С таким же успехом сейчас могла быть весна

— Мама? Жан всё ещё дремал, прислонившись к стене с телефоном в руке, спиральный шнур был обернут вокруг его пальца. Он прикрыл зевок тыльной стороной ладони. С тёмными кругами и волосами, всё ещё спутанными после беспокойного сна, Жан выглядел и чувствовал себя не лучшим образом. Солнце вставало всё раньше, и раньше — Жан видел его сияние из-за матового стекла в верхней части входной двери. — Жан, — сказала его мать. Голос у неё был не такой усталый, как обычно. — Я только вчера вечером вернулась домой. — Тогда ты рано встала. — Я привыкла к этому, — промурлыкала она. — Ты знаешь, что восход солнца отлично смотрится с кухни? Жан действительно знал. Он видел это почти каждое утро, когда ещё был там, готовясь к работе. Она обычно спала до полудня и никогда не открывала шторы. Он был рад, что ей стало немного лучше — казалось, пребывание с сестрой действительно пошло ей на пользу. Это не означало, что он знал, что ей сказать. — Мм, — согласился он. — Да. Наступило неловкое молчание. — Как твоя нога? — А что, ты хочешь вернуть меня к работе? — с горечью спросил Жан. Он не хотел этого говорить — его боль просто вырвалась наружу. — Нет, — огрызнулась в ответ его мать. — Я… я просто спросила. — О, ну, я… теперь всё в порядке. Только вчера вечером снял гипс. — Ты возвращаешься домой? Домой? Жан посмотрел через коридор на кухню и почувствовал, что он уже дома. — Я приеду в деревню сегодня вечером, — осторожно сказал он, понимая, что даже не поговорил с Армином о том, что они собираются делать теперь, когда он снова может нормально ходить. — Почему? — Мы играем сегодня вечером, — сказал Жан. — В пабе. — «Мы»? — Да. Я, Берт и Райнер. И Армин. — Это внук. — Да. — …Ясно. — У тебя с этим какие-то проблемы? Он услышал её вздох. — Нет, Жан. Ты… ты взрослый мужчина. Ты можешь сделать свой собственный выбор. Жан крепче сжал телефонную трубку и почувствовал, как у него скрутило живот от какого-то неведомого чувства, когда он наконец услышал слова, которые так долго хотел от неё услышать. Может быть, подумал он, время в разлуке было тем, в чём они нуждались больше всего на свете. Это не было извинением, но это было начало. — Спасибо, — пробормотал он. — Я буду… Я заеду сегодня вечером. — Хорошо. — Тогда увидимся, мам. Они повесили трубку, и Жан поднял глаза, с удивлением увидев Армина у лестницы. — Мне жаль, — быстро сказал Армин, выглядя одновременно измученным и виноватым. — Я не хотел подслушивать. — Всё в порядке, не волнуйся ты так сильно, — успокоил его Жан. — Это твой дом. Армин нахмурился, и Жан подумал, не сказал ли он что-то не так. — Хочешь чашечку кофе? — спросил Армин, поворачиваясь, как будто пытался скрыть свое лицо. Жан почувствовал ту же странную энергию между ними, которая так неуютно ощущалась прошлой ночью. — Конечно. — Как тебе без гипса? — Удивительно. Хотя тоже странно. Сегодня утром я потянулся за костылями и понял, что они мне не нужны. Армин невесело усмехнулся, потянувшись за их кружками, стоявшими бок о бок на сливной доске. — Итак, сегодня вечером, — сказал он, но его тут же прервали. — Это была твоя мама? — спросил Армин. По его тону было похоже, что он вообще не слышал, как говорил Жан. — Да. Она сейчас вернулась в дом. — Она извинилась? — По-своему, — вздохнул Жан. — Это значит — нет? — В значительной степени, — усмехнулся Жан. — Хотя она действительно выглядит лучше… Я испытываю облегчение. — Я тоже. Чайник закипел, и Жан уставился Армину в затылок, желая увидеть выражение его лица. Армин не обернулся, он просто налил в чайник. — Хочешь немного поиграть? У нас еще много времени, прежде чем нам придется уйти. — Сейчас? — спросил Армин. — Я, эм… дай мне немного времени. — Ты в порядке? — Ага! Да, я просто… всё ещё