Бледное испуганное лицо юнца с точностью отражало состояние хрупкой души. Он так надеялся, что история его любви, опасных приключений останется за семью печатями, в тайне от родных. Что единственное «существо», кому он сможет довериться, окажется только его собственная совесть…
Но судьбе было угодно, чтобы кто-то другой непременно оставил в его истории след, чего он так искренне не желал…
И этим «кто-то» оказался… старший брат…
Опёршись правой рукой на дверь, а левой на проём, Сергей с нетерпением ожидал, когда Меньшой, как они с Матвеем называли Ипполита в семье, начнёт излагать свою версию увиденной им сцены. Сейчас всё выглядело так: двое влюблённых, не получив благословения от родителей, сбежали из дома, а сердобольный полковник из сострадания предоставил им убежище, желая помочь российским Ромео и Джульетте стать счастливыми. Обустроившись в «гнёздышке», пусть даже в чужом, юнцы почувствовали себя взрослыми, решив отдать себя во власть недетской любви. Плотской любви… Красок ситуации добавляло то, что девушка была одета в запылённое платье с порванными шнурками, русые волосы слегка растрёпаны, местами в них даже виднелись мелкие листья, соломинки.
Но главным доказательством являлось… свежее… пятно… что, словно пламя, сверкало на нежной шее. То самое пятно, что как правило оставляют мужчины в порывах страсти…
Мужчина метал оценивающие взгляды то на брата, то на Александру. Личико последней предательски вспыхнуло. Она медленно потянулась к одеялу, смущённо прикрывая им грудь. Подполковник лишь усмехнулся. Красавица и в самом деле ещё дитя. Куда ей до отношений с представителем сильной половины человечества?
— Я прошу прощения, что бесцеремонно потревожил вас, молодые люди, но весть о том, что мой милый Полюшка находится у меня под носом, но при этом не поставил в известность, не оставила иного выбора, — суровый голос, слегка сощуренные глаза заставили Оболенскую ненадолго отвернуться, прикрыв лицо уголком тёплой материи. Сергей принадлежал к тому типу мужчин, поведение которых действует на девушек с особой силой. С особым магнетизмом. Словно перед ними предстал сам демон, готовый вывернуть душу наизнанку… — Александра Петровна, прошу вас не бойтесь, — мягко прошептал он, отчего по телу красавицы пробежали мурашки, — вам не зачем бояться меня. К вам вопросов нет. Пока нет. Сейчас меня интересует мнение молодого человека, который по странному стечению обстоятельств является моим родным братом! — последнее слово Муравьёв-Апостол буквально прокричал, сильно ударив кулаком в дверь. Юнцы резко вздрогнули.
— Я не боюсь вас, сударь, — робко ответила княжна, искоса глядя на вошедшего, — однако вы повторяете участь своего родственника. Вы называете меня именем, которое никогда мне не принадлежало.
— Простите, что?
— Я не Александра Петровна. Меня зовут…
— Берта Вячеславовна, пожалуйста, не тревожьтесь, — тут только сейчас Ипполит сообразил, что перед ними очередной «Незнающий» о болезни девушки. Он медленно развернулся к ней корпусом, заботливо погладив по плечам, прося не повышать голос. Пленница неуверенно кивнула, но всё ещё со страхом продолжала смотреть на подполковника. Ответом ей был не менее суровый взгляд. Подобных шуток он не терпел. — Наш гость немного забылся, — продолжил юноша, всё также лаская свою любимицу, временами бросая взгляд на брата. — Пожалуйста, не сердитесь на него. Мы сейчас оставим вас, и я непременно всё ему расскажу.
— О чём это вы? — Сергей заметно напрягся. Заметив возле стола стул, он медленно выдвинул элемент мебели и удобно на нём расположился, скрестив на груди руки. — Берта Вячеславовна? «Забылся»? Что всё это значит? Опять эти ваши юношеские шутки?
— История слишком долгая, брат. По правде, я не желал, что бы вы с Матвеем знали об этом, потому что дело касается только меня и… милой девушки. У вас и своих забот полно. Зачем вам выслушивать мои проблемы?
