С таким же успехом сейчас могла быть весна

В течение следующих нескольких дней все, о чем Армин мог думать, была тайна, которая была положена прямо ему на колени. Был ли Дэвид с фотографий тем же самым Дэвидом, похороненным рядом с дедушкой? Это имело бы смысл, учитывая, что возраст мужчины, судя по фотографиям, совпадал с датой, выгравированной на его надгробии. Если это было правдой, то — если его дед попросил, чтобы его похоронили рядом с этим человеком, который умер почти за тридцать лет до него, — тогда вопрос об их отношениях друг к другу был неоспорим. Только по фотографиям Армин был почти уверен, что между ними существовала какая-то романтическая связь, и было ясно, что Жан тоже так думал. Вопрос о том, что это значило для Жана, тоже тяжело давил на Армина. У него, казалось, не было негативной реакции, но опять же, был только намек на романтику и никаких реальных доказательств. Армин тоже не рассказал Жану о том, что заметил на кладбище. Были способы выяснить это. Армин мог бы пойти в библиотеку и поискать Дэвида Джонса, посмотреть, что он может узнать о его жизни, о том, как он умер, что говорилось в его некрологе. Он мог бы выяснить, знал ли он дедушку и был ли он тем же Дэвидом. Он мог бы просмотреть ещё несколько коробок и фотоальбомов. Может быть, он найдет письма или дневники, что-то, что расскажет ему больше о том, кем был его дедушка, потому что сейчас Армин чувствовал себя более растерянным и отстраненным, чем когда-либо. Но в то же время было и чувство вины. Чувство вины, которое скрутило Армина изнутри, которое физически причиняло боль его животу, когда он думал о том, чтобы проникнуть в жизнь мертвеца, чтобы раскрыть все его секреты. Эти секреты не принадлежали Армину, и он чувствовал себя ужасно из-за того, как сильно хотел получить ответы. Несмотря на то, что он знал, что это делает его эгоистом, он отчаянно хотел иметь связь с мужчиной, который, казалось бы, не хотел, чтобы он был частью его жизни, пока все не закончится. Записи, которые он оставил в своем завещании, даже не приглашали Армина на похороны. По-видимому, это было небольшое дело — всего лишь горстка людей, имен которых Армин даже не знал. Армин понятия не имел, что делать. Он знал, чего хочет, но это съест его изнутри. Будет ли удовлетворение от знания стоить вины? В глубине души Армин знал, что ему придется подождать. Он не мог погрузиться сейчас — ему нужно было выбросить это из головы и сосредоточиться на вещах, которые его дед оставил на виду. Музыка, которую он начал сочинять для него, была тем, за что он будет держаться — это было доказательством того, что он, по крайней мере, думал о нем, что этот дом был оставлен ему не только потому, что он был ближайшим родственником. С помощью Жана они могли бы закончить написание пьесы вместе. Все коробки, к которым Армин ещё не чувствовал, что должен прикасаться, вернулись в спальню деда. Он запер дверь старым ключом, который нашел там, и бросил его на крышку одного из кухонных шкафов, где он не смог бы до него дотянуться. Это заставило его чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы дышать немного лучше, Армин смог сосредоточиться на чем-то другом в течение дня, даже ментальный конфликт остался в глубине его сознания. Наконец-то он собрался закончить несколько заявлений о приеме на работу и отправил их. Была работа в книжном магазине, которую он пытался получить, и в музее, на которую он тоже надеялся. Без опыта это было маловероятно, но он хотел попробовать. Той ночью Армин лежал в своей комнате на чердаке, смотрел на деревянные балки, из которых состояла крыша, и думал. Может быть, он мог бы позвонить Жану на следующее утро и спросить, свободен ли он. Он работал по субботам? Его расписание так часто менялось. Может быть, если бы он был свободен, Жан дал бы ему ещё один урок игры на фортепиано, или они могли бы пойти прогуляться… на самом деле Армин просто хотел провести с ним время. Ему нравилось общество Жана, даже если он заставлял его так нервничать. Армину не пришлось долго ждать. На следующее утро, когда он слушал пластинку и завтракал, в коридоре громко зазвонил телефон. Армин поднял трубку, надеясь, что это будет Жан, и улыбнулся, услышав голос на другой линии. — Привет, — сказал Жан. Он казался взволнованным. — Привет, — ответил Армин. Он возился с телефонным проводом, крутил его вокруг пальца, немного