***
Они пришли в очередную деревню на своём пути. Сюзанна уже не различала их между собой: везде царил голод и смерть. В каждом доме они находили лишь горы трупов, которыми лакомились крысы. В сегодняшней деревне ещё и была небольшая вонючая речушка. Лекарка закашлялась, уткнувшись лицом в длинный рукав платья. Усталость в ногах давала о себе знать. После двух бессонных ночей она была готова уснуть прямо на этой грязной сырой мостовой. — Мы могли бы отдохнуть на этом холме. Мы ведь два дня не спали, — пропищал малыш-эльф над ухом Гатса. — Их построили давным-давно, когда люди верили в легенды, будто эти каменные ворота отгоняют кошмары от деревни. Камышова с удовольствием сделала привал, опустилась на колкую зелёную траву, спрятавшись от лучей солнца за каменной глыбой. Рядом с ней сел мечник, прижавшись к холодному камню спиной. Дневной зной быстро их сморил. Сюзанне приснился странный сон. Её окружала непроглядная темнота. Девушка бесцельно бродила по пустоте, пока не услышала тихое шебуршание. Бедняжка вздрогнула, заметив маленького уродца-демона, появившегося на свет от союза Каски и Гатса. Одноглазый малыш что-то прохрипел, превратился в голову Каски. Её стеклянные чёрные глаза внимательно смотрели на лекарку, а пухлые тёмные губы шептали страшные слова: — Опасность… Встаёт столб пламени… Безумная паства… Собирается святая земля… Небеса… Когда они падут… Поторопись скорее… Ярко-алое пламя охватило парящую голову девушки, сжигая её дотла. Камышова не могла сказать и слова, лишь протянула руку к остаткам лица Каски, как те растаяли в воздухе. Сквозь сон Сюзанна закричала, крепко зажмурившись. Она резко села на траве, прислонилась к каменной глыбе, приоткрыла глаза. Холодный пот стекал по её лбу. Девушка услышала резкое и частое дыхание мечника. Гатс тоже проснулся в холодном поту. — Тебе тоже приснился кошмар? — усталым голосом пролепетала она. — Да, пора идти дальше, — сухо ответил юноша, вытерев пот с кожи чёрным плащом.***
Пошёл первый снег. Маленькие белые хрупкие снежинки осторожно ложились на сырую почерневшую землю и сухие безжизненные ветки деревьев. Холодный северный ветер нещадно дул, поднимая снова и снова изрядно изношенный некогда белый подол платья девушки, пробирающуюся через чащу. Сюзанна подула на свои покрасневшие пальцы, улыбнулась, заметив маленькую знакомую фигурку Эрики, дочери кузнеца. Малыш Пак первым подлетел к девочке, изящно кружась в воздухе. Радостная Эрика приняла его за снежного эльфа, красивого переливающегося нежно-голубым светом, и принялась ловить беднягу. Даже юркий малыш не смог увернуться от проворных девичьих рук. — Рикерт! Я поймала что-то невероятное! Я поймала маленького монстра! — во всё горло завопила она, сжимая в кулачке полуживого эльфа. — А я тебя поймала большой монстр! Ха-ха-ха! — лекарка внезапно обняла девочку за талию и прижала к себе, звонко рассмеявшись. Эрика широко улыбнулась девушке, обернулась и прижалась к её груди, ласково поцеловав старую подругу в лоб. Камышова погладила её по спине. Перед ними чёрной тенью вырос из неоткуда Гатс. — Эй, а ты подросла, верно? — непривычные нотки нежности к маленькому и невинному существу звучали в его голосе.***
Сюзанна с трудом смогла узнать в высоком и стройном подростке мальчика, которого некогда звала Рикертом. За их последнее путешествие он сильно изменился. На его руках стали заметные мускулы, плечи и спина стали шире, на потном нахмуренном лбу иногда появлялась одна-единственная маленькая морщинка, его светлые волосы отросли и были собраны в тугом небольшой хвостик. — Гатс! Сьюзи! — с восторгом воскликнул юноша, вскочив со стула и отложив в сторону все инструменты. Камышова была готова расцеловать его в грязные от копоти щёки, потрепала светлую шевелюру, но сдержалась. На радостный лепет Рикерта мечник не повёл и ухом. Лекарка тоже напряглась, сжимая в ладони маленькую ручку Эрики, чувствуя на себе удивлённый взгляд её синих глаз. — Где Каска? С ней всё хорошо? — от слов наёмника девушка поёжилась. — Её здесь нет… — склонив голову, виновато прошептал юноша. — Что, чёрт побери, случилось, Рикерт?! — взревел словно раненый зверь Гатс, схватив ученика кузнеца за грудки. Эрика вырвала ручку из хватки Сюзанны и громко заплакала, размазывая слёзы кулачками по щекам. Камышова присела на корточки и принялась утешать девочку, поглаживая её по дрожащим рукам, однако она отдёрнулась от ласк девушки и пуще прежнего залилась слезами. — Это Эрика