просыпаюсь. — Верно. Да. Просто дай мне знать. — Хорошо. Вот твой кофе. — Спасибо, — сказал Жан. Горячие напитки всегда казались вкуснее, когда их готовил Армин; это было ещё кое-что, чего ему будет не хватать. Он никогда не смог бы сделать их такими же вкусными. — О, э-э… Моя мама спросила, вернусь ли я туда сейчас. — Вернуться к ней домой…? — спросил Армин. Он снова повернулся спиной, но Жан слышал, что он с трудом пытается заговорить. — Ты собираешься это сделать? — Думаю, да, — пожал плечами Жан. Как бы ему ни хотелось умолять Армина позволить ему остаться, он не хотел ставить его в такое неудобное положение. — О, — сказал Армин. — Ладно. Но ты же знаешь, что тебе здесь всегда рады. Его голос звучал виновато. Беспокойство Жана росло — что-то было не так, больше, чем просто нервы. — Как будто это когда-либо останавливало меня, — сказал он, пока откладывая это в сторону. Если бы он вёл себя странно, это, вероятно, ещё больше загнало бы Армина в его раковину. Армин улыбнулся и закатил глаза. — Я собираюсь пойти подготовиться. — Скоро увидимся. После того как они оба приняли душ, оделись и позавтракали, Армин и Жан провели свою последнюю совместную тренировку перед этим вечером. Как бы красиво ни играл Армин, Жан мог сказать, что он был отвлечен. Он продолжал смотреть в пространство, казалось, глубоко задумавшись о чем-то, чем не хотел делиться. Он попытался сосредоточиться на своей собственной игре, но это становилось всё труднее по мере того, как росло его любопытство. Армин заверил его, что это просто нервы, и Жан поверил ему прошлой ночью. Теперь он был уверен в обратном. Они играли пару часов. Жан настаивал на том, что перед выступлением необходимо хорошо отдохнуть и что тренировки в течение всего дня приведут только к тому, что они будут слишком измотаны и выгорели, чтобы хорошо играть в тот вечер. Он рассказал Армину о других выступавших, таких как Саша и несколько тех же людей, что и в прошлый раз, а также о некоторых новых лицах. Жан определенно был благодарен, что его нога вернулась и снова работала почти идеально. Надеясь, что легкая хромота скоро пройдет. Бертольд и Райнер прибыли после обеда. Им предстояло совершить две поездки, чтобы доставить контрабас и барабанную установку в деревню, поэтому им пришлось собрать всё пораньше. Жан смеялся и шутил с ними, в то время как Армин держался на расстоянии. Его странное поведение только ухудшилось, пока они были там, почти не разговаривая со своими друзьями, просто молча возвращая гостиную в её обычное состояние. Когда они закончили, Райнер и Бертольд ушли, пообещав встретиться с ними там позже. Гостиная снова выглядела странно пустой. Несмотря на то, что они так усердно работали в декабре, пытаясь привести всё в порядок и привести в порядок вещи мистера Арлерта, видеть, как комната возвращается в нормальное состояние после семи недель музыкального хаоса, казалось странным. Для Жана это действительно означало, что он уезжает и возвращается в дом своей матери, и ему это совсем не нравилось. Он не хотел оставлять Армина одного только из-за собственного эгоизма. На самом деле, подумал он, это он не хотел снова оставаться один. Жан любит наряжаться для таких событий. Все его любимые музыканты обладали прохладной, привлекательной аурой, и именно ей он хотел подражать. Он надел свою любимую рубашку и зачесал волосы назад, убедившись, что хорошо выглядит, прежде чем встретить Армина у двери. По какой-то причине он ожидал, что Армин наденет тот же наряд, что и всегда. Армин всегда предпочитал комфорт стилю, никогда особо не заботился о своей внешности, но сегодня он выглядел… по-другому. Хорошо по-другому. — Привет, — сказал он, забыв обо всех своих тревогах, когда увидел Армина, ожидающего его у двери в наряде, который он никогда бы не ожидал увидеть