подобного не происходило. Все бояться меня. Все трепещут от одного только моего взгляда. Это началось сейчас, когда я… овладел самым… ценным для себя… сокровищем. Из тех, что у меня когда-либо были. Из тех, кого мои чёрные глаза лицезрели каждую ночь, а наутро от них не оставалось и следа. Я избавлялся от них путём продаж, различных сделок. Но сей экземпляр особенный... Слишком особенный... Я овладел… невинным созданием. Невинной девушкой, что сделала меня самым счастливым. Если бы Всевышний знал, как мне горько думать о том, что держу её против воли. Заставляю пить ужасное зелье, лишаю памяти и всё ради того, чтобы она стала не только моей женой, но и скрыла страшную тайну. Не вспомнила тот день, когда нашла роковой бриллиант. Ведь мои люди выкрали его по моему приказу, но по неосторожности обронили где-то в городе. Недоумки, бездари, — он громко ударил кулаком по столу, давая волю эмоциям. — А бедная Сашенька, не совладав с детской наивностью, нашла его, показала тем, кто сыграл с ней в опасную игру. А затем не менее расчётливая особа — княжна Трубецкая — вернула пропажу… мне. Но какой ценой… При каких обстоятельствах. Знала бы она, во что ввязывается, умерла бы тотчас. От страха. Какие же женщины глупые, наивные существа…       На лестнице раздались шаги. Коллекционер слегка выдохнул, положив руки перед собой. Он узнал бы эти шаги из тысячи. Шелест платья, запах — всё принадлежало только ей… одной. Нежному существу, которого он всякий раз желал. Она была той единственной, что одним своим появлением укрощала его мужскую ярость. Той единственной, которой он… сохранил… жизнь. Другую бы на её месте постигла бы страшная участь. Ведь «использованные» девушки перестают быть уже на что-то годными. Но она исключение из правил. Она лучше, невиннее, чище. Намного чище, чем её подруга Виола, что благодаря близости с ним расчистила себе дорогу к придворному Олимпу. Он не отпустит её. Никогда. Почти неслышно она приблизилась к своему господину и грациозно присела в реверансе, смотря в его слегка нахмуренные глаза.       — Вам не здоровится, Ксаверий Николаевич?       Её мягкий голос приятной волной прошёлся по всем клеточкам тела, мужчина обратил на гостью свой взор, и счастливая улыбка отразилась на бледном лице, прикрытого… полумаской.       — О нет, моя дорогая. Я вполне здоров, — как можно мягче прошептал он. — Меня сложно сморить болезнью, усталостью, когда рядом со мной находитесь вы. Моя прелесть, моё сокровище, — он протянул к ней руки. Доверчиво она вложила тонкие пальцы в его большие ладони, ощущая на себе всю силу рукопожатий. Она улыбнулась, она была счастлива рядом с ним. Его образ и разница в возрасте не смущали её. Ведь он подарил ей то, чего желает любая женщина — любовь, заботу. — Я был бы рад, если бы вы называли меня просто по имени, — прошептал коллекционер, поправляя пряди на лице любимицы. — Когда вы обращаетесь ко мне по отчеству, я, признаться, чувствую себя стариком. Но на самом деле это не так. Я молод и способен на многое.       — Я в этом даже не сомневаюсь, — ответила девушка, игриво пройдясь по выпирающему сквозь маску кончику носа. — То как вы держитесь в седле, распоряжаетесь большим хозяйством ясно подтверждает ваши слова. Но в последнее время вы явно чем-то недовольны. Сейчас я опять слышала, как вы били руками по столу. И вчера точно также. Пожалуйста, скажите мне, что у вас случилось?       — Вы ошибаетесь, Берточка, всё хорошо, — мужчина пытался соврать, но по настороженному взгляду девушки понял, что это ему навряд ли удастся.       — Но я же вижу — вас явно что-то тревожит. Что-то печалит, — не выпуская пальцы из его рук, Александра присела на соседний стул, пытливо смотря на своего господина. — Это всё из-за тех посланий? Ваш камердинер два часа назад принёс очередную стопку конвертов к вам в кабинет, а потом…       — Давайте не об этом, — резко перебил её Ксаверий. Пальцы осторожно прошлись по нежной щеке, словно успокаивая встревоженную красавицу. Девушка тяжело вздохнула. Ей так и не удастся проникнуть в тайны будущего мужа. Он однозначно не желает делиться самым сокровенным. Даже с любимой невестой.       — Может, мы уедем? — осторожно произнесла Саша. — Помните, вы сами того желали. Если наш отъезд состоится, то возможно негодяи отстанут от вас, и ваше сердце обретёт настоящий покой.       Ксаверий ненадолго опустил глаза, а затем вновь с нескрываемой любовью взглянул на свою любимицу. Лучи рассвета заметно преобразили её. Она походила на утреннюю звезду, к которой хотелось лететь, ничуть не страшась опалить крылья. Которой хочется восхищаться вновь и вновь. Она стала для него всем. Его опорой, настоящим смыслом в жизни.       — Я непременно последовал бы твоему совету, милая, — выждав минутную паузу, ответил он, вновь лаская любимое нежное личико, — но всё не так просто. Видишь ли, меня в Тульчине не отпускают кое-какие дела, а передать их приказчику я не в состоянии. Тут необходимо личное присутствие. Обещаю, как только всё закончится, мы непременно с тобой уедем. К морю, как ты и хотела. И… кстати, позволь задать тебе встречный вопрос, — Оболенская слегка наклонила голову, — откуда в твоей спальне букет цветов? В хрустальной вазе, на письменном столе. Ты сама нарвала его? — коллекционер напрочь забыл о том, что перешёл с возлюбленной на неофициальный стиль разговора. Но Саша, казалось бы, и вовсе того не заметила. Вопрос немного смутил её.       — Разве не вы подарили? — осведомилась она, удивлённо посмотрев на господина. — Вчера я вернулась с прогулки и увидела на подоконнике роскошный букет ромашек с васильками. Без записки, без ленты. Он лежал поверх раскрытой книги так красиво, что даже жалко было убирать его. Я думала он от вас.       — На подоконнике? — переспросил мужчина.       — Да. Когда я уходила, окно осталось открытым. В комнате немного душно, особенно сейчас, во время летней жары.       — И больше ты ничего не заметила?       — Решительно ничего. Почему вы спрашиваете?       Коллекционер медленно откинулся на спинку стула и плотно закрыл глаза. Рассказ возлюбленной, письма от неизвестного. Связаны ли они между собой?       Вопросы один за другим возникали в памяти на протяжении пятнадцати минут, больно терзая немолодое сердце. Саша терпеливо сидела напротив, как и положено будущей жене, и молча ждала, когда «любимый» выйдет из транса. Внезапно возникло желание рассказать о встрече со странным юнцом, но вспомнив о своём обещании молчать, Оболенская лишь опять тяжело вздохнула, жалея о том, что дала обещание незнакомцу, которого, скорей всего, и в городе-то нет. Следовательно, ждать от него чего-то дурного нет смысла. К тому же и самому Ксаверию сейчас не до неё. Так стоит ли ворошить прошлое, если оно кажется, таким бессмысленным, ненужным, жалким?       Мужчина продолжал сидеть неподвижно. Непонятная тревога съедала его изнутри, словно садовый червяк. Он пытался воспроизвести хотя бы один эпизод из жизни, что вероятно помог бы пролить свет на нынешние события, но всякий раз, когда та или иная история всплывала в памяти, то тотчас начинала таять, словно морозная льдинка. Будто неведомая сила карала его самого, как он «карал» Александру, лишая воспоминаний.       — Мне надо выйти, — резко сказал он, широко распахнув глаза. — Хочу немного пройтись по усадьбе.       — Можно я пойду с вами? — Оболенская подняла его руку, крепко сжав кисть в своих горячих пальцах. Тонкие девичьи губы оставили на ней влажный поцелуй.       — Будет лучше, если моя Берточка посвятит свободные часы музицированию, — ласково прошептал коллекционер. Свободная рука вновь прошлась по розовой щеке девушки, поглаживая кончиком большого пальца, отчего она густо покраснела, блаженно прикрыв глаза. — Мне так нравится, как ты играешь, милая. Какое счастье слушать, как мелодии Баха, Шуберта, словно приятные струи воды, льются из твоих музыкальных пальчиков. Заполняют звонами усадьбу, дарят ощущение спокойствия, тепла. У тебя настоящий талант, Берта. Как я хочу, чтобы наши дети унаследовали от тебя именно этот дар.       — А если у нас не будет детей?       — На всё воля Всевышнего, милая. Не родим своих, усыновим сироту из деревни. Таких, к сожалению, много. Главное, что у нас будет ребёнок.       — Всё-таки хотелось бы родить самой, — прошептала Саша. — Когда чувствуешь своё дитя под сердцем — это особенное чувство. Оно не сравниться…       Внезапно фраза её прервалась. Краем глаза она заметила, как мимо окна проскользнула фигура, закутанная в чёрную одежду. От неожиданности Оболенская резко сжала руку жениха и с нескрываемым испугом обернулась к нему, пытаясь тем самым почувствовать его защиту. Ксаверий понял её без слов. Жестом он приказал оставаться ей на месте, а сам осторожно вышел из-за стола. Под окнами никого не было. Чуть поодаль от дома крестьянские мужики как ни в чём не бывало рубили дрова, бабы развешивали бельё.       Всё тихо. Спокойно.       Неужели показалось? Неужели от зелья её стали преследовать видения?       Коллекционер повернул голову направо и только сейчас заметил… того, кого искал. Словно чёрный зверёк, неизвестный юркнул в кусты и в следующую секунду… в них и растворился.       — Сторожей сюда! Немедленно!       Голос хозяина раскатисто прокатился по двору. Оболенская дрожала от страха. Её медленно одолевала дрожь, с каждой секундой она теряла контроль над телом, чего прежде с ней не случалось. Происходящее выбивало из колеи. Она с ужасом поглядывала на дверь. В коридоре раздавались тяжёлые шаги, голоса. Несчастной красавице казалось, что сейчас двухстворчатая распахнётся, и неизвестный с подельниками нападёт сначала на жениха, а затем… на неё. Похитит, перекинет через седло и навсегда лишит любимого мужчины. А может даже… жизни.       — Берта, Берточка, ты слышишь меня? — голос любимого раздавался словно из далека. Он слегка тряс красавицу за плечи, но она не отвечала, а лишь изредка всхлипывала. Сейчас она напоминала младенца, напуганного суровыми условиями взрослой… жизни. Ксаверий трижды позвонил в колокольчик. В гостиную вошла комнатная девушка. Ничего не спрашивая, она помогла юной хозяйке подняться и, придерживая за плечи, повела в комнату. У самой двери княжна вдруг остановилась. Взволнованный взгляд медленно обратился к жениху. Она смотрела на него своими голубыми печальными глазами, будто видела его… в последний раз. В груди мужчины что-то дёрнулось, вызвав удивление. Он не помнил, когда испытывал нечто подобное: тревогу за любимого человека. Обычно в нём горели другие чувства: алчность, жадность, коварство, похоть. Но сейчас всё иначе. Слишком… иначе. — Всё будет хорошо, Са… Берта. Всё хорошо, — он едва не сорвался с места, дабы приласкать её, но вовремя воздержался.       Сентиментальность для интриганов — страшный враг…       Немного покачиваясь, Александра в сопровождении горничной шла по направлению к своей комнате, стараясь не смотреть по сторонам. Мимо пробегали слуги, что-то шептали, суетились, но она их словно не замечала. Не слышала. Мысли её посвящены лишь одному — любимому мужчине, что сейчас рискует жизнью ради неё. Ради неё… одной. Оболенская ненадолго остановилась. Перед глазами по-прежнему мелькала фигура неизвестного, всё сильнее и сильнее будоражившая… кровь…       Она резко схватилась за сердце. Внутри стало так горячо, так больно, что бедная девушка едва не лишилась рассудка. Служанка придержала её за локоть, красавица тихо благодарила её и резко качнула головой. Видение тотчас пропало, но непонятное ожидание ужасного так и не покинуло.       Долгожданная лестница.       Она не заметила, как достигла желанной цели. Она по-прежнему думала о Ксаверии. Сейчас ей хотелось одного — уединиться с ним где-нибудь под сводами облаков и просто молчать. Или же закрыться в собственной комнате, в своём маленьком мирке, где нет ни страха, ни боли, ни страданий, ни коварного бандита…       Но судьба вновь лишила возможности осуществить задуманное…       Едва хрупкая ножка встала на нижнюю ступеньку, как позади послышался звук падающего тела. Секунда и очередной страх мгновенно её парализовал. Александра в ужасе посмотрела на пол, резко прикрыв губы ладонью. Около лестницы в бессознательном состоянии лежала служанка. Глаза закрыты, из головы текла струйка крови. Она желала позвать на помощь, но внезапно… кто-то сзади приложил к её лицу влажную ткань и крепко прижал к себе. С минуту несчастная девушка брыкалась, пыталась освободиться, а затем тихо обмякла, упав на руки… неизвестного.