— Ну, наверное, потому что мы… любим тебя, — как ни в чём не бывало ответил мужчина, слегка наклонив голову. Ипполит с удивлением посмотрел на него, словно первый раз услышал подобную фразу. — Да, мы не так часто видимся, у нас большая разница в возрасте. Однако она не меняет того, что мы беспокоимся за тебя. И нам небезразлична твоя жизнь, — желая сказать что-то важное, Сергей наклонился вперёд. Теперь его глаза были на одном уровне с юнцом. — И мне было очень горько от того, что о твоём пребывании в Тульчине я узнал не от тебя, а от своего адъютанта Щепилло, — в голосе, что минуту назад резал воздух, послышалась досада, что выражало… чувство обиды. — Скажи, Ипполит, ты считаешь нас извергами? Ты не желаешь довериться родным братьям, что всегда смогут понять тебя? И самое главное — защитить. За что ты нас так наказываешь?
Меньшой виновато опустил голову. Конечно, первым делом он должен был рассказать о своих злоключениях им. Или хотя бы только одному Сержу, минуя чувствительную душу Матвея. Но существовала проблема. Преграда, через которую он не смог… переступить.
— Вы бы мне не поверили! — твёрдо ответил юнец, напрочь забыв о присутствии барышни. — Вы никогда не верите, считаете меня глупым мальчишкой, постоянно смеётесь, обсуждаете! А между тем я уже не ребёнок! Я взрослый и могу сам за себя постоять! И вообще — откуда поручику Щепилло стало известно о моём пребывании в Малороссии? Он даже не приезжал сюда. Ты же занят только службой или своей невестой. Батюшка постоянно в разъездах. Матюше и подавно такие вещи опасно говорить. Он сразу начинает хвататься за сердце, как девица… И ты ещё смеешь попрекать меня в молчании? Да ты сам не лучше. Твоя душа, твоя жизнь полна загадками, тайнами. Ты что-то затеваешь, но никому ничего не говоришь. К тебе пытаешься подступиться — ты сразу под каким-нибудь предлогом сбегаешь от собеседника. Поэтому, милый Серж, не тебе меня судить!
Перед глазами подполковника замаячил указательный палец. Сергей молча слушал обвинения со стороны брата. С одной стороны, ему было стыдно: ведь всё, что сказал юнец, было чистой правдой. Он и Матвей часто, порой жестоко подшучивали над мальчиком. То в шутку обливали со спины холодной водой во дворе усадьбы, то закутывались в белые материи и изображали привидений, отчего малыш неделями заикался и прятался в родительской опочивальне.
Однако несмотря на жестокие шутки, их братская любовь была самой крепкой, которой редко кто мог похвастаться. Старшие никогда не забывали младших: ни Ипполита, ни сестёр, ни детей отца от второго брака. Слова Поли больно прошлись по сердцу, заставив мужчину немного поёжиться и едва не пустить настоящую слезу.
— Поручик Щепилло не так давно приезжал к вам, — заметил Сергей, пытаясь сдержать накал эмоций, — но ты вероятно так был занят своими амурными делами, что не заметил его. А между тем Михаил Алексеевич узнал многое: про твою, якобы, стажировку, про отравление кучера, про то, как ты почти незаконно проник на двор чужой усадьбы. Только вот не ясно одно — почему это всё случилось с тобой.
— Семёнов разболтал?
— Неважно, — холодно ответил мужчина. — Важно то, что я хочу узнать правду. Вашу с Александрой правду.
— Я не… — Оболенская, что до этого молча слушала разговор братьев, вновь попыталась возразить, но рука юноши её остановила.
— Хорошо, я расскажу тебе. Только, пожалуйста, не при барышне. Видишь, она немного нервничает. Мне не хочется ещё больше тревожить её.
— Конечно расскажешь, братец, — Сергей медленно поднялся с места, задвигая обратно стул, — по дороге в Петербург.
— Что? — одновременно воскликнули юнцы. Александра даже привстала на колени, держась за плечо воздыхателя.
