С таким же успехом сейчас могла быть весна

— Я надеюсь, вы знаете, как вам повезло, — сказал доктор, глядя на Жана поверх очков. — Это закрытый перелом. Комната была стерильной, ослепительно белой, отчего у Жана защипало в глазах. Он лежал, задрав одну ногу, на неудобной кровати. Бумажный лист под ним шуршал при каждом движении, смешиваясь с гулом различных машин, отчего Жан чувствовал себя напряженным. Он ненавидел такую почти тишину; ему хотелось послушать музыку. Ему было трудно успокоиться без этого. В течение последних двух часов все входили и выходили из комнаты, его тыкали и просили пошевелить ногой, ему светили в глаза и заставляли отвечать на одни и те же вопросы снова и снова разные люди. Теперь он, наконец, выяснял степень повреждений, полученных им при падении с крыши. Доктор показал рентгеновский снимок, на котором было ясно, что малая кость в левой икре Жана сломалась, когда он упал с крыши. Жан всё ещё был немного в тумане и испытывал сильную боль, разочарование и раздражение, но он действительно чувствовал себя счастливым. — Как вы можете видеть, в малоберцовой кости есть явный разрыв. Я очень удивлен, что вы пережили то падение без каких-либо других травм, кроме легкого сотрясения мозга. — Смогу ли я ходить? — спросил он, и это рассмешило доктора. — Нет, абсолютно нет. На заживление уйдет от шести до восьми недель, как только мы наложим в гипс. О вождении также не может быть и речи. — Правильно… — Мы предоставим вам пару костылей, но рекомендуется отдохнуть. Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Кирштейн? — Я официант. — Ладно. Что ж, тебе придется взять немного оплачиваемого отпуска. Ты сможешь получить записку от своего лечащего врача. Ты живешь со своей матерью, верно? — Да… — Тогда всё в порядке, пока ты не живешь один. — Но… — Просто подожди там секунду, я позову медсестер, чтобы они могли наложить гипс. После этого ты сможешь уйти. Он вышел, и Жан почувствовал себя таким же пустым, как и дома. Он не хотел возвращаться туда, застряв там на следующие восемь недель со своей матерью. Как он должен был дышать, выходить — как он собирался играть на саксофоне? Его мать не позволила бы этого. Ему придется неделями не играть, не видеться с Армином… Жан не знал, что было хуже. Он чувствовал себя таким глупым. О чем он только думал? Забираясь вот так на крышу, беспокоя Армина — он был таким идиотом. Он жалел, что не слушал. Однако он не мог удержаться от желания немного покрасоваться и посмотреть, к чему это его привело. Жан в отчаянии закусил губу, уставившись на свою сломанную ногу. Ему придется найти какой-нибудь способ не сойти с ума, когда он вернется домой. Но как он мог пригласить Армина в гости? Его мать ясно дала понять, что ей не нравится иметь ничего общего с мистером Арлертом, не говоря уже о его внуке. Шесть недель при лучшем раскладе, это казалось таким невероятно долгим. Жан почувствовал тошноту, но не от пульсирующей боли в ноге. Две медсестры вернулись с доктором, и Жан отключился, размышляя, когда они начали вправлять ему ногу. — Армин, — напряженно произнес Райнер. — Я думаю, что мне скоро придется вернуться. Они просидели в приемной почти два часа. Было поздно — позже, чем Армин любил гулять, и его беспокойство становилось всё хуже и хуже, когда он задавался вопросом, всё ли в порядке с Жаном. Он проплакал всю дорогу до больницы и с тех пор не переставал плакать. Шок прошел после того, как они забрали Жана, чтобы помочь ему, и Армин понял, как близок он был к тому, чтобы потерять ещё одного важного человека в своей жизни. Его родители не добрались до больницы. Но Армин все равно ненавидел это место. — Да, — сказал он, кивая. — Габи, верно? — Извини, чувак, — сказал Райнер. — С ним все будет в порядке, да? Это