нервничая. Обычно Жан не звонил перед приходом, так что это было немного неожиданно. — Как у тебя дела? — Я в порядке. Ты сегодня занят? — Я? — Да, ты. С кем ещё я мог бы разговаривать? — Ах, извини, — съежился Армин. — Нет, сегодня я не занят. Ты… не хочешь зайти ко мне? — У меня концерт, — сказал Жан. — В пабе в моей деревне. Я буду делать сет в течение получаса или около того… Я не знаю. Ты хочешь пойти со мной? Армин моргнул и кивнул, прежде чем понял, что Жан его не видит. — Д-да! — воскликнул он. — Я… Мне бы этого хотелось! Во сколько? — Я начинаю в девять, — сказал Жан. — Но сегодня вечером играет куча людей. Тебе следует прийти пораньше и посмотреть их вместе со мной. — Мне бы этого хотелось. Когда мне тогда следует приехать? — Приезжай туда около половины восьмого. Я встречу тебя на парковке и покажу дорогу. Мы найдем хороший столик. — Конечно! — Хорошо. Если ты собираешься выпить, можешь остаться у меня дома, если хочешь. — О… это… это прекрасно, — быстро сказал Армин, его лицо покраснело. — Я не пью. Но спасибо тебе. — Хорошо, — ответил Жан. — Но предложение есть, хорошо? Увидимся позже. — Увидимся, Жан. Армин услышал, как он повесил трубку, и соскользнул по стене, густо покраснев, стараясь не слишком нервничать. Он подтянул колени к груди и спрятал лицо, телефон висел на стене рядом с ним. Он все время слышал, как играет Жан — всякий раз, когда он приходил на тренировку в подвал, что случалось часто, музыка доносилась сквозь пол. Но он никогда его не видел. Он никогда не видел, чтобы тот вставал и играл для публики. С ним никогда не играли. Это заставило сердце Армина учащенно забиться. Все остальные были бы там. Это было не только для него, но Армин не мог не получить маленький кусочек счастья от того факта, что Жан пригласил его с собой. Его уже очень, очень давно ни на что не приглашали. В тот вечер было уже темно, когда Армин выскользнул из своего дома и запер за собой дверь. В его груди шевельнулась эмоция, которая размыла грань между страхом и возбуждением, заставив его руки задрожать. Армин нервничал, когда садился в машину, поэтому он несколько минут сидел, просто завел двигатель и включил обогреватель, пытаясь подавить нервные мысли, которые говорили ему бежать обратно в дом. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы выехать с парковки и отправиться в деревню Жана. Он не удивился, когда пошел дождь. Он ехал по дорогам немного медленнее, слушая, как вода падает на окна, и классическую музыку, доносящуюся по радио, чтобы успокоиться. Если бы не было так холодно, он бы открыл окно и прислушался к океану, разбивающемуся о скалы внизу, но Армин просто постукивал пальцами в медленном ритме по рулю и не сводил глаз с извилистых дорог. Заезжая на стоянку, Армин увидел Жана, прислонившегося к уличному фонарю, защищенному от непогоды большим зонтом, который, казалось, не трепал ветер. Нервы в его животе напряглись, когда он увидел его, и чувство тревоги усилилось, когда Жан усмехнулся и пошёл к его машине. Армин быстро заглушил двигатель и, прежде чем выйти, натянул капюшон, опасаясь, что на него обрушится дождь, но Жан протянул свой зонтик, как только закрыл дверь. — Ты промокнешь! — воскликнул Армин, вынужденный громко разговаривать сквозь проливной дождь, пытаясь отодвинуть зонтик. — Не за что, — парировал Жан. — Залезай под зонт. Он твой. — Если ты будешь упрямиться, мы сможем поместиться под ним. — …Хорошо. — И тебе тоже привет, кстати, — сказал Жан, выходя бок о бок с Армином с парковки. Они оба едва помещались под зонтиком, и Армин чувствовал, как его плечо при каждом шаге задевает руку Жана. — Привет, — Армин застенчиво улыбнулся ему. Жан моргнул и отвёл взгляд. — Сегодня вечером здесь больше людей, чем я думал. Хорошо, что ты пришёл сюда, пока ещё есть несколько свободных столиков. Ты уже поел? — Я поел перед уходом, — кивнул Армин. — Хорошо. Армин плотно закутался в пальто, пока они шли по узкой дороге. У подножия холма была небольшая кольцевая развязка, где располагались паб и небольшой магазинчик на углу. Здесь было оживленно и шумно, даже несмотря на дождь, и Армин подумал, что, если бы не было так холодно, он бы с удовольствием побродил по небольшой тропинке, которая, казалось, вела к пляжу неподалеку. Мысль о таком шумном, переполненном пространстве заставляла его нервничать, но он был полон решимости довести