Хякки Яко

Перешагнув невысокий порог, походя скинув с ног тяжёлые гэта, я направился прямиком в главный зал. Привычные глазу просторы знакомого дома теперь казались чужими, словно бы любимая картина, на полотне которой, чья-то тяжёлая рука оставила рваные мазки неуместных красок, столь сильно выбивающихся на общем фоне, что весь пейзаж невольно переменился.       Казалось бы — два человека, капля в море, но каковы последствия. Сам факт того что они больше никогда не смогут вновь пройтись по этим коридорам… менял всё до неузнаваемости.       Дойдя до нужной двери я не мешкая вошёл внутрь, прекрасно зная что тот кто мне нужен сейчас здесь. — Не помешаю? Она была одна. Сидела близ стола и бездумно проводила рукой по бесцветному фото, в позолоченной рамке.       Я помню тот день. Хаширама был счастлив как дитя, когда ему доставили громоздкий, абсурдно огромный фотоаппарат, то ли из страны Снега, толи с родины самураев, не суть важно. Жуткая нелепица из древесины, латуни, ткани, железа и стекла. Едва он услышал о таком чуде, как его было не остановить — сумел связаться с мастером, что произвёл на свет сей гений инженерной мысли, лично договорился о его переезде в Коноху, и чуть ли не самостоятельно выбил ему лицензию на производство и гражданство. И всё ради этого.       На фотографии застыли десять фигур: Я, держащий на руках годовалых Акихико и Акихиро, а так же Мито и Умеко со обеих сторон, Тобирама, как всегда серьёзный и недовольный, ещё бы, ведь родной братец тогда чуть ли не силком вытащил его с очередного совещания, конечно же сам виновник торжества, сияющий как начищеный медный чайник, с улыбкой до ушей, как и я нежно держащий на руках два крохотных и мало что понимающих комочка — Хитоши и Мидори, а рядом с ним Мэйуми, с умилением смотрящая на это великовозрастное дитя…       В груди снова кольнуло, но я моментально задавил миг слабости. Не для того я пришёл сюда, чтобы своей постной рожей сделать всё только хуже! А потому, вопреки всякой логике и здравому смыслу, я лишь улыбнулся, стараясь сделать всё возможное, чтобы это была именно улыбка, а не привычный кривой оскал.       Услышав мой голос безутешная вдова чуть вздрогнула, подняв на меня затуманенный слезами и печалью взгляд. К её чести, она даже попыталась улыбнуться мне в ответ, но… — Не оскорбляй меня своим притворством, девочка. Не прячь боль, это нормально — скорбеть о тех кого ты любил и потерял. Её лицо на миг застыло, и тут же исказилось, поплыло, словно восковая маска. Судорожная, вымученная улыбка сошла с лица, пока её создательница захлёбывалась в собственных рыданиях.       Она плакала тихо, почти не слышно, лишь изредка вздрагивая всем телом, но я не обманывался. Эмпатия, в которую уже давно переросла моя техника, передавала мне её боль, всю горечь и чувство утраты, и я позволил им течь в меня полноводной рекой. Осознанно я забирал чужое горе, пропуская его через себя. Многие считают что ощущение эмоций сродни слуху, просто новая информация и до определённой поры так оно и есть. Мои первые опыты в попытке считать чужое настроение это более чем доказывают. Однако, чем глубже неофит погружается в это таинство, чем больше на себя берёт, тем хрупче становится барьер отделяющий его собственные чувства, от посторонних эмоций, и в какой-то момент эта защита, что каждый разумный неосознанно возводит вокруг себя, дабы отгородиться от чужого горя, радости или равнодушия, исчезает, и вот тогда становиться кристально ясно, что чужие чувства много крат сильнее твоих собственных. Они ярче, глубже, терпче и слаще. Это одновременно и благословение, и проклятие.       Когда я только осознал это, то понял почему всегда с таким презрением относился к жалости. Это понятие было насквозь фальшиво! Что есть жалость — слова и только, пустой лепет о том, что ты понимаешь и принимаешь чужое горе, и ничего сверх этого. Его часто путают с сопереживанием, но это в корне неверно. Сопереживать значит разделить с кем-то его боль, принять удар на себя... а на подобное мало кто способен. Я забирал себе чужое горе, хотя сам уже был готов повеситься от тоски. Печаль выворачивала меня наизнанку, но что хуже всего — мои собственные переживания никуда не ушли. Их совместный дуэт сводил с ума, но я лишь крепче сжал зубы, и в два шага настигнув свою цель, заключил ту в объятия.       Тихие завывания сменились истеричным воем. Она плакала, билась в моих руках, что-то лепетала, а я тонул в бездне её отчаяния, приговаривая: — Всё хорошо. Тосковать, бояться, страдать и надеяться в одиночку — скверное занятие. Вдвоем — ещё куда ни шло. Плачь, так надо. Ни слов утешения, ни дружеской поддержки, я как никто иной понимал, что всё это сейчас просто бессмысленно, даже излишне. Ей только и нужно было сейчас: почувствовать, что никакой пустоты и потери в доме нет, а будущее, напротив, есть — не обязательно прекрасное и безоблачное, зато и не страшное. Обыкновенное. Именно то, что требуется.       Возможно кто-то осудил бы меня за всё это, и быть может был бы даже прав, ведь забирая часть её боли и ноши, я лишал её возможности самостоятельно перенести их и стать сильнее. Я сам не раз слышал слова о том, что страдания действительно бывают полезны, поскольку закаляют человека. Вот только многие забывают, что далеко не всякого. И у каждого «не всякого» тоже есть свой предел, граница, после которого речь идет уже не о пользе, а о бессмысленном мучительстве.       