С таким же успехом сейчас могла быть весна

Жан безмолвно стоял в дверях, наблюдая, как Армин отодвигается от пианино, как ребенок, которого поймали за рисованием на стенах. С каких это пор он научился играть на пианино? Он был так сбит с толку. — Жан! — воскликнул он. — Ты не постучал! — Да, — ответил Жан, качая головой. — Почему ты не сказал мне, что умеешь играть? Жан наблюдал, как лицо Армина стало ярко-красным, и он покачал головой. — Я не умею! — Армин, я только что видел тебя. Давай, сыграй еще что-нибудь. — Ни в коем случае, — возразил Армин. Он закрыл крышку и попытался встать, но Жан положил обе руки на плечи Армина и удержал его на табурете для пианино. — Играй, — сказал он ему, наклоняясь через плечо, чтобы поднять крышку пианино. — Жан, я действительно не знаю, как играть. Я просто дурачился. — Ну ты же играл. Жан не понимал, почему у него так скрутило живот и почему ему так отчаянно хотелось снова услышать, как играет Армин. Что-то в мелодиях, которые он слышал, входя в дом, заставляло его чувствовать себя так, словно его вывернули наизнанку. Он должен был услышать больше. Руки Армина дрожали, когда он снова поднес их к клавишам. Прошло несколько долгих мгновений, в которых не было ничего, кроме тишины, и Жан задался вопросом, чего Армин так стеснялся; конечно, он не был идеален, но в этом была жизнь. Это звучало так, как будто он развлекался, играя. — Я не могу этого сделать, — выпалил Армин, и пока он говорил, Жан понял, что все еще держится за плечи Армина. Он быстро отстранился и попытался не обращать внимания на то, как скрутило его живот, вместо этого потянувшись, чтобы взять ноты с подставки, которых, как он знал, там раньше не было. — Ты можешь, — сказал он ему. — Ты умеешь читать музыку? Армин кивнул, как будто ему было чего стыдиться. — Да. — Тогда просто сыграй эту мелодию, — сказал ему Жан. Он положил ноты обратно и посмотрел на руки Армина. Для невысокого роста у него были длинные тонкие пальцы, идеально подходящие для игры на пианино. Его кожа выглядела невероятно гладкой, а ногти были аккуратными и подпиленными. Как он раньше не замечал его рук? — Жан, мы можем просто вернуться к уборке… — Армин, — прервал его Жан. — Пожалуйста? Армин поднял на него глаза, и их взгляды на мгновение встретились, прежде чем они оба отвернулись. Жан слышал, как стучит сердце. Что с ним происходит? Он никогда не чувствовал ничего подобного раньше. Как будто что-то тянуло его к Армину, побуждая подойти ближе. Он собирался сказать что-то ещё, когда звук пианино нарушил тишину. Армин был неуверен, сбивался с темпа, более чем немного неуклюж, и он явно не был уверен в своем собственном ритме, но по причинам, которые он не мог понять, музыка вызвала у Жана ту же реакцию, что и при прослушивании его любимых пластинок. Это в некотором смысле взволновало его и напомнило о том времени, когда он впервые начал изучать музыку, когда он сидел на том же самом стуле, а мистер Арлерт проводил его через гаммы и мелодии для начинающих. Он был не так силен, как тогда, когда Армин не знал, что Жан его слышит, но он все ещё играл. Когда он дочитал первую страницу, Армин остановился, выглядя немного пристыженным и смущенным собой. — Не смейся, — пробормотал он. Это заставило Жана нахмуриться. — С чего бы мне смеяться? — спросил он. — Армин, почему ты не сказал мне, что у тебя были уроки музыки? Я не знал, что ты умеешь играть на пианино. — Я не умею, — настаивал Армин. — У меня никогда не было уроков. Я даже близко не подхожу к твоему уровню в музыке, мне просто нравилось возиться с пианино, когда я был ребенком. В этом нет ничего особенного, Жан. — Ты сам этому научился? — спросил Жан. — Ты сам научился читать ноты? Армин кивнул, как будто этого следовало стыдиться. — Мне бы хотелось научиться, — признался он. — Но моя семья никак не могла себе этого позволить. Жан почувствовал настоящую, грусть, когда Армин сказал это. Музыка так много сделала для него, когда он рос. Он начал только в раннем подростковом возрасте, и это всё ещё формировалось так, за что он был благодарен даже сейчас. Это немного смягчило