всего лишь нога. Только нога. А что, если бы это было не так? Что, если они обнаружили что-то действительно ужасное, пока он был там, и он никогда больше его не увидит? Что, если… — Армин, — тихо сказал Бертольд. Он положил руку Армину на плечо и посмотрел на него так же, как и тогда, когда поймал его пристальный взгляд на Жане. — Я обещаю, что с ним все будет в порядке. Ты хочешь, чтобы я остался с тобой? — Нет… всё в порядке. — Армин покачал головой. — С ним все будет в порядке. Да. ДА… с ним все в порядке. Не беспокойся… тебе тоже пора возвращаться. — Ты уверен…? — Абсолютно, — солгал Армин. Ему отчаянно нужна была компания, но он также опасался задерживать Бертольда и Райнера слишком долго. Он не чувствовал, что мог бы умолять их остаться, когда они уходили. — Хорошо, — сказал Райнер. — Он останется у тебя на ночь? — О, я… я думаю, да, — сказал Армин. — Это… У меня для него более чем достаточно места. И я отвезу его завтра домой, если он будет достаточно здоров… — С ним все будет в порядке. Просто дай мне знать. Вот… — Райнер наклонился и схватил листовку и шариковую ручку, записывая свой номер телефона. — Позвони мне завтра, когда он проснется. Я должен перед ним извиниться. — У меня утром работа, но, может быть, мы сможем заскочить, — предложил Бертольд. — Хорошо, — кивнул Армин. Он смотрел, как они поспешно уходят, чувствуя себя плохо, что они так долго ждали, когда Габи осталась дома одна. Он сидел в одиночестве на неудобном пластиковом сиденье в приемной, прислушиваясь к гулу голосов и помехам, доносившимся из радио. Минуты шли за минутами. Часы на стене становились громче с каждым разом, когда Армин замечал это, пока каждое тиканье не становилось настолько заметным, что Армин удивлялся, как он вообще когда-либо не замечал их. Мысленно он играл на пианино, чтобы успокоиться, в деталях представляя, как его пальцы нажимают на клавиши. Его песня соответствовала часам, вместо того чтобы пытаться бороться с ними. Забавно, как успокаивающе звучало для него сейчас пианино. То, что несколько месяцев назад не вызывало у него ничего, кроме беспокойства, теперь было благословением, которое спасло его мысли, и все это было из-за Жана. Когда дверь открылась, Армин очнулся от своих мыслей и мгновенно поднял голову. Облегчение нахлынуло на него, когда он увидел Жана, стоящего там с оранжевой повязкой на ноге, костылями и измученным выражением лица. Он выглядел таким усталым, но он был там. Он действительно был в порядке, он пережил падение с крыши. Увидеть его лично было единственным, что могло его успокоить. Глаза Армина наполнились слезами, и он быстро подбежал, желая помочь Жану идти, если ему это понадобится. — Жан! — воскликнул он. — Ты в порядке! — Лучше не бывает, — проворчал Жан. Он был саркастичен, но Армин мог сказать, что там тоже было облегчение. — Что… что там? — Сломана нога, — сказал он. — Легкое сотрясение мозга. — И это всё? — Как-нибудь… где Берт и Райнер? — Им пришлось уйти… Габи всё ещё была дома. — Так и думал. Спасибо. — За что? — За то, что остался, — пробормотал Жан. — Это заняло целую вечность. — Это… это ничего. Я так беспокоился о тебе… — Это просто сломанная нога, — сказал Жан. Они оба с нежностью посмотрели на усталые лица друг друга. — Послушай, Армин… — Останься сегодня у меня, — настаивал Армин. — Пожалуйста? Жан посмотрел на него, удивленный тем, что его прервали. — Хорошо, — пробормотал он. Усадить Жана в машину оказалось непросто. Машина Армина была маленькой — в ней действительно не хватало места, чтобы удобно усадить Жана даже в хороший день, но со сломанной ногой его вообще было трудно усадить. Ему удалось забраться на заднее сиденье, не поранившись; Армин вел машину быстро, желая, чтобы ему было удобно. — Мне придется вернуться домой, — пробормотал Жан, когда они остановились на красный свет. — Шесть-восемь недель, прежде чем я смогу ходить без костылей. И я не могу работать. У Армина упало сердце. Он знал, как сильно Жан ненавидел это дома. Как всегда, он начал искать решение насущной проблемы, но вывод, к которому он пришел, был слишком пугающим, чтобы просить об этом — Армин был застенчив. — Мне так жаль, — тихо сказал он. Они уставились на красный свет, ожидая, когда он загорится. — Так мне и надо, я думаю. — Ты не заслуживаешь того, чтобы возвращаться туда, Жан. — На самом деле у меня нет выбора. — Она сможет присмотреть за тобой? Жан сглотнул, как будто собирался заплакать. — Армин, — тихо сказал он. — Свет зеленый. Армин знал. Сзади не было никаких машин, поэтому он обернулся, чтобы посмотреть на Жана на заднем сиденье, вместо того чтобы ехать дальше. — Сможет ли она? — Может быть… если ей придется. Она обычно делает то, что должна делать. — Ой. Ладно… Если бы ответ был однозначным и уверенным — нет, Армин пригласил бы его остаться вместо этого. Даже если бы Жан не особенно хотел быть рядом с ним так часто, конечно, это было бы лучше, чем возвращаться домой — хотя кто он такой, чтобы предполагать? Он ничего не сказал, просто опустил ногу и поехал. Все, чего он хотел, — это сделать все возможное для Жана, но он не хотел быть властным со своими предложениями и заставлять его чувствовать, что он не может сказать «нет». Может быть, он снова переусердствовал… Но когда это было не так? Когда они оказались дома, в воздухе повисло тревожное чувство. Стиви казался обеспокоенным — он не оставит Жана в покое. Сначала было тихо, необычно тихо, поэтому Армин поставил пластинку, чтобы немного успокоить их обоих и снять напряжение. Армин был измучен и в то же время бодрствовал — его тело было невероятно уставшим, но разум лихорадочно работал, переполненный шоком, стрессом и слишком большим беспокойством. — Тебе больно? — спросил он, осторожно присаживаясь рядом с Жаном. — Я не буду лгать, это действительно больно, — слабо усмехнулся Жан. — Это то, что я получаю за то, что валяю дурака, я думаю… — Я никогда в жизни так не боялся, Жан. Я думал… — Ты беспокоился обо мне? — Конечно, я беспокоился о тебе! Я думал, ты сейчас умрешь! Жан прикусил губу, как будто действительно был виноват. — Ты знаешь, что для того, чтобы убить меня, потребуется нечто большее, — сказал он. — Нет, я не знаю, — выдохнул Армин. — Ты не знаешь, как легко просто взять и потерять единственных людей, которые у тебя есть… Я думал, это снова случилось со мной. Они посмотрели друг на друга, но Армин не мог поддерживать зрительный контакт больше секунды, прежде чем повернулся и уставился на свои колени. — Мне жаль, — прошептал Жан. Это были последние слова, которые Армин ожидал услышать. — Это была ошибка, — тихо сказал он. — Просто… пожалуйста, будь осторожен. И позволь мне присмотреть за тобой сегодня вечером. — Завтра мне придется вернуться к маме. — Я знаю. Если только… — Что? Армин помолчал. Он так сильно хотел попросить Жана остаться с ним, но всякий раз, когда он собирался сказать эти слова, они не выходили. Вероятно, подумал он, потому что, если бы Жан остался, Армин никогда бы не захотел, чтобы он уезжал. — Ничего особенного, — солгал он. — Уверен? — Ммм. — Ладно, как хочешь, — зевнул Жан. Армин немедленно последовал его примеру, слегка покраснев, когда Жан улыбнулся ему. Он так устал, но Жан никогда не упускал случая вызвать у него реакцию. — Ты… о, — сказал Армин. Он посмотрел на диван и понял, что Жану было бы слишком легко упасть и пораниться ещё больше. — Где ты собираешься спать? — Мне здесь будет хорошо, — сказал Жан. — Я… — Нет, это небезопасно, — покачал головой Армин. — Ты должен занять мою кровать. — Я не могу сейчас подняться на два лестничных пролета на этих костылях! — А как насчет одного? Жану потребовалось короткое мгновение, прежде чем он понял, что имел в виду Армин. — Вы имеешь в виду комнату мистера Арлерта? Я думал… — Это не имеет значения, — сказал Армин. Он подумает об этом позже, Жану нужна была комната. Это было важнее, чем его эгоистичное желание оставить всё как есть. — Я думаю, что смогу подняться на один этаж, да, — сказал Жан, — Если ты уверен… — Ладно. Давай попробуем. — Сначала мне нужно взять ключ. Я… бросил его на кухонные шкафы. — Что? Зачем ты это сделал? — спросил Жан, когда он схватил свои костыли и со стоном боли поднялся на ноги. — Я, эм… Значит, я не смогу вернуться туда? — Ты заперся в части своего собственного дома, — заявил Жан. — Почему…? — Потому что… это сложно, — сказал Армин. — Это просто казалось неправильным. Как будто я вторгся. — Но это же твой дом. — Как я уже сказал… это сложно, — повторил Армин, уклоняясь. — Хорошо, хорошо. Армину пришлось встать на кухонный стол и воспользоваться вилкой, чтобы вернуть ключ. Он был втиснут прямо в заднюю часть стойки, куда он бросил его после того, как запер все личные вещи своего деда в его спальне. Он не ожидал, что ему придется вернуться так скоро, и то, что металлический ключ снова оказался в его руке, вызвало у него виноватое любопытство к жизни своего деда. Потребовалось много времени, чтобы подняться на следующий этаж. Жан поднимался по ступеньке за раз, отрывая больную ногу от земли и используя силу верхней части тела, чтобы подняться на костылях. Армин стоял позади него, раскинув руки, как будто действительно мог бы подхватить его, если бы он упал. Истинная причина заключалась в том, что, возможно, он смог бы смягчить удар Жана, если бы они оба упали с лестницы. Он подождал снаружи, пока Жан сходил в ванную и приготовился ко сну, используя ту же запасную зубную щетку, что и в прошлый раз, когда он оставался на ночь. Закончив, Армин с большим трудом перетащил коробки с вещами из спальни деда в кабинет. Он тоже не пользовался кабинетом, так что было достаточно хорошо оставить там груды личных вещей. Коробка с фотоальбомами внутри заставила Армина немного понервничать, когда он вспомнил, как они с Жаном прошли через жизнь своего деда и узнали о таинственном человеке Дэвиде, рядом с которым, предположительно, был похоронен его дед. Выбросив эти мысли из головы, Армин сосредоточился на Жане, помогая ему войти в комнату. Теперь там было чисто, слишком чисто по сравнению с остальной частью дома. Стены были светло-серыми, и, как и во всем остальном доме, вместо ковра были половицы из темного дерева. Все в комнате выглядело нетронутым. Армин снял слегка пыльные простыни с кровати и сменил их, затем позволил Жану одолжить свою самую мешковатую одежду в качестве пижамы и снова подождал за дверью, пока он переоденется. Армин не хотел оставлять Жана, когда тот мог упасть и пораниться. Он чувствовал себя достаточно плохо из-за того, что не остановил его раньше, так что это было самое меньшее, что он мог сделать. — Я всё, — крикнул Жан. Армин проскользнул обратно в комнату и почувствовал, как его сердце почти болезненно сжалось при виде Жана, лежащего на кровати в футболке и пижамных штанах, закатанных поверх гипса. Его волосы всё ещё были растрепаны, и он выглядел усталым и бледным, но Армин чувствовал, что реагирует так, как будто он стоял перед самым привлекательным человеком в мире. Может быть, так оно и было. — Почему оранжевый? — спросил Армин, указывая на гипс в тщетной попытке отвлечься от лица Жана. — Или этот или розовый, — сказал Жан. — И я думаю, что оранжевый — это больше мой цвет. — Я думаю, розовый тебе тоже подойдет, — улыбнулся Армин. Он сел на самый край кровати, матрас слегка прогнулся. Он чувствовал себя виноватым, но скрывал это. — Меня всё устраивает, — сказал Жан. — Я чувствую себя так, как будто я в школе, а ты собираешься написать что-то на моем гипсе. — Ты когда-нибудь раньше ломал кость? — Нет. Но ты же знаешь, как это было в школе, когда кто-то ломал кость, и все подписывали гипс. — Ты просишь меня подписать его? — спросил Армин, приподняв бровь. — Я вспоминаю, — усмехнулся Жан. — Но я бы не отказался… — Позвольте мне взять ручку. Минуту спустя Армин вернулся с фломастером в руке. — Что ты собираешься написать? — Я не знаю… что ты об этом думаешь? — Ты мог бы написать свое имя или нарисовать что-нибудь… Я не знаю. Когда Райнер сломал руку, когда нам было по шестнадцать, я нарисовал с… — Хорошо, — быстро перебил Армин, зная, что он собирался сказать. — Я просто… напишу свое имя. — Не дави слишком сильно! — Я не буду, — пообещал Армин. В самом верху, прямо у колена Жана, Армин написал своим аккуратным почерком свое имя, слегка улыбнувшись, когда увидел его там. Быть так близко к Жану было так же опьяняюще, как и всегда. Чтобы закончить, Армин не торопясь нарисовал скрипичный ключ рядом со своим именем, убедившись, что он идеален, прежде чем отступить с красными щеками. — Мило, — пробормотал Жан. Это никак не помогло Армину избавиться от смущения, особенно когда он поднял глаза и понял, что Жан смотрит на него, а не на его подпись. Ему нужно было перестать предполагать то, что было неправдой, но это было так трудно, когда он чувствовал нежность взгляда Жана, как будто он имел в виду то, чего хотел Армин. — Тебе следует отдохнуть, — тихо сказал он. — Тебе что-нибудь нужно? — Нет, я в порядке. — Ты уверен? Хочешь немного обезболивающего? — Они дали мне немного в больнице. Я позову, если ты мне понадобишься. — Что, просто посреди ночи? — Ага. Ты чутко спишь, не так ли? Армин усмехнулся. — Да, это так. — Идеально, — поддразнил Жан и воспользовался моментом, чтобы накинуть на себя одеяло. Казалось, что теперь каждая простая задача стала намного сложнее. — Тебе тоже нужно отдохнуть. — Я так и сделаю. Спокойной ночи, Жан. — Спокойной ночи, Армин. Армин плохо спал. Это было не из-за Жана несмотря на все его поддразнивания, он вообще не мешал ему ни о чем просить. Тем не менее, Армин оставил попытки отдохнуть, когда услышал, как его соседи покидают свой дом, чтобы отправиться в школу. Причина, по которой Армин провел такую беспокойную ночь, заключалась в том, что впервые за несколько месяцев ему приснился кошмар о своих родителях. Он точно знал почему — внезапный шок от падения Жана с крыши напомнил ему, что жизнь хрупка и её можно лишить всего за одну простую ошибку. Его родители погибли из-за чьей-то ошибки на дороге, и только каким-то чудом Жан вообще выжил. Он поежился. Холод был худшей частью этой комнаты, особенно с учетом того, что переносной обогреватель всё ещё находился в подвале, где они оставили его после того, как играли там для Райнера и Бертольда накануне. Казалось, что это было много лет назад — после тяжелого испытания в больнице и подготовки комнаты его дедушки для Жан заняло так много времени, что восприятие Армина времени было искажено. Смирившись с тем небольшим количеством сна, которое ему удалось поспать, Армин встал с кровати и поморщился от того, насколько холодным был пол. В комнате его дедушки было намного теплее, с кроватью, которая не была такой неудобной, и настоящим радиатором, и местом для его книг. Тем не менее, это всё ещё казалось неправильным, и он знал, что не сможет заставить себя заснуть там. Армин как можно тише спустился вниз, чтобы не разбудить Жана, но, проходя мимо комнаты дедушки, услышал его голос и обнаружил, что тот уже проснулся. — Армин? Он остановился