Мэйуми любила мужа, не безумно и страстно, но зато целиком, без остатка, и потому потеря так сильно ударила по ней. Именно в такие моменты понимаешь, что значит умереть, но что печально — не целиком, а частью себя, без которой жизнь уже не мила. Заблуждение, конечно. Но это одно из тех заблуждений, что как никогда близки к истине. Тем и коварно. — Он… — вдруг прошептала она, прекратив реветь, сбивчиво, то и дело сглатывая рвущиеся наружу слёзы. — Что… с ним с-сейчас? Где… он? — Я не знаю. Не здесь, но где-то точно. — Он… страдал? Я ответил не сразу. Я видел, что её тревожило не то как он ушёл, а то что с ним стало после, а на это ответь ей честно я не мог. Не тому она задала это вопрос.       Я всегда воспринимал и буду воспринимать Смерть, как тошнотворную беспомощность и бесконечную боль тела, раздираемого на мелкие кусочки острыми зубами прожорливой вечности. Как досадную, но неумолимую насмешку, вечно вынуждающую уходить, когда самое интересное только началось. Но ей это знать не надо. Мои отношения со Смертью это только наше с Ней дело, негоже впутывать в них посторонних, а потому я ответил: — Смерть — это всего лишь трава, которая прорастет сквозь твои руки в тот день, когда ты вспомнишь, что смерти нет и никогда не было. В ней нет места боли. Это тоже была правда недалёкая от истины, но по своему. В конце концов, кто сказал, что у правды должно быть только одно лицо?! Истина — это просто сумма всех правд, мыслимых и немыслимых, и если число слагаемых не стремится к бесконечности — грош ей цена.       Она мне поверила. Не потому что я такой великий оратор и мыслитель, и не из-за того что мы сейчас делили одну боль на двоих, просто она хотела верить, и этого было достаточно.       Поняв что худшее уже позади, я выпустил всё ещё тоскующую, но всё же разглядевшую огонёк света в далеке куноичи из своей хватки, и помог ей встать. — Спасибо вам, Тэкеши-сан. Вы мне очень помогли. — Мэйуми глубоко поклонилась мне, и собравшись с духом, перед этим мазнув взглядом по всё также стоящей на краю стола фотографии, твёрдым голосом произнесла. — Я хочу что бы вы знали — в этом доме вам всегда были рады, и это не измениться до тех пор пока я дышу! — Рад это слышать. — я вновь улыбнулся. В этот раз было легче. — Я так же хочу сказать, — всё так же стойко и серьёзно продолжала куноичи. — Как официальный представитель Клана Узумаки и Узушиогакуре но Сато, я выражаю свою полную поддержку вашим притязаниям на титул Хокаге. — Думаешь она мне потребуется? — спросил я без тени насмешки. Последние десятилетия дела Кланов и Совета меня мало заботили, в то же время Кагуя всегда был излишне… уверены в себе и скоры на расправу. Обычно это не было проблемой, но сейчас взгляд со стороны был полезен. — Благородные Кланы так просто не отступят от своих притязаний. Многие годы ваш Клан оставался вне политики, и это всех устраивало, сейчас же всё резко переменилось, и привычные расклады более не действительны. Ваше возможное усиление их пугает, а собственные амбиции не дают посмотреть на вещи здраво. — Значит по простому не получиться… Хорошо, я тебя услышал, однако на этом предлагаю закончить. Я сюда пришёл не как Глава Клана, но как Друг. — Я знаю. — Мэйуми вдруг тускло, почти через силу улыбнулась. — Вы всегда приходите как Друг, по другому просто не можете. С врагами, союзниками, и теми кто вам равнодушен — да, но только не с близкими. Потому я и взяла всё в свои руки, просто иначе никак. Вы слишком добры, Тэкеши-сан… И не спорьте! Я не говорю что вы святой, лишь то что добрый. Я совсем иным взглядом окинул стоящую передо мной девчонку, да, разменявшую уже третий десяток, но всё равно девчонку… или уже нет?       Вдруг мои размышления прервал звонкий мальчишеский голос: — Я согласен с моей матерью, Тэкеши-сан, и от лица Клана Сенджу заявляю, что мы поддержим вашу кандидатуру на посту Каге! Юный Глава Клана стоял в дверях и всем свои видом показывал, что ни Боги, ни Демоны Ямы не изменят его решения. В то время как малышка Мидори, пребывая за плечом брата и прижав кулачки к груди, лишь согласно кивала.       Конечно я знал что эти двое бессовестно греют уши за дверью уже десяток минут к ряду. Причина же по которой я позволил им это сейчас была проста. При виде детей Мэйуми моментально преобразилась. Исчезли тоска во взгляде и печаль, спина, до этого сгорбленная под грузом утраты, тут же распрямилась, а лицо стало чуть живее и ярче. Я сделал тут всё что мог, теперь дело за ними… и временем.       Прекрасно осознавая что и так задержался дольше планируемого, я, распрощавшись со всеми, направился на выход, перед этим всё же коротко кивнув сыну своего друга, и так же незаметно указал глазами на фигуру его матери. Тот, к своей чести, всё понял без слов, как и его не по годам умная сестрёнка, так что ещё до того как мои мои ноги пересекли порог гостиной, Мэйуми уже окружили со всех сторон, и это было хорошо. То что надо. Я ведь не врал — страдать в одиночку донельзя скверное занятие, ничего путного оно по определению принести не может. В конце концов, горем надо делиться, не такое уж оно драгоценность, чтобы не понимать этой простой истины.