его там, где он был резким и грубым, он научился сдерживать себя. Когда он больше всего в этом нуждался, музыка была рядом с ним, способ сбежать от домашней жизни, способ завести друзей. Зная, через что прошел Армин, Жан жалел, что он тоже не смог как следует выучить музыку. — Я… раньше пробирался в музыкальную комнату в начальной школе и учился сам, — признался Армин. Жан смотрел, как он водит пальцами по клавишам. Он выглядел намного менее напряженным, когда ему на самом деле не нужно было нажимать на них, чтобы издать звук. — Раньше я все время сочинял маленькие песенки. Это глупо, но… это было очень весело. — Это не глупо, — сказал ему Жан. — Почему ты ничего не сказал раньше? — Я был смущен, — пожал плечами Армин. — Узнав, что мой дедушка был удивительным учителем музыки, а ты был одним из его учеников… ты такой талантливый. Если бы я сказал вам, что даже немного играл на пианино, вы бы подумали, что я намного лучше, чем есть на самом деле. Даже если бы Армин не был его внуком, Жан был уверен, что он был тем человеком, которого мистер Арлерт немедленно взял бы под свое крыло. Он был уверен, что выбрал бы его в наставники. Мистер Арлерт никогда не говорил ему, почему он выбирал людей, в которых вкладывал деньги в музыкальном плане, но он знал, что Армин был бы одним из них. — Я научу тебя, — сказал Жан, прежде чем он действительно подумал об этом. — Нет, Жан, ты не обязан этого делать… — Я хочу, — сказал Жан. — Ты сказал, что хочешь получше узнать своего дедушку, не так ли? Я думаю, что это идеальный способ сделать это. Несколько мгновений Армин ничего не говорил, и когда его глаза наполнились слезами, Жан не понял, что он сделал не так. — Я не могу понять зачем, — шмыгнул носом Армин, вытирая глаза рукавом, даже не притворяясь, что не плачет. — Тебе и не нужно, — сказал ему Жан. — Я хочу это сделать. Разве этого недостаточно? — У тебя должна быть причина. — Тогда считай это благодарностью. К твоему дедушке. Передать то, чему он меня научил, — это меньшее, что я могу сделать. Это только заставило Армина заплакать еще сильнее, и Жан почувствовал себя немного неловко. Он никогда не умел утешать людей. Большую часть времени ему было трудно общаться с ними, но по какой-то причине он чувствовал, как болит его сердце, когда Армин плакал. Он просто стоял там, задаваясь вопросом, что он мог бы сделать, чтобы избавиться от этого болезненного ощущения в груди, и как он мог заставить Армина чувствовать себя лучше. — Подвинься, — тихо сказал он ему, и Армин, казалось, был немного ошеломлен, прежде чем подвинуться на табурет для пианино, чтобы Жан мог сесть рядом с ним. Там даже почти не хватало места. Их бедра соприкасались, тесно прижавшись друг к другу. Ощущение в животе Жана слегка изменилось, и он сделал все возможное, чтобы не обращать на это внимания, активно отказываясь думать о том, что могло вызвать волнующие эмоции в его груди. — Сыграй аккорд До Мажора левой рукой, — проинструктировал Жан, наблюдая, как рука Армина перемещается в нужное положение. Он слегка шмыгнул носом, очевидно, все ещё плача. Жан подумал, не следует ли ему обнять его. Это было бы странно? — И что теперь? — спросил Армин, и Жан подпрыгнул, осознав, что не сказал ему, что делать дальше. — Это идеально, — сказал Жан. — Ты используешь правильные пальцы. Итак… Ты пробовал седьмой аккорд До мажор? — Нет, — сказал Армин. — Это просто до мажор, но ты добавляешь седьмую ноту шкалы С. — Следовательно, Си. — Да, именно так. Мне нравятся седьмые мажоры, потому что они звучат по-настоящему джазово. Тебе нужно поднять большой палец вверх, чтобы нажать ноту Си, вот так. Жан наклонился над Армином и взял его за руку, двигая пальцами в нужных местах. Он не обращал никакого внимания на то, как Армин полностью напрягся, или как у него перехватило дыхание, но ему пришла в голову мысль, что его кожа была мягкой и теплой на ощупь. Когда он нажал на клавиши, по комнате пронесся аккорд, и Жан не смог сдержать улыбку. — Ты прав. Это джазово, — согласился Армин. — Просто подожди, — усмехнулся Жан. — Я научу тебя всему, чему только можно. Удивительно, насколько лёгкими могут стать эти аккорды, как только ты начнёшь заниматься более сложными вещами. У меня дома есть старая книга, которую твой дед дал мне, чтобы я начал учиться. Я одолжу её тебе, если хочешь. Это для детей, но… это действительно хорошо для того, чтобы убедиться, насколько ты знаешь основы. — Ты уверен? — спросил Армин. — В тысячный раз повторяю, я бы так не говорил, если бы не имел это в виду, — поддразнил Жан, наткнувшись на Армина, ударив его плечом. — Спасибо, — фыркнул Армин. — Ты действительно добр, Жан. — Ничего страшного, — пробормотал Жан. — Это ты… э… Ты в порядке? Армин снова вытер глаза, и Жан не знал, собирается ли он немного успокоиться или просто разрыдаться. — Просто так много всего, — сказал он, его голос дрожал. — Все в порядке, — сказал Жан. — Слишком много? Армин покачал головой. — Нет. Нет, я не это хотел сказать. — Ты хочешь продолжать в том же духе? Когда Армин наконец повернулся, чтобы посмотреть на него, Жан понял, насколько они были близки; лицо Армина было всего в нескольких сантиметрах от его собственного. Он видел слезинки, прилипшие к его ресницам, и что-то похожее на выцветший шрам в форме полумесяца на его лбу. Ни один из них не отодвинулся. Жан не знал почему. Позже он будет винить в этом нехватку места, но в тот момент у Жана не было объяснений. Армин чуть не свалился с сиденья, когда ослабил напряжение и отстранился, но сумел успокоиться, прежде чем упал на пол. — Хорошо, — сказал он. Они оба уставились на пианино, не смея смотреть куда-либо, кроме знакомого порядка черных и белых клавиш. Жан не осмелился снова прикоснуться к рукам Армина, потому что его собственные были слишком потными — несмотря на холод, его ладони были липкими, и он совсем не хотел раздражать Армина. Это, и еще потому, что идея прикоснуться к рукам Армина почему-то казалась невероятно пугающей, хотя в первый раз он не думал дважды. Они прошлись по всем шкалам, которые Армин мог вспомнить. Жан был поражен тем, что память Армина сохранилась и что он вообще смог столькому себя научить. Каждый раз, когда Армин говорил, Жан видел в нём всё больше и больше мистера Арлерта. Это было очаровательно. Эти двое мужчин никогда не встречались, но у них всё ещё были общие манеры. Его безымянный палец согнулся точно так же, когда он потянулся, чтобы найти ключ. У него было такое же сосредоточенное выражение лица, когда он играл, он слегка прикусил губу, как будто глубоко задумался, что, как предположил Жан, он и сделал. Армин всегда казался погруженным в свои мысли. Это была одна из причин, по которой он был таким очаровательным. Еда, которую Жан взял на обед, лежала забытая в дверях, пока желудок Жана не объявил о себе громким урчанием, напугав их обоих. — Мы забыли поесть! — воскликнул Армин. — Мне так жаль, Жан, я… — Мы просто немного увлеклись, — сказал Жан, махнув рукой. — Не волнуйся так сильно, мы можем пойти и поесть прямо сейчас. Раздалось неловкое шарканье, когда они попытались выбраться из комнаты, случайно не задев друг друга, несмотря на то, что они сидели, прижав бедра друг к другу, по крайней мере, час. Армин поставила чайник, и Жан сел за стойку. Его ноги легко доставали до пола с табурета, и он постукивал ногой в такт мелодии, которую рассеянно напевал, наблюдая, как Армин занялся приготовлением чая. «У него действительно красивые руки» — подумал Жан. Армин, казалось, двигался целенаправленно, как будто обдумывал каждое отдельное движение, когда делал его, в отличие от Жана, который был гораздо более беспорядочным и беспечным во всем, кроме музыки. У него тоже были красивые губы. Его нижняя губа выпятилась немного больше, чем верхняя, так что было похоже, что он надулся, хотя Жан знал, что Армин, вероятно, просто сосредоточился. Он пользовался бальзамом для губ? Или его губы от природы выглядели такими мягкими? — Жан? — спросил Армин, выводя Жана из транса и возвращая к очень неловкой реальности. — Ты в порядке? «Ты подонок, какого черта ты пялишься на его губы?» — подумал про себя Жан. — Всё хорошо, — сказал он небрежно, пытаясь выглядеть так же гладко, хотя это было самое далекое от того, что он на самом деле чувствовал. Он знал, что с ним происходит что-то странное, но не хотел об этом думать. — Твой чай, — сказал Армин, протягивая Жану его кружку, прежде чем запрыгнуть на стул рядом с. — Тебе не нужно было меня ждать. — Хм? — спросил Жан, прежде чем понял, что он во второй раз забыл о своем обеде. — О, все в порядке. — Ешь, — сказал Армин. — Тебе это нужно после всего этого пути на велосипеде. Жан улыбнулся и принялся за еду, съев её быстрее, как только попробовал первый кусочек и понял, насколько он действительно был голоден. Армин тоже, он заметил, и они быстро поели в тишине, слишком занятые жеванием, чтобы поддерживать разговор. Жан хотел как-нибудь попробовать приготовить для Армина. Он задавался вопросом, позволит ли Армин когда-нибудь ему готовить для него. Если бы он был настойчив, возможно… может быть, Армин сдастся. По какой-то причине он всегда казался немного сопротивляющимся доброте Жана, как будто ожидал, что там будет какой-то подвох, и Жан подумал, что он никогда не встречал кого-то настолько недоверчивого, что говорило о чем-то после стольких лет знакомства с Бертольдом. Жан собирался что-то сказать по этому поводу, когда увидел знакомую черно-белую кошку, прыгнувшую на заднюю стену из окна. — Стиви! — воскликнул Жан с набитым ртом, вставая и забирая с собой ветчину из своего бутерброда. — Стиви? — спросил Армин, с любопытством следуя за ним. — Я не видел его целую вечность, — объяснил Жан. — Он старый бродяга, который околачивается поблизости. Он слепой. Или, по крайней мере, он плохо видит. — О, — сказал Армин. Он немного отодвинулся, когда Жан зашагал по саду, и протянул ветчину в качестве подношения. Жан улыбнулся, подходя к старому коту. Он понятия не имел, узнал ли он его, но Жану нравилось думать, что узнал, потому что Стиви с мяуканьем взял ветчину и потерся головой о тыльную сторону руки. — Он часто ходит рядом из-за того, что он такой старый и такой слепой, — сказал Жан, слегка напевая, глядя на молочно-белые глаза кота и на его седеющую шерсть. — Он не часто бывал здесь с тех пор, как умер мистер Арлерт. Жан наблюдал, как Армин подошел с небольшим кусочком начинки для бутерброда и попытался передать его ему. — Я не хочу, чтобы он меня укусил, — нервно сказал он. — Он не собирается тебя кусать, — заверил его Жан. — Он действительно дружелюбен. — Что, если я ему не понравлюсь? — Он кот, Армин. Положи это перед ним. — Что, если… — Просто сделай это, — засмеялся Жан. — Не будь смешным. Рука Армина дрожала, когда он потянулся, чтобы покормить кошку. Стиви сначала выглядел немного ошарашенным, почти лично оскорбленным незнакомцем, который сунул руку ему в лицо, но как только он почувствовал запах еды, он быстро взял её. Армин отдернул руку, как будто боялся, что его укусят, и Жан рассмеялся. — Видишь, он ест это, — сказал он Армину. — Нет, я думаю, что он ненавидит меня, — Армин покачал головой, но Жан заметил, как он с любопытством повернул голову, чтобы рассмотреть кота поближе. — Он кот, и ты дал ему еду, — сказал Жан. — Сделай это еще пару раз, и он полюбит тебя. — Я не знал об этом, — промурлыкал Армин. Его била дрожь, но он ничего не сказал об этом. — Ты назвал его имя? — Да, — усмехнулся Жан. — Ты понял это? — Что понял? — Имя. — Нет…? Это что, шутка? Армин выглядел искренне озадаченным, и это только еще больше рассмешило Жана. — Это не имеет значения, — усмехнулся он. Жан понятия не имел, почему недоумение Армина показалось ему почти милым. — Давай вернемся в дом, ты замёрз. — А как насчет Стиви? — Он никогда не заходит, — сказал Жан. — Теперь он редко вообще появляется на стене. Он поцарапает тебя, если ты попытаешься поднять его. Почти по команде Стиви спрыгнул со стены и скрылся из виду, вероятно, собираясь просить еду у других соседей. Он вспомнил, как некоторые дети на улице иногда кормили его, и как мистер Арлерт оставлял миску снаружи в зимнее время. Он почувствовал укол грусти, зная, что в этом году ему это не удастся. Они направились обратно внутрь, где было лишь немного теплее. Армин надел пальто, потому что ему