Компромисс не для нас

Хуже долгой зимней ночи могло быть только хмурое утро понедельника. «Трудовыебудни, ёпт», — Миша, дрожащий от холода, обнял себя за плечи, прислонился лбом к стеклу и минут пять бездумно смотрел в окно, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь бурые густые сумерки. Он жутко ненавидел эти тоскливые предрассветные часы, предпочитая спать до обеда, но в Эрмитаже его ждали недокрашенная стенка и, что гораздо важнее, недослушанный вчера Андрюха со своими стихами. Пришлось тяжко вздохнуть и плестись в древнюю ванну. Одежда, в которой он спал, не раздеваясь, неприятно липла к телу, и Мишка чувствовал себя немногим лучше тухлой отбивной из столовки. В огромной квартире не было никого, кроме сквозняка меж старых растрескавшихся рам и мусора, хрустящего под ногами. Деньги кончились ещё в пятницу, потому гуляли вчера скромно и до полуночи расползлись по домам. Мишке идти было некуда, он привычно остался спать здесь, на хлипкой раскладушке, которую с Князем недавно тащили на закорках через полгорода, изображая друг перед другом черепашек-мутантов. Голова вдруг нелепо закружилась, Мишка запнулся и неуклюже брякнулся о кромку стула. Шерстяная ткань брошенного свитера смягчила падение и спасла его лоб от рассечения. «Андрюхин», — зажглась в сознании яркая лампочка, и всё остальное разом стало неважным. Ненужным, не имеющим ни малейшего значения. Будто сам Князь его поймал ловким захватом. Миша помотал башкой и прижался к сине-белому ромбовидному узору щекой. Запахло краской, пылью реставрируемых стен Эрмитажа, лёгким юношеским потом и куревом. Уютно, тепло, по-родному. Как жуткие сказки по вечерам под одеялом, как металлические струны, рассказывающие историю. Миша, стянув свою перемятую футболку, нырнул в растянутую горловину, сел на стул и пригрелся. Часы с огромным маятником неумолимо тикали, гнали время вперёд. Миха метнулся к раковине, плеснул в лицо ледяной водой, от которой спёрло дыхание, и скорчил сам себе отвратительную рожу. Рассмеялся, нашёл на кухне припрятанную бутылку пива, закусил сигаретой и вышел из квартиры на скользкую улицу. Князь опоздал на полтора часа, за которые Миша успел случайно опрокинуть банку краски, и теперь оттирал её от пола растворителем. Рядом ругался себе под нос обрызганный Димка Рябченко. — Здорово, Миха. Работа в самом разгаре, да? — Андрей с улыбкой до ушей зашёл в зал, поставил в угол пакет и магнитофон. — Да эта ебучая краска! — Мишка, чувствуя, как расползаются в ответной лыбе губы, словно он им не хозяин, протянул перемазанную руку. Князь уклонился, и Мишкина ладонь случайно скользнула по его рабочему халату. — О, ништяк, — оба одновременно рассмеялись. — Ну-ка, повернись! — осенило Андрея. Он бесцеремонно распластал Мишу возле стены и старательно засопел, превращая чёрный халат в образец дизайнерской мысли. — Помнишь, Шурик недавно ткань притащил с фабрики? Мы её на задник хотели. — Помню, — Миха вывернул шею, вглядываясь в узоры. — И чё? — Да я сейчас подумал… Сделаю себе офигенные концертные рубахи. Вот так разрисую, только цветными красками! — Делай. На сцене круто будет смотреться, по-нашему, ё-моё, по-панковски, — Миша повертелся, полюбовался, как развевается, будто плащ, исписанные полы халата. — А чем так пахнет вкусно? — Ацетоном, мой юный друг токсикоман, — хитро рассмеялся Андрей, отмывая ладони, и вытащил из пакета газетный свёрток с пирожками. — Мама вчера напекла, вот, забрал для тебя. — Да ну не надо было, — Миха потупил глаза, но по-быстрому вымыл руки, вцепился зубами в румяную мякоть и заурчал, как собака над костью. Пивом да сигами сыт не будешь. — Спасибо, Андрюх, подсуетился. Вкусно. — А мне? — присоединился к ним Рябчик. — Ты-то дома живёшь. Смотри, какое брюхо отъел, — шутливо оттолкнул его Князь, но щедрый Миха протянул пирожок и Диме. — Угощайся тоже. Не жалко, ё-моё. Шурик сегодня вечером кассет чистых принесёт. Будем писаться. Работали мало. То и дело бегали покурить, отлить, перекусить, записали на кассету два убийственно смешных диалога и трепались, болтали обо всём на свете, будто не виделись лет сто, не меньше. К концу дня мастер отправила их в подвалы за инвентарем. Миша плотоядно оскалился, Андрей подмигнул, и они долго играли в маньяка и жертву, меняясь ролями, а, выбравшись наружу, просто носились, как идиоты, по пустым залам. Скрипели подошвами на поворотах, вполголоса хохотали и роняли друг друга, порывисто толкаясь. Наконец, добрались до квартиры. На кухне уже гремел кастрюлей хозяйственный Балунов, и душный пар висел под потолком. Князя, вытянувшего короткую спичку, отправили за самым дешёвым пивом в соседний ларёк. Миха резво стянул свитер, оставил его на коленях и устроился на стуле, наблюдая за бурлением макарон. Андрей вернулся весь замерзший, звеня не хуже бутылок, шмыгнул страдальчески носом и наконец увидел потерянную вещь. — А, вот он! Я думал, с концами потерял. — А я нашёл утром, — блаженно жмурясь, с хитринкой сообщил Миша. — Весь день его носил, хотел тебе отдать, но забыл. — Забыл? — танцующая бровь Андрея взяла привычную высоту. — Зажмотил, так и скажи. Знал, что я под халатом не замечу. Мне не жалко, бери, Мишка. Только он же кусачий. — Нет, Андрюх. Мне в нём было так хорошо, тепло. Как будто… — голос сорвался, и Миха заткнулся. Молча пялился на Андрея и теребил резинку на свисающем рукаве. Князь тоже молчал и растерянно сжимал воротник, не решаясь надеть свитер или хотя бы потянуть на себя. — Пацаны, ну вы где? — в дверную щель сунулся Балу. Моргнул, забрал звякнувший пакет, прикрыл дверь плотнее и громко сказал остальным: — Нет их там, курить на лестницу, наверно, свалили. Андрей беззвучно засмеялся и всё же оделся. — Замёрз, — оправдался он. — Иди ко мне, — одними губами шепнул, краснея, Миша и рывком уткнулся в натянувшиеся на андреевой груди ромбики. Спрятался. Он — в домике.