на нём. Он был одет в полосатую голубую футболку, наполовину заправленную в Джинсы, поверх которой была расстегнута рубашка; он выглядел почти андрогинным так, что у Жан забилось сердце. Его волосы были наполовину собраны сзади, а челка всё ещё торчала прямо над очками. — Привет, — ответил Армин. Он выглядел немного смущенным. — Насчет одежды… — Ты хорошо выглядишь, — выпалил Жан. Он никогда не мог сдержать своих мыслей, когда Армин был рядом и выглядел как какая-то модель. Он всегда считал Армина милым, но это было что-то другое. — Ты так думаешь? Я не был уверен… Бертольд помог мне выбрать его. — Ты мне не сказал? — Я знал, что ты заставишь меня надеть его, и я ещё не принял решения. — Я рад, что ты это сделал, — пробормотал Жан, снова оглядывая его с ног до головы. Армин тоже не сводил с него глаз. — Ты тоже хорошо выглядишь, — тихо сказал он. — Мне нравится, когда у тебя такая причёска. — Спасибо. Жан ухмыльнулся, ткнув его в плечо. — А теперь пошли. Нам пора отправляться. Солнце садилось, окрашивая небо в розовый цвет за облаками, когда они сели в машину. Жан был за рулем; он хотел использовать любую возможность использовать свою теперь зажившую ногу для того, что он не мог сделать раньше. — Я сказал маме, что заеду к ней домой, — сказал он, сворачивая с их улицы, чтобы отправиться в деревню. — Ты не против немного пообщаться с Бертольдом и Райнером, пока я это делаю? Я не задержусь так надолго. — О, — сказал Армин. — Да, всё в порядке. Ты уверен, что все будет хорошо? Я могу пойти с тобой, если хочешь. — Нет, ты молодец. На этот раз мне не понадобится твоя помощь, чтобы убежать, — усмехнулся Жан. — Я должен сделать всё это сам. Армин рассмеялся так, как он всегда смеялся, когда Жан вёл себя глупо. Он ждал, что тот скажет что-нибудь ещё, но Армин просто смотрел в окно, наблюдая за проплывающими мимо серыми домами. Он действительно был таким симпатичным; со стороны Жан мог видеть идеальную форму его носа-пуговки и легкую округлость челюсти. У него были такие длинные ресницы, такие мягкие губы, такие красивые голубые глаза. Несмотря на то, что он немного надулся, Жан всё ещё считал его красивым. Он хотел прикоснуться к нему — это желание всегда было у него под кожей, но, поскольку Жан продолжал украдкой поглядывать на каждый длинный участок дороги и каждый красный свет, он чувствовал, как оно распространяется по нему. Ему хотелось просто положить руку ему на бедро или прикоснуться к щеке и ещё много-много других запретных вещей. Но он этого не сделал. Любое признание или движение может подождать до тех пор, пока они не выступят. Это было настолько невероятно важно, что Жан не мог вынести мысли о том, чтобы всё испортить каким-либо образом. Всё должно было быть идеально и пройти без сучка и задоринки. Он был обязан этим моментом Армину после всего, что он сделал, чтобы помочь ему. Чувства Жана терпеливо ждали этого так долго — они, несомненно, могли продержаться ещё одну ночь. Может быть, тогда Жан взорвется и расскажет ему всё, невзирая на последствия. Это было лучше, чем ждать вечно — при малейшем шансе, что его чувства взаимны, Жан сомневался, что Армин сделает первый шаг. Радио составляло им компанию и заполняло их молчание до конца поездки. Жан припарковался рядом с машиной Бертольда, слегка улыбнувшись, когда вспомнил, что видел её возле своего дома в тот день, когда он пришел загладить свою вину. — Они уже будут там, — сказал Жан, доставая свой саксофон с заднего сиденья, в то время как Армин ждал рядом с ним. — Можешь пойти, пока я закончу с этим. — Ладно. Мне взять твой саксофон? — О, пожалуйста. Армин взялся за дело, и они кивнули друг другу, прежде чем разойтись в разные стороны. Жан отступил назад, чтобы посмотреть, как Армин завернет за угол, а затем ускорил шаг, возвращаясь домой. Когда он добрался туда, на улице было темно, но он видел, как раздвинулись шторы и из гостиной лился оранжевый свет. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз видел этот дом таким? Поколебавшись всего секунду, Жан открыл дверь и, затаив дыхание, ждал того момента, когда снова увидит свою мать. — Жан? Жан услышал её голос, и ему захотелось заплакать, но он не знал почему. Когда она вошла в коридор, Жан почувствовал сожаление по поводу всего, что он хотел бы, чтобы могло быть. — Мама, — сказал он. — Я вернулся. Она просто подошла к нему и, не сказав больше ни слова, притянула его к себе и крепко обняла. Жан почувствовал, как от объятий вышибло воздух из легких, и это было явным удивлением. Стоя там, опустив руки по бокам, он сначала не знал, что делать, но через мгновение он протянул руку и обнял её в ответ, сжав челюсти, пытаясь сдержать свои эмоции. — Я нашла гитару, — тихо сказала она. Жан застыл, напрягшись. Черт, подумал он. — Ты избавилась от неё?! — Он в ужасе отпрянул. Несмотря на то, что он ненавидел этого человека, эта гитара была всем, что у него осталось от отца. — Нет! Нет, я… я оставила её. Это твое. — Ой. — Она всё ещё в твоем гардеробе, — сказала она. — Ты на ней играешь? — Мм, — сказал Жан. — Ты никогда не говорил мне. — Ты бы её уничтожила. Последовало долгое молчание. Они оба знали, что он был прав. — Я не буду, — сказала она. — Я знаю. — Это твое. Не его. — Я знаю. Она протянула руку и сжала его плечо. — Пойдем на кухню. Мне нужно с тобой кое о чём поговорить. Жан сел за стол, пока она ставила чайник. У него было такое чувство, что она пытается занять свои руки. Снаружи мягко накатывал океан. Облака рассеялись, и Жан мог видеть звезды. Внутри тоже было чище, как будто здесь впервые за долгое время проделали большую работу. — Я продаю дом. Жан не был уверен, что он правильно её расслышал. Подобно тому, как его гитара была всем, что у него осталось от отца, этот дом был всем, что осталось у его матери от её брака. Возможно, именно поэтому ему нужно было уйти. Но даже сейчас он не мог поверить, что после всех этих лет она наконец-то сделала выбор, который так отчаянно нужно было сделать. — Ты серьезно? Она кивнула и начала рассказывать о том, как провела время у сестры, пока Жан был с Армином. — Всё время там я пыталась убедить себя, что, когда я вернусь, это будет новое начало, но… Она замолчала. Жан всё ещё видел, какой усталой она выглядела. Дела обстояли не совсем лучше, но это было только начало. — Я думаю, что это хорошая идея, — сказал он. — Я действительно хочу. — Я снова поживу у твоей тети некоторое время, когда мы продадим дом. Ты поедешь? Жан подумал об Армине и о том, что может произойти после их выступления. — Я… может быть. — Ты бы предпочел остаться с ним, — сказала она. — Если ты будешь в порядке. И если он этого захочет. — Похоже, он очень заботится о тебе. — Я… Мне нравится так думать. После ухода Жана на улице стало намного холоднее, но он не возражал. Он чувствовал, что эта ночь была началом чего-то действительно хорошего для него, что все скоро наладится. Теперь, когда его мать наконец-то продала дом, дав Армину то, чего он заслуживал, Жан верил, что он будет доволен. Может быть, если всё пойдет хорошо, Армин пригласит его остаться на более длительный период времени. Тепло паба опьяняло. Жан оглядел знакомые лица и подумал, что домом может быть сразу много разных мест. У старого пианино стояла ударная установка и контрабас Бертольда. Жан действительно не мог дождаться, когда сам поднимется туда. Одинокий певец стоял у микрофона с гитарой — он выглядел старше, чем сама деревня, но Жан подумал, что это очаровательно. Он надеялся, что всё ещё будет играть в этом возрасте. Протиснувшись через переполненное пространство, Жан