— Ты отправишь нас обратно в столицу? — осведомился Ипполит. — Но как же моя стажировка? Меня могут обвинить в дезертирстве и тогда…
— Не объявят, — перебил подполковник. — Я позабочусь об этом. Будь уверен. Но твоё, то есть ваше пребывание в Тульчине, молодые люди, подошло к концу. Слишком много ненужных дел вы здесь натворили. Заодно и Евгений Петрович пойдёт на поправку, когда милая сестрица прижмётся к его груди, — при сих словах мужчина ласково взглянул на Сашу, но к его удивлению та не проявила долгожданных чувств благодарности. Словно в её жизни никогда не было человека, чьё имя только что прозвучало.
— В Тульчине находится мой жених, — чуть слышно прошептала красавица, — я верна лишь ему. А ваш брат самым жестоким способом разлучил меня с ним. Я не поеду в Петербург пока не увижу Ксаверия Николаевича. Вам ясно?!
Удивлению Сергея не было придела. Милая Сашенька, которую он знал с детских лет, что танцевала с ним на детском балу, знала каждую его родинку, каждый уголок их московского особняка, сейчас испуганно жалась в угол, со страхом смотрела в его глаза… Смотрела, как на чужого…
— Александра Петровна, вам не здоровится? — мужчина желал подсесть к своей маленькой подружке, но в ответ она лишь нервно заскулила, прижав колени к лицу. — Неужели вы не узнаёте меня? Это я — Сергей Иванович Муравьёв-Апостол. Жених вашей подруги. Ваш друг, знакомый вашего брата Евгения Петровича. Разве вы не помните?
Девушка отрицательно покачала головой. Мужчина с подозрением смотрел то на неё, то на Ипполита. Оба странно молчали, не желая давать объяснения происходящему. Внезапно дверь вновь скрипнула, на пороге показался Вольф с подносом в руках. Заметив старшего по званию, он виновато поджал губу, словно бы извиняясь за то, что не может как положено отдать честь. Муравьёв-Апостол в знак понимания поднял правую руку и молча кивнул.
— Прощу прощения господин подполковник, но я принёс снадобье для барышни. Ей необходимо принимать его два раза в день.
— Снова оно? — увидев похожий пузырёк, Саша пуще прежнего забилась в угол, воображая, что перед ней то самое зелье, что в последние дни приносило страшные страдания.
— Не извольте беспокоиться, мадмуазель, — Франц осторожно поставил поднос на стол, — сие микстура не причинит вам вреда. Клянусь честью лекаря.
— А мой жених? Он знает, где я?
Ипполит беспомощно закатил глаза. При мысли, что девушка любит другого, пусть и по незнанию, в груди начинало всё колотить, заставляло подпрыгивать сердце. Он готов отдать всё, что угодно, лишь бы только она забыла того, кто взял её силой.
Взял силой…
Внезапно юноша вздрогнул. Ему мелькнула мысль, от которой он брезгливо скорчил лицо. А что если коварный коллекционер всё-таки… "попробовал" её на вкус? Склонил к плотским утехам. И его возлюбленная уже не невинна? А ведь ему так хотелось стать первым, единственным мужчиной в её жизни…
— Франц Богданович, позвольте вас на минуту, — юноша поманил Вольфа к проёму двери. Справившись с лекарскими обязанностями, мужчина приблизился к нему, поминутно бросая взгляд на подопечную, которая держа двумя руками бокал, пила лекарство. — У меня к вам просьба, — юноша понизил голос до доверительного шёпота, чтобы его не услышали Саша с Сержем, — желаю, чтобы вы осмотрели барышню, проверили состояние её… тела. Нет ли ран, ушибов… — он старался выражать просьбу как можно тактичнее, без подозрительных намёков. Но лекарь всё равно его понял.
— Завтра с утра я проведу осмотр, сударь, — твёрдо ответил он. — Однако позвольте поинтересоваться, — немец бросил сочувственный взгляд на девушку, — если ваши подозрения подтвердятся, неужели вы… откажитесь от неё?