виновата! Эрика плохая! — кричала малышка, хмуря светлые бровки. — Всё потому, что я вывела сестрёнку погулять! Рикерт продолжил рассказ девочки. Каска практически не выходила с пещеры, после того как Гатс с Сюзанной покинули дом кузнеца, плохо ела, плохо спала. Эрика с трудом могла наблюдать за затворнической жизнью бывшей воительницы. Она и решила взять с собой в лес по ягоды Каску. Только вот на прогулке её подопечная пропала. Эрика искала девушку до самого заката, но так и не нашла. — Ты же знаешь, что с ней! Почему ты не искал Каску? Какого чёрта ты здесь делал?! — кричал на юношу мечник. — Ты дурак, Гатс! Дурак, дурак, дурак! — снова завопила девочка и принялась бить кулачками по крепкому телу наёмника. — А что ты делал?! Где ты был, Гатс? Ты оставил сестрёнку! Бродил где-то два года! Ты не знаешь, что чувствовал Рикерт! Он отправился искать её! Целый месяц искал, но не мог же он искать её вечно! Рикерт вернулся… Вернулся к нам… — Отвратный шум! Не уснёшь! — послышался хриплый скрипучий голос. Гатс с Сюзанной поднялись на чердак, где теперь доживал остаток своих дней старый кузнец. Его бледное лицо было вдоль и поперёк исчерчено глубокой сетью морщин, волосы и борода полностью поседели, лишь в глазах остался последний маленький огонёк жизни. Камышова мало общалась с ним, но уважала. Она тихонько произнесла слова приветствия и села на старый сундук, стоящий недалеко от кровати старика. Кузнец в ответ лишь слабо кивнул головой, весь его взгляд был направлен на юношу. — Не делай такое глупое лицо. Здесь нет оживших мертвецов. Здесь один только старый больной дурак, — даже в его старческом осипшем голосе ещё остались нотки строгости и насмешки. — И стоило мне подумать, что конец близко, как этот идиот решил вернуться… — Чума? — спросил у него Гатс, склонившись над кроватью мужчины. — Она не по мою честь. Я просто слишком стар. Должно быть, это и вправду конец, раз господь привёл тебя сюда. Ладно… Нет времени на болтовню. Покажи-ка мне свой меч и доспехи, — старик с трудом смог сесть в постели. Он внимательно осматривал широкий меч наёмника, скрюченными пальцами прикасаясь к каждой трещинке и щербинке на лезвие, затем долго и упорно крутил в руках протез. Лекарка чувствовала себя лишней в их кампании, однако не решилась встать и вернуться к детям. — Зазубрился и заржавел… Следы крови… Выглядит так, словно ты носишь его десять лет. Простая заточка не поможет. Проклятье, ты просто ходячая проблема. Небось даже во сне дерёшься. Сражаешься так, словно завтра не наступит. Но если бы твоя ненависть исчезла. Держу пари, ты бы сейчас не стоял здесь. Два года назад, когда Рикерт приволок тебя, израненного, я понятия не имел, что с тобой стряслось. Но после того монстра, я смог кое-что представить. С такими ублюдочными врагами ты не можешь жить спокойно. Только если смыслом твоей жизни стала месть. Разве ты не собираешься уйти? Сражаться из ненависти… Старик перевёл взор на Камышову, что тут же покраснела, сжалась в комочек и спрятала лицо от его пронзительных глаз за копной растрепанных тёмных волос. Усмехнулся. Неужели в его старой голове стала складываться правильная картинка? Быть может, он знает и про её чувства к Гатсу? Ах, только бы он не разболтал сейчас про них! Нет, он точно не знает! Ничего не знает! Она хорошо прятала свой трепет перед мечником за лицом сострадания ко всем. — Послушай историю умирающего человека, — продолжил говорить кузнец, снова вернувшись к Гатсу. — Месть темнее крови. Месть — это нож, острие которого вонзается в твоё сердце. С каждым днём оно всё острее и острее… И единственное, что оно оставляет — боль. Ненависть — это место, куда бегут все печали. — Эй, эй! Это не похоже на тебя. Ты собрался читать мне проповедь? — нервно хихикнул наёмник, улыбнувшись. — Ты выбрал не самый худший путь, но в твоём сердце трещина. Страх… Ты оставил её. Не будь идиотом и отдохни здесь, не беспокоясь о мире, из которого ты пришёл. Ты отказался от самого дорогого… И ушёл, взяв с собой на муки невинного человека. Ты не смог разделить боль с той, кого любил… — с пронзительным взглядом продолжил говорить кузнец. Тело лекарки затряслось от слов старика. Она резко вскочила и спустилась вниз, а затем выбежала из дома, не обращая внимания на крики детей ей вслед. Слёзы потекли из глаз потоком. Она долго терпела в себе бурлящий поток эмоций. Вроде бы, смирилась, успокоилась, однако это была неправда. Её сердце всегда разрывалось от боли.