свои страхи до конца и посмотреть, как выступит Жан. — Ты пригласил кого-нибудь ещё? — с любопытством спросил он, когда они подошли к пабу, стоя под прикрытием, прежде чем войти. Жан стряхнул зонтик и сложил его. — Бертольда и Райнера, да, — сказал он. — Но ни один из них не смог прийти. Жан выглядел разочарованным, и Армин посочувствовал ему. Печаль не шла к чертам лица Жана, как ухмылка. — Прости, — пробормотал он. — Нет, не стоит. Райнер должен заботиться о своей младшей сестре, а Берт… Похоже, в данный момент ему приходится многое пережить. — Я надеюсь, что с ним все в порядке. — С ним все будет в порядке. Он слишком много беспокоится. Я уверен, что бы это ни было, всё не так плохо, он просто отказывается говорить об этом. Но, неважно. Если он снова начнет играть музыку, это отвлечет его от этого. — Это твое решение всего? — Музыка? Да. Не так много музыки, которую нельзя исправить. — Я поверю тебе на слово. — Тебе лучше, — усмехнулся Жан и открыл ему дверь, прежде чем они оба вошли внутрь. Атмосфера маленького бара ударила Жана прямо в лицо. Он любил такие вечера, как этот, когда вся деревня собиралась вместе, чтобы поделиться своей музыкой. Он играл здесь раньше много раз, иногда с Бертольдом и Райнером, когда они были группой. Он знал обычные лица других музыкантов, тех, кто ему нравился, и тех, кого он не любил, народных певцов и пианистов. Все они столпились под низкими потолками, пили, смеялись и слушали, как всегда шумные, но всех объединяло общее чувство, которое давала им музыка. Жан схватил Армина за запястье, чтобы он не затерялся в толпе, держа чуть крепче, чем нужно. Никто ещё не играл, но Саша, девушка, которую он знал с детства, настраивала свою гитару. Она не увлекалась джазом, но петь умела, и Жану очень нравился её голос. На небольшой площадке, которую они оборудовали для выступления, была пара усилителей, микрофон на подставке и старое, слегка потрепанное пианино. Его дерево было изношено возрастом, но Жан любил его очарование. Это подходило к месту — здесь все говорило о его истории. Он задавался вопросом, сделал ли он то же самое. Столик, который Жан приберег для Армина, был немного в стороне, но с него открывался прекрасный вид на импровизированную сцену. Жан хотел, чтобы Армин видел его во время выступления — может быть, это было немного высокомерно с его стороны, делало его слишком выпендрежным, но ему не хватало ощущения, что его видят и слышат. — Садись, я принесу тебе выпить, — сказал он. — Чего ты хочешь? — Я… эм… стакан воды-это нормально. Спасибо тебе. — Воды? — спросил Жан, приподняв бровь. — Как хочешь. Он оставил Армина устраиваться поудобнее и направился к бару, немного подождав, пока его обслужат. — Привет, Жан, — весело сказал бармен. — Как дела? Ты играешь сегодня вечером? — Конни! — Жан усмехнулся. — Я в порядке, и да, играю. Я не знал, что ты работаешь. — Я поменялся сменами, чтобы быть здесь, — сказал Конни, глядя на Сашу. Жан перегнулся через стойку и ухмыльнулся. — Ах, я понимаю, — поддразнил он. — Что-то мне подсказывает, что ты сделал это не для того, чтобы услышать меня. — Заткнись, чувак, — покраснел Конни. — Это так очевидно, да? — Ясно как день. Можно мне пинту и стакан воды? — Конечно. Ты с девушкой? — спросил Конни. Желудок Жана скрутило, и он покачал головой. — Нет, я с другом. Он сидит вон там. — Никогда не видел его здесь раньше. — Он из города. — Он выглядит испуганным. — Наверное, так оно и есть, — засмеялся Жан. — Он из тех, кто редко выходит на улицу. Конни усмехнулся, когда он протянул Жану напитки. Жан поблагодарил его, передал деньги и кивнул ему, прежде чем вернуться к Армину. — Ты в порядке? — спросил он. — Мм, — промурлыкал Армин. — Я не привык находиться рядом с таким количеством людей. — С тобой все будет в порядке, как только начнется музыка, — сказал ему Жан. — Не волнуйся. Жан откинулся на спинку сиденья и огляделся. Ему здесь нравилось. Как и вся остальная его деревня, это место было наполнено жизнью и красками, во всех отношениях отличаясь от города, где он работал. На стенах висели картины, рядом с которыми были изображены океан и окружающие их пляжи. Свет был тусклым, но достаточно, чтобы разглядеть все, что делало это место красивым. Он удивлялся, почему не взял Армина раньше. — Добрый вечер, — раздался в микрофоне голос Саши. Вокруг них разговоры стихли, но не прекратились полностью. Жан наблюдал за Армином, когда он оживился и пристально посмотрел на неё, и попыталась оценить его интерес. Нашел ли он её хорошенькой? Он никогда раньше не задумывался о внешности Саши, но у неё был приятный голос. — Ты её знаешь? — прошептал Армин. — Да, — ответил Жан. — Ее зовут Саша. Я знаю её с детства. — Я просто спою несколько песен, — продолжил Саша, улыбаясь и играя на гитаре. — Я еще не ужинала. Я умираю с голоду. Раздалось несколько смешков, когда Саша закончила поправлять гитарный ремень и взялась за микрофон, а затем начала петь. У неё был народный, приятный голос, и Жан наслаждался тем, как её пальцы легко двигались между аккордами, как будто для неё это не составляло никакого труда. Он вспомнил, как подумал, что жаль, что она не интересуется музыкой, которую он любит, иначе он бы давно представил её мистеру Арлерту. Хотя Жан обычно уделял все свое внимание музыке, он обнаружил, что его глаза остановились на Армине, наблюдая за его реакцией. Живая музыка всегда отличалась от записей, по крайней мере, для Жана — независимо от жанра, Жан чувствовал покалывание под кожей, теплое возбуждение, которое поднималось из его груди и заставляло его жаждать подняться туда самому. Армин казался взволнованным точно так же, когда он наклонился вперед на своем сиденье, не сводя с Саши сияющих голубых глаз и широкой улыбки на лице. Что-то в нем заставляло атмосферу чувствовать себя по-другому; Сердце Жана забилось немного быстрее, и он не хотел признаваться, что у него были подозрения относительно причины. — Она потрясающая, — просиял Армин, когда Саша закончила свою первую песню. Жан хотел быть лучше — он хотел, чтобы Армин был ещё более потрясен, чем сейчас, и он напевал, глядя на старое пианино за Сашей. Ему придется попробовать что-то другое, подумал он. Чего Армин не ожидал бы, потому что хотел удивить его. — У неё отличный голос, — согласился Жан. В баре Конни игнорировал очередь людей, предпочитая тоже наблюдать за Сашей. Она некоторое время говорила в микрофон, шутила и заставляла всех смеяться. Её жизнерадостный характер был заразителен, и Жан только больше разволновался, когда сам поднялся туда. — Ты играешь с ней? — спросил Армин. — Нет», — сказал Жан. — У нас нет никаких общих жанров. Но мне бы этого хотелось. Он откинулся на спинку стула и отхлебнул из своего стакана, когда Саша начала свою следующую песню. Её длинная юбка колыхалась при каждом движении, и она пела так, словно это было её самое любимое занятие на свете. Верная своему слову, она спела всего несколько песен, прежде чем сложить гитару обратно под бурные аплодисменты. Следующим человеком, взявшим микрофон, был парень постарше, и Жан воспользовался возможностью откинуться на спинку кресла и подумать о своем собственном наборе, пока шли минуты. Он не сводил глаз с Армина, гадая, какое выражение будет у него на лице, когда Жан сядет за пианино. Он не упражнялся на фортепиано так, как на саксофоне, но с тем, что он планировал сделать, не было бы ничего слишком технического, что он не смог бы выполнить. Сцена ещё несколько раз переходила из рук в руки, прежде чем Жан решил пойти и подготовиться. — Я следующий, — пробормотал он, положив руку на спину Армина, когда тот наклонился, желая убедиться, что он услышал его за дуэтом рок-певцов, которые волновали всю деревню. — Я собираюсь подготовиться. — Удачи, — ухмыльнулся ему Армин, и Жан впервые за много лет почувствовал, что нервничает. Просто видя такую улыбку Армина. — Спасибо, — пробормотал он, его щеки были ярко-красными, на лбу выступил пот, когда он направился в маленькую заднюю комнату, схватил свой саксофон и вынес его на улицу, чтобы настроить, чтобы он мог успокоиться в течение пяти минут. Холодный воздух мгновенно заставил Жана почувствовать себя немного лучше, разбудил его и вывел из раскрасневшегося состояния. Дождь теперь шел немного медленнее, поэтому Жан остался под прикрытием зонтика для пикника, стоя на коленях в холодном патио. Приглушенный гул музыки, смех и разговоры слились воедино, когда за ним закрылись двери, и Жан удовлетворенно улыбнулся, услышав резкий щелчок открывающегося саксофонного футляра. Он открыл его и на мгновение задержался, чтобы полюбоваться тем, как наружное освещение отражается от полированной, ухоженной латуни. Жан всегда не торопился с настройкой. Он был деликатен и осторожен со своим саксофоном, в отличие от всего остального, на что он никогда не обращал особого внимания. Смочив тростинку во рту, Жан сложил части своего инструмента вместе, вставив их все на место, прежде чем выровнять мундштук. Когда все было на месте, Жан быстро настроил свой инструмент и разогрелся, сыграв несколько гамм, чтобы не сбиться с ритма во время своего сета. Сможет ли он произвести на Армина большее впечатление, чем кто-либо другой? Он надеялся на это. Для него это было важно — все это время он безостановочно говорил о музыке, и теперь у него была возможность показать своему новому другу, как много это значит для него. Жан хотел, чтобы Армин любил его так же сильно, как и он. Он хотел иметь связь с кем-то теперь, когда его друзья больше не играли, — он хотел кого-то, кто любил музыку так же сильно, как и он. Он хотел, чтобы этим человеком был Армин. Когда у него начали холодеть руки, Жан решил вернуться. Он поправил ремень, чтобы вес не зависел от одного плеча, схватил подставку и направился обратно в, чтобы дождаться начала своего выступления. Армин заметил Жана, как только открылись двери, и он вышел наружу. Его внимание сразу же переключилось, когда он услышал его — он был взволнован, потому что это было то, чего он ждал. Волосы Жана были откинуты назад с его лица, и он был одет в полосатую рубашку, заправленную в выцветшие джинсы. С саксофоном в руках он выглядел как человек, которого Армин мог видеть по телевизору в музыкальном клипе. Он выглядел так, словно сосредоточился, но как только их глаза встретились, он расплылся в улыбке. Армин улыбнулся в ответ, откинувшись на спинку стула, когда Жан взял микрофон и скомандовал залу. — Добрый вечер. — его улыбка граничила с ухмылкой, когда он огляделся, и он казался таким уверенным, что Армину захотелось закатить глаза, хотя в глубине души он находил это милым. Он не стал тратить время на свои представления, только коротко поговорил, прежде чем начал играть. Без бэк-трека и других инструментов, которые могли бы его поддержать, единственному саксофону Жана было бы легко неуместно звучать в оживленной толпе людей, но, как сразу же обнаружил Армин, когда он начал играть, зал был заворожен. Армин не знал, чего он ожидал, но это было не это — это был совершенно другой опыт, находясь прямо перед ним, вместо того, чтобы просто слышать его музыку, доносящуюся сквозь половицы в доме его дедушки. Музыка Жана заиграла медленно. Армин не узнал пьесу, которую он играл, или это было что-то, что Жан написал сам, но он хотел сохранить мелодию навсегда. Это было похоже на волшебство, как мгновение, разделенное ими обоими, хотя в маленьком деревенском пабе собралось, должно быть, сотня человек. Все ли остальные чувствовали то же самое? Армин задавался вопросом, был ли это только он один, или все остальные люди чувствовали, что музыка Жана связывает их с ним. Судя по выражению их лиц и затихшим разговорам, так оно и казалось. Общее настроение между ними всеми было такое, что это было что-то особенное. Тот Жан был особенным. Была эмоция, которую Армин не мог описать, та, что расцвела в его груди и распространилась по всему телу. Это заставило его желудок сжаться, а пальцы покалывать. От этого ему не хотелось моргать. Это заставляло его желать, чтобы Жан играл для него вечно. Было ли это тем, за чем гнался Жан со своей музыкой? Было ли это тем чувством, к которому он пристрастился? Он смеялся раньше, когда Жан сказал, что нет ничего, что музыка не могла бы исправить, но теперь он понял, что тот имел в виду. Когда он закончил играть первую пьесу, было несколько секунд тишины, прежде чем начались аплодисменты. Глаза Жана открылись и сразу же сфокусировались на Армине, и волна, пронесшаяся через него, заставила Армина забыть обо всех остальных в комнате. Он увидел, как по лицу Жана промелькнуло что-то похожее на облегчение, прежде чем он улыбнулся и поблагодарил всех. Сердце Армина бешено колотилось. После этого его музыка подхватилась; следующие две песни были оживленными, и вокруг Армина снова зазвучали разговоры, когда люди выпили и хорошо провели время. Армину не с кем было поговорить — он просто сидел в одиночестве за маленьким столиком, смотрел на Жана и слушал, как он играет. Он не хотел, чтобы выступление Жана заканчивалось, и когда он положил саксофон, Армин был разочарован, пока не понял, что Жан ещё не закончил. —Я собираюсь сделать что-то немного другое для своей последней песни, — сказал он в микрофон с легкой усмешкой на лице. — Самое время мне перестать что-то скрывать от вас, ребята. Армин растерянно огляделся, когда Жан пододвинул микрофон к пианино и отрегулировала его высоту, опуская вниз. Он сел на табурет, еще раз улыбнулся публике и, казалось, сделал один глубокий вдох, прежде чем его пальцы нашли нужные клавиши и прозвучал вступительный аккорд. Это снова было по — другому-Армин почувствовал, как его грудь сжалась ещё сильнее, и когда он понял, что Жан собирается начать петь, он был уверен, что его сердце разорвется от такого сильного биения. Голос Жана был негромким, и в нем не было резкости его обычного тона. Его голос звучал… мягко, подумал Армин. Голос его был совсем не похож на его собственный, но всё равно отчетливо звучал Жан, и Армин не мог поверить, что у него такой большой талант. Он никогда раньше не упоминал, что умеет петь, и Армин даже не знал, что он так хорошо играет на пианино, но он был очарователен. Это была песня, которую Армин знал из стопки пластинок, которые Жан оставил ему для прослушивания, старая, медленная песня о любви тридцатых годов, которая что-то всколыхнула в нем, когда он услышал её в первый раз. Услышав это вживую от Жана, песня приобрела другой смысл, больше похожий на то, что он тосковал по любви, изображенной в текстах, и это вызвало слезы на глазах Армина. Он был уверен, что каждая девушка в комнате, хотя в деревне было не так много их ровесниц, была абсолютно влюблена в Жана, и Армин не мог их винить, хотя от этой мысли у него заныло в груди. Он пел так, словно обращался непосредственно к нему, но Армин знал, что в этом и было его очарование. — Если бы ты только дал мне право, — пел Жан, — обнимать тебя так крепко и чувствовать ночью твою близость. На этом слова закончились, но Жан продолжал играть, напевая мелодию поверх финальных аккордов, в то время как слезы текли по щекам Армина. Он не знал, почему так сильно плакал, но песня как будто говорила прямо с его сердцем. Может быть, это было потому, что в глубине души он чувствовал себя таким одиноким. Может быть, это было потому, что он хотел, чтобы Жан сказал ему эти слова. Армин стиснул челюсти и почувствовал, как внутри у него все рушится, не зная, что это значит для него самого. Эмоции, которые накапливались в нем с тех пор, как он встретил Жана, были такими запутанными. Была ли это просто дружба, или он лгал самому себе? Он так долго был один, что Армин не знал, сможет ли он ещё заметить разницу. Все, что он знал, это то, что он хотел, чтобы Жан был рядом с ним. Вытирая слезы с глаз, Армин даже не мог заставить себя хлопнуть вместе с остальными, когда песня закончилась. По какой-то причине он ожидал, что наступит какое-то ошеломленное молчание, но, несмотря на первоначальное удивление, никто не вел себя так, словно это было что-то из ряда вон выходящее. Они хлопали и аплодировали, а потом Жан сказал «Спасибо» и взял свой саксофон. Все это время Армин плакал. — Эй, — прошептал голос, когда следующий исполнитель встал. Армин почувствовал руку на своем плече. Подняв глаза, он увидел прежнюю девушку, Сашу. — Ты в порядке? — Я в порядке, — неубедительно фыркнул Армин. Она села на стул напротив и пододвинула Армину стакан с водой. — Он великолепен, не так ли? — Он потрясающий. — Я не видела тебя здесь раньше, — сказала она, слегка улыбнувшись ему, открывая упаковку чипсов. — Ты из города? — Да, — кивнул Армин. Наконец, его слезы высохли. — Я никогда раньше не видел такой живой музыки. — Подожди, серьезно? — воскликнула Саша с набитым ртом. — Неудивительно, что ты плачешь! — Это обычное дело? — Конечно, — кивнула она. — Я плачу каждый раз. Я думаю, что музыка более мощна, когда она происходит прямо там. Но… — Армин. — голос Жана громко прорезался сквозь толпу, и Армин посмотрел на него широко раскрытыми глазами, когда тот протиснулся к их столику. — Жан… — Привет, Жан, — сказала Саша, тыча Жана в руку и притягивая его для объятий. Она, казалось, совершенно не обращала внимания на то, как Конни ревниво наблюдал за происходящим из бара. — Отличный сет. — Спасибо, — пробормотал Жан, обнимая её в ответ, прежде чем посмотреть на Армина. — Да ладно тебе. Пошли. — Пошли? — спросил Армин, снова принюхиваясь. — Куда? — Давай, просто следуй за мной, — сказал Жан. — Дождь