было холодно, и Жан не удержался, чтобы не поддразнить его. — Тебе всегда холодно, потому что у тебя на костях нет мяса, — сказал он, прислонившись к дверному косяку, когда Армин снова принялся за уборку в столовой. — Мне холодно, потому что сейчас зима! — настаивал Армин. Его пальто было ему так велико, что практически поглотило его целиком. — Тебе тепло только потому, что ты странный. — Потому что я странный, — эхом отозвался Жан, входя, чтобы помочь ему, с кривой усмешкой на лице. — Почему я странный? Армин поднял на него глаза и выглядел немного смущенным, его щеки порозовели. Жан не мог сказать, покраснел ли он или это было из-за холода. — Ну, ты же… ты вломился в дом! — Только не это снова, — засмеялся Жан и наклонился, чтобы ткнуть Армина в плечо. — Я же говорил тебе, у меня был ключ! Армин тоже засмеялся, и когда он посмотрел на Жана, его щеки потемнели от розового до красного. Жан почувствовал, как у него внутри все сжалось, когда он понял, что определенно покраснел. Ему… нравилось, как это ощущалось, даже если он этого не понимал. — В любом случае, — сказал Армин. — В любом случае, — тихо повторил Жан. Они делали вид, что не смотрят друг на друга. — Мы… наверное, должны попытаться закончить здесь сегодня. Жан кивнул. — Хорошо. Стопка пластинок Жана, которую Армин должен был слушать, становилась все выше и выше по мере того, как тянулся день. Он пытался сделать разнообразный выбор, но продолжал добавлять альбомы, в которых пианино было больше, чем что-либо другое. Он был просто взволнован тем, что Армин действительно мог играть, так же как и он, и что ему было интересно узнать больше. Это вызвало у него тот же трепет, что и тогда, когда он только начинал изучать музыку, — волнение от того, что он отправляется в путешествие и понятия не имеет, где находится пункт назначения. В конце концов, комната погрузилась в состояние некоторого организованного хаоса. Хотя там всё ещё царил беспорядок, всему было свое место, и все, что им нужно было сделать, это аккуратно разложить все по другим комнатам или обратно на полки. Когда Жан укладывал пластинки обратно на верхнюю полку, он заметил, что поверх забытой стопки книг была маленькая деревянная коробочка, которую он не узнал. — Хм, — пробормотал он, поднимая его и вертя в руках. — Что там? — спросил Армин, кладя то, что держал в руках, и подходя. — Коробка, — сказал Жан. — Я имел в виду, что внутри, — сказал Армин, и Жан рассмеялся. Он открыл коробку и увидел внутри толстый металлический ключ. Он выглядел в отличном состоянии, много использовался, но не ржавел и не ломался. — Ключ? Что он открывает? Жан никогда и нигде не видел запертого ящика или сундука. Ключ был слишком велик, чтобы быть от музыкальной шкатулки, поэтому он предположил, что он должен быть от двери. — Думаю, я знаю, — сказал Армин и взял у него ключ, прежде чем быстро выйти из комнаты. — Ты куда? — позвал Жан, но Армин не остановился, и он побежал вверх по лестнице быстрее, чем Жан когда-либо видел, чтобы он двигался. Он побежал следом, делая по два шага за раз, и остановился, увидев Армина, стоящего в коридоре. — Он должен открыть эту дверь, верно? — пробормотал он. — Она была заперта с тех пор, как я пришел сюда… — Я не знаю, что там внутри, — честно сказал ему Жан. — Это не его спальня? — Нет, его спальня вон там, — сказал Армин, указывая. — Я… не сплю там, я сплю на чердаке. Это слишком странно. — Значит, это и есть тайна. Жан был более чем немного заинтригован. Он никогда не бывал в этих комнатах и не мог не задаться вопросом, что было внутри. Еще инструменты? Редкие записи? Ему не терпелось войти и посмотреть. — Я попробую, — тихо объявил Армин. Он, казалось, нервничал. Жан затаил дыхание, когда Армин вставил ключ в замок, и его сердце бешено забилось, когда он услышал щелчок открывающегося замка. Они посмотрели друг на друга, оба удивленные тем, что это действительно сработало, и медленно, с очень громким скрипом, дверь распахнулась. По сравнению с другими комнатами в доме, помещение выглядело почти пустым. На окне не было занавесок, и все, что стояло в комнате, — это