Что он делал на глазах у своей бабушки?! У бабушки Шим может сложиться неправильное впечатление!
— Перестань пугать его, бабушка! — Джейк откинулся на спинку сиденья, притянув Сонхуна еще ближе за талию: — Он мне самому нравится, и я не хочу, чтобы он убегал…..он дрожит из-за тебя! Хун покраснел при этих словах, бросив на Джейка как можно более неприязненный взгляд и тихо зашипев на него. — Эй! Я не.. Но затем первая часть предложения Джейка дошла до его разума, и он замер, вопросительно взглянув на Шима, который улыбался. Сонхун открыл рот, но снова закрыл его — он мог ошибиться и неверно всё понять…да? — Он напоминает мне своего деда. Никогда не бывает серьезным, всегда дурачится... раздражающе сбивает с толку. Я ведь права, Сонхун-а? Они повернулись к бабушке Шим, которая наблюдала за ними своими ястребиными глазами с непроницаемым выражением лица, и у Хуна внутри все нервно перевернулось. Почему они так разговаривали, как будто он и Джейк были...? Ему захотелось спросить об этом, но сейчас было не время и не место, особенно, учитывая обстоятельства, которые привели их сюда. — В любом случае, Джейк, я позвала тебя сюда только по одной причине: мне хотелось сообщить обо всём лично. Ничего особо не изменилось, просто конец слегка приблизился. Сонхун почувствовал, как настроение резко изменилось и стремительно упало, а быстрый взгляд на Джейка показал, что несерьёзность полностью ушла с его лица. Он инстинктивно придвинулся ближе к своему притворному парню в знак поддержки и почувствовал, как Джейк прижал его к себе, напряженно вцепившись пальцами в талию. — Я не понимаю.. Бабушка Шим откинулась назад и снова закрыла глаза, позволив своему креслу мягко покачиваться, дерево скрипело. Когда она прервала вопрос внука, ее голос был не таким громким, но стал резким больше из-за его содержания, чем по какой-либо другой причине. — Я умираю немного раньше срока, Джейк. Врачи сказали, что это рак третьей стадии.Словно..
— Джейк? Бабушка? Где... Ой, извините, я не знала что у нас гости. В этот момент в дверях появилась девушка, которая была немного старше Джейка, явно одна из сестёр его псевдо-парня, судя по схожим чертам лица. Сонхун отметил, что их улыбки были почти одинаковыми. Склонив голову в знак приветствия, он обернулся и обнаружил, что бабушка и внук, однако, не обращают на нее внимания — они просто смотрят друг на друга. — Аэри, почему бы тебе не позволить Сонхуну помочь с приготовлением обеда? — Бабушка Шим повернулась к Паку, в этот раз обращаясь прямо к нему, и теперь ее голос стал намного мягче. — Нам с Джейком нужно поговорить, мой хороший.***
Сону всегда был немного неуверенным в себе. Однако, это было не то, в чем он собирался признаться — ни за что! — но если бы кто-нибудь потрудился понять его, это, вероятно, было бы одной из главных вещей, перечисленных в качестве наблюдения за ним. Это было довольно очевидно, если посмотреть, как он преобразился и стал тем, кем был сейчас. Начиная с очевидного — он был женственным парнем, причём всегда. Из-за этого над ним смеялись и издевались и в результате Сону решил делать зло первым, прежде чем это успеют сделать ему другие, боясь, что ему причинят физическую и эмоциональную боль только из-за того, кем он являлся. По крайней мере, если у него было паршивое отношение к другим, то у людей была хотя бы причина бороться с ним, обзывать его. Это было меньшим ударом по его самолюбию из-за того. Этот страх в течение многих лет в конце концов превратился в гнев: холодную ненависть, которую он прятал за знойными, фальшивыми улыбками. Помимо этого он мало выделялся среди других со своим обычным миловидным лицом. В то время как многие другие получали положительные отзывы о таких простых вещах, как их веснушки или цвет глаз, Сону никогда ничего не получал в свой адрес — до тех пор, пока не научился подчеркивать свои черты с помощью макияжа, контактных линз, краски для волос и множества других косметических средств. Только тогда он получил многочисленные комплименты, которых так ждал, но даже тогда, когда слова похвалы и восхищения продолжали звучать, когда другие начали подражать его стилю, Ким обнаружил, что все еще не удовлетворен. И его ненависть росла, обретала форму, становилась чудовищем. Больше всего его ранило то, что никто не интересовался тем, чем он гордился больше всего на свете: он великолепно разбирался в моде. Даже когда он стал вспыльчивым, даже когда он стал красивым, единственный талант, который он лелеял, занимал второе место в глазах других. Они видели только человека, которым он стал, и никогда не видели, что могли сделать его осторожные руки, и уникальные, значимые произведения, которые он создавал. Именно это продолжающееся невежество привело к завершению его изменений, потому что было правильно стать монстром после всего этого, не так ли? Оставить того, кем он был, там, где ему по праву принадлежало место: на заднем плане, где о нем можно было забыть. Потому что никто не заботился о его прошлом, и люди забыли об этой версии Сону, и это лишь доказало его точку зрения. В старших классах было еще хуже. Это было место, где все пытались доказать, что они уникальны, но на самом деле только