Про логиков, лис и алгоритмы

«Поверить не могу, что пережила столько всего за эту осень,» - в последнее время Донне не свойственно замирать у окна в философских размышлениях, всё время съедает работа – и, говоря честно, не совсем та, о которой она мечтала. Но эти почти три месяца без преувеличения проехались по ней танком – поэтому сейчас просто хочется выдохнуть, расслабиться и обосноваться где-нибудь с чашечкой любимого «бедного Горького». Осень на исходе. Осень, перемолотившая её почти в муку, но, к счастью, оставившая хоть горсточку сил. Остаётся надеяться, что дальше будет лучше. Аспирантский диплом. Штирлиц. Положения для кандидатской диссертации. Разрыв отношений с Макси Горькой из северной столицы, втянувшей её в такие проблемы, что мама не горюй. Сумасшедший график Аналитика, не позволяющий зайти к нему выговориться хотя бы на пару минут. Ехидные подколки непутёвого и невыносимого в последнее время шкафендия-Габена, который при всём желании не может заменить зеркальщика. Периодически воскресающий из небытия Драй. Ламанчская, выдохни, выпей кофе и отставь панику, всё закончилось. Короткое пиликанье мобильного телефона где-то под рукой на мгновение отвлекает логика от своеобразного аутотренинга. Искательница сдвигает на нос очки, прищуривается и вчитывается. «Отмена урока завтра в 17:00». Что ж, оно и к лучшему. Сейчас ей как нельзя более необходимо отдохнуть и восстановить силы. В середине декабря снова много дел. Новая статья. Трудоустройство в сектор музейных коллекций. В конце концов, она не будет самой собой, если в наступающем году позволит вышвырнуть себя из НИИ, как фанеру над Парижем. А пока – за окном сгущаются сумерки, а на шоссе и тротуары уже лёг прочно обосновавшийся в городе снег. Бело, мягко и спокойно – в противовес адской осени. Раньше Донна всегда любила это время года, сейчас же боится чуть ли не панически и всеми силами мысленно торопит промозгло-дождливую нахалку убраться прочь и забрать с собой кошмары, флэшбэки и Драйзера. Совсем немного осталось. Скоро всё будет хорошо. Январь, снег, музейные стены и любимый институт на веки вечные. И успокаивающий голос Робеспьера где-то фоном. Так и будет. Во всяком случае, в это очень хочется верить… Сумерки становятся ещё гуще. Донна тенью проскальзывает в комнату, унося с собой кружку с недопитым «бедным Горьким», роется в ящике стола и вытаскивает на свет божий всё тот же старый верный блокнот, принимаясь за письмо. В кои-то веки её не раздражает даже собственный неразборчивый почерк, удивительно гармонично ложащийся на помятые клетчатые листы: «В январе всё белей и проще - на снегу след любой заметен. Даже ветер кажется мягче, перемены с собой неся - на что-то (кого-то?) похожий, незримый, знакомо спокойный ветер. Уж пришёл, так с концами: "ну-ну, убегай, сама поймёшь, что нельзя". А весной сумасбродно и странно - машет прошлое кистью сирени, отравляя пыльцою лёгкие, а кошмарами - будни и сон. Так свихнуться недолго - любой пустяк больную струну заденет. Но январь возвращается - памятью, датами, мягким голосом, сквозя из щелей окон. Полюбить бы лето - да крепко старые раны держат, караулят на переходах, в скверах, на старой пристани, календарных листах... И отчаяться бы - но знакомо частичка январской надежды отзовётся в щелчке сообщения, вытесняя из памяти страх. Незнакомая осень - холодная, злая, чужая - металлическим голосом вслух прочтёт приговор мечтам. "Мол, и так многовато счастья на долю твою выпадает, время, мол, ждать не любит - пора платить по счетам". А зима на подходе - слезам не верит, но молча внемлет - придёт в свой час так же тихо, алгоритм привычный сломав. А зима не даст, где-нибудь в метро встретив взгляд цвета январского неба, с перепугу сойти ни на станции, ни с ума.» Посвящение «будущему и совсем чуть-чуть – Аналитику» тоже появляется на листе как-то само собой. Как и почти всё в последние несколько дней. Остаётся надеяться, что её чёрная полоса и в самом деле начала сменяться белой. -Таким образом, фитобентос распределён по территории озера не случайно, а… - бормочет себе под нос Мастер, колдуя над статистической программой, - Порядок. Сейчас это всё опишем и завтра можно сдавать Гамлету. А потом – статья и перевод на английский, - последние слова он произносит уже более упавшим голосом, представляя масштаб работы. Ну никак он не может подружиться с этим языком, хоть кол ему на голове теши! То есть, либо потом придётся совать написанный текст в онлайн-переводчик и потом править не пойми как, либо… «Нет, если я обращусь к ней ещё раз – в меня полетит Лорка,» - грустно усмехается Габен уже про себя, - «И вообще, надо самому английский учить, а не на Ламанчской ездить. Почему я к ней вообще прицепился?» Эх, если бы ответ на последний вопрос ему бы ещё самому знать… Просто совершенно неожиданно вокруг стало слишком много Донны. На автобусной остановке около их института, в буфете в очереди за кофе, в лаборатории Робеспьера – везде Искательница. И, что странно, его это вовсе не раздражает, скорее наоборот. А вот злит и нервирует как раз кое-что другое. -Где шатался? -Твой коллега вообще знает, что такое отпуск? -Что он опять Есе сделал, гений доморощенный? Успокоительных на них обоих не напасёшься! «Моё какое дело!» - огрызается Мастер сам на себя, но факт остаётся фактом. Он терпеть не может видеть Ламанчскую ревущей в их с Аналитиком общем кабинете. И вдвойне злится от осознания того, что в этом, пусть и косвенно, замешан его лучший друг. Раньше ему бы и в голову не пришло, что Донна может так из-за кого-то переживать. Она же Донна, в конце концов. Мелкая упёртая непотопляемая пигалица, «полтора метра хаоса», как сказал бы Горький. Ходит к ним, как на работу, врезается в мебель, сверкает очками, мечтает о преподавании, угрожает Лоркой и поёт что-то весьма недурным голосом на совершенно дурацком испанском. Ламанчская – как что-то своё, привычное и понятное. А тут – такое. Слёзы, паника и шекспировские страсти. Ещё немного – и их крошечная лаборатория при таком раскладе просто взлетит на воздух. «Меня это в любом случае не касается,» - ещё раз повторяет про себя Габен, но мысль спихнуть на полудуалку перевод статьи задвигает куда подальше. Ей и так и своей работы хватает, и личных проблем. Да и Лоркой по голове получить – такое себе удовольствие. И всё-таки нет-нет, да и мелькнёт в голове мысль, что вот Аналитику эта чокнутая помогала бы без вопросов, не обзывала бы чуть что «ломастером» и не реагировала бы так бурно на совершенно безобидные шуточки. И почему-то эта мелкая гаденькая мысль выводит его из себя. Причём выводит из себя даже, кажется, больше, чем фотографии Достоевской в соцсетях с новым молодым человеком. А ведь ещё пару недель назад, едва увидев подобные фото, он помчался бы, как сумасшедший, в лаборантскую устраивать активаторше скандал. Что-то здесь не так, ох, не так – понять бы только, что…