Про логиков, лис и алгоритмы

-Приезжай ко мне. Нет, я больше так не могу, - Есенина устало выговаривает кому-то по телефону, приютившись в университетском подоконнике, - Да достали они меня все! Кроме тебя меня никто не понимает, - горько усмехается и скептически качает головой, - Да что Робеспьер? Ну что вот я ему скажу? Ты не хуже меня знаешь, чем это всё закончится. Да ничего я уже не хочу, господи… Ну так ты приедешь? Я тут с ума сойду одна. Да, конечно. Хорошо, жду. Вечером в общежитии. Положив трубку и с усилием выдохнув, будто с её плеч свалилась целая гора, Лирик откладывает замолчавший аппарат в сторону и обхватывает руками голову. Ну что за сумасшедший год? Как всё было здорово, когда она была ещё беззаботной второкурсницей… А с весны на её голову так и посыпались неприятности. Хотя она сама виновата – не высовывалась бы, сидела на своём месте спокойно, как нормальные люди, не приходилось бы врать Аналитику, врать самой себе и тормозить принятие окончательного решения. «Только не молчи, что-то скажи, заглуши голоса в моей голове,» - мобильник снова напоминает о себе, звуча голосом любимой Есиной певицы. Имя звонящего она может угадать, и не глядя на дисплей – но в последнее время эти звонки не радуют, а угнетают её, напоминая о необходимости расставить все точки над «i». А может, сейчас взять и рассказать всё как есть? Но суеверный страх оборвать всё разом и потерять самого дорогого человека парализует этика – сейчас на такое она точно не решится, и к гадалке не ходи. Поэтому, вздохнув, собирается и успевает ответить буквально за секунду до того, как разочарованный её молчанием абонент намеревается нажать на кнопку «отбой»: -Привет. Да, ещё в институте. А ты как? Когда заканчиваешь? Нет, прости, я сегодня не могу. Давай встретимся на выходных. Всё в порядке, правда, - чуть не плачет, - Скоро увидимся. И я тебя тоже. Честно-честно, - переходит уже на шёпот и, не будучи в состоянии продолжать разговор, кладёт трубку. Вот теперь можно и выплакаться. Ну что за чёртов год? Донна паркует непотопляемый велосипед у входа в главный корпус университета, ругаясь сквозь зубы на научного руководителя. Вот почему у всех преподаватели как преподаватели, размещают расписание своей работы заранее – а ей приходится бегать за Штирлицем без преувеличения по всему городу? Вот кто ему, спрашивается, мешал хотя бы скинуть ей смс утром, что сегодня он обитает здесь, а не в НИИ? Не пришлось бы колесить полтора километра, ругаться на растяп-водителей и ещё больших растяп-пешеходов, скандалить с вахтёром НИИ, переть обратно и потерять столько времени. Остаётся надеяться, хотя бы здесь, на кафедре, Администратор её примет и поможет решить проблему с данными, а то вчера они вместо реальной работы полдня провозились с протоколами аттестации. Поднимаясь по лестнице, Ламанчская вдруг слышит тихие всхлипы, доносящиеся с подоконника между третьим и четвёртым этажами. Приглядевшись повнимательнее, она с ужасом узнаёт в плачущей светловолосой хрупкой девушке Есю и зло качает головой. Вот ведь Мастер… Задурил бедной тургеневской барышне голову, а ей теперь вон как приходится мучиться. О том, каково будет Робеспьеру, когда тот обо всём узнает, остаётся только гадать. Странно, но во всей ситуации Искательница слепо винит одного Габена, будто само собой подразумевается, что Лирик не будет просто так от скуки играть на два фронта и является не более чем ещё одной пострадавшей стороной. Впрочем, судя по всему, так оно и есть – иначе не рыдала бы сейчас на глазах у всего честного народа. Чувствуя себя набитой дурой, логик в нерешительности замирает, не зная, как ей поступить: подойти и попытаться успокоить Есю или не лезть с непрошеной помощью к человеку, которому и без неё худо. Немного поколебавшись, она всё-таки выбирает второй вариант, но обещает себе поговорить с полудуалом начистоту. Да, это не её интуичье дело, но если именно он наворотил проблем с три короба – пусть он их и разгребает. Приняв для себя такое решение, Искательница немного успокаивается («Как я не додумалась до этого раньше?!») и, поднявшись на нужный этаж, стучится в кабинет Штирлица. -Да-да, Ламанчская, заходи, - в привычной ироничной манере отзывается доцент, - Я тебя ещё утром ждал. -Так я в НИИ поехала, вас там не нашла, мне сказали, что вы на кафедре, - уже порядком устав от беготни, Донна высказывает-таки недовольство научному руководителю, хоть и стараясь изъясняться как можно корректнее, - А у меня кошмарная проблема с данными. В таком виде они в статью не лягут никак, даже полноценный анализ составить не получится. -Сейчас разберёмся, - поняв цель её визита, Администратор тут же переходит на деловой тон, - Так, только я сейчас зайду к доценту Гамлету, у неё был ко мне вопрос по поводу последней темы для первокурсников. Открывай пока всё, я недолго. Ламанчская молча кивает, достаёт из бездонной сумки маленький переносной ноутбук, включает его и пару секунд позволяет себе забыть о работе, залюбовавшись экранной заставкой. На ней изображена сцена из «Маленького принца», где главный герой заботливо укрывает стеклянной капсулой капризную Розу. Противоречивую сказку Экзюпери Донна любила ещё с подросткового возраста, но всегда отрицательно относилась к Розе, которую считала пустой, неверной и избалованной. А вот сейчас почему-то логику думается, что эта героиня не привередливая пустышка, а просто ранимая душа, как… «Как Еся!» - стучится в голову ошеломляющая мысль, но Искательница тут же отгоняет её от себя, - «Так, я сюда работать пришла или о литературных образах философствовать? Сейчас Штирлиц вернётся, а у меня не открыто ничего. А всё из-за этих…» - и тут уже из неё вырывается поток непереводимых испанских крылатых и не очень выражений в адрес Габена, Робеспьера, Есениной и всего НИИ в целом. Тем не менее, с грехом пополам ей удаётся открыть базу данных с выделенными нестыкующимися полями. Ну теперь, может быть, Администратор действительно поможет ей разобраться с этой кашей-малой. Робеспьер, отведя два практических занятия с первым и вторым курсами, зайдя к Горькому за подписанным протоколом и неудачно поговорив с Есениной, в совершенно разбитом состоянии бредёт по коридору НИИ. Целую пару ему просто нечего делать – ну и кто вот придумал эти дурацкие окна? Будь всё как раньше – он бы зашёл за Лириком, проводил домой, или они пошли бы гулять, или ещё что-то… Да какая разница, что делать, лишь бы вместе. Сейчас так точно не получится. С заказчицей определённо творится что-то не то, это и ежу понятно. Знать бы хотя бы, как ей помочь и нужна ли ей вообще помощь? Мысль о том, что этик могла его разлюбить, иногда закрадывалась в голову Аналитика, но обычно лишь ненадолго. Ведь когда у них всё-таки получалось увидеться, Еся так радовалась встречам, и обоим казалось, что всё правильно, всё на своих местах – ну не ведут себя так люди, которых держит вместе только привычка. Тут что-то не то. Но что конкретно – этого ему не понять, как он ни бейся. Это-то и пугает больше всего Робеспьера, привыкшего даже в личных отношениях подходить ко всему рационально. Сейчас же поведению любимой ни одного разумного объяснения не находится. Если только… «Если только она познакомилась с кем-то ещё и теперь мечется между нами двумя, не зная, как сказать мне правду,» - невесело усмехается он, направляясь в библиотеку – может быть, хоть там получится спокойно поработать в освободившийся час. И вдруг… -Кошмар! Позор! Болевые сенсорики! Фанатики! Извращенцы! - подозрительно знакомая тирада из кабинета Штирлица повергает проходящего мимо Аналитика в совершеннейший шок. Опять Ламанчская с утра на взводе. Но он-то ей что сделал? Почти обидевшись на «болевых сенсориков», Робеспьер уже думает постучать в аудиторию и потребовать объяснений, но здравый смысл подсказывает ему, что бесить Донну, когда она и так не в духе - идея явно не из лучших. Знать бы логику, чем его дипломатичность обернётся... Но пока его занимают совсем другие вопросы. Например, как объясниться с Лириком сегодня-завтра, пока до выходных он не сошёл с ума из-за её выкрутасов.