Девятая симфония

Он всегда так старательно пытался скрывать свои настоящие чувства от тех, кому больше всех нужно было о них знать. Но не в случае с Гермионой Грейнджер. Но не сегодня. Не в эту ночь, когда он чуть не оставил ее одну в квартире. Тео вернулся почти сразу, глубоко выдохнув за дверью и приняв тот факт, что, как бы он не бежал от нее, как бы не скрывал за стенами свои эмоции или чувства за своей музыкой, всегда их причиной будет она. И она в нем сейчас нуждалась. А пока это так, он будет рядом. – Когда ты проснешься, я буду здесь, – прошептал он, всматриваясь в ее хрупкое тело, что засыпало в его объятиях. Она закрыла глаза, уверенная, что теперь засыпает в безопасности. То ли это было влияние их связи и его тепло, окутавшее ее тело. То ли ему просто никогда не приходилось защищать других, и он еще не распознал до конца это чувство, впервые ему открывшееся. Но он знал, где сейчас находилась его палочка и сколько секунд ему понадобится, чтобы направить ее на любого входящего в эту дверь. Никто не прикоснется к принцессе, пока она засыпает на его плече. Когда ее зрение прояснилось, он смотрел на нее с такой тревогой, его темные глаза горели чем-то диким, а челюсть сжалась. Гермиона посмотрела на руку, что продолжала постукивать по ее ладони. Уже как-то на автомате, выбивая мелодию симфонии. И тогда он понял две вещи. Во-первых, несмотря на ее удивление, она еще не отняла свою руку. А кончики ее пальцев невольно стали касаться и его ладони. Во-вторых, Гермиона смотрела на его шею, а значит на метку, явно о чем-то задумавшись. – Я не мог… Я не хотел уходить. Прежде чем он испортит этот момент снова, Тео проследил за линией ее звезды ближе к уху, что растворялась дальше в копне волос, и дотронулся прямо до того места, где сверкал конец звезды. Ее брови нахмурились, но она все еще не сдвинулась с места. Тео продолжил путь, вычерчивая их узор у нее на теле, будто закрепляя его в памяти. Как музыкант, которому просто было необходимо несколько раз сыграть один и тот же аккорд, или одну и ту же группу нот, чтобы запомнить расположение своих рук и довести до автомата. Она была той, кто сделала самую логичную сейчас вещь, что давно пришла ему в голову, но не хотела закрепиться – она чуть двинулась назад, осторожно пряча руку под одеяло и сказала тихое «спасибо», отвернувшись и вновь заснув. Он был так переполнен чувствами, что боялся ее разбудить. Боялся найти или даже подумать о другом решении, ведь проще было сейчас убежать. И он убегал бы снова и снова. Только дайте ему еще пару минут рядом с ней. Она проснулась этой ночью первой и, когда Тео открыл глаза, смотрела будто прямо в его душу, будто уже услышала эту просьбу, осторожно выводя узор на его шее. – Я хочу рассказать свой секрет, – начал вдруг он. – Ты не влюблена в меня на самом деле, не так ли? Все в порядке, принцесса. Ты можешь сказать мне правду. Мы не можем помочь тому, кто этого не чувствует. И я догадывался об этом с самого начала. Он сделал паузу. – Я влюблен в тебя, и уже очень давно. Всегда, кажется. И ты, вроде как, догадывалась, что это так, правда? – он уткнулся пальцем ей в губы, не давая вставить слово. – Нет, пока говорить буду я. Вот, почему я лгал. Я видел, что ты знала. Но я не хотел в это верить. Ведь как ты могла… – Я тоже влюблена. Раз. Она подняла взгляд с метки и посмотрела прямо на его губы. Протянула руку, встала и двинулась ближе к окну. В безопасную для них зону. Два. Он пробежал затуманенными глазами по ее лицу в поисках ответов. Три. Тео схватил ее за талию, приподнимая и усаживая на подоконник, так, что теперь их лица находились почти на одной высоте, ведь он уперся руками в край и склонился чуть ниже. Не задумываясь, он поцеловал ее так, будто пытался наверстать упущенное за многие месяцы время. Тео не понимал, где ее руки, а где его. Они будто в исступлении изучали впервые тела друг друга. Она еще раз поцеловала мягкую, теплую кожу его шеи, прямо под ухом. Затем чуть ниже, ближе к вороту рубашки. Ближе к метке. Его рука поднялась, чтобы схватить ее за бедро, как будто он хотел сначала оттолкнуть, но в итоге прижал ближе. Гермиона снова поцеловала его, двигаясь к другой стороне его шеи, и рукой коснувшись груди, чтобы точно узнать, как колотится сейчас его сердце. Она обхватила ногами его талию, подставляя шею для еще одной мелодии поцелуев. Все его прежние, запертые так далеко чувства вернулись с новой силой, словно по желанию ее волшебной палочкой. За ним пошел еще один скользящий и дразнящий поцелуй. Она прикусила его нижнюю губу. А потом он притянул ее к себе, прижимая их тела друг к другу. Ближе. Еще ближе. Вдруг Тео понял, насколько сильно и остро ее ощущает. Насколько хорошо ей в его руках. Насколько хорошо чувствовать ее губы под собой. Музыка для него снова стала проигрываться и повторяться, повторяться по кругу, отбивая новые мотивы, выбирая новые тона, ритмы. Он знал, что его последние полминуты станут быстрым безумием нот и нарастающим величественным звуком. Сейчас всё было… Слишком. Он едва сдерживался, но, блять, он был не просто влюблен, он любил Гермиону Грейнджер. И он понял это только сейчас. Тогда его объятия ослабевают, губы больше не касаются ее метки на шее, и он медленно отстраняется и опускает ее ноги вниз на пол. Делает шаг в сторону, отходит к стене и поворачивается. – Тео? – эти полутона не должны были прозвучать так, будто только что он разбил ее сердце. Свет тускло освещает ее лицо в этой комнате, от окна отражаются огни улицы. Она видит, как напряжена его челюсть. Как он сдерживается ответить ей. И в его глазах она может найти сейчас лишь застывшее виноватое выражение. – Ты ведь не серьезно? Прекрати. Я чувствую это. Я это чувствую! – ее тон срывается на крик, так что она сама признает, что они перешли черту. Он молчит, а она и так все понимает. В этой тишине. – Гермиона, прости меня. Это был момент слабости, – тихо отчеканивает Тео строчки, будто зачищая наждачкой часть души, отшлифовывая остатки хоть чего-то разумного и нетронутого ей. Но она везде. Ему придется стереть ее до основания. – Момент слабости? – она снова кричит, подходя ближе и упираясь руками ему в грудь. Стук. Еще один. – Так это теперь называется? И что же ты собирался сделать потом, Тео? Когда ты собирался взять себя в руки и выставить меня за дверь собственной квартиры? Он собирался развернуть ее тело спиной к себе. Резко выставить ее руки вперед и вверх, заставив запечататься их на окне впереди. Потом придвинулся бы максимально близко к самой высокой ноте, чтобы взять ее, прикасаясь одной рукой к ее бедру, а другой – к груди. Но вслух сказал лишь… – Мне лучше уйти, – браво, прозвучало это совершенно точно так, будто ты мудак. Она продолжает стоять рядом, не давая ему пройти. Не то чтобы он хотел сейчас сбежать из ее квартиры, но дикое напряжение во всем теле говорит, что она его не понимает. Не понимает, почему он вновь ее отталкивает. Тео пытается успокоиться, замедляет дыхание, участившееся настолько, что у него заболели легкие. Но ее вопрос вновь выбивает из него весь воздух. – Откуда ты знал, что я буду там? Он упирается рукой в стену, будто удерживая свое тело на месте и полностью загораживая ей обзор на окно. – Видел тебя пару раз, – говорит ей полуправду. Пару? Каждый день. – Хочешь сказать, что ты каждый день следил за мной, ходил в мою кофейню, не подавая виду, и просто наблюдал? Умная девочка. – Да. Он подошел к ней вплотную, проводя рукой по щеке и внимательно всматриваясь в ее глаза. Гермиона же теперь первая сделала шаг в сторону. – Знаешь? Ты чертовски прав. Это больше не повторится. После целого месяца мучений от этой волшебной связи, свалившейся мне на голову, я наконец-то научилась быть рядом с кем-то, с кем мне не надо притворяться. Рядом с кем-то, с кем я могу просто общаться и чувствовать себя в безопасности. Я уже пару недель не могу думать ни о ком, кроме тебя. И это не последствия связи, как ты говорил. Я чувствую разницу. У меня ведь даже нет свободного времени, чтобы думать об этом! Но я думала, Тео! – Я говорил, что ты перерабатываешь. Стоит попросить повышение. – Заткнись, нет. Это моя речь. Это… словно я только сейчас поняла, что знала тебя всю жизнь. Ты был везде. И был там все это время. Понимаешь? – Гермиона. Мы уже обсуждали, что… – Что ты ведешь себя на смерть, потому что не хочешь, чтобы умерла я? Ты еще больший тупица, чем Рон. Я признаюсь тебе в чувствах. В том, что что-то может получиться. Действительно по-настоящему, Тео. А ты… ты… Мерлин. Ты невыносим. – Поэтому стоит отпустить затею узнать меня. – Ложь. – Что? – Я знаю, что ты лжешь. Ты ведь тоже это чувствовал, когда я с тобой разговаривала на балу. И тогда в твоем кабинете. – Да. – Прекрасно. – Удобно, я бы сказал. – Заткнись. Прошу, давай просто… Просто попробуем, Тео, – сейчас ее глаза приносили ему самую большую боль в жизни. Ведь он не собирался отступать. Не так должен был закончиться этот вечер в любом из проигранных вариантов в его голове. – Я ухожу. Иногда именно тот, кто любит, причиняет самую невыносимую боль. Я хочу сделать тебя счастливой, а не причинять тебе боль, Гермиона. Я не хочу, чтобы ты стояла здесь передо мной. Я не хочу, чтобы ты смотрела на меня так же, как я смотрю на тебя. Не хочу, чтобы ты испытывала боль, которую испытал я. Не хочу, чтобы ты скучала по мне так же, как я буду скучать по тебе. Я не хочу, чтобы ты меня любила. Он резко мотнул головой, не желая даже слушать ответа на свою фразу. И сделал еще шаг. Сначала они исцелили друг друга, вписывая новые строчки в историю, зашивая горькие раны, что болели уже так долго. Но закрывая сегодня за собой дверь, он создал новые. И если судьба посчитает нужным, она сведет их вновь.