***

Хисако испытывал смешенные чувства, смотря на человека, что прямо сейчас сидел перед ним и молча цедил терпкий чай, чуть раскручивая пиалу меж мощных длинных пальцев, чьи ряды венчали крепкие, и даже на вид острые когти.       С одной стороны, тот факт что Глава Клана Кагуя САМ назначил ему встречу, не мог не тешить гордыню Главы Клана Хьюга. К тому же, не стоит забывать, что именно Кагуя некогда отвернулись от протянутой ими руки, проявив пренебрежение вековыми традициями его Клана, и даже выступали против вхождения Хьюга в состав Конохи! И это придавало разворачивающемуся событию особые нотки. Тэкеши Кагуя пришёл к нему с предложением или даже просьбой о помощи! Небеса воистину благосклонны к тем, кто умеет ждать и твёрдо знает чего хочет, но…       С другой стороны, Повелитель Костей не был похож на просителя. Он всё так же возвышался над Главой Клана Хьюга почти на голову, а от распространяемой им силы и давления Хисако становилось не по себе. И пусть активировать бьякуган не позволяли традиции и этикет, однако этого и не требовалось. Старый воин прекрасно знал, что за чудовище пожелало с ним встречи, и это портило триумфальный момент. — Тэкеши-сама. Рад видеть вас в своём Доме. — когда положенная пауза была выдержана, на правах Хозяина, Хисако взял первое слово. — Надеюсь вам пришлось по душе наше гостеприимство. — Вполне. — глухо отозвался его собеседник, не отводя взгляда со внешнего двора. Они сидели на открытой веранде и несмотря на недовольство столь очевидным пренебрежением к его персоне, Хьюга не мог не признать, что вид отсюда открывался изумительный, недаром он сам любил обедать именно здесь. — Я счастлив услышать это. Но не смотря на радость встречи, должен спросить — что привело вас сюда? — По моему всё очевидно. — А по моему нет. — подпустив в голос привычных стальных ноток, возразил Хисако. Взгляд ярко зелёных глаз наконец переместился с сада, на него и замер. Воцарилось тяжёлое молчание. Никто не собирался показывать слабину.       Это могло бы продлиться долго, но Кагуя, очевидно, не желал ждать: — Пост Хокаге — зачем он тебе? Чуть сморщившись от такой фамильярности, но быстро совладав с собой, Хисако ответил: — Я считаю, что Хьюга достойны этого. Мои родичи воевали и умирали за Коноху и Страну Огня. Наш Клан многое привнёс в Лист и подтолкнул развитие Конохагакуре но Сато, сделав её Величайшей из всех Скрытых Деревень Шиноби. В конце концов, именно мои сыновья, среди всех прочих кандидатов, могут похвастаться безупречной репутацией, превосходным образованием и верностью традициям, на которых держится весь мировой порядок. — Хм, неплохо. Вот только я как-то слышал, что традиции это смерть мудрости. — Вздор невежественных юнцов! — сверкнув глазами, припечатал Хьюга. — Традиции это то, что связывает между собой людей, Кланы, Государства и Нации! Без них мы бы никогда не стали теми, кто мы есть! Вам ли этого не знать?! — Если бы я был верен традициям своего Клана, то так бы и бегал по лесам, разоряя торговцев, и натягивая кишки крестьян на клинки. Реформы и развитие необходимы. Зачем вообще жить в мире, который не меняется? Это бессмысленно… и страшно. Сложно представить место более жуткое, чