Двенадцать вещей о Ямагучи Тадаши

Август, как и бывает обычно, отличался от своих предшественников: июня и июля. Если начало и середина лета всё ещё были наполнены учёбой, яркими школьными днями и свежими порывами ветра, конец сезона неизменно приобретал жаркую тягучесть. За отсутствием школы, бесконечных тестов и домашних заданий часов в сутках стало больше и тянулись они медленнее, текли, словно хороший мёд, когда переливаешь его в банку. Казалось, что этот месяц бесконечен, и его можно наполнить доверху счастливыми воспоминаниями, радостными моментами и приятными встречами. Ещё и останется на прохладные утренние рассветы и сон до обеда. Нет ничего приятнее этого чувства, когда ты преисполнен безмятежностью и радостным спокойствием. Не волнуются душа и разум. Всё естество утопает в неге удовольствия, и хочется остаться в этом состоянии умиротворения навсегда. Чувство, прекрасно подходящее этому августу: душному жёлтому и тихому. В нём безвольно утопало всё: громкие голоса, шумные события и беспокойные люди. В каждом дне чувствовалась усталость и леность. Не было в августе той красочности, присущей июлю, и светлости, озаряющей июнь. Но тем и прекрасен этот месяц. Он вовсе не выделялся, наоборот, отлично дополнял этот триптих, подчёркивая всю его важность и красоту. Ямагучи думал об этом, наблюдая как над ним мерно плывут облака, отбрасывая на землю свои массивные тени. Его голова расположилась на коленях Тсукишимы, чтобы не класть её на траву. Кей не против. Была в этом своя органичность. Друзья молча сидели под деревом в парке, ожидая, когда палящее солнце скроется за горизонтом и позволит выбраться из импровизированного убежища. Блондин читал книгу. Кажется, это была «Исповедь маски» Мисимы. Иногда он прерывал тишину шуршанием страницы, но тут же всё возвращалось на круги своя. — Kiss me hard before you go, — тихо начал напевать привязавшуюся песню Тадаши, перебирая в руках ромашки, растущие вокруг. Он бесплодно пытался сплести венок, но уже даже не смотрел на цветы, предпочтя голубое небо, такое красивое, будто у него выкрутили настройки насыщенности. Слова сами слетали с его губ, однако зеленоволосый не обращал на это внимания, — Summertime sadness…I just wanted you to know that baby you're the best… — Знакомые строки, — внезапно заговорил Тсукишима, но так медленно и глухо, что Ямагучи даже не вздрогнул, — Что это за песня? — Вот ведь, привязалась, — пожаловался парень, заметив, что поёт слишком громко, — Это Лана Дель Рэй «Летняя грусть». Знаешь её? — Да, слышал пару песен. Совсем не мой жанр, — пожал плечами блондин. Всё это время он не отрывал глаз от книги. — «I think I'll miss you forever», — продолжил напевать себе под нос Тадаши, — «Like the stars miss the sun in the morning skies. Late is better than never even if you're gone I'm gonna drive, drive…» — Там дальше не так поётся, ты пропустил почти всю песню, — упрекнул очкарик. — Ага, я не знаю текст целиком, — Тадаши улыбнулся и прикрыл глаза, — В чём смысл твоей жизни, Тсукки? — Почему ты спрашиваешь? — удивился парень. — Я думаю, что в жизни самой по себе нет никакого смысла. Но есть смысл, который человек придаёт ей сам. — И какой смысл ты придаёшь своей жизни? — протянул Кей, усмехаясь. — Так не честно, я ведь первый спросил, — надул тонкие губы зеленоволосый, распахивая глаза. — Carpe diem — живи настоящим, — почти по слогам проговорил Тсукишима и уставился на облака, — Я не знаю, чего ждать от будущего, поэтому учусь наслаждаться настоящим. Думаю, у меня даже неплохо получается. Всё равно, если искать смысл намеренно, никогда его не найдёшь, всё время будет ускользать и прятаться. И зачем тогда вообще стараться? Кей сделал небольшую паузу и закрыл книгу. — А в чём твой смысл? — Я хочу любить людей, — по-детски пролепетал Ямагучи, от чего Кей едва не засмеялся, настолько наивной была эта мысль, — помогать им и делать их жизнь лучше. — Тогда тебе нужно лучше стараться. У тебя совсем не получается. — Правда? — встревоженно приподнялась зелёная голова. — Конечно, совсем себя не любишь, не заботишься о себе, ничего не ешь и мало спишь. Только хуже и делаешь. — Нет, ты не понял, — облегчённо оправдывался парень, — Я ведь не о том говорю… — Ты сказал, что хочешь любить людей. Но ты ведь и сам человек. Как можно любить других и не любить себя? Ямагучи не нашёлся, что ответить. — Ладно, ты меня снова поймал, — наконец улыбка вновь блеснула на загорелом лице. — 1278:0 в мою пользу, — насмешливо придумывал счёт Кей, — Кстати, ты давно видел Мори-сан? Как она? — Тебе интересно? — удивлённо засверкали зелёные глаза, и парень приподнялся с чужих колен, — Давно. С тех пор, как она перевелась в другую школу, мы почти не переписывались. Похоже, ей весело с новыми друзьями. — Вряд ли она успела их завести. Они встретятся только в сентябре, так что, думаю, она просто гостит у родственников или что-то в этом роде. Не переживай, с ней всё будет хорошо и без тебя. — Как грубо, — наконец венок из ромашек был готов. Тадаши торжественно выпрямился и надел его на голову, но цветы тут же рассыпались по его волосам, — Эх, а я так старался… — Тебе так даже больше идёт, — хлопнул его по плечу друг, — Я голоден, не хочешь перекусить где-нибудь? — Пожалуй, — с энтузиазмом подхватил зеленоволосый, — но давай полежим ещё чуть-чуть? — Зачем? — Кей покорно позволил чужой голове вновь опуститься на его колени и заглянул в веснушчатое лицо. — Я хочу задержать этот день в памяти подольше. Эту жару, этот запах травы, этот тёплый ветер и тебя тоже. Вот знаешь, индусы верят в то, что, если задержать дыхание, то можно задержать и время. Я тоже в это верю. Не хочу, чтобы август кончался. Если бы каждого из парней спросили — вместе или по-отдельности — хотели бы они задержать август и существовать, тонуть в нём вечность, они бы без раздумий прыгнули в этот омут и безапелляционно ответили «да». Так проходил целый месяц — в знойных днях, размеренных, льющихся, как вода в ручье, разговорах и душевных улыбках. Со стороны даже могло показаться, что это давнишние старички-любовники, чей жизненный запал и страсть давно иссякли, а остались лишь умиротворенная, тихая любовь и глубокая нежность. Так на них действовала жара и понимание, что они вольны не делать ровным счётом ничего важного ещё множество дней до осени. Тсукишима чувствовал себя счастливым и наполненным. Жизнь его не изменилась кардинально, не превратилась в вечный хаос и непредсказуемость с приходом легкомысленного веснушчатого парня. Она осталась столь же размеренной и спокойной, какой и была прежде, но приобрела некий смысл, скрытый доселе. Как вы понимаете, говоря о carpe diem, Кей не был до конца честен. Он не лгал, но и не рассказывал того, что было многим важнее. Возможно, потому что и сам не был в силах сформулировать это значение для своей жизни. Но, как обычно и бывает, всё прошло так быстро, хоть и шло очень медленно… *** Есть такая теория: если вселенная и время бесконечны, то значит, любое событие неизбежно. Многим известна эта фраза. И лишь немногие сознают, насколько она верна по своей сути. Тсукишима и Ямагучи точно не сознавали. В их ослепший разум и не приходила мысль о том, насколько весь этот август недолговечен, эфемерен. И насколько вместе с августом недолговечно и их взаимопонимание. Кей не из тех людей, кто прощает, кто забывает и открывает своё сердце людям вновь и вновь, ожидая, что они исправятся, одумаются. Кей — человек-архив. Он помнит каждое слово, каждый поступок и никогда не даёт оступиться. Для него времени не существует. Его пыль не способна закрыть собой воспоминания, и оно лишь с каждый годом накладывает всё новые и новые слои. Однажды кто-то заходит в эти потёмки души, больше похожие на заброшенные складские помещения, чихает невзначай, и серая вата, скрывавшая сердце от боли, вновь оголяет старую память. Тяжело хранить такой пыльный груз на душе, и никому и невдомёк выбросить эту дряблую мебель, вычистить полки и перестать отправлять в несчастную комнатушку все свои горести на загнивание. Если бы кто-то сказал, что тот день начинался, как и любой другой день, то он бы солгал. Даже погода, хотя и казалась на первый взгляд обычной, предвещала что-то недоброе, а на душе ворочался смутный комок приближающейся беды. С утра у Тсукишимы болела голова. Не помогали таблетки и сон, поэтому он просто лежал на постели, думая, как пережить этот день. Думал он так, конечно, каждый день кроме тех, которые он проводил в обществе Тадаши, но сегодня ему было особенно плохо. Дома никого, и некому подать стакан воды. Хоть детей заводи. [Тсукишима Кей] Хэй. (доставлено в 10:36) [Ямагучи Тадаши] Йеп, Тсукки. Мы пойдём сегодня в парк? Хочу покормить уточек :) (доставлено в 10:38) [Тсукишима Кей] Нет, поэтому и пишу. У меня ужасно болит голова. Ощущение, будто я пил всю ночь. (доставлено в 10:38) [Тсукишима Кей] Не то, чтобы я знал, какого это — пить всю ночь, но ты понял, о чём я. (доставлено в 10:39) [Тсукишима Кей] В общем, останусь дома и буду ждать, пока мать или брат вернутся и купят таблетки. (доставлено в 10:39) [Ямагучи Тадаши] Ох, бедный: ((( Окей, тогда я тоже останусь дома, чтобы тебе было не так обидно. Держись. Обязательно погуляем завтра. У нас ещё есть целый день! (доставлено в 10:41) [Тсукишима Кей] Ага. (доставлено в 10:41) Ещё пару минут Тсукишима пялился в экран, ожидая, что эмоциональный друг напишет хоть что-то из разряда поддержки, но сообщение так и осталось не отвеченным. В конце концов золотистые глаза начали болеть от белого света, что негативно повлияло на голову, поэтому парень выключил мобильный и распластался звёздочкой на кровати, ожидая смерти. Долго ждать не пришлось. Уже через час боль стала такой невыносимой, что Кей не мог ничего делать. Ему тяжело давались не только чтение и просмотр фильмов, но и лёгкая музыка, даже вставать с кровати было нестерпимо. Всего двенадцать. До возвращения мамы ещё шесть часов. До возвращения Акитеру семь. И это значит, что Тсукишиме придётся пересилить боль и самому ползти в ближайшую аптеку, как бы больно это не звучало. Одеваться не было сил. Выходить на улицу не было сил. Идти под палящим солнцем не было сил. Удивляться, увидев Тадаши, не было сил… Тадаши. Тсукишима остановился посреди улицы и уставился на зелёную макушку через узкую дорогу. Он стоял в тапочках, затасканных домашних штанах в клетку и с белым маленьким пакетиком, полным обезболивающих. А напротив него спиной стоял Ямагучи. В пёстрой футболке, увешанный браслетами и заколками, весёлый и обыденно улыбающийся. Сначала Кей ничего не понял. Подумал, мол совсем голова дурная стала, мерещится уже всякое. Но нет. Тсукишима напряг зрение, протёр глаза и всё-таки убедился, что в пяти метрах от него действительно стоит и разговаривает с кем-то Тадаши. Если быть точным, то этим кем-то была Мори. Уж эту девчонку Кей надолго запомнил. Она торопливо жестикулировала руками, по-щенячьи глядя на Ямагучи своими большими глазами, и старалась говорить. Получалось у неё откровенно плохо, и порой блондин мог лишь догадываться из контекста о том, что она сказала. Ямагучи же лишь продолжал улыбаться, дублируя словами то, что говорил жестами. Кей стоял, будто колом прибитый, и не понимал, что происходит. Почему они здесь? Зачем Ямагучи соврал? — А как там твой друг? — поинтересовалась девушка. — О ком ты? — плохо скрывая смущение, переспросил зеленоволосый и опустил глаза в пол, как будто бы на асфальте могло лежать что-то интересное. — Ох, постоянно забываю его имя, — пауза раздумий, — Тсукишима, точно! Разве вы не друзья? Мне показалось, вы очень близки. Даже мои одноклассницы часто спрашивали о вас. Я не права? — Ну, не то, чтобы, — вдруг встрепенулся и затараторил Ямагучи, сохранять спокойствие получалось плохо, — Мы не то, чтобы друзья, ну, знаешь, не говори им просто больше так, ладно? Я не хочу, чтобы все думали, будто мы лучшие друзья или что-то в этом роде. Тебе кажется, это странно, прости, глупая просьба, но я просто хочу, чтобы никто так не думал... — Ладно, я скажу им, — Мизуки странно посмотрела на парня снизу вверх, упрекая, но её милое личико всё равно не было достаточно грозным. — Может хочешь молочный коктейль? - перевёл он тему, - Тут за углом кафе, зайдём. — Прости, но мы итак провели слишком много времени вместе. Спасибо, что составил компанию. И вообще за всё спасибо. Я счастлива, что встретила тебя, — крошечная Мизуки поднялась на носочки и поцеловала Тадаши, — Передай Тсукишиме спасибо тоже. И, не дав зеленоволосому вставить и слова, скрылась за домом. Тсукишиме стало тошно. То ли от жары, то ли от того, что он только что услышал. Единственное, о чём парень мог думать — как бы скорее попасть домой, будто зайдя в дом, он мог оставить эти воспоминания за дверью. Но дома на удивление (одного разве что Кея) легче ему не стало. Даже после того, как он выпил залпом четыре таблетки, его сознание не прояснилось. Блондин лежал на диване, накрыв лицо мокрым полотенцем, и горел: от зноя, от мигрени, от собственных мыслей. «Тадаши был на свидании с Мори,» — крутилось на повторе в его голове, как кассета, застрявшая в магнитофоне. Как прозаично. И глупо. Ужасно глупо, как в дешёвых мелодрамах для домохозяек, но только ещё глупее, потому что это не сериал, а жизнь. И всё же Тсукишиме хотелось вскочить, догнать Ямагучи (а лучше бы поймать его на месте преступления, но уже поздно) и закричать на него, спросить, почему он обманул его, почему бросил и хотел предать забвению. И кричать хотелось громко-громко, чтобы все услышали, насколько Кею сейчас больно. Но ещё больше хотелось, чтобы зеленоволосый оправдался хоть как-то, сказал, что это ошибка, что он так не думает и считает Тсукишиму своим другом, мол это был спектакль, пыль в глаза, а дальше всё будет хорошо, как прежде. Однако Тсукишима всё ещё не был героем сериала и понимал, что ничему из этого сбыться не суждено. Вы ведь помните, что худшее чувство — это, когда вам резко становится очень плохо после того, как вы долгое время были очень счастливы? Кей даже решил, что быть счастливым крайне скверно. Ведь чем выше взлетишь, тем больнее будет падать. А счастливые люди, или попросту говоря глупцы, склонны не замечать, насколько сильно они поднялись над земным миром грязи, зла и лжи, а потому остаются в неведении, пока резко не расшибутся об эту обыденность и не вспомнят, какого это — жить в реальном мире. Кей пролежал несколько минут без движения, а затем что-то потянуло его к телефону, и он открыл чат с Ямагучи. [Тсукишима Кей] Что делаешь? (доставлено в 12:32) [Ямагучи Тадаши] Телек смотрю. А ты как? (доставлено в 12:33) Какая наглая ложь. Блондин от неожиданного нового прилива злости откинул телефон на пол и подобрал колени, складывая голову на руки. Он ждал, надеялся, что всё неправильно понял, что на самом деле не был обманут, и ему сейчас всё объяснят. Но ожидания испытывают пристрастие к тому, чтобы не оправдываться. Мигрень всё больше уступала место обиде и ненависти. Если вас когда-либо в жизни обманывали, вы можете представить, на что это похоже. Говоря о Тсукишиме — человеке честном и прямолинейном, — смело умножайте ваши представления на десять. Выражаясь метафорично, Кей был похож на вулкан. Если быть точнее, на Охос-дель-Саладо, что в переводе с испанского значит «солёные глаза». Это самый высокий действующий вулкан на Земле. Он находится на границе Чили и Аргентины и возвышается на высоту близкую к семи километрам. Последнее его извержение произошло примерно 1300 лет назад, а новое ожидалось с минуты на минуту. Под ферулой крепнущих воспоминаний увиденного, очкарик всё больше выходил из себя. Какого чёрта он солгал? Разве настоящие друзья лгут? Или они вовсе не друзья?! Хотел скрыть их дружбу! И уже успешно скрыл отношения! Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Мелькнула мысль. «Верно, он просто нашёл мне замену — добрую, милую и дружелюбную. Полную мою противоположность. Идеальная подружка, с которой ещё и встречаться можно,» — блондин уже стоял в коридоре, тщетно всматриваясь в бледное худое лицо в зеркале. Мысли роем заполнили болевшую голову, пробуждая в Тсукишиме ненависть ко всему живому (будто бы раньше её не было). Но не успел Кей достигнуть эмоциональных Геркулесовых столпов, как в дверь позвонили. С минуту Тсукишима колебался, открыть дверь или притвориться мёртвым, чтобы случайно не выплеснуть на бедного человека всю свою ярость. В итоге он сделал глубокий вдох, мысленно досчитал до десяти и повернул ключ в замке. На пороге стоял Ямагучи. Как же не вовремя. Всё такой же радостный и загорелый, аж плюнуть в это счастливое лицо захотелось. — Можно войти? — прозвучал риторический вопрос. Ноги уже сами шагнули в дом. — Нет, — отрезал суровый голос. — Что? — удивился зеленоволосый, окидывая недоуменным взглядом одноклассника, — У тебя дома кто-то есть? — Зачем ты пришёл? — Тсукишима хотел закончить разговор как можно быстрее. У него зуд шёл по всему телу, так сильно хотелось нагрубить и высказать всё, что он думает. — Потому что захотел, что за вопрос? — шутливо ударил Кея в плечо Тадаши, за что был награждён взглядом, полным презрения, таким, каким не смотрит сам Сатана на свои грешные мёртвые души. — Уходи, я не хочу тебя видеть, — ещё немного и блондин взорвётся, не выдержит эту бурю эмоций в душе. Но пока он мог, пытался спасти, эвакуировать ничего не подозревающих жителей острова. — Да что не так-то? Можешь нормально объяснить? — разозлился веснушчатый парень, недовольный таким отношением, однако сразу смягчился, беря во внимание головную боль одноклассника. «Прости, я пытался уберечь тебя от этого разговора» — пронеслось где-то в потёмках сознания Тсукишимы, когда тот побагровел от злости. — Ты у МЕНЯ спрашиваешь? — крик эхом отразился от стен дома. Ямагучи бессознательно сжался от страха и на мгновение забыл как дышать. Кей всегда был грубым и нетактичным, но спокойным. Ничего в этом мире не могло заставить его повысить голос. Кроме, как оказалось, Тадаши. — Чт-что с тобой? — парень едва вспомнил японский, — Почему ты зол на меня? Разве я что-то сделал тебе? Перед веснушчатым носом захлопнулась дверь. — Уходи, прошу тебя по-хорошему, — опирался кулаками о дверь Кей, — Иначе я скажу то, о чём точно жалеть не стану, а тебе это точно не понравится. Так что проваливай и дай мне остыть. — Что ж, если так, то я остаюсь, — Ямагучи кивнул и сел прямо на пороге дома, стукнувшись затылком о дверь. — Придурок. — Это то, что мне точно не понравится? Пожалуй, но слышал и похуже, — буднично прокомментировал парень. — Заткнись, Ямагучи, слышишь? Заткнись! Меня тошнит от твоего вида, от твоего голоса и от твоего вранья. — Я не понимаю, о ч- — Ответь честно, что ты делал сегодня? — Что? Ничего я не делал, мы ведь договорились, что пойдём гулять завтра, — Тадаши запнулся, чем воспользовался Кей. — Тогда почему ты не хочешь, чтобы все знали, что я твой друг? Ну? — Тсукишима требовал правды, его раздражало каждое слово, которое срывалось с чужих тонких губ. — Вовсе нет, что за глупости, — хотел было рассмеяться Ямагучи, но вышло у него так жалко и сипло, что ему самому стало стыдно за этот позорный, будто издевательский, смешок. — О чём я и говорил, — Кей обреченно стукнулся лбом об дверь, — Ты такой же, как и все они! Биомусор, возомнивший себя человеком. Думаешь, можешь врать мне, менять меня, как бракованный товар в массмаркете, на что-то более милое и доброе да ещё и скрывать тот факт, что мы вообще были знакомы? Я же не идиот, Ямагучи. И меня бесит, что ты до сих пор делаешь вид, будто это так. Если ты хотел воспользоваться мной, то молодец, классно получилось, теперь твои оценки лучше моих, браво. Но имей совесть сказать честно, что это всё было не взаправду. — Тсукки! — Господи, и всё-таки я идиот… Поверил, что ты какой-то другой, что тебе нравится проводить со мной время, несмотря на то, какой я придурок. А ты ничем не лучше других. Выбрал меня только потому, что больше никому не нужен. И променял на другую куклу, как только подвернулась возможность. Вот она — человеческая сущность. Как ты говорил? Дружбы не существует, дорогие друзья! Верно… Как же я тебя ненавижу. Понемногу крик стихал и превращался в сдавленный, хриплый шепот, полный отчаяния и злобы. — Тсукки, я- — Ямагучи хотел было начать, но его вновь оборвали. — Ямагучи. Ты. Мне. Солгал. Сегодня? — отчётливо спросил Кей. У Тадаши не было выбора. — Да. — Ты гулял с Мори-сан сегодня? — Да. — Ты просил её о том, чтобы никто не узнал, что мы друзья? Вновь утвердительный ответ. — Уходи. Я не хочу тебя видеть. Люди разочаровывают. Кей знал это. Но почему-то решил попытаться, пусть с самого начала идея казалась очевидно провальной. И интуиция не подвела. Прошло 5 месяцев. Именно столько потребовалось, чтобы ему вновь разбили сердце и указали на место отшельника, уготовленное судьбой. — Ты мне, наверное, не поверишь, но я просто хотел сделать сюрприз, — робко начал парень, перебирая браслеты на запястьях, — С утра ты написал, что у тебя болит голова. И я подумал, что раз мы не пойдём в парк, я мог бы прийти к тебе сам. Мы бы посмотрели телек или поиграли в приставку. В такую жару настоящий рай — полежать дома под кондиционером. А когда я вышел на улицу, мне написала Мори-чан. Сказала, что нужно встретиться лично, мол это очень важно, и она хочет увидеть меня прямо сейчас. Я правда удивился, но согласился на встречу. Ещё сильнее я удивился, когда она начала говорить. Со мной она никогда не открывала рта. Мы всегда говорили жестами. Но сегодня был необычный день. Она шла из школы мимо моего дома и захотела поговорить. В итоге я просто провожал её, она живёт недалеко от тебя. Твой дом прямо по улице, а Мори нужно свернуть налево возле магазинчика. Вот, затем я зашёл в тот самый магазинчик и пришёл к тебе. Видишь, ничего такого. Я не собирался тебя обманывать или что-либо в этом духе. Ты просто неправильно понял. В ответ прозвучала красноречивая тишина. — Ты мне не веришь? — выдохнул Тадаши. Ему было стыдно. — Нет. — Тогда держи, — в дверное отверстие для почты упали плитка шоколада и блистерная упаковка анальгина. Тсукишима тоже сел спиной к двери, разглядывая белые таблетки. — Это никак не объясняет поцелуй, — Кей буквально цедил каждое слово сквозь зубы, — Или сейчас так принято: знакомые целуют знакомых за то, что их проводили до дома? Не подумай, что я зол из-за того, что ты завёл подружку. Я зол из-за того, что ты променял меня на неё и даже не рассказал! — Ты всё видел… Что ж, мне нечем себя оправдать, — честно признался зеленоволосый, — Она просто поцеловала меня, а я просто не сопротивлялся. Ты ведь не поверишь, что она не моя девушка, а я понятия не имел, что она захочет меня поцеловать, да? Ямагучи было так трудно не верить. Но Кей же видел всё своими глазами! Он не