прекратился. Ты выглядишь так, словно тебе нужно подышать свежим воздухом. — Было приятно познакомиться с тобой, — быстро сказал Армин Саше, едва успев схватить свое пальто, прежде чем Жан ушел. — Мне тоже! — она помахала рукой и показала ему большой палец вверх. Армин поспешил не отставать от Жана, проскальзывая между группами людей, наблюдавших за следующим исполнителем. Он хотел взять его за руку, чтобы не отставать, но не сделал этого, вместо этого так крепко вцепившись в пальто, что костяшки пальцев побелели. Снаружи дождь прошел, и сквозь просветы в облаках были видны пятна звезд. Было намного холоднее, особенно по сравнению с теплом паба. Армин плотнее закутался в пальто и посмотрел на Жана, почти не зная, что сказать. Теперь он видел его в другом свете. Как будто они были ближе. — Ну и что? — спросил Жан, прислонившись к стене. — Что думаешь? — Что… о чем я только думал? Я даже не знаю, с чего начать… ты был потрясающим. Армин снова посмотрел на Жана, едва в состоянии выдержать зрительный контакт больше секунды, но увидел намек на беспокойство на его лице. — Ты так думаешь? — Конечно! Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше, но теперь я понимаю. Теперь я понимаю, почему ты так любишь музыку. Жить, как сейчас… Быть рядом… Жан улыбнулся; к удивлению Армина, он, казалось, испытал облегчение. Он поднял футляр для саксофона и жестом пригласил Армина следовать за ним. — Я рад, — сказал он, когда они пошли. — Я хотел, чтобы ты испытал нечто подобное. — Ты предоставил мне это. — Пока ты думаешь, что я лучший, я счастлив. — Очевидно… — застенчиво пробормотал Армин. — Когда ты начал петь, я… — Ты начал плакать, — закончил за него фразу Жан. — Я понимаю это. Это просто означает, что ты любишь музыку. — Ты когда-нибудь так плакал? — Я? Нет. Никогда. — Разве это не значит, что ты не любишь музыку? — Армин немного поддразнил его. — О, заткнись. Не заставляй меня признаваться в этом. — Ты только что это сделал! Ты ведь тоже плакал под живую музыку, верно? — Может быть, раз или два, — признался он. — Но ты не слышал этого от меня. — Понял, — Армин улыбнулся, как будто это был их секрет. — Я даже не знал, что ты умеешь петь! — Тогда мне придется петь ещё. Тебе понравилось? — Это была моя любимая часть. — В следующий раз я спою весь свой сет. — Мне тоже понравилась эта песня. Это было одна из моих любимых записей, которые ты выбрал для меня. — Ты их слушал? — спросил Жан. — Конечно, я слушал! Ты выбрал их для меня. Жан отвернулся, когда Армин сказал это, и при слабом освещении Армин не мог разглядеть выражение его лица. Он бы все отдал, чтобы знать, о чем тот думает. — Да ладно тебе. Пойдем прогуляемся по пляжу, — сказал Жан, меняя тему. — Так поздно? — Сколько тебе лет, двенадцать? Еще нет и десяти часов. — Здравствуйте, — надул губы Армин. — Знаешь, мне все равно нужно ехать домой. — Предложение всё ещё остается в силе, чтобы остаться у меня. — Все в порядке, — Армин покачал головой, его холодные щеки потеплели, когда он покраснел. — Давай просто пойдем на пляж ненадолго. Они спустились с небольшого холма к берегу. Несмотря на весь прошедший дождь, море было спокойным, волны медленно накатывали на песок. Высокий прилив сделал пляж узким, но все ещё оставалось более чем достаточно места, чтобы они могли идти бок о бок. Больше там никого не было; казалось, что все всё ещё наслаждались ночной музыкой, которую всё ещё можно было услышать как отдаленный гул. Когда они были вдвоем, Армин предпочитал звук песка, хрустящего под их сапогами. Жан поставил свой чемодан, поднял плоский камень, все еще мокрый от дождя, и со всей силы швырнул его в океан. Он приземлился с плеском вдалеке. — Я всегда был дерьмовым в том, чтобы бросать камни, — усмехнулся он. — Я так и не научился этому. — Это была твоя попытка? — Армин рассмеялся. — Ты только что бросил его. — О, я бы хотел посмотреть, как ты попробуешь! — Отлично, — засмеялся Армин, наклоняясь, чтобы найти хороший скользящий камень. Он подошел к береговой линии, бросая вызов волнам, чтобы промочить ноги. Движением запястья он послал камень четыре раза скользнуть по поверхности, и когда он, наконец, погрузился под воду, Армин повернулся и торжествующе посмотрел на Жана. — Ладно, выпендреж! — Жан рассмеялся. — Но ты можешь это сделать? Жан поднял ещё один камень и бросил его в воду, отправив его в полет. — Конечно, я