Муравьёв-Апостол задумался. Серые глаза скользнули по лицу красавицы, замечая всё тот же знакомый испуг. Внезапно их взгляды встретились. Саша смотрела на него взволновано, как будто с мольбой. В уголках застыли слёзы, на шее дёргалась вена… Её в очередной раз трясло… Душевное состояние теряло силы с ужасающей быстротой…
— Нет, — уверенно ответил юнец, не отводя глаза от возлюбленной, — нет. Я слишком сильно её люблю, чтобы согласиться на столь тяжкий для себя приговор. Ради неё моё сердце готово на любой исход. Я прощу ей всё, только бы она… согласилась стать моей.
Вольф ничего не ответил, лишь молча потупил взгляд. Но собеседник успел заметить, как на слегка смуглом лице проявилась… мягкая улыбка. Неожиданно позади раздался крик: Сергей вновь попытался дотронуться до княжны, но та, памятуя недавние события, больно ударила его по рукам, а затем спряталась под одеяло…
— Сергей Иванович, вам лучше не трогать её, — заметил Франц. С ней недавно такое случилось, душа претерпела некоторые… неудобства. Думаю, завтра барышня придёт в себя и у вас случится более деликатный разговор.
Из губ подполковника вырвалось некое подобие шипению. Глаза со злобой глядели на девушку, что сейчас вела себя словно Лиза, которой девять лет от роду. Скрипнула половица, Сергей стремительно покинул светёлку, бросив по пути жестокую фразу:
— Если к завтрашнему утру она не изменит своё поведение, то я сам обуздаю её. А тебя, — он остановился, а затем обернулся через плечо к Ипполиту, — прошу готовиться к отъезду. Вольная жизнь для тебя закончилась, братец…
***
Последующие семь дней прошли без особых приключений.
Ипполит выполнял служебные поручения Пестеля и параллельно готовился к отправке в Петербург. Время от времени он в тайне от всех уходил в конец лагеря, где располагалась граница с рощей, к дозорным с желанием узнать о попытке проникновения посторонних — людей коллекционера — на территорию. Но караульные по своему обыкновению отвечали отрицательно. Проанализировав их ответ, Муравьёв-Апостол сделал два вывода: либо коварный извращенец с лёгкостью свыкся с потерей «игрушки» и нашёл себе новую; либо не желает выдавать себя и выжидает удобного случая, чтобы перехватить княжну где-нибудь по дороге.
С такими мыслями он жил целыми сутками, но боялся делиться ими с окружающими дабы его вновь не приняли за параноика. Вечера по обыкновению он проводил подле Александры, ведя с ней дружеские разговоры, читая ей в слух книги, заимствованные из библиотеки Павла — Вольф запретил рассказывать девушке истории из её прошлой жизни, дабы не ранить её волнениями. Сама же Саша была необычно тиха, задумчива. Всё своё время она проводила в своей «тюрьме» под надзором крестьянской девки, которую специально наняли для ухода за ней, хорошо заплатив за молчание. В отсутствие мужчин в доме светёлку днём запирали на ключ, дабы несчастная девушка не попыталась сбежать или чтобы к ней в очередной раз не ворвалась «опьяненная» рота. Лишь поздно вечером, когда лагерь спал, Оболенская со служанкой выходила на двор и прогуливалась вокруг дома полковника, вдыхая аромат деревенского лета. Она наслаждалась временной свободой, совершенно не подозревая, что находится под чутким наблюдением влюблённого в неё мужчины. Ипполит следовал за ней по пятам. Иногда в компании Сергея, дабы в случае чего заручиться его поддержкой. И во время этих прогулок ему становилось тяжело смотреть на родного брата. Поведение княжны жестоко оскорбило подполковника, отчего некогда добрый Серж не мог не смотреть на неё с некой холодностью, изливая злость в грубых выражениях.
— Александра Петровна даже не здоровается со мной, — с озлобленностью заметил он. — Не желает здравия. Смотрит, как на не родного. Может, и в самом деле наша любимица слегка тронулась рассудком?
— Организм не до конца очистился от зелья, — пытаясь сдержаться, чтобы не влепить родственнику пощёчину за оскорбление любимой, ответил Меньшой, — надо набраться терпения, — он вновь тяжело вздохнул. Юнкер был единственным, кто больнее всех переносил беспамятство девушки. Саша хоть и охотно принимала его общество, но до сих пор не признавала в нём того самого… Ипполита. — Тебе приходили письма из столицы? — юноша решил переменить тему, при этом не упуская из виду барышень, что, нагулявшись, сейчас сидели на крыльце, задумчиво смотря в сторону леса.