мог ошибаться… Правда? — Да… — Тсукишима не знал, что и думать. Он всё ещё зол, его голова была стянута медным обручем боли, и больше всего ему хотелось, чтобы всё это закончилось и оказалось сном. — Вообще-то мне не нравятся девушки. Возможно, Мори-чан и влюблена в меня, раз поцеловала на прощание, но я никогда не смогу с ней встречаться. Поэтому поверь мне, пожалуйста. Я бы не променял тебя на отношения. Это ведь так глупо. И рассказал бы, если бы в кого-то влюбился. Правда рассказал бы! Я же доверяю тебе как самому себе. Да и подумай только, смог бы я удержать в себе столько эмоций… Знаю, ты не веришь, но и я не вру, не смог бы. Кей молчал. И это молчание камнем висело на сердце Ямагучи. Он будто бы в самом деле был виновен в каком-то ужасном, непростительном преступлении да только сам не понимал в каком. Он чувствовал в тот момент так много, что казалось, ещё немного и его сердце не выдержит всех этих эмоций и переживаний. Но что можно сказать точно так это то, что среди всей этой бури чувств не было злости или ненависти за все те слова, сказанные сгоряча, и несправедливые обвинения. Была лишь обида и недоумение, как у маленького ребёнка, которого ругали за то, чего он не делал, и малыш никак не мог понять, почему ему не верят. — Значит, ты не бросал меня, не гулял вместо этого с девушкой — всё это случайность, да? — тихо произнёс Тсукишима. Он мог простить и замолчать и ложь, и прогулку с подружкой, но было то, что ранило его так глубоко, что забыть было просто невозможно, — А твои слова о том, что ты стесняешься быть моим другом — тоже случайность? — Тсукки, мы не друзья, — послышался глухой удар. Это сердце блондина упало. То, чего он так сильно боялся, стало явью. — Хах, в са- — Нет, замолчи, дай мне договорить. Я понимаю, что ты сейчас невероятно зол, ненавидишь меня, тебе больно и, может быть, страшно. Но знаешь что? Мне тоже больно. От всей этой неопределенности. Скажи, разве я плохой человек? Или недостаточно стараюсь? — Что? Нет- — Тогда почему? Почему, Тсукки, ты просто не мог назвать меня другом? Я же не чужой, не просто одноклассник, верно? Тогда кто? Кто я для тебя? — Тадаши отдышался и продолжил на несколько тонов тише, — Наверное, я кажусь каким-то идиотом, раз прошу от тебя подобного. Ты ведь совсем не балабол, наоборот. Но я не хочу угадывать твои мысли. Я хочу их слышать. И хочу знать, что я правда тебе дорог, правда нужен, что тебе нравится проводить со мной время, слушать мою болтовню, понимаешь? Ты мой первый друг, Тсукишима Кей! Но я даже не могу сказать этого вслух, потому что не знаю, считаешь ли ты меня своим другом, или я это всё придумал! — Но… — Да, я сказал Мори всё то, что ты слышал, но лишь потому, что я попросту не знаю, имею ли право дружить с тобой, считаешь ли ты меня своим другом, хочешь ли этого на самом деле, или тебе всё ещё стыдно находиться рядом со мной и ловить эти странные взгляды в школе? Тсукишима с силой помассировал виски, пытаясь разогнать боль и собрать мысли в кучку. Похоже, он опять виноват во всём сам. И это вовсе не Ямагучи предал его. Он предал себя сам. Как иронично, что в нашем мире второе происходит намного чаще, чем первое. — Помнишь, ты спросил, не хочу ли я перестать общаться в школе после того, как наши тупые одноклассники снова обсуждали нас? — уже как-то беззлобно спросил Кей. — Да. — А помнишь, что я тебе тогда ответил? — Что ты ударишь прямо в лицо любого, на кого я покажу пальцем,— усмехнулся парень, чувствуя, что лёд недопонимания треснул. — Ага, и знаешь что? Если бы с того момента что-то изменилось, я бы обязательно тебе сказал… Прости, я опять вёл себя как мудак. Наговорил столько гадостей, а в итоге оказалось, что во всём виноват я сам, — горячие слёзы внезапно хлынули из золотистых глаз, — Прости, Ямагучи, прости, я не заслуживаю твоей дружбы… Почему ты всё ещё здесь, со мной? Август кончился, мой испытательный срок тоже. Да, прости, я знал про этот уговор… И, даже зная, я всё равно был ужасным другом. Мне жаль, что ты потратил на меня столько времени… — Тсукки, скажи, ты правда думаешь, что я считал все эти дни до конца лета? Правда думаешь, что я запоминал все твои оплошности, чтобы потом взвесить все «за» и «против» дружбы с тобой? Неужели ты думаешь, что после всех этих совместных прогулок и ночных разговоров я смогу просто уйти и вычеркнуть тебя из своей жизни? — Тадаши тоже плакал, — Я давно забыл и об этом условии, поставленном сгоряча, и обо всех словах, которые ты мне говорил. Помнишь, я ведь уже обещал, что никогда тебя не оставлю! Слышишь? Ни за что. Это было моё решение, я за него ответственен — быть твоим другом, как бы паршиво ты себя ни вёл. Поэтому заткнись и больше никогда не говори мне такие вещи, потому что я снова буду плакать, а плакать я терпеть ненавижу! — Я тебя не заслужил, — Кей вытер рукавом слёзы и открыл дверь, не зная, что Тадаши сидел, прислонившись к ней, — Прости меня, пожалуйста, за всё. Я обещаю, что буду стараться изо всех сил быть самым лучшим другом для тебя. Ямагучи, потеряв точку опоры, упал затылком за порог на коврик около двери. Блондин впервые за пятнадцать минут увидел лицо друга. Красное, заплаканное, но чему-то улыбающееся. — Значит, друзья? — веснушчатый вытянул руку с оттопыренным мизинчиком. — Друзья, — Кей скрепил мизинцы и тоже улыбнулся. Ему всё ещё было очень стыдно, а голова раскалывалась, но от чего-то стало совсем легко на душе и очень-очень приятно. — Хм, раз мы теперь официально друзья, может ты перестанешь называть меня придурком? — наконец поднялся с пола и полноценно вошёл в дом парень. — Нет, я так не думаю. Надо было прописывать это условие в договоре, — неловко усмехнулся Тсукишима, между одноклассниками всё ещё чувствовалось напряжение, но они старались повернуть всё в привычную колею, — Но для тебя могу сделать исключение и называть придурком не так часто. Скажем, 40 раз в день вместо 50, вас это устраивает? — Хм, по рукам, — улыбнулся Тадаши, заваливаясь на диван. Конечно же, придурком Кей его будет называть не 40 и даже не 20 раз в день. Он не будет так называть зеленоволосого вовсе. Потому что Ямагучи — его друг, но никак не придурок. Очкарик тоже сел на диван, включил кондиционер и телевизор. — Предлагаю посмотреть вторую часть «Парка Юрского периода», — попросил Ямагучи, зная, что у одноклассника обязательно где-нибудь дома валяются диски со всеми частями. — Предложение одобрено. — Кстати, как твоя голова? — Знаешь, намного лучше, — устраиваясь на подушках, ответил Кей, — М, Ямагучи, а зачем Мори-сан хотела увидеть тебя? — Мори-сан? Хотела извиниться, что так долго не выходила на связь. Оказывается, как ты и предполагал, она гостила у бабушки в какой-то деревушке без связи. Но теперь, мне кажется, она намного бодрее, ей это пошло на пользу. Ещё Мори-сан благодарила нас за помощь, сказала, что не забудет, сколько мы для неё сделали. Наверное, ей правда не хватало поддержки, чтобы рассказать обо всём, что с ней делалось в школе. Но теперь её точно услышали. Ну, и попрощалась она, конечно. Скоро начнётся учёба, мы долго теперь не увидимся. Её новая школа в совсем другом районе. Но, знаешь, я думаю, что всё, что ни делается — всё к лучшему. Как-то так. - Удачи ей. А как насчёт лимонада с попкорном? - Я не против. - Тогда тебе придётся сходить и купить их. - Чёрт, я только лёг! Не мог попросить раньше? - Нет, иначе ты бы не возмущался, а так неинтересно. Так, всё хрупкое, что было разбито в одиночестве, стало материалом для создания чего-то нового и нерушимого. Девятое, что узнал Тсукишима Кей о Ямагучи Тадаши — он его настоящий друг.