копировали друг друга, поддаваясь давлению сверстников и эгоистичным желаниям быть частью чего-то, либо быть круче остальных. Еще на первом курсе Ким уже знал, что его единственная цель — быть лучше всех остальных. Но потом появился Пак Сонхун. Он был полной противоположностью Сону: скромный и добрый, искренний во всех отношениях. Он тоже был красив, но без усилий: люди любили его, даже когда он держался особняком и выбирал друзей, даже когда он игнорировал остальных студентов, хотя и не нарочно. В придачу он был прилежным учеником, лучшим, и люди всегда хвалили его. Он был тем, кем Сону всегда хотел быть, но так и не стал. И он завидовал Хуну из-за этого, так завидовал тому, что у него было все, чего он когда-либо хотел, что подружился с этим мальчиком с целью когда-нибудь унизить его, просто чтобы иметь возможность дать ему какой-нибудь изъян. Никому не позволялось быть совершенным, и уж точно не в присутствии Сону. И этот план сработал чудесно, и принес удовлетворение в тот самый роковой день, когда Пак зашел в комнату к ним с Джеем, и увидел их вместе. Но, честно говоря, в этом не было ничего личного — Сону просто хотел подтвердить тот факт, что ни в чьей жизни не было боли и неуверенности. Обида тоже была своего рода пятном, и, зная Пак Сонхуна, который открылся ему и доверял ему как настоящему другу, Сону знал, что это станет его недостатком. Этого было достаточно для Кима. Тогда он впервые почувствовал свою власть над другими. Сону пришел к осознанию этого позже, после того, как Сонхун исчез, в тот момент, когда он узнал, что может делать все, что угодно, со своим красиво разукрашенным лицом и фальшивой личностью, чтобы добиться желаемых результатов. И поэтому он усовершенствовал искусство манипуляции, в результате чего улучшился образ жизни и карьера: теперь он проектировал для людей, имел кучу денег и даже сумасшедших последователей, поклонников, которые были смехотворно одержимы им и его работами. Он все еще был далек от счастья, но ему, в принципе, оно и не особо нужно было — уже хватало чувство удовлетворения от того, как его враги беспомощно вели существование где-то на дне. Ну, в такие моменты, по крайней мере, ему не хотелось уничтожить всех на своём пути. Он не был настолько сумасшедшим. Этот телефонный звонок от Джея все же беспокоил его, потому что Пак снова стал счастливым. Снова стал лучше. Неужели он отпустил свою боль и гнев по отношению к нему и Джею, своим предателям, и нашел удовлетворение с кем-то другим? Так не пойдет. Пак Сонхун был первой жертвой Сону — доказательством того, что он уже тогда был способен на прекрасные манипуляции, — но если Сонхун мог так легко оправиться, то каким злодеем считался бы Ким? Ничтожным. Войдя в вестибюль отеля, где проходила встреча выпускников его средней школы, и нагруженный сумками от Гуччи в тележке, которую по его команде толкал посыльный, Сону неторопливо подошел к консьержу, сдвинув свои дорогие солнцезащитные очки вверх по линии волос и одарил даму за стойкой слащавой улыбкой. — Я хочу ваш самый дорогой номер, спасибо. Пришло время сбить Пака с ног и навсегда превратить его во что-то, что немного больше напоминало Сону в прежние времена. Потому что там, где дело касалось Кима, все были одинаковы, но если это было не так… Позвольте им присоединиться к клубу, избив их до полусмерти так сильно, что у них не было другого выбора, кроме как превратиться в еще одного монстра в облике человека.***
Сонхун попытался сосредоточиться на моркови, которую он резал. В то же время он задавался вопросом, как сейчас чувствует себя Джейк в другой комнате, не в силах перестать беспокоиться. — Ты встречаешься с моим братом? Подняв глаза, Хун увидел ласково улыбающуюся ему Аэри, и едва не выронил нож, краснея. — Эм… нет? Когда он снова поднял глаза, сестра Джейка выглядела смущенной и удивленной, положив руку на бедро и помешивая что-то в кастрюле перед ней деревянной ложкой. — Значит, вы уже… ? Щеки Сонхуна покраснели еще больше, когда он поднял картофель, запинаясь и отвечая. — Я... На самом деле, я не знаю... о чем ты.. Теперь, полностью повернувшись к нему лицом, Аэри покачала головой и потянулась за спину, чтобы завязать фартук, который был на ней, немного потуже, после того как стукнула ложкой по кастрюле, отчего суп разлетелся во все стороны. — Невероятно! Все мужчины в этом доме одинаковы... всегда откладывают или ждут, когда другие сделают первый шаг после того, как сами все устроят! Папа тоже такой и дедушка... Может быть, это гены. — Вздохнув, она достала морковь и сердито окунула ее в миску с водой. — А все женщины — полная противоположность... гоняются за ними!... это смешно! Оторвавшись от чистки картофеля, Сонхун просто смотрел на сестру Джейка широко раскрытыми глазами, наблюдая за тем, как та мучала несчастный овощ. — Ммм... Я всё равно не понимаю... Аэри обернулась и, яростно вытирая руки кухонным полотенцем, подошла, схватила Хуна за плечи и слегка встряхнула его, заставив вздрогнуть, потому что, черт возьми, что вообще происходит? — Если ты хочешь быть с моим братом, тебе придется пойти за ним самому. Ты готов сделать это, Сонхун? Ты готов стать женщиной ради этого?Подожди..