— Допустим, приходили. А тебе на что?
Молодой человек нервно потер руки, волнение не оставляло его который день.
— Не знаешь ли, как там Евгений Петрович Оболенский? — шёпотом спросил он, с опаской глядя на брата.
— Жив, здоров. Рана затягивается, мигрени проходят. Анна Николаевна мне всё подробно написала, только вот я, как и она, не совсем понял про причину нападения. Из дома ничего не похищено, даже ценности с бумагами. Что им тогда понадобилось от князя?
Юноша потупил взгляд. В памяти вновь всплыла история с ограбленной лавкой, рассказ Настеньки Рылеевой о подслушанном разговоре авантюристок среди которых числилась возлюбленная Сержа. Мужчина смотрел на него пытливым взглядом, ожидая услышать вразумительный ответ, но Ипполит молчал. Он боялся, что этим рассказом окончательно разрушит их с Александрой жизнь.
— К сожалению, это дело рук человека, по вине которого наша Сашенька нас не узнаёт, — туманно ответил он. — Это чудовище пожелала насладиться невинной плотью и… — из серых глаз скатились слёзы. Душа всё-таки не выдержала. Он стремительно отвернулся и ушёл в сторону, дабы брат не осудил за слабость, однако Сергей проявил... благородство. Почти бесшумно он приблизился к юнцу и нежно, словно ребёнка, прижал его к себе, по-отечески поглаживая по спине. Как в детстве. Юноша шмыгнул носом и ещё крепче прижался к нему.
— Я обещаю, мы вылечим её, — прошептал подполковник. — Мы найдём и накажем того, кто так жестоко поступил с ней и Евгением. Только ты должен рассказать мне всё, брат. Всё, что знаешь. Что видел. Не скрывай от меня ничего.
— А если в этом деле замешаны люди, которые дороги тебе? — Ипполит поднял голову и пристально посмотрел в глаза собеседника.
— На всё воля Божья, — заметил тот. — Да, возможно, мне будет больно принять сию правду, но иного пути нет, — он ободряюще хлопнул юнца по правому плечу. — А теперь, пожалуй, надо вернуться в дом. Завтра нам предстоит нелёгкий день. Да и холодно. Не хватало, чтобы ты подхватил простуду и тебя потом поили чаем с вареньем.
— Ты его вместе со мной ел, — хихикнул Ипполит, впервые улыбнувшись. — У тебя из-за него потом некрасивые пятна появлялись.
— Помню, помню. А Матвей, желая защитить меня от них, банки с вареньем прятал, но я их всё равно находил и вместе с тобой под столом уплетал, — предавшись детским воспоминаниям, братья вернулись в дом. Вскоре вернулась и Оболенская. Заметив заинтересованный взгляд со стороны мужчин, она сделала лёгкий книксен и тихо удалилась в свою светёлку, оставив их в лёгком замешательстве…
***
Ночь пролетела незаметно.
Александра проснулась рано. Обняв руками одеяло, она лежала в теплой постели, бессмысленно смотря на дверь. В последнее время девушка спала хорошо, лишь из редко прося по ночам стакан воды. Но самое главное, что тщательно скрывалось от Ипполита, она ни разу не вспоминала о… Ксаверии. Только сейчас, оставаясь наедине с собой, красавица поймала себя на мысли, что не горит желанием увидеть человека, что до этого казался ей ангелом во плоти. Не желает повторить попытку побега, или броситься на грудь «тюремщикам» с требованием воссоединить её с женихом.
Она вела себя спокойно. Абсолютно спокойно. Память по-прежнему не возвращалась, зато появилось странное желание — желание покинуть Тульчин и оказаться в подмосковной усадьбе. Она не помнила, что именно там, в 1806 году, она издала свой первый крик, не помнила подмосковных берёз, запаха домашних цветов, полей, но сердце чувствовало — там её дом. Там её семья.
А сердце не врёт никогда.
Внезапно скрипнула дверь. В светёлку вошла служанка с канделябром в руках, а следом одетый в дорожный коричневый костюм Сергей.