обнаружил Бертольда, Райнера и Армина, сидящих за одним из маленьких круглых столиков. Райнер был единственным, кто пил; Жан не удивился. Он ухмыльнулся, когда увидел, что они оставили ему место рядом с Армином, и сел, прежде чем кто-нибудь смог занять его место. — Привет, — весело сказал он, снова оказавшись в своей абсолютной стихии. Он чувствовал легкость и тепло, тяжесть спала с его плеч теперь, когда он знал, что с его матерью всё будет в порядке и что у них обоих скоро будет будущее. — Жан! — Райнер улыбнулся. — Ты не торопился, не так ли? — Прости, прости, — ответил Жан. — Моя мама вернулась, я заскочил к ней повидаться. — Как это было? — Слишком много всего. Я объясню позже. Как у вас тут дела? Я пропустил что-нибудь особенное? — Саша играет перед нами, это всё, что я знаю, — сказал ему Райнер. — О, хорошо. Я бы не хотел пропустить это. — Ты знаешь, что Берт раньше думал, что она тебе нравится? — Райнер! — воскликнул Бертольд. — Не говори ему этого! — Забавно, почему я не могу? — Саша? — спросил Жан. — Я просто думаю, что она отличный музыкант. — Да, теперь мы это знаем, — подмигнул Райнер. — Райнер, — предупредил Бертольд, но Райнер только рассмеялся. Жан, поняв, что Армин ещё тише, чем обычно, повернулся к своему другу с беспокойством на лице. — Что происходит? — пробормотал он, наклоняясь ближе, чтобы поговорить с ним наедине. — Ничего, — прошептал Армин в ответ. Жан знал, что он лжет, но он не знал, как сказать ему об этом, не заставляя его ещё больше защищаться. — Ты можешь мне сказать. Армин только покачал головой. В груди у Жана было тесно и неуютно. — Я просто… Я нервничаю. Все здесь такие талантливые. — Да, это так, — сказал Жан. — Но и ты тоже. — Не такой, как они, — тихо сказал Армин. — Не такой, как ты. — Не говори глупостей. Ты заслуживаешь того, чтобы быть здесь. Это, казалось, сделало Армину ещё хуже, потому что он полностью напрягся, замкнувшись в себе физически и эмоционально. Если бы их не окружала толпа людей, Жан бы разжал каждый из сжатых в кулак пальцев Армина и сжал его руку для успокоения, но лучшее, что он мог сделать, это один раз потереть плечо. Оптимистичная песня, звучащая с импровизированной сцены, не соответствовала настроению, которое он испытал, увидев Армина таким расстроенным. — Прости, — прошептал Армин. Жан каким-то образом мог слышать его сквозь музыку и все разговоры вокруг них. — Тебе и не нужно быть таким, — ответил Жан. — Просто скажи мне, чем я могу помочь. — Всё в порядке, — сказал Армин, но всё, что услышал Жан, было «ты не можешь». Его хорошее настроение быстро угасло, сменившись беспокойством. Бертольд и Райнер продолжили разговор, когда за дело взялись следующие несколько музыкантов. Там был дуэт нервных девочек-подростков, мать, которую Жан часто видел поблизости, у которой был удивительно красивый голос, и несколько детей, игравших со своим отцом, что заставило всех четверых напрячься. Краем глаза Жан увидел, как Райнер успокаивает Бертольда, но тот сделал вид, что не заметил. Армин посмотрел… виновато. — Я… мне нужно на минутку выйти на улицу, — выдохнул Армин, когда мужчина ушёл с девочками-близняшками на руках, Саша собиралась занять его место. — Не задерживайся надолго, хорошо? — Сказал Жан ему. — Мы выступаем через десять минут. Армин просто кивнул. Он выглядел так, словно его вот-вот стошнит, и, быстро извинившись, поспешил прочь сквозь толпу. — Хорошо, так что, черт возьми, происходит? — спросил Райнер, наклоняясь ближе к Жану. — Что-то случилось? Ты к нему не приставал? — Конечно, я этого не делал, — настаивал Жан. — Он ведет себя так со вчерашнего вечера. — Может быть, он просто нервничает, — предположил Бертольд. — Это то, что он мне говорит. Но… Я не знаю. Я чувствую, что он лжет. — Он вёл себя очень неловко, пока тебя не