Чего?
— Эй! Сонхун внезапно обнаружил, что прижимается к груди Джейка и освобождается от полужесткой хватки Аэри, но ненадолго — в мгновение ока он оказался позади Джейка, защищенный протянутой рукой. — Что ты делаешь, нуна?! Удар. Схватив лопаточку, Аэри ударила ею Джейка по руке, заставив его взвизгнуть и отпрыгнуть назад, чуть не опрокинув Хуна, который как раз вовремя отступил в сторону. Она выглядела мертвенно-бледной, размахивая посудой, как оружием, когда приближалась. В результате Джейк отступал, и, соответственно, Пак тоже, так что они кружили и кружили по кухне, как сумасшедшая карусель. Сонхун все еще понятия не имел, что происходит. — Ты идиот! Так ты думаешь, что станешь таким же, как папа или дедушка? А? Ведя Сонхуна вперед, заставляя его ждать... ты идиот! Идиот, идиот, идиот, идиот, идиот! Каждый "идиот", который был её произнесен, сопровождался ударом твердого пластика по любой части, до которой она могла дотянуться, и к концу этого Джейк выл от боли, красноватые отметины появлялись везде, где ударяла лопатка. — Аййй… перестань! перестань, мне больно.. нуна, какого черта...?! — ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ?! Все остановилось, как будто была нажата кнопка "пауза", медленно поворачивая головы в сторону входа на кухню. Там стояла еще одна фотокопия братьев и сестер, вероятно, еще одна сестра.Или нет.
— Ма! Голос Джейка был веселым с долей нытья, и Сонхун рассмеялся бы, если бы не был слишком занят, задыхаясь от того, что было сказано дальше. — Нуна позорит меня перед моим парнем! Аэри торжествующе воскликнула “Ха!”, в то время как их мать обратила свое внимание на Пака, который покраснел до корней волос при этом объявлении. И только теперь Хун все понял. — Вы парень моего сына? — Миссис Шим взволнованно спросила с широкой улыбкой, и именно тогда Джейк, похоже, понял, что он в конечном итоге выразил словами, когда его глаза встретились с глазами Пака."Ты готов стать женщиной ради этого?"
Расправив плечи, Сонхун решил, что у него есть ответ на вопрос Аэри. Он уже почувствовал, каково это, когда его сердце разбито... но что, если он рискнет? Что ему было терять, особенно со всеми этими намёками, этими словами с двойным значением, этими висячими предложениями? И он был более чем готов к задаче попытаться стать если не частью этой семьи (***
Джейк открыл дверь в свою детскую спальню, жар на его щеках еще не совсем улегся, пока он избегал смотреть на Хуна, ведя того внутрь. Это был очень уникальный способ унизить себя перед своей семьей и Сонхуном, а также сделать несвоевременное признание. Потому что так оно и было — так много для всех осторожных размышлений Джейка этим утром. Сорвавшись с языка, это вырвалось наружу. Он хотел парня, и он хотел, чтобы это был Сонхун. Закрыв за ними дверь и позволив своему спутнику войти первым, он сделал нерешительный жест, и Пак вошел, осматривая всё. — Это была моя комната… та-да! — глухо сказал он, встретившись с парой веселых глаз, которые заставили его застонать и смущенно прикрыть глаза ладонью. — И перестань ухмыляться мне! Хун рассмеялся над этим, и это был счастливый смех, от которого у Джейка затрепетало сердце. Он открыл глаза и увидел, что Пак смотрит на него с улыбкой, держа их руки соединенными. — Итак, я твой парень, — застенчиво заявил Сонхун, очень осторожно положив руку Джейка себе на талию и проделав то же самое с другой, прежде чем положить ладони на грудь. — Ты это серьезно? Ты действительно хочешь, чтобы я был твоим парнем? Джейк сглотнул.Сейчас или никогда, учитывая, что все и так уже полетело к черту.
Тем более при такой нежном и застенчивом взгляде отказать было бы полноценно смертному греху. — Да. Сонхун обнял Джейка за шею и долгое время только смотрел на него с недоверием и восторгом. А затем их губы соприкоснулись, словно по соглашению, болезненно и сладко, они вдвоем упали на кровать кучей, мгновенно испортив простыни. Но обоих это особо не волновало.