не могу! Ты, должно быть, в десять раз сильнее меня! — Может быть, пять, — поддразнил Жан, наблюдая, как Армин успешно бросил ещё один камень. — Ты собираешься показать мне, как это сделать, или нет? — Конечно, — сказал ему Армин. — Возьми плоский камень. Убедитесь, что он гладкий и не слишком большой. Они потратили минуту на поиски, пока Армин не нашел тот, который был идеальным. Он отнес его обратно Жану, который тут же повернул его не в ту сторону. — Вот так? — Вовсе нет, кто научил тебя, как это делать? — Армин рассмеялся. — Никто! — сказал Жан, защищаясь. — Неудивительно, что тогда ты не можешь этого сделать, — сказал Армин. — Вот. Держи его вот так. Армин ничего не мог с собой поделать; как и Жан, когда учил его играть на пианино, Армин протянул руку, чтобы переместить пальцы Жана в нужное место. — У тебя холодные руки, — пробормотал Жан. — Как и твои, — ответил Армин, стараясь не сглотнуть и не выдать, как сильно на него подействовало это простое прикосновение. — Вот так. Держи его вот так. — Хм? А, точно. Да. Камень. — Да, камень, — сказал Армин. — Расслабь запястье и брось его так, чтобы плоский край ударился о воду, вращаясь. Когда Жан отдернул руку и бросил камень, тот упал прямо в воду. Армин не мог удержаться от смеха, когда Жан надул губы. — Как, черт возьми, ты это делаешь? Я сделал все так, как ты сказал! — Методом проб и ошибок, — сказал ему Армин. — Продолжай пытаться. — У меня есть еще один, — сказал Жан. — но… как ты снова держишь его? — Ты уже забыл? —Да. Мне нужно, чтобы ты показал мне. Армин почувствовал, как его желудок снова сжался, и он был рад, что света полной луны было недостаточно, чтобы выдать его румянец. Он снова переместил пальцы Жана в нужные места, медленные прикосновения, от которых его руки похолодели, но его сердце, казалось, вот-вот сгорит. Это было почти так, как будто вообще не было зимы. Жану потребовалось еще три попытки, прежде чем он успешно скользнул по камню, и радостное восклицание, которое он издал, наблюдая, как камень отскакивает от воды, прозвучало так, словно он только что выиграл в лотерею. — Вот тебе! — заорал он. Армин смеялся так сильно, что у него заболел живот, но он также находил Жана странно милым таким. Он казался намного более расслабленным, чем обычно, как будто в нем вообще не было стресса, как будто он был в своем лучшем состоянии. — Спасибо, — сказал Армин, сам того не желая. Слова просто слетели с него, и он никогда не имел в виду их больше. — Хм? — спросил Жан, когда он повернулся, чтобы посмотреть на него. — За что? — За это. За то, что пригласил меня сюда. — Ну, спасибо, что пришел, — сказал Жан, игриво пихая Армина в бок. — Мне нравится тусоваться с тобой, и я должен хвастаться, играя музыку. Что может быть лучше этого? Лицо Армина расплылось в улыбке, и слезы снова наполнили его глаза. Камень, который он собирался бросить в океан, оказался у него в кармане. — Знаешь что? Я не уверен. Была почти полночь, когда Жан наконец проводил Армина до его машины. — Паром, должно быть, уже перестал ходить, — сказал он. — Ты знаешь дорогу к мосту через реку? А твой обратный путь оттуда? Армин кивнул, отпер машину и потянулся, чтобы вытащить карту из бардачка. — Я проверил маршрут, прежде чем приехать, — сказал он. — Конечно, ты это сделал. — Жан закатил глаза. — Серьезно, хотя — пожалуйста, езжай безопасно по этим дорогам. Они настоящие суки, когда там скользко. — Я сделаю это, — заверил его Армин. — Обещаю. Было несколько секунд, когда ни один из них не хотел первым прощаться. — Когда я смогу увидеть тебя снова? — спросила Жан. Армин сглотнул. — Когда захочешь, — сказал он. — Тогда не уходи. Армин знал, что он шутит, но ему так хотелось, чтобы Жан говорил серьезно. — Я должен, — сказал он, хотя и не знал. — Как насчет послезавтра? Я буду в магазине утром, а потом у меня смена на другой работе, но… Я могу заехать вечером? — Я приготовлю ужин, — выпалил Армин. — Если… если ты хочешь. Я должен тебе после того, как ты дважды угостил меня обедом… — Конечно, — усмехнулся Жан, прежде чем хлопнуть по крыше своей машины. — Я люблю пасту. А теперь тебе лучше поехать домой, прежде чем ты уснешь за рулем. — Ладно. И… Жан? — Да? — Еще раз спасибо тебе. Я… действительно хорошо провел время. — Я тоже. Когда Армин выехал со стоянки и включил радио, показалось, что завтра может наступить недостаточно скоро.