С таким же успехом сейчас могла быть весна

Армин стоял у телефона после того, как Жан повесил трубку, уставившись на трубку со страхом, сжимающим его внутренности. Он не знал, что и думать. Бертольд и Райнер собирались приехать? Никогда в своей жизни он не знал кого-то, кого пригласил бы в чужой для них дом, но, учитывая, что они встретились, когда Жан ворвался, возможно, это не должно было быть таким сюрпризом. И все же Армин чувствовал себя более напуганным, чем когда-либо за долгое время. Играть перед Жаном и так было достаточно нервно, но с добавлением Бертольда и Райнера? У него не было ни малейшего шанса сделать это. Они были гораздо более талантливы, чем он, гораздо более осведомлены. Навыков, оставшихся у Армина с детства, было недостаточно, чтобы поднять его до их уровня. И это было чувство, от которого Армин чувствовал себя жалким ничтожеством. Он выпил две чашки ромашкового чая одну за другой, пытаясь успокоить нервы. Это не придало особого эффекта. Даже Стиви мог сказать, что что-то было не так — он отказывался отходить от Армина, мяукая, как будто пытался отвлечься от этого. Хотя Армин и ценил это, он всё ещё был невероятно напуган. Когда открылась входная дверь, Армин почувствовал, как у него свело живот. — Армин? — Голос Жана эхом разнесся по дому. — Я на кухне! — отозвался Армин. Жан явно устал, запыхался и немного вспотел, несмотря на холод. Эмоции Армина выдали его, когда он почувствовал, как внутри у него потеплело в присутствии друга. — Ты выглядишь дерьмово, — прокомментировал он. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Просто нервничаю, — пробормотал он. — Как прошла твоя поездка? — Эх, все было прекрасно. Ноги очень болят. В какой-то момент я подумал, что мои пальцы оторвутся от холода, но с ними всё в порядке, — сказал он, поднимая руку и шевеля пальцами в качестве доказательства. Он занял свое место на табурете рядом с Армином и положил руку ему на плечо, мягко сжимая. — Чего ты так боишься? — Жан… ты… ты точно знаешь, чего! — пролепетал Армин. — Бертольд и Райнер? — Да! Я ни за что не смогу играть перед ними! Они намного лучше меня! — Они не так хороши, как я, — поддразнил Жан. — И ты прекрасно играешь со мной. — Я не знаю их так, как знаю тебя. — Это не имеет значения. Ты можешь это сделать. Ты же знаешь, они милые, они не будут судить, если ты совершишь небольшую ошибку. — Я и близко не достаточно хорош. — Тебе не обязательно быть идеальным, это репетиция. Если бы все были идеальны с самого начала, то вообще не было бы смысла репетировать. Просто думай об этом как о хорошей практике. — Для чего? — Для нашего выступления в марте. Нам нужно, чтобы ты привык играть перед людьми. — Жан, я никогда не соглашался на это, ты же знаешь, что я тоже не могу этого сделать, так что… — А, — прервал его Жан. — Я же сказал тебе, не отвечай, пока не согласишься. Армин закусил губу. Он хотел сказать «нет» прямо здесь и сейчас, но что-то остановило его. Была ли в нем какая-то часть, которая действительно хотела выступить с Жаном? Вспоминая ту ночь, когда он увидел, как Жан играет в деревне, он вспомнил свое собственное желание создавать красивые вещи и делиться ими, желание, которое было связано со страхом и неуверенностью, но всё ещё было очень сильным. — Когда они будут? — вместо этого спросил Армин. Жан ухмыльнулся, по-видимому, удовлетворенный. — Не раньше чем через час. Подумал, что сначала у нас должно быть немного времени только для нас двоих. Армин отвернулся достаточно быстро, чтобы Жан не смог увидеть выражение его ярко-красного лица, когда он это сказал. — Хорошо, — пробормотал он. — Мы можем попрактиковаться? — Конечно, — ответил Жан. — Но давай спустимся в подвал — тебе придется использовать клавиатуру