С таким же успехом сейчас могла быть весна

Жан был прерван от одного из лучших снов, который у него когда-либо был, болью от когтей, впившихся в его ногу. Он взвизгнул, когда вернулся к реальности, с криком вскочив с дивана. Сначала он понятия не имел, что произошло, но потом увидел Стиви у себя на коленях и понял, что кот пытался его разбудить. — Стиви, — простонал он, но кот только мяукнул и прижался головой к ноге Жана, как будто чего-то хотел. — Ты, должно быть, голоден, ха. Жан дал себе несколько мгновений, чтобы полежать так, цепляясь за детали своего сна, прежде чем они ускользнули, как песок сквозь пальцы. Они с Армином были на крыше, как и прошлой ночью, но во сне солнце садилось, когда они лежали бок о бок. Подробности были туманны, но Жан знал, что он поцеловал его — то, что он тоже чуть не совершил глупую ошибку, сделав раньше. В реальной жизни Жан знал, что пожалел бы об этом, и был рад, что Стиви спас его от разрушения того, что у него было с Армином. Однако, когда дело дошло до сна, Жан всё ещё чувствовал, как призрак поцелуя Армина покалывает его губы, и он пожалел, что у него не было ещё пяти минут, чтобы насладиться этим, прежде чем его разбудят. Поцелуй во сне, вероятно, был бы блеклым по сравнению с реальностью — не то чтобы Жан когда-нибудь собирался это узнать, даже если бы он хотел этого всё больше и больше. Откинув волосы с лица, Жан сел и зевнул, заставляя себя прогнать воспоминания о прошлой ночи с Армином. Он не мог поверить, что вот так держал лицо в ладонях, но что было еще более удивительно, так это то, что Армин не отстранился — он наклонился. Был ли в этом какой-то смысл? Армин никогда не упоминал о том, что у него есть девушка, но даже сейчас… это не означало, что ему нравятся мужчины. Он мог просто вообще ни в кого не влюбляться, или стесняться говорить об этом, или… может быть, он чувствовал себя недостаточно комфортно, чтобы сказать Жану. Стиви снова мяукнул, и Жан встал как следует. Было холодно, поэтому он натянул носки, прежде чем отправиться на кухню, чтобы попытаться найти что-нибудь поесть для Стиви. Армина там не было, поэтому Жан подошел к чайнику и дотронулся до него тыльной стороной ладони, которая была совершенно холодной. Армин всегда казался человеком, который первым делом с утра заваривает чай, поэтому он предположил, что всё ещё спит. Как оказалось, снег действительно шёл всю ночь. Было семь тридцать утра, и солнце только-только всходило. Жан посмотрел на задний двор, весь припорошенный белым снегом, пока нарезал банан маленькими кружочками. Снега было немного; к концу дня, вероятно, все это исчезнет, но было приятно видеть, как трава блестит от мороза, а листья вечнозеленых растений сгибаются под тяжестью снега. Ему хотелось услышать хруст под ногами — это было приятное ощущение, как будто он наступил на опавшие листья. Жан поставил тарелку с нарезанным бананом на пол, легонько постучав по ней ложкой, чтобы Стиви знал, где её найти. Кот подошел, высоко подняв хвост, и сделал несколько осторожных вдохов, прежде чем поднять нос к еде и снова мяукнуть. — Серьезно? — спросил Жан, сбитый с толку тем, насколько это было суетливо. — Ты ел это вчера, будь благодарен. Ты мог оказаться там на холоде, знаешь ли. Стиви просто отвернулся, Жан вздохнул. — Отлично. Ты, должно быть, хочешь настоящей кошачьей еды, а? — Жан взял нетронутый банан для себя, поспешно съел его, затем натянул ботинки и схватил бумажник, прежде чем понял, что его куртка всё ещё у Армина. Он посмотрел на крючки у двери, где аккуратно висело пальто Армина, и решил, что оно, вероятно, подойдет ему достаточно хорошо, чтобы надеть его в магазин и обратно, учитывая, насколько оно велико для Армина. Носить его было лучше, чем мерзнуть, и он, конечно, не стал бы возражать. Румянец на щеках Жана, когда он тронулся в путь, был вызван не только морозной погодой. Пальто Армина пахло им, и хотя оно было немного коротковато на его руках, оно согревало. Каждый серый дом, мимо которого он проходил, был покрыт снегом. Перемены сделали все красивее. Жан подул на руки, чтобы согреть их, и был рад, что Армин живет так близко от маленького магазинчика на углу в конце улицы. Не обращая никакого внимания на то, кто там может работать, он вошел внутрь. Мгновенно он встретился глазами с Райнером. Они оба поморщились и попытались скрыть это улыбкой; было ясно, что ни один из них этого не ожидал и не был готов к этому. Но Жан никогда не был из тех, кто отступает от конфронтации. Он хотел получить ответы. — Итак, — сказал он, подходя к отделу кормов для домашних животных в крошечном магазине. — Ты знал. Райнер вздохнул и выглядел немного виноватым. Жан мог видеть его краем глаза. — Доброе утро, — сказал он. Он казался измученным. — Ты знал, — повторил Жан. — Бертольду пришлось через многое пройти, Жан. Он не хотел тебя злить. — Хотя он мог бы поговорить со мной. Он мог бы мне сказать. Он сказал тебе. — Потому что он догадался, что ты не воспримешь это хорошо, и он был прав, — сказал Райнер. — Это появилось из ниоткуда! — Жан раздраженно фыркнул. — Это было так давно. Ты отрицал это. — Нет, вы, ребята, просто не сказали мне. Как давно ты это знаешь? — Хм? — Насчет закрытия магазина. Как долго? — …Несколько недель. — Недели?! — Да, недели! — рявкнул Райнер. — Послушай, Жан, тебе нужно перестать вести себя так, как будто ты здесь жертва, когда Бертольд действительно проходит через это. Это нечестно. — Мне кажется, он рад этому, — пробормотал Жан. — Ну, это не так. Жан сглотнул. Он не знал, что думать и кому доверять — Райнеру или собственному чутью. Он держал банки с кошачьим кормом, но не сделал ни малейшего движения, чтобы отнести их к прилавку. Вместо этого Жан огляделся в поисках других вещей, которые можно было бы взять, тянул время. Он надеялся, что Армин любит консервированные персики. — А как насчет тебя? — спросил он. — Ты тоже уходишь навсегда? — Я хочу поддержать своего друга. Жан нахмурился и попытался проглотить обиду. — Значит, я не… — Конечно, ты тоже мой друг, Жан, — сказал Райнер. — Мы взрослые люди. Я не хочу выбирать такую сторону, как эта. Дело в том, что я должен растить Габи и вкалывать как проклятый, особенно теперь, когда Берт переезжает, а у меня уже не так много времени, как раньше. — Правильно. — Он сказал мне, что вы хотите закончить сочинение мистера Артлерта. — Я хотел сделать это для Армина. И меня. И вы оба тоже. Я думал, тебе это понравится. Нам нужна ваша помощь. — Жан… — Но неважно. Если ты тоже просто уходишь, я сделаю это дуэтом. Все в порядке. — подойдя, Жан положил свои покупки у кассы. — Я не хочу уходить… — Нет, ты можешь это сказать. Продолжай. — Жан. — Что тебя останавливает? — Ничего, потому что я только что сказал тебе правду. Я не хочу бросать музыку. Я хочу продолжать учить Габи, и я хочу играть с вами, ребята. Но это причиняет боль Бертольду, и я не хочу видеть, как ему причиняют боль. — Ему просто нужно время. — Я знаю, что он это делает. Он может даже прийти в себя. Но в течение пяти минут ты можешь просто уважать то, чего он хочет, вместо того, чтобы пытаться сказать ему, что он должен чувствовать? Жан закусил губу, наблюдая, как Райнер просматривает свои вещи. — Хорошо. — Спасибо. Ты же знаешь, что я забочусь о вас обоих. — Я знаю… — И ты тоже заботишься о нас, не так ли? — Я не знаю. Заткнись. — Да, да, плати. Кстати, для чего этот кошачий корм? И почему ты здесь в это время утром? — Вчера вечером остался у Армина. Слишком пьян и замерз, чтобы ехать домой на велосипеде. — Так ты покупаешь ему кошачий корм…? — Ой. Нет, это потому, что мы впустили Стиви. — Стиви вошёл? Это впервые. — Да, я знаю. Нам пришлось его искупать. Черт, это напомнило мне. У вас здесь есть кошачий шампунь? — Рядом с другими туалетными принадлежностями, да. Жан протянул руку, чтобы взять немного. Он знал, что позже должен был пойти с Армином за кошачьими вещами, но было разумнее сделать это сейчас, пока он ещё мог. Когда Райнер просмотрел его и добавил к своему общему количеству, Жан нахмурился. — Я чувствую себя довольно дерьмово из-за того, что вчера оставил Бертольда там одного. — Не надо. Это, вероятно, только ещё больше бы его напрягло. В любом случае, не похоже, что он был занят. Жан отдал деньги, прикусив нижнюю губу и подумав о своих друзьях. Он всё ещё был обижен, раздражен и расстроен. Но он тоже не хотел быть полным придурком. Возможно, в прошлом он удвоил бы свои силы и сражался бы на своей стороне, пока не победил, но сейчас он был лучше этого. Он уже не был тем дерьмовым подростком, каким был раньше. — Спасибо, — сказал он, когда Райнер передал ему сдачу. — Ты с Армином много общался, да? Жан почувствовал, как у него внутри все сжалось. — Я помогал ему по дому, — медленно сказал он. — А что? — Ничего! — сказал Райнер, подняв руки вверх, заявляя о своей невиновности. — Ты ведь не делаешь ничего хитрого, не так ли? Образ прошлой ночи промелькнул в голове Жана, и сон, в котором он целовался с Армином, последовал за ним, заставляя его ещё больше напрячься и нервничать. Было ли это очевидно? Неужели Райнер видел его насквозь? — И что это должно означать? — Ты ничего не берешь? — Что, например? — Я не знаю, например, записи или что-то в этом роде. Было смешно, что Жан почувствовал облегчение от того, что его обвинили в воровстве, но он действительно испытывал облегчение, когда альтернатива была гораздо более неловкой. — Конечно, я не такой! — сказал он. — Армин на самом деле продолжает давать мне вещи, которые я прошу его сохранить. Он… слишком мило. — Просто, когда дело дойдет до Берта… дай ему время. — Ладно. Я… я… Мне очень жаль, хорошо? — Я знаю, — сказал Райнер. — Кстати, магазин закрывается в следующую пятницу. Тебе, наверное, следует купить то, что ты хочешь, до этого. — Это так скоро… — пробормотал Жан. Он проглотил комок в горле, расстроенный, возможно, иррационально, тем, что место, которое он так любил, закрывалось, а он вообще не мог это контролировать. — Только не злись за это на Бертольда. Не похоже, чтобы он тоже имел какое-то право голоса. — Слышал, вы двое переезжаете вместе. Он что, валяется на твоем диване, пока не найдет себе место? — Ну, вроде как… Прежде чем Райнер успел объяснить, дверь в магазин снова открылась, и вошел пожилой мужчина, сразу же пристально посмотрев на них обоих. Жан и Райнер закатили глаза друг на друга и улыбнулись, для Жана было большим облегчением узнать, что оба его друга не совсем ненавидят его, даже если ему все еще было больно, что они ушли. — Я должен вернуться, — сказал Жан, немного более неловко, чем обычно. — Да. — Хорошо, хорошо, увидимся. — Увидимся, Жан. Входная дверь открылась прежде, чем Жан успел вставить ключ в замок. Она распахнулась, открыв Армина, стоящего там, выглядящего облегченным и смущенным. Жан решил, что он, должно быть, смотрел в окно. Он хотел объяснить, но потом увидел раскрасневшиеся щеки Армина и то, как он нервно поднял глаза, и вдруг Жан смог думать только о том, как сильно ему на самом деле хотелось наклониться и поцеловать его, как во сне. — Я ходил в магазин, — выпалил он, его взгляд всё ещё был прикован к губам Армина. Он заставил себя отвести взгляд. — И я, э-э, я одолжил твое пальто… Я не хотел тебя будить. Жан внимательно посмотрел на Армина и понял, что пальто, которое он одолжил накануне вечером, всё ещё накинуто на плечи его друга. Волосы Армина были мокрыми и завязаны сзади; должно быть, он только что вышел из душа. Даже сейчас он выглядел измученным, что, по мнению Жана, отчасти объяснялось тем, насколько он был пьян прошлой ночью. Тогда Жан находил это милым, но теперь он чувствовал себя виноватым. Что, если именно поэтому Армин не отстранился — не потому, что хотел поцеловать его, а потому, что он понятия не имел, что происходит? — Я думал, ты только что ушел домой! — воскликнул Армин, пропуская его внутрь. Жан чувствовал запах тостов и девчачьего шампуня Армина. У него были такие красивые, мягкие на вид волосы… так вот почему? — Извини, — пробормотал Жан, выходя из оцепенения. — Нет, не стоит, — засуетился Армин, беря сумку с покупками. — Я должен быть благодарен, о! У тебя кошачий корм, ты лучший! Я думаю, Стиви пытался найти меня. Его мяуканье разбудило меня. — Лучше, чем быть разбуженной когтем по ноге, — фыркнул Жан. — Он голоден. — Мне так жаль. — Армин извинился, как будто это была его вина. — ты в порядке? — Я в порядке, — усмехнулся Жан. — Ты видел снег? — Это красиво, — улыбнулся Армин. — Хотя он уже начал таять. — Я же говорил тебе, что снег здесь долго не держится. — Я рад этому. На кухне Армин доел свой мармелад и тосты, пока Жан кормил Стиви. Как только жестянка была открыта, он стал красться вокруг ног, пытаясь достать немного, хотя и не мог видеть. Он быстро поел. Они оба вздохнули с облегчением, когда увидели, что он поел, и он был таким хрупким и худым. Это казалось домашним, когда они делили утро. Это было приятно — Жан не мог вспомнить, когда в последний раз он с кем-то завтракал. — Как твоя голова? — спросил Жан. — Ты был довольно пьян прошлой ночью. — Я был не так уж плох, не так ли? — Что? Всё было в порядке. С тобой все было в порядке. — Какое облегчение, — пробормотал Армин. — И моя голова чувствует себя нормально, я просто очень устал. Как будто они оба ждали, что другой упомянет о том, что произошло на крыше, но ни один из них этого не сделал. Однако Жан не мог перестать думать об этом. Это было у него на уме, когда они вместе ели и пили кофе, когда он поднялся наверх, чтобы принять душ, и когда он рассказал Армину о том, как столкнулся с Райнером в магазине. — Он закрывается в следующую пятницу? — спросил Армин после того, как Жан закончил объяснять. — Это так скоро… — Я знаю, — сказал Жан. — Тебе нужно помириться с Бертольдом. — Я знаю, — согласился Жан. — Это просто… — Просто что? — Райнер сказал, что мне нужно дать ему время. — До чего? — Прежде чем я снова спрошу его о музыке. — Я думаю, тебе нужно позволить ему прийти в себя, — сказал Армин. — но… Я не знаю. У меня такое чувство, будто я сую свой нос не… — Нет, это мило. Ты чертовски умнее меня в этом деле. — Ты так думаешь? — Иначе я бы тебе об этом не рассказывал, — сказал Жан. Армин улыбнулся ему, и Жан понял, что он сказал бы ему всё, что угодно, если бы это означало, что они смогут поговорить ещё. Он не был уверен, когда начал приходить к Армину вместо вещей и тайны в доме, но его новый друг был лучшим, что случилось с ним за долгое время. Когда солнце поднялось выше и снег начал таять, Жан и Армин провели утро вместе. Они потеряли счет времени во время урока игры на фортепиано, который длился несколько часов, отвлекаясь на смех и шутки, но также и на совместную игру. Жан заметил, насколько лучше Армин становился между каждым их уроком. Это было так, как если бы он тренировался без остановки; его техника и музыкальность только улучшились, когда Жан показал ему новые способы игры. Он восхищался целеустремленностью и последовательностью Армина — Жан, конечно, не так быстро учился, но он полагал, что это у Армина в крови. Стиви, похоже, не собирался уходить в ближайшее время; Жану показалось, что он наконец-то заявил о своих правах на дом, который выслеживал годами. Он немного ревновал, если быть честным, желая сделать то же самое. Если он сядет и откажется двигаться, сколько времени пройдет, прежде чем Армин вышвырнет его вон? Может быть, стоило бы просто продлить возвращение домой, в тот темный и пустой дом, который он делил со своей матерью. Там было намного холоднее; она никогда не включала отопление, как Армин. После того, как они с Армином отправились по магазинам за кое-какими вещами для Стиви, Жан неохотно попрощался и снял замок с велосипеда с фонарного столба у дома. Он стер мокрый снег с сиденья и руля и поблагодарил Армина за то, что тот позволил ему остаться на ночь, прежде чем отправиться вниз по улице и через город, домой в свою деревню. Армин предложил подвезти его, но Жан отказался. Ему нужно было время, холод и тепло от физических упражнений, чтобы прочистить голову, прежде чем он вернется домой. Ему нужно было выбросить Армина из головы, иначе он сойдет с ума и повернется обратно, чтобы попросить остаться. Ему слишком нравилось оставаться на ночь. Как только Жан сошел с лодки и оказался на другом берегу реки, снег стал немного гуще, и ему пришлось в нескольких местах слезть с велосипеда, чтобы не поскользнуться на больших участках льда. На нём снова была его собственная куртка, и от неё пахло вином и Армином. Когда Армин предложил её обратно, Жан неохотно взял её, просто потому, что при виде его, накинутого на плечи Армина, холод стал таким, таким стоящим. Но Армин настоял, и теперь Жан чувствовал его запах и в одежде, которую он вернул, и в шампуне, которым он пользовался в душе Армина тем утром. Сейчас стояла прекрасная погода. На небе не было ни облачка, но вода все ещё капала на Жана от снега, тающего с ветвей деревьев. Он не возражал. Это было намного лучше, чем проливной дождь, к которому он привык в это время года. Вдалеке он видел облака, нависшие над городом, — может быть, снова пойдет снег. Когда лес скрылся за его спиной, Жан поехал по прибрежной тропинке и подумал о магазине. В следующую пятницу. У него было время до следующей пятницы, чтобы пойти туда и забрать последние вещи, в которых он нуждался. Трость собиралась стать проблемой; ему придется выкупить все оставшиеся акции и надеяться, что они продержатся у него достаточно долго. Соседи кивнули ему, когда он проходил мимо; чтобы потянуть время, Жан поболтал с ними о погоде, комментируя снег и то, как красиво выглядит их сад со всеми красивыми зимними цветами в цвету. Сад Жана состоял из серых плит внутреннего дворика, которые его мама выложила на последние их деньги несколько лет назад, просто чтобы ей не нужно было ухаживать за растениями. Жану нравился их старый сад, но у него не было особого права голоса в этом вопросе. Когда она решалась на что-то, было трудно сказать ей — нет. В конце концов, ему пришлось сдержаться и войти. Стоя у входной двери, Жан сбросил с плеч рюкзак и несколько мгновений отдышался, прислушиваясь к океану, который накатывал и накатывал под ним. Он синхронизировал свое дыхание к воде так, как учил его мистер Арлерт, когда он злился. Это был прием, который Жан использовал много раз, когда ему приходилось сдерживать свое разочарование, и он пожалел, что не додумался сделать это в музыкальном магазине два дня назад. Когда Жан вошёл внутрь, первое, что он заметил, было то, что внутри было еще холоднее, чем снаружи, на снегу — его мать никогда не включала отопление, потому что у них не было денег. Внутри было темно и совершенно тихо. Жану приходилось быть осторожным, чтобы не шуметь, потому что он не хотел разбудить свою мать и столкнуться с конфронтацией по поводу того, где он был. Он бесшумно прошел по дому; он знал, как передвигаться в темноте, каких половиц следует избегать. Однако, несмотря на все его усилия, когда Жан поднялся по лестнице, его мать стояла в дверях своей спальни. На ней был халат, а вокруг неё было завернуто несколько одеял. Она выглядела измученной; Жан мог сказать, что она не спала. — Где ты был? — спросила она. — Я был у друга, — сказал Жан. Было неприятно, что ему пришлось объяснять, где он находится даже в двадцать три года, но больше всего он просто волновался. Он беспокоился, потому что его мать выглядела так плохо. Даже при слабом освещении Жан видел, что ей становится все хуже, и он не знал, что делать. — У какого? — спросила она. — Я позвонила матери Бертольда. Она сказала, что тебя там не было. Ты был с Райнером? — Мама, — сказал Жан, подавленный. — Зачем ты это сделала? — Потому что я твоя мать. Ты был с Райнером? — Нет, я не был, — вздохнул Жан. Он был так смущен, что Бертольд, вероятно, знал, что его мама ищет его, особенно после того, как они поссорились. — Ты был с девушкой? — Что? Нет! — Не лги мне, Жан. — Я не лгу, — огрызнулся Жан, но он пожалел об этом, когда увидел боль в её глазах. — Тогда где ты был? — …Я был с внуком мистера Арлерта. Впервые за долгое время Жан увидел, как на лице матери промелькнуло какое-то чувство, которое не было усталостью или беспокойством. Она выглядела раздраженной. — Почему ты всё ещё ходишь туда, Жан? Я думала, что сказала тебе прекратить это. Тебе нужно сосредоточиться на своей карьере. Жан не мог этого слышать, но ему мерещился шум океана. — Я могу сделать и то, и другое. — Тебе нужно прекратить работать в этом магазине, Жан, ты зря тратишь время. — Да, ну, тебе не нужно об этом беспокоиться, — пробормотал Жан себе под нос. — На рыбацких лодках всегда найдется работа. — Я не хочу… — Нам всем приходится делать то, чего мы не хотим делать. Жан подумал о приливе, накатывающем и отступающем. Он не хотел спорить со своей матерью; он достаточно натворил этого в подростковом возрасте, и это не было хорошо ни для кого из них. — Я знаю, — сказал он, прикусив язык. — Ты думаешь, я хочу ходить на работу каждый день? — Я не думаю, что ты хочешь что-то делать, — с горечью пробормотал Жан, несправедливо. — Что это было? — Ничего, мам. — Хорошо. А сейчас я возвращаюсь в постель. — Хорошо. Жан наблюдал, как она вернулась в свою комнату, дрожа от холода и злясь и на него, и на себя. Он тихо вернулся в свою комнату, единственную в доме, где почти все время не были задернуты шторы, и открыл окно, наблюдая и слушая, как волны накатывают под ним. Он напевал про себя ту же песню, которую пел Армину на крыше прошлой ночью, и задавался вопросом, что, черт возьми, он собирается делать со своей матерью. Большую часть времени это была тихая проблема. Она держалась особняком, а Жан старался держаться подальше, насколько мог, подальше от тихого, но гнетущего дома, который он так ненавидел. Он был большой, прямо на берегу океана, с большими окнами, выходившими на воду. Жан прожил в этом доме на берегу моря всю свою жизнь, счастливо воспитанный обоими родителями, пока ему не исполнилось восемь, когда его отец ушел, и всё изменилось. Им следовало бы переехать. Им следовало бы продать дом, чтобы найти место, которое они могли бы себе позволить, но, как понимал Жан, его мать всё ещё цеплялась за воспоминания о более счастливых временах в этом доме, когда её муж всё ещё был рядом. Он ушел, не сказав ни слова; они с матерью Жана всё ещё были женаты, но он давно ушел, живя лучшей жизнью без своей семьи. Жан не очень-то хотел его знать. Он едва помнил этого человека — он был всего лишь незнакомцем, кем-то, с кем у него не было никакой связи. Все, что знал Жан, — это то, что он любил музыку. Это и их карие глаза были всем, что у них было общего. Жан хотел бы поставить пластинку, но не мог, пока его мать пыталась уснуть. Вместо этого Жан взял одну из книг, которые дал ему Армин, и лег на кровать, пытаясь читать, но вскоре его мысли начали блуждать, и все, о чем он мог думать, была та ночь на крыше, и что могло бы произойти, если бы он наклонился и поцеловал Армина, как он хотел.