у двери, но не открыл её. — Да? — Сколько сейчас времени? — Восемь тридцать. Даже через дверь Армин услышал, как Жан вздохнул. — Ты можешь принести мне обезболивающие? — Конечно, я могу, — тихо сказал Армин. — Ты хочешь чего-нибудь ещё? — Чашка кофе звучит действительно здорово… — Хорошо. Я вернусь через секунду. Радуясь, что у него есть какое-то занятие, которое могло бы помочь Жану, Армин суетился на кухне, в нём было немного больше жизни. Он поставил кофе Жану, воду, обезболивающие и немного фруктов на завтрак на поднос рядом со своей чашкой чая и отнес все обратно наверх, где Жан терпеливо ждал его, сидя на в постели. Он выглядел таким же усталым, каким чувствовал себя Армин. — Я так понимаю, ты тоже плохо спал? — спросил Жан, сразу же принимая обезболивающее. Армин довольно неловко опустился на кровать рядом с ним. — Нет, — сказал он. — Почему ты не позвал меня? — Я передумал. Подумал, что тебе, возможно, понадобится твой прекрасный сон. Армин усмехнулся. — Ух ты. — Я просто дразню. — Конечно, это так. — Так и есть! — Жан засмеялся, но вскоре смех стих, и он нахмурился. — Могу я одолжить твой телефон? — Конечно, — сказал Армин. — Позвонить маме? — Да, — вздохнул Жан. — Мне нужно убедиться, что она проснется, когда я туда доберусь. — Жан… — В чём дело? — Я не знаю, я просто… хотел бы я что-нибудь с этим сделать. О тебе и твоей маме, я имею в виду. Жан нахмурился. — Это не твоя ответственность, Армин. — Но ты мой друг, Жан. Я хочу помочь. — Я даже не знаю, что ещё ты мог бы сделать. Тебе не нужно делать больше, чем ты уже делаешь. Этого уже достаточно. Перестань винить себя. — Я ничего не могу с этим поделать, — смущенно признался Армин. — Я просто хочу помочь всем, чем могу, Жан. — И я говорю, что ты уже делаешь это, — ответил Жан. — Я знаю, я просто… — Шшш. Всё в порядке, — сказал Жан. Он ещё немного посидел, чтобы иметь возможность выпить кофе, и поморщился от боли. Армин осторожно помог ему подняться, чтобы одеяла не потревожили его ногу, и нервно прикусил губу, всё время беспокоясь, что Жану будет ещё больнее. Когда они вместе завтракали, Стиви вошёл, следуя за звуком их голосов. Жан казался тронутым, и это заставило сердце Армина воспарить. Возможно, это была странная мысль, но Армин не мог выбросить из головы — они втроем чувствовали себя семьей. У Жана болела нога. Это была пульсирующая, глубокая боль во всей его левой икре, боль, которую обезболивающие только сняли. Это была не самая сильная боль в мире, но она была настолько сильной, что ему было трудно отвлечься от неё. Даже телефон в его руке не был достаточно хорошим отвлекающим фактором. Набор домашнего номера его матери был сигналом о начале его восьминедельного пребывания в пытках. Возвращаться туда было последним, что он хотел бы сделать, но вместо любого другого варианта он бы это сделал. Телефон звонил долго, прежде чем она сняла трубку. — Алло? — Её голос был холоден и безжизнен. Жан почувствовал укол беспокойства в груди. Иногда ему хотелось, чтобы можно было не так сильно беспокоиться, казаться таким, каким он был раньше. — Мам. Это я. — Жан? Где ты был? Как будто в тот момент, когда она поняла, что это был он, её голос сразу же из пустого стал резким и раздраженным. Жан глубоко вздохнул. — Я, э-э, я упал с лестницы прошлой ночью. Я сломал ногу. — Ты что? — Я… сломал ногу. Я собираюсь вернуться домой… — Как ты собираешься идти на работу? Жан сглотнул. Каким-то образом он знал, что это всё, что её будет волновать. — Я получу зарплату по болезни, — пробормотал он. — Хорошо, — вздохнул она. — И ты был с…? — Бертольдом и Райнером. — Он не упомянул Армина, зная, что это ещё больше разозлит её. — Просто возвращайся в дом. Ты можешь заставить их высадить тебя? — Да. — Хорошо. Она