— Доброго вам утра, барышня, — с интонацией, с которой обычно говорят тюремщики, произнёс он. — Возможно, я разочарую вас, но сегодня вы покидаете Малороссию. Прошу вас одеться и проследовать за мной.
— Позавтракать хотя бы можно? — тоненьким голосом осведомилась Александра.
— Простите, но завтракать вы будете в дороге. У нас мало времени.
Мужчина хотел удалиться, но внезапно его желание… пресекли.
— Сергей Иванович, — Муравьёв-Апостол остановился, равнодушно взглянув на Оболенскую. Она села в кровати, прикрыв спрятанную под белой сорочкой грудь одеялом. — Подойдите ко мне, — он нехотя сделал шаг вперёд, скрестив на груди руки, поджимая нижнюю губу. — Пожалуйста, простите меня за моё поведение, — мужчина слегка склонил голову, словно не расслышав её слова, — я не должна была так себя вести.
Он осторожно опустился перед ней на одно колено и пристально посмотрел в её прекрасные глаза, замечая некую грусть. Саша выглядела намного расстроенной, ей по-настоящему было стыдно перед ним.
— Вы помните меня? — с надеждой спросил подполковник.
— Нет, к сожалению… — ответила девушка. — Но… мне почему-то кажется, что вы не сделали ничего дурного, за чтобы я могла бы вас… ненавидеть.
На лице Сержа расползлась счастливая улыбка. Он решил вновь попытать судьбу. Правая рука осторожно потянулась к девушке и пальцы ласково прошлись по слегка отлежавшей щеке. Удивительно, но попытка увенчалась… успехом. Она не оттолкнула его, не проявила агрессию. Она лишь тихо накрыла ладонью его кисть, а затем… поцеловала. От столь нежных, но в то же время невинных действий мужчина слегка покраснел, а затем обнял её, словно сестрёнку.
Так просидели они недолгое время под любопытным взглядом служанки и нескрываемой ревности Ипполита, что наблюдал за ними из проёма двери.
— Нам пора, — шёпотом сказал он, спустя несколько минут. — Мы должны незаметно покинуть лагерь, чтобы никто не видел нашего побега.
— Мне страшно, — честно призналась Оболенская. — Вдруг… Ксаверий приедет сюда и между им и вашим братом возникнет… ссора. Или что-нибудь ещё.
— Уверяю, вам нечего бояться. Ведь ваш… горе-возлюбленный обязательно вас защитит, — последние слова Серж произнёс с усмешкой. Но Александра его поняла.
Прошло минут сорок, и юная Сашенька Оболенская была вновь готова пуститься в опасное путешествие, но теперь уже… обратно, в Петербург. Серое платье, серый плащ, пошитые специально для неё местными портными, умело спрятали от посторонних глаз. Она тихо простилась с Павлом Ивановичем, с его камердинером. Прижав к груди узелок со старым платьем, в котором хранился роковой бриллиант, она шла в сопровождении служанки вслед за Вольфом и караульными по направлению к дорожной карете, что должна была отвезти её на берег реки, где с вечера была приготовлена лодка. Путешествовать по дороге, где их запросто могли перехватить люди коллекционера, Сергей не решился, и поэтому он вместе с Пестелем, Ипполитом и Францем разработал целую комбинацию с частыми сменами способов передвижений, что должна удачно сработать.
— Прощайте, Ипполит Иванович, — Павел крепко пожал юнцу руку, вкладывая в неё необходимые бумаги, что могли защитить последнего от обвинений в самовольном оставлении службы. — Может, когда-нибудь мы с вами встретимся, и та встреча окажется намного приятней, чем нынешняя.
— Прощайте, Ваше Благородие, — уверенно ответил Муравьёв-Апостол, — мне было приятно служить под вашим началом.
Прощание длилось недолго. Минуты спустя карета тронулась с места, увозя с собой участников печальных событий. Пестель долго смотрел им вслед, соединив за спиной руки, сохраняя внутреннее хладнокровие. Едва экипаж скрылся из виду, он… облегчённо вздохнул, произнося фразу, смысл которой остался понятен только ему:
— Слава Богу.