там, внизу, потому что мы все четверо никак не поместимся в столовой. — Вы все такие высокие, — пробормотал Армин. Его рост никогда не был чем-то таким, в чем он был неуверен, но, по общему признанию, рядом с тремя музыкантами он чувствовал себя крошечным. — Твой дедушка говорил то же самое. Он всегда был немного раздражен тем, что был намного ниже нас ростом. — Действительно? — Ага. Но из нас получилась симпатичная группа, что я могу сказать? — Жан усмехнулся. Жан был прав, подумал Армин, но не осмелился сказать об этом вслух. — Ты совершенно обычный, — поддразнил он. Жан выглядел удивленным и громко рассмеялся, взъерошив волосы друга. — Мне нравится, когда ты шутишь, — усмехнулся он, кивком головы приглашая Армина следовать за ним. — А теперь давай пойдем и немного потренируемся, пока не приехали ребята. Он пошел, но Армин на мгновение задержался, протянув руку, чтобы потрогать, где Жан спутал его волосы, а живот весь скрутило в узлы. В подвале было ещё холоднее, чем в остальной части дома. Холод, казалось, проникал во всё. В просторной комнате была отличная акустика, но каменные стены пропускали холод, а многослойные ковры на полу мало помогали. Армин редко спускался сюда — он всегда считал что это место Жана. Жан был здесь повсюду — Армин видел его почерк на нотах, сложенных в углу, одну из его рубашек, перекинутую через спинку стула, и подставку для саксофона, приготовленную для использования. Это не очень походило на подвал — внутри было светло и полно инструментов, но, безусловно, чувствовалось, что это так. Пока Жан бесшумно вдувал воздух в свой саксофон, чтобы нагреть медь и дать металлу достаточно расшириться, чтобы оставаться в гармонии, Армин проскользнул обратно наверх, чтобы захватить портативный обогреватель, который он держал в своей спальне на чердаке. Как всегда, он улыбнулся, увидев окно, выходящее на крышу, вспомнив, как они с Жаном вышли туда в ту ночь, когда шел снег, и он почувствовал, что всё как-то изменились. Может быть, когда-нибудь они смогут сделать это снова. Жан отлично справлялся с тяжестями, когда Армин вернулся, таща обогреватель вниз по лестнице. — Тебе так холодно? — Он рассмеялся, наблюдая, как Армин мучается. — А тебе нет? Здесь так холодно! Я даже не могу заставить свои руки работать! — Это не просто так называется разминкой, — усмехнулся Жан и положил саксофон, чтобы помочь ему. — Я знаю, — фыркнул Армин, — Но я ненавижу холод. — Ну, подожди месяц или два, и весна будет здесь. — И дождь. — Ты сегодня в плохом настроении, — поддразнил Жан, ткнув его в бок. — Я просто нервничаю. — Перед выступлением? — Нет, Жан, я даже на это не согласился! — У тебя есть семь недель, чтобы сказать «да». — О, ты сейчас считаешь недели? — Ага. Так что у тебя есть полтора месяца, чтобы почувствовать себя лучше. — Я нервничаю из-за Бертольда и Райнера, не только из-за этого, — нахмурившись, сказал Армин. — Ар… Я говорил тебе об этом. Они не будут судить. — Я просто хочу быть идеальным. — Ну, это невозможно. Если только ты не я, но я другой. — Ха ха. — Но серьёзно. Я все время лажаю, ты просто не замечаешь, потому что я веду себя так, как будто это должно было произойти. Всё дело в правильном отношении. Если ты плохо отреагируешь на одну маленькую ошибку, это укажет на неё гораздо сильнее, чем если бы ты просто проигнорировал её. — Ты действительно так думаешь? — Я это знаю. Твой дедушка научил меня этому, так что тебе лучше послушать. Армин прикусил губу, а затем отвернулся, не споря, вместо этого вдувая воздух в сложенные ладони, чтобы согреть их. Когда он был готов, Жан показал ему, как включить клавиатуру и какие настройки использовать. Армин привык к пианино наверху, но обнаружил, что играть стоя тоже довольно весело, и позволяло