единственная аккуратно расставленная книжная полка и письменный стол, на котором не было ничего, кроме единственной книги и пачки карандашей, стружка которая всё ещё была разбросана по дереву. Участок обоев и ковер изменили цвет на одной стороне комнаты, где днем светило солнце. Там было… странно, почти холодно. Армин посмотрел на Жана, и замешательство на его лице отразилось на лице Жана. Он наблюдал, как тот подошел к письменному столу и взял большую книгу в кольцевом переплете с одной стороны и шире, чем она была в высоту. — Что это? — спросил, Жан. — Это… Я думаю, он сочинял, — пробормотал Армин и, перевернув еще одну страницу, ахнул. — Что это? — О, боже мой. Армин отложил книгу, и Жан бросился к нему, наклонился через его плечо, чтобы посмотреть, что заставило Армина ахнуть, и мгновенно понял. Вверху страницы карандашом были написаны слова для Армина и дата. Это была композиция, похожая на джазовую пьесу, и у Жана замерло сердце, когда он пробежал глазами страницу. Она была написана для стандартного джазового квартета, состоящего из фортепиано, барабанов, контрабаса и саксофона, и когда Жан пролистал страницы, напевая мелодию себе под нос, он понял, что песня резко оборвалась даже на полпути. — Он… он так и не закончил её, — выдохнула Армин. — Я не понимаю, — сказал Жан, возвращаясь и просматривая страницы, пытаясь понять смысл этого. — Он не писал музыку, он… он никогда не писал музыку! Я все время его об этом спрашивал! — Это было для меня? — прошептал Армин. Его руки дрожали, Жан видел это по тому, как дрожала книга, которую он держал в руках. — На ней твое имя, — сказал Жан. — Это определенно было для тебя. — Дата… — быстро сказал Армин. — Это было… прошло всего несколько месяцев, прежде чем он скончался. Он, должно быть… О боже, он, должно быть… Начал это, когда понял, что болен». — Он хотел связаться с тобой, — сказал ему Жан. При виде выражения лица Армина у Жана в груди поселилась печаль. — Я думаю, он собирался послать это тебе. Армин отложила книгу, и Жан увидел, как на глаза навернулись слезы. — Это нечестно, — фыркнул он. Жан мог сказать, что он сдерживал то, что на самом деле чувствовал, и, если быть честным, он знал, что делает то же самое. Было больно осознавать, что человек, которого он уважал, человек, который временами вел себя с ним как отец, так и не закончил писать пьесу, которая должна была восстановить его связь с семьей, которую он потерял. И было больно, что Армин так и не услышал этого. Что он никогда этого не услышит. — Эй, — пробормотал он, положив руку на плечо Армина, когда тот оперся на стол и заплакал. — Это нечестно, — повторил он. — Я знаю, — сказал ему Жан надтреснутым голосом. — Я хотел бы это услышать. — Я знаю. — Жан сделал паузу, и в его голове возникла идея. — Но… что, если бы ты мог? — Как я мог? Он ушел, Жан. Он исчез ещё до того, как я узнал, что все это вообще существует. — Мы могли бы закончить её и сыграть для тебя. Слушай, мы можем заставить Райнера играть на барабанах, а Берта-на контрабасе. Я буду на саксофоне. А ты… ты умеешь играть на пианино. Армин посмотрела на него, и они уставились друг на друга на мгновение, которое, казалось, длилось несколько минут, но было всего несколько секунд. Жан почувствовал ту же непоколебимую решимость, что и в первый раз, когда взял саксофон, — он хотел этого. Для мистера Арлерта, а теперь и для Армина. — Я не могу этого сделать. — Может быть, не сейчас, — сказал ему Жан. — Но это не невозможно. Ты можешь научиться. — Почему? — спросил Армин, по его щекам снова покатились слезы. — Почему ты делаешь это для меня? — Я хочу, — сказал ему Жан. — Это… тоже много значит для меня. Жан остановился, но Армину показалось, что он только и ждет, чтобы он продолжил. — Я… всегда спрашивал, сочинял ли мистер Арлерт, — пробормотал он. — Я так долго смотрел на него снизу вверх, что хотел услышать, что у него в голове. Я хотел знать, как будет звучать его музыка. Наверное, с моей стороны было бы более эгоистично, чем что-либо другое, просить тебя об этом, но… пожалуйста. Армин вытер глаза, посмотрел на Жана и кивнул. — Хорошо.