повесила трубку, и Жан секунду слушал гудок, прежде чем вздохнуть и неловко опереться на костыль, чтобы положить трубку обратно. Он знал, что глупо надеяться на что-то большее, чем это, но Жан не мог не желать, чтобы его мать проявила хотя бы немного сочувствия или беспокойства. Но он знал, что всё, что она видела, когда смотрела на него, был его отец. — Жан? Ты в порядке? — тихо спросил Армин, выглядывая из-за двери из гостиной в коридор, где стоял телефон. Просто увидев беспокойство в его глазах, Жан почувствовал себя немного лучше. — Мм, — сказал он. — Пойдем. Поездка на машине, как и прошлой ночью, была неудобной. Жану приходилось сидеть совершенно неподвижно, чтобы не повредить ногу ещё больше, чем она уже была, и его костыли едва помещались на заднем сиденье рядом с ним. Он держал свой саксофонный футляр на коленях, зная, что сможет играть на нем только сейчас, пока его мать на работе, что случалось не очень часто. Армин молчал, медленно ведя машину по извилистым обрывистым дорогам, ведущим в деревню. — Жан, — тихо сказал он, когда они припарковались у его дома. Жан выглянул в окно и пожалел, что ему пришлось заходить внутрь. — Да? — Что мы будем делать с музыкальным вечером? Жан открыл рот и тут же закрыл его снова. Во всем адреналине, боли и изнеможении последних двенадцати часов он совершенно забыл о композиции и их планах сыграть её на музыкальном вечере в марте. У него упало сердце. Он ни за что не смог бы продолжать давать Армину уроки игры на фортепиано, пока он застрял здесь. — Черт, — пробормотал он. — Жан? — Я… не знаю. Мы ещё даже не закончили сочинять, а моя нога… сколько недель до этого времени? — Семь, я думаю. — Мы не можем этого сделать. — Но… — У нас нет времени. К тому времени я тоже чертовски заржавею. Ты ведь на самом деле этого не хотел, верно? Ты должен чувствовать себя счастливым, — поддразнил Жан, но в его голосе звучала грусть. Армин ничего не сказал. Мгновение длилось дольше, чем на самом деле, в напряженной тишине, прежде чем Армин вышел из машины, чтобы помочь Жану собрать вещи. Армин помог Жану взвалить саксофон на спину, прежде чем он схватил костыли и медленно выбрался из машины. Глядя вверх, его дом казался выше и внушительнее, чем обычно. Жан вздохнул. Шесть недель. — Я увижу тебя? — спросил Армин у ворот. — Если мы сможем устроить это, пока моей мамы нет дома, может быть, — сказал Жан. — Проблема в том, что это случается не очень часто. — Ты же знаешь, я всегда рад забрать тебя и отвезти обратно. — Это было бы здорово, — сказал Жан. — Спасибо, Ар. — Хотя я буду скучать по тебе, просто войдя в дом. — Я буду скучать по тебе, — сказал Жан. В его горле образовался комок, из-за которого казалось, что он вот-вот заплачет. — Я тоже буду скучать по тебе. Жан ещё больше пожалел, что поднялся на эту крышу, когда услышал, как Армин говорит так, будто тоже собирается заплакать. Он не мог этого вынести, но должен был. Когда Жан поднял глаза, он увидел, что занавески в комнате его матери шевелятся, как будто она наблюдала, но она не спустилась, чтобы помочь ему подняться по лестнице. Он вздохнул и ещё раз посмотрел на Армина. — Тебе лучше тренироваться каждый день, — сказал он. — Я сделаю это, — пообещал Армин. — И не забудь ещё раз обнять Стиви за меня. — Жан, ты говоришь так, будто умираешь… — Вполне возможно, — пробормотал он. — Боже… Я действительно не хочу этого делать. Снова долгое молчание. — Тогда… тогда не надо. — Что? — Я… — начал Армин, нервничая. — Я знаю, что, наверное, странно спрашивать, и я не должен, но… останься со мной? Я… У меня есть работа, но когда я буду дома, я смогу убедиться, что с тобой всё в порядке, и ты сможешь оставаться в комнате моего дедушки столько, сколько захочешь! И я могу готовить, и Стиви может