Про логиков, лис и алгоритмы

Если кто-нибудь на свете и знает значение слова «дежавю» в совершенстве, то это со стопроцентной вероятностью Донна. Вокруг неё снова кавардак из сумок, пакетов и папок. Снова маленький отпуск. Снова там, в северной столице, ждёт Досточка. Снова запах «бедного Горького» по всей квартире и блажь дурным голосом, подражая любимой группе. -Каждый день по кругу колесо Сансары, жить наотмашь проще, хоть и в миллиард раз больней… Растения в очередной раз со всем фотосинтезирующим послушанием выслушивают наказ хозяйки не болеть и не драться за солнечный свет. С настенного календаря, отсчитывающего последние дни июля, смотрит из-под круглых очков Юнна Мориц*. Конфорка с кухни мигает слабым огнём – пока всё в порядке, есть шанс не прокараулить любимый кофе. Самолёт через двенадцать часов. Надо бы закачать музыки в дорогу. -Неуместный смех, и странно пить чай, и мне уже неловко с тобой… Чай Донна не жалует. Не сегодня точно – её нервной системе сгодится только ядрёный «бедный Горький» без капли молока или какой-либо иной субстанции. Успокоительные припасены заранее и уложены в ручную кладь – мало ли, вдруг накатит приступ паники посреди полёта? Авиации Ламанчская не боится, а вот кошмаров и дурных вестей – очень даже. -Бьёт озноб, я лучше выдержу град из кулаков, ударов, пули, огня… Лучше бы ей сегодня вообще не засыпать. Залипнуть во что-нибудь стереотипно-мыльно-латиноамериканское, позволяющее учить любимый язык, и выбросить из головы всё, вплоть до мелочей, что имеет отношение к НИИ. Горького с его старческим перфекционизмом. Штирлица, которому за неделю читать-не перечитать отправленную сегодня методичку. Драйзера, с какого-то перепугу вновь решившего о себе напомнить. -Сегодня точно прощай, удачи с тем, кто будет после меня… Кого она обманывает? От этих профессоров и доцентов, может, отключиться и получится. Но в её голове второй день почти круглосуточно вертится одно только имя «Аналитик». И в первый раз за немыслимо долгое время именно он причиняет ей больше всего беспокойства. Причём по поводу, который она бы в жизни себе не представила. А всё их НИИ, будь он неладен! За свои двадцать семь с хвостиком лет Искательница пережила много чего, но того, что Робеспьер в один прекрасный день превратится в её прямого конкурента, ожидать не могла никак. Очередной конкурс, который она, конечно же, проиграет, объявили три дня назад. А это значит, как только она приедет из отпуска – начнутся привычные хлопоты. Спешный сбор документов, подсчёт публикаций (четвёртая на подходе проходит рецензию у очередных издателей) и прочая чехарда, которая, как водится, ни к чему не приведёт. Но разве она может иначе? Разумеется, нет – иначе не была бы она Донной Ламанчской. Чемодан собран. Лекарства, карточки и блокнот для внезапных приступов рифмоплётства надёжно заперты в рюкзак с ручной кладью. «Извращенская Досточка» ждёт завтрашнего звонка из аэропорта. В голову ударяет «бедный Горький», действующий иной раз похлеще любого алкоголя – особенно когда позади череда тяжёлых рабочих дней, перемежающихся ночными кошмарами. Вчерашние оригинальностью не блистали. На манеже всё те же, как говорится – в голову намертво въелся жутковатый фальцет Драйзера, пофигистский прищур Достоевского и старческое ворчливое дребезжание скептика-профессора. Когда это уже кончится? Может, хотя бы в культурной северной столице перестанут её мучить? Тем более, там её Гуманистка рядом, а она – просто сферическое воплощение ребёнка, ангела и гуманитария в вакууме, к ней всякие ужасы не пристают… И всё-таки конкурировать, пусть даже за самое для неё важное, с Аналитиком – больно и страшно. Донна предпочла бы видеть своим соперником кого угодно – хоть уже защитившегося кандидата со степенью, хоть Нобелевского лауреата, но только не зеркальщика – единственного человека, вносившего и в их НИИ, и в бардак у неё в голове, хоть сколько-нибудь спокойствия. Но правила есть правила – уж что-что, а разделять личное и профессиональное она умеет со студенческой юности, кто бы ни утверждал обратное. Тем более, учась и работая с Робеспьером почти три года, логик ни секундочки не сомневаясь, что он привык и сотрудничать, и конкурировать честно. А в том, что он гений и пишет диссертацию под руководством самого профессора Горького, вряд ли стоит его винить. Окончательно потерявшись в своих мыслях, Искательница не сразу понимает, что занимается явно чем-то не тем, и внезапно приходит в себя за набором абсолютно бессмысленного и излишне эмоционального текстового сообщения абоненту «кафедральный Аналитик». Вздрогнув и обругав себя трёхэтажной идиоткой, поскорее убирает средство связи от греха подальше – не хватало ещё бывшему коллеге разгребать её эпистолярные истерики на ночь глядя, как в прошлом году, когда её до полусмерти напугал объявившийся в городе Драйзер. Тогда, слава богу, Робеспьер её понял и успокоил – но сейчас его терпением и порядочностью лучше не злоупотреблять и вообще выкинуть из головы всё, что связано с чёртовым конкурсом и НИИ в целом. В конце концов, её ждёт неделя отдыха, тонны кофе и единственная в мире нормальная Достоевская, а остальное можно пережить.