ему свободно пользоваться руками. Это сильно отличалось от того, чтобы быть запертым в этой крошечной столовой. Клавиши ощущались прямо под пальцами. Поставив то, что у них было из их композиции, на пюпитры перед ними, Жан и Армин приготовились играть вместе. Жан стоял напротив, и они смотрели друг на друга с улыбками на лицах. Армин более чем немного нервничал, но ему хотелось это сделать. Он хотел поиграть с Жаном. Пьеса была медленной и исполнялась саксофоном как в оригинальной версии, так и в их аранжировке. Хотя и не совсем грустная, мелодия была тоскливой и почти несчастной, как сожаление, с аккордами пианино, мягко поддерживающими её движение. Армин чувствовал, как его переполняют эмоции, и, наблюдая, как Жан погружается в этот момент, он мог расслабиться и почувствовать, что тоже отдается музыке. Здесь, внизу, было легче. Это казалось правильным. Он мог бы забыть о своих ошибках, как и сказал Жан, и наслаждаться ощущением того, что он что-то делает. К тому времени, когда они дошли до конца музыки они оба запыхались и сияли. — Это было другое чувство, — сказал Жан. Армин видел, как его глаза сияют от волнения, и задавался вопросом, выглядят ли его собственные так же. — Это действительно так, — сказал он. — Ты так хорошо играл, Армин, ты… ты брал уроки за моей спиной? — Что? Нет! — Армин рассмеялся. — Ты уверен, что не изменял мне с другим учителем фортепиано? — Я не могу вспомнить, чтобы мы решили пойти эксклюзивно, — поддразнил Армин в ответ, не в силах удержаться, его щеки вспыхнули ярко-красным. Жан на мгновение выглядел потрясенным, прежде чем расхохотался, на его лице не было ничего, кроме радости. Армин тоже засмеялся, охваченный этим, переполненный счастьем. Его руки дрожали от этого ощущения. Он был так счастлив. Он был так счастлив, что встретил Жана, что они стали друзьями, что он снова начал учиться музыке и что Жан действительно думал, что у него это хорошо получается. Тепло от переносного обогревателя наполнило комнату и распространилось по груди Армина. Его щёки болели от такой сильной улыбки; он чувствовал себя сытым и довольным, как будто хорошо поел. — Давай ещё раз, — сказал Жан. — С самого начала. Они пробежались по пьесе ещё несколько раз, чтобы понять, что сработало, а что нет. Армин заметил несколько аккордов, которые он хотел поменять местами, и записал свои идеи прямо под идеями Жана. Ему нравилось, как их почерк смотрелся рядом. Поиграв ещё раз, Жан потащил Армина наверх на ещё одну чашку чая, чтобы успокоить нервы до прихода Берта и Райнера. После такой хорошей игры Армин почувствовал себя немного лучше, но осознание того, что его будут слышать и судить люди, которых он едва знал, всё ещё пугало. Особенно когда они были друзьями Жана. Звонок в дверь раздался на десять минут позже, чем рассчитывал Жан. Стиви немного оживился, так что Армин подобрал его по дороге, чтобы открыть дверь. Он не хотел, чтобы его кот был расстроен или напуган слишком большим количеством голосов и звуков, происходящих, когда он не мог видеть, что происходит. — Привет, — сказал Райнер, поднимая пакет с шестью банками пива внутри. — Спасибо, что пригласил нас! — Я сказал ему не приносить это, — смущенно сказал Бертольд, выглядя неловко. — Жан сказал, что ты не пьёшь, но он настоял. — О, э-э, все в порядке, — сказал Армин, прижимая Стиви немного ближе к себе. — Входите. Жан сейчас на кухне, так что… — Срань господня, — пробормотал Райнер. — Жан не шутил, когда сказал, что Стиви теперь настоящий домашний кот. — Он вроде как просто зашёл и никогда не уходил, — застенчиво сказал Армин, отступая в сторону, чтобы два больших парня могли пройти мимо него в дом. — Я всегда говорил, что он милый, — кивнул Райнер. — Мистер Арлерт любил кормить