составить тебе компанию, и ты можешь играть столько, сколько захочешь, я просто… Я знаю, что это… — Армин, я… — сказал Жан, замолкая. Говорить было ещё труднее, так сильно болело его сердце. Больше всего на свете он хотел просто сказать ему «да», и переехать к Армину, но та его часть, которая чувствовала себя такой ответственной за свою мать, не могла этого сделать. Не только это, но и… с его такими чувствами, как он должен был просить Армина помочь ему, если он застрял в ванне или душе? Видеть его каждое утро, каждую ночь… он так сильно этого хотел, но просто не мог согласиться. — Мне жаль, — тихо сказал Армин. — Это… это было странно с моей стороны предложить. — Нет! Нет, это было совсем не так, — ответил Жан. — Я… мне очень жаль. — Тебе не нужно извиняться. — Я и так уже попросил от тебя слишком многого. — Ты этого не делал, — пробормотал Армин. — Но… ладно. Тогда позволь мне помочь тебе войти. Они спустились по нескольким ступенькам и встали за дверью, чтобы попрощаться. Жан обнял бы Армина, если бы тот не держался на костылях; вместо этого он просто нежно улыбнулся ему и поблагодарил за то, что тот постучал в дверь вместо него. — Мы скоро увидимся? — с надеждой спросил Жан, когда Армин направился обратно к своей машине. Армин сглотнул и кивнул. Он выглядел так, словно собирался разрыдаться. — До скорой встречи. Мать Жана ни в малейшей степени не выглядела счастливой, когда открыла ему дверь, как будто спускаться по лестнице было большим трудом. И Жан знал, что для неё это было нелегко, но и для него это тоже было нелегко всё время. Он остался и обеспечил, и нет, он не был идеальным сыном, но он пытался. Она не сказала ни слова. — Никаких «выздоравливай скорее»? — Он пошутил, хотя бы для того, чтобы немного успокоить собственные нервы. — Я расстроена, — коротко сказала она. — Это отнимает у меня много времени и сил, Жан. За то, чего можно было бы избежать. Жан крепче сжал костыли. — Верно. Что ж, я тоже рад тебя видеть, мама. — Перестань так себя вести, Жан. Ты сделал это нарочно, чтобы не идти работать на рыбацкие лодки? — Что?! — воскликнул Жан. — Зачем мне это делать? — Тебе нравится лгать мне, так почему я должна тебе доверять? — Что? — Ты снова был с внуком мистера Арлерта, а не с Бертольдом и Райнером. Она выглядела скорее раздраженной, чем измученной, и это расстраивало Жана всё больше и больше. — И что? Я уже взрослый человек. — И ты живешь со мной. Поэтому я ожидаю честности. Как ты можешь ходить и получать какую-то глупую травму и ожидать моего сочувствия, особенно после того, как солгал мне? Жан посмотрел на неё, почувствовал гнетущую сырую темноту своего дома, прислушался к тишине после того, как она закончила говорить, и принял решение. Как мог, он развернулся и направился обратно к входной двери, полностью закончив со всем этим местом. Он был расстроен больше, чем когда-либо, и знал, что должен поставить на первое место собственное здравомыслие. — Тогда я ухожу, — проворчал он. Опираясь на один костыль, Жан сумел открыть входную дверь и распахнул её, когда мать крикнула ему, чтобы он возвращался. — Жан! Что ты себе позволяешь! Жан проигнорировал её, снова направляясь так быстро, как только мог, на костылях на улицу, молясь, чтобы Армин не ушел. Он пожалел, что не сказал «да». — Армин! — заорал он. Звук открывающейся двери машины и торопливых шагов был чистым облегчением. — Жан? Что происходит? — Возьми меня с собой, — взмолился Жан, в отчаянии глядя на Армина, когда тот бросился вниз по ступенькам, чтобы помочь ему. Он выглядел так, словно только что плакал. — Я… я сожалею, но ты прав. Я действительно не могу этого сделать. Облегчение промелькнуло на лице Армина, и слеза скатилась по его щеке. — Конечно, Жан. Конечно, я так и сделаю.