было, — сказал Райнер Жану. — Продолжал пялиться на дверь, как будто хотел убежать. Разговор на мгновение замер, когда Саша начала представляться. Жан улыбнулся ей и показал большой палец, на что она ответила тем же. Когда её пальцы перебирали струны, снова послышался шепот всех говоривших. Это не было невежливо — в эти вечера всегда было принято разговаривать, петь и всем вместе наслаждаться музыкой. Безмолвная атмосфера им совсем не подходила. Жан обнаружил, что так было гораздо приятнее. Но он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме Армина. По мере того как шли минуты, ситуация становилась всё более и более неправильной, особенно когда Саша была на середине своего выступления, а Армина всё ещё не было видно. В перерывах между песнями он смотрел на неё с выражением, которое говорило ей, что возможно придется сыграть ещё немного. Она кивнула. — Я собираюсь пойти и найти его, — сказал Жан. — Я не могу просто сидеть здесь. — Хорошая идея, — ответил Бертольд, потянувшись всего на секунду, чтобы положить руку ему на плечо. — Иди сейчас же. Не сказав больше ни слова, Жан ушёл. Он надеялся найти Армина, просто ожидающего снаружи, но, конечно, это было не так просто — его нигде не было видно. Несколько девушек бездельничали за столиками для пикника, курили и смеялись вместе. — Извините меня, — прервал он. — Вы не видели здесь блондина? Примерно такого роста? — В очках? — сказала одна из женщин. — Довольно симпатичного? — Д-да. — В ту сторону. — Она указала на тропинку, ведущую к пляжу. Жан чувствовал себя глупо; он должен был знать. Прокричав слова благодарности, Жан побежал по тропинке, пока не показался океан, и Армин тоже. Он стоял у края воды, пуская блинчики, отправляя каждый в полет. Жан наблюдал за ним всего секунду, прежде чем он тронулся, ускоряясь, потому что ему нужно было вернуть Армина. Он так долго хотел этого, так отчаянно хотел дать себе и Армину то завершение, которого они заслуживали, сыграв песню, которую они написали вместе в честь человека, который так много значил для них такими разными способами. — Армин! — позвал он. — Какого черта ты здесь делаешь? Ледяной ветер дул им в лица с океана, неся с собой холод; когда Армин обернулся, его волосы скрыли выражение его лица. Но когда Жан подбежал ближе, слегка прихрамывая от боли в ноге и песка, он увидел, что мальчик, которого он так любил, плачет. — Прости, — крикнул он в ответ, вытирая глаза и подбегая к нему навстречу. — Что происходит? — спросил Жан. — Мы должны быть готовы прямо сейчас. — Я не могу этого сделать. — Я не понимаю. Ты действительно так нервничаешь? Я знаю, что у тебя есть талант… — Дело не в этом, — со слезами перебил Армин. — Тогда в чём дело? — Я… Я не могу сказать. — Что значит — не можешь сказать? — спросил Жан. — Ты… ты мне не доверяешь? Армин выглядел так, как будто он рушился сам по себе, ломаясь. — Конечно, я доверяю тебе, — выдавил он. — Я… я просто не хочу причинять тебе боль. — Я не понимаю. Просто скажи мне, в чем дело, чтобы я мог тебе помочь, Ар. Это всё, чего я хочу. Они были одни на пляже, было так тихо, что они могли слышать голос Саши, доносившийся из паба. Армин сел на песок и подтянул колени к груди. Жан сел рядом с ним и протянул руку, заправляя выбившуюся прядь светлых волос Армину за ухо. Он провел большим пальцем по щеке и улыбнулся. — Жан… — Всё в порядке. Я просто хочу помочь. — Я просто не хочу, чтобы это что-то меняло между нами. — Этого не произойдет. — Ты не можешь этого обещать, — прошептал Армин. — Да, я могу. Я обещаю это прямо сейчас. — Действительно? — Да. — Жан протянул руку, забыв обо всём. Он просто хотел, чтобы Армин почувствовал себя лучше. — Пожмем друг другу руки. Армин улыбнулся, издавая смешок сквозь слезы, и взял его за руку. — …Хорошо. Я объясню.