его кусочками своего бутерброда. И ему показалось забавным, что Жан тоже назвал его Стиви. Армин не мог не чувствовать себя немного грустно, когда все говорили о том, что знают его дедушку намного лучше, чем он, но он просто улыбнулся и повел их на кухню. — Похоже, группа снова собралась, — усмехнулся Жан. — Ну, на самом деле нет. Но по духу. — Привет, Жан, — сказал Райнер. — Принес пиво. — Круто, спасибо. — Здесь все выглядит совсем по-другому, — сказал Бертольд, задержавшись в дверях и оглядываясь по сторонам. — Мы с Армином очень много работали, — сказал Жан. — Это заняло целую вечность, но мы, наконец, привели в порядок большую часть вещей. Я знал, что мистер Арлерт был неряшлив, но это было что-то другое. — И это говоришь ты, — фыркнул Райнер, — Который половину времени даже не мог вспомнить, чтобы положить карандаш в футляр для саксофона. — Эй! — Жан рассмеялся. — Это было тогда, придурок. Теперь я более ответственен. — О, Армин, ты бы видел, каким был тогда Жан, — продолжал Райнер. — Райнер, заткнись… — У него был такой вспыльчивый характер… — Райнер! — крикнул Жан, и когда Армин увидел, как он покраснел, он не смог удержаться от хихиканья. — Каким он был? — спросил он. Жан посмотрел на него так, словно он был предателем. — О, он бы накричал на всех, — сказал Райнер. — Особенно на других детей в школе. Боже упаси, чтобы кто-нибудь… — Какой смысл пытаться настроить Армина против меня? — Жан засмеялся. — Мы просто вспоминаем, — поддразнил Бертольд. Армин был удивлен, что Бертольд тоже в этом замешан, но ему это действительно показалось забавным. Он тоже был рад за Жана — прежняя неловкость исчезла. Армин заметил, как близко стояли Бертольд и Райнер, и как рука Райнера лежала у него на пояснице, но в этом не было ничего странного или необычного. Они все были довольны тем, как обстояли дела, и это заставляло Армина чувствовать себя более непринужденно и самим собой. Райнер и Жан выпили по банке пива, в то время как Армин и Бертольд просто пили воду. Они поговорили о новой работе Бертольда в пекарне — Армин узнал, что Бертольд питал пристрастие к выпечке, о котором Жан никогда раньше ему не говорил. Жан и Райнер ссорились и скандалили, но это не было неожиданностью. Армин был удивлен, почувствовав себя довольным и по-настоящему счастливым оттого, что его тесная кухня на самом деле была полна друзей. — Значит, ты работаешь в книжном магазине? — спросил Бертольд. Он сел на табурет у стойки для завтрака рядом с Армином где обычно сидит Жан. — Да, — улыбнулся Армин. — Там тихо, но я действительно люблю читать. У меня есть много времени, чтобы подумать. — Тебе нравится художественная литература? — Я предпочитаю нехудожественную литературу, но я много читал… — О, мне нравится Диккенс, — сказал Бертольд. Армин улыбнулся ему. — Я тоже! — Какую художественную литературу ты читаешь? — Мне действительно нравится история, — смущенно признался Армин. — Теперь я помню, что сказал Жан. История России, верно? — О, эм, иногда… — Армин покраснел. Жан помнил? Не только то, что ему нравилась история, но и то, что он читал её во вторую или третью встречу? Он всё больше и больше начинал чувствовать, что между ними было что-то такое, что он не мог игнорировать, но Армин боялся. Когда они с Бертольдом больше говорили об истории, Диккенсе и выпечке, Армин не мог избавиться от беспокойства в глубине души, что он цеплялся за Жана, потому что был так отчаянно одинок до их встречи. Что это были за чувства? Что, если это действительно была просто дружба, в которой он отчаянно нуждался, и он всё перепутал? Армин знал, что у него есть склонность к чрезмерным размышлениям, и ему хотелось бы просто знать это без вопросов. Он посмотрел на Жана. Он стоял, прислонившись к стойке, и смеялся вместе с Райнером, поднеся банку к губам. Он казался таким счастливым, его смех был мелодичным и радостным. У него была ямочка на левой щеке, на которую Армин любил смотреть, и его зачесанные назад волосы действительно отросли. Его борода была немного растрепанной, как будто он давно не брился, но от этого у Армина скрутило живот в узел. И его руки, такие большие, чем его собственные, с длинными идеальными пальцами, к которым Армин хотел прикоснуться… всё в нём было опьяняющим. Армин хотел бы, чтобы весь остальной мир был так же прекрасен, как он. Но… что, если он просто был одинок? Что, если бы это было не так? — Армин? — спросил Бертольд. — Ты в порядке? — Хм? — Армин вышел из транса. Его поймали на том, что он пялился. — Ты смотрел на него, — сказал Бертольд, мягко улыбаясь. В его глазах было узнавание. — Я, — прошептал Армин. — Это… всё в порядке? Он не хотел спрашивать, но слова вырвались прежде, чем он смог их остановить. — Конечно, всё в порядке. Знаешь, я тоже смотрю на Райнера. — Они обменялись понимающим взглядом. Армин чувствовал, что его заметили, и это не было ужасно. Это даже успокаивало. Это было нормально. — Хорошо, Армин, — сказал Жан. — Ты готов? — Хм? — Пойти и немного поиграть, дурачок. Я хочу показать Берту и Райнеру, над чем мы работали. — О… Всякое чувство расслабления исчезло, как только Армин вспомнил, что сейчас ему нужно играть. Раньше это было так легко, но теперь Армин чувствовал, как дрожат его руки, и знал, что будет трудно сыграть даже один аккорд. — Давай, с тобой все будет в порядке. Армин точно знал, что с ним, вероятно, не всё будет в порядке. Он снова забирался в свою голову, он знал это, но это никак не мешало ему всё глубже погружаться в собственную неуверенность. — Хорошо, — пробормотал он. По крайней мере, подумал Армин, теперь в подвале было тепло. Они вчетвером спустились вниз; Армин был единственным, кому не пришлось пригибаться, проходя через дверной проем. — Прошло много времени… — пробормотал Бертольд. Когда Армин посмотрел на него, он выглядел грустным, как будто вспоминал то, что никогда не вернется. — Конечно, — сказал Райнер. Он подошел к ударной установке и сел, подобрав палочки, которые лежали на снэре. Он умело крутил их на пальцы, ухмыляясь. Жан выглядел более взволнованным, чем Армин когда-либо видел его. Когда их глаза встретились, он засиял от счастья, и Армин, несмотря ни на что, не смог удержаться от ответной улыбки. — Что это за произведение, Жан? В нём есть текст? — Нет, — сказал Жан, — Никаких текстов. На самом деле это больше блюз, чем джаз. У меня какое-то грустное чувство. — Хм, — сказал Райнер. — Считай, что мне это интересно. — Что, раньше тебе интересно не было? — Жан усмехнулся. — Просто играй уже, хорошо? Пока они препирались, Армин стоял у клавиатуры и ловил себя на том, что нервничает всё больше и больше. Бертольд и Райнер казались здесь такими непринужденными, пока он был напряжен. Армин не знал, как вернуть то чудесное, расслабленное чувство, которое было раньше. Теперь он был только напуган. О чем он думал, что делал? Кем он себя возомнил… — Армин, — сказал Жан. — Ты выглядишь так, словно тебя вот-вот вырвет… — Я в порядке, — пробормотал Армин. Он чувствовал себя самозванцем, но и подводить Жана тоже не хотел. — Тебе не нужно нервничать, — подбодрил его Бертольд. — Ты можешь это сделать. — Я могу попробовать… Жан взял свой саксофон и одарил Армина улыбкой, которая никак не помогла избавить от ощущения в животе. — Пойдем, — сказал он. — Давай поиграем. Как и раньше. Как и раньше, напомнил себе Армин. Он глубоко вздохнул и наблюдал за Жаном, а затем они начали играть. Это было не так просто, как раньше, но руки Армина по — прежнему правильно двигались по клавишам. Ему нужно было сосредоточиться, и он обнаружил, что пристальный взгляд на пианино помог ему выбросить из головы ощущение, что за ним наблюдают и слушают. Бертольд и Райнер вели себя совершенно спокойно, но Армин был слишком напуган, чтобы поднять глаза, боясь увидеть их реакцию. Жан, как всегда, был самим совершенством. В том, как он играл, было что-то такое, что отличалось от любой музыки, которую Армин когда-либо слышал. Может быть, это были долгие часы практики и самоотдачи, или его природный талант, или просто страсть. Армину нравилось, как он играл. Всё в нём было вдохновляющим. — И это всё, что у нас есть на данный момент, — сказал Жан. Армин был поражен, когда понял, что они уже закончили — он полностью отключился, но каким-то образом всё ещё умудрялся продолжать играть. На мгновение воцарилась тишина. Армин продолжал смотреть на клавиши, всё ещё слишком напуганный, чтобы поднять глаза на их крошечную аудиторию. В конце концов Бертольд нарушил молчание. — Вы действительно можете сказать, что это была его работа, — тихо сказал он. Его голос был тихим, как будто он не хотел нарушать атмосферу, но сердце Армина билось так сильно и быстро, что оно уже было испорчено для него. — Ты так думаешь? — спросил Жан, Бертольд кивнул. — Хорошо. Я надеялся на это… Хотя я никогда раньше не слышал ни одной из его композиций, у меня было такое же чувство. Армин нахмурился. Он никогда не испытывал ничего подобного. Но тогда, предположил он, он вообще никогда не знал этого человека. Это были не его мысли, чтобы их иметь. Во всяком случае, эта вещь напомнила Армину о Жане. — Мне нравится, — сказал Райнер. — Ты серьезно играешь всего несколько месяцев? — Нет, я… я играл кое-что в детстве, — покраснел Армин, застенчивый и смущенный. — Он потрясающий, — заявил Жан. — Не позволяй ему притворяться, он действительно талантлив. — Жан, не надо… — Так и есть, — сказал Бертольд. Армин наконец поднял на него глаза и с удивлением увидел, что Бертольд выглядит взволнованным. — Это потрясающе! Армин и Жан с надеждой переглянулись. — Спасибо, — застенчиво пробормотал Армин. — Ты действительно его внук, — сказал Райнер. Он положил палочки на место и встал, выскользнув из-за ударной установки. Затем они с Жаном начали говорить о последовательности аккордов и о выборе, который он сделал с мелодией, в то время как Армин отстал, медленно выключая клавиатуру, чтобы выглядеть занятым. Он всё ещё стеснялся и не знал, что сказать, чтобы присоединиться к разговору. Он будет чувствовать себя так, как будто вмешивается. Они поднялись наверх и сели в гостиной. Жан и Райнер выпили ещё немного, и так как никто из них ещё не ужинал, Армин решил заказать пиццу. Его руки всё ещё дрожали, когда он держал телефон. Смех и музыка доносились из гостиной; Жан и Райнер пели. Армин покраснел и пробежал глазами заказ, отвлекшись на голос Жана. Он вспомнил, как подпевал пению Жана в лодке, и скучал по тому, как они звучали вместе. Однако он не присоединился к ним, когда вернулся. — Могу я задать любопытный вопрос? — спросил Райнер, глядя на Армина. — О, эм… наверно? — Была ли какая-то ссора между твоим отцом и мистером Арлертом? Армин замолчал, моргнул. — Прости, что? — Райнер, — упрекнул его Бертольд. — Ты ведешь себя грубо. — Я спросил, могу ли я спросить! — Это не значит… — Нет, это… все в порядке, — сказал Армин, не желая, чтобы Райнер и Бертольд ссорились. — Тебе интересно, почему он не оставил дом моим родителям? — Да… И почему ты никогда не встречался с мистером Арлертом. Что там происходит? Жан бросил на Армина встревоженный взгляд, но Армин отмахнулся от него, как будто говоря, что все в порядке без слов. — Ну… мои родители умерли, когда я учился в университете, — объяснил он. — Ой. О, черт, — сказал Райнер, морщась. — Прости, я не имел в виду… — Всё в порядке, — настаивал Армин. — Но на самом деле, я не думаю, что был какой-либо шанс, что он оставил бы это место им, даже если бы они были живы. Что ж… Я не уверен, но, похоже, так оно и есть. — Но всё же, почему? — Мой отец просто никогда не говорил о нём. Казалось, что у них были плохие отношения, но я так и не узнал, что произошло. — О, — сказал Райнер. — Эта пьеса была для Армина, — тихо сказал Жан. — Но… он не успел её закончить. — Я помню, как ты это говорил, — кивнул Бертольд. Его голос тоже был мягким, как будто он боялся кого-нибудь расстроить. — Ты хотел бы знать, почему они не разговаривали, Армин? Все взгляды были прикованы к нему, и Армин, казалось, немного съежился. — Я… не знаю. Наверное, я мог бы как-нибудь это выяснить. Я ещё не просмотрел все его личные вещи. — Что тебя останавливает? — сказал Бертольд. — Я не знаю, смогу ли я… — Почему нет? — спросил Райнер. — Это просто кажется неправильным, — объяснил Армин. — Как будто я просто… Прежде чем он успел закончить фразу, Армина прервал громкий стук в дверь. — Пицца, — усмехнулся Жан. — Наконец-то я умираю с голоду. Я принесу. — Подожди, Жан, я дам тебе деньги… — Я сказал, что принесу, — улыбнулся Жан и направился к двери быстрее, чем Армин успел за ним последовать. Каким-то образом Жану удалось убедить троих остальных съесть пиццу на крыше. Несмотря на то, что Армину это казалось худшей идеей в мире, Жан счел её блестящей, и как только Райнер согласился, Армин и Бертольд не смогли заставить эту пару передумать. Райнер и Жан были гораздо более упрямыми. — Я поднимусь первым, — объявил Жан. — Райнер, ты потом. — Понял, — рассмеялся Райнер. — Он же не собирается рухнуть вниз, не так ли? — Надеюсь, что нет, — сказал Армин, внезапно забеспокоившись ещё больше. — Может быть, нам не стоит… — Не будь ребенком, — сказал Жан. — Все будет хорошо, так что тебе лучше выйти после. В качестве благодарности за пиццу. — Я собирался… О, хорошо, — смягчился Армин, зная, что не сможет остановить слегка подвыпившего Жана, когда он вылезал из маленького окошка. Звезды были так же, как и в тот первый раз, когда они с Жаном выбрались сюда. Они вчетвером сидели бок о бок на крыше, Жан подпевал песням, звучавшими из проигрывателя в комнате Армина, пока кто-то с улицы внизу не крикнул ему, чтобы он заткнулся. Он обнаружил, что ему снова весело, даже если он больше слушал, чем говорил. Холод обжег щеки Армина, но он сидел так близко к Жану, что их ноги соприкасались, и это заставило его забыть обо всем этом. — Особенность отцов, — сказал Райнер, немного пьяный, — В том, что они почти всегда отстой. — Райнер, только не это снова, — вздохнул Бертольд. В руке он держал почти нетронутый кусок пиццы. — Ты знаешь, что я прав! — Я знаю, но давай же. Не после того, как… — Ой. Правильно, да. Извини, Армин. — Все в порядке, — сказал Армин, качая головой. — Я тоже думаю, что ты прав. Мой отец был хорошим человеком, но… моим друзьям детства не так повезло. — Видишь, Берт? — сказал Райнер. — Это просто не очень приятная тема, Райнер. Мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? — А как насчет дядей? — Райнер, — резко сказал Бертольд. Армин был удивлен тоном его голоса, но в то же время немного заинтригован. — Дяди? — спросил он. Жан напрягся рядом с ним. — Я вырос со своим дядей, — объяснил Райнер, указывая на свой слегка искривленный нос. — И он был куском дерьма. Габи — его ребенок, но я воспитываю её не просто так. Армину не нужно было больше ни о чем спрашивать — он все понял. Он хотел бы, чтобы трое его друзей получили лучшее воспитание, чтобы они выросли более счастливыми. Он снова погрузился в свои мысли, когда Бертольд перевел разговор на что-то более беззаботное. Жан и Райнер просто становились все более и более шумными; когда они решили заняться армрестлингом. — Я победил! — Райнер зааплодировал, согнувшись и подмигнув Бертольду, который сделал вид, что ничего не заметил. — Хорошо, Жан. Попробуй… прогуляться по крыше. — Что? — спросил Армин, наконец-то снова включившись в разговор. — Жан, это… это действительно плохая идея. — Договорились, — согласился Жан. — Я не отступлю от вызова, я буду выглядеть ещё большим слабаком перед моим… перед Армином. Куда мне нужно идти пешком? — Перелезь через верх, чтобы оказаться на задней стороне сада, — ухмыльнулся Райнер. — Это плохая идея, — эхом отозвался Бертольд. Армин вспомнил свое первое предположение о том, что Бертольд ему понравится, и почувствовал облегчение оттого, что оказался прав. — Мне все равно, — засмеялся Жан. — Райнер, подержи пиццу. Я это сделаю. Армин чувствовал себя беспомощным, чтобы остановить Жана, когда его подтолкнули подняться на другую сторону крыши. Он чувствовал, как сердце колотится в горле, а в животе образовалась пустота, все хорошие чувства улетучились, когда его охватило беспокойство. — Жан, пожалуйста, — сказал он, но Жан уже ушёл, карабкаясь по плиткам и перелезая через них, чтобы добраться до другой стороны. Армин чувствовал себя слишком неуверенно, чтобы по-настоящему преследовать его, и когда он попытался пошевелиться, то почувствовал, что начинает скользить, и ему пришлось держаться за Бертольда, чтобы не упасть. — Я сделал это! — крикнул Жан, окликая с другой стороны. — Я сделал это, так что ты можешь перестать… Голос Жана оборвался криком; Армин почувствовал, как его кровь застыла холоднее зимнего воздуха, когда всё замедлилось. Он мог бы поклясться, что слышал порыв ветра громче музыки, когда Жан упал на землю, но ничто не было громче треска, когда он ударился о кусты внизу. Секунда тишины после этого была самой жуткой из всех, её прервал только его собственный голос, выкрикивающий имя Жана, когда его инстинкты взяли верх, и он бросился обратно к окну, чтобы попытаться добраться до него. Какой-то частью своего сознания он знал, что Бертольд и Райнер были прямо за ним, но всё, на чем он мог сосредоточиться, — это ставить одну ногу перед другой, поднимаясь с пола своей спальни и спускаться по двум лестницам, чтобы выйти в сад за домом. С ним всё в порядке? Что, если случится худшее? — Жан! — он плакал, открывая дверь и обнаруживая его там, в кустах, казалось был в порядке, но определенно в шоке, ошеломленный и сбитый с толку. Армин не мог переварить облегчение, которое он почувствовал, когда увидел, что он оглядывается, глаза расфокусированы, но открыты — он очнулся и в порядке. — Моя нога, — сказал Жан, указывая, и у Армина свело живот, когда он увидел, что нога Жана определенно сломана. — Это кажется неправильным… — Жан! — крикнул Бертольд, бросаясь к нему. — Что я сделал… ты в порядке? — У меня с ногой что-то не так, — повторил Жан. Он немного запинался от шока. — Ты упал с крыши, — дрожащим голосом сказал Армин, опускаясь перед ним на колени, беря его за руки и желая, чтобы он мог обнять его и просто заплакать от облегчения. — Нам нужно добраться до больницы, — сказал Бертольд. Он был призрачно-белого оттенка. — Райнер. — Я понесу его, — сказал Райнер глухим голосом. — Я отнесу его к машине Армина. — Да, — сказал Армин, снова поднимаясь на ноги и глядя на Жана. Всё могло бы пойти намного хуже, чем только что, но шок и ужас от этого всё ещё были свежи в его сознании, адреналин бурлил в его теле. Он последовал за Райнером, который нес полубредящего Жана к машине, смутно осознавая одну вещь. Его чувства к Жану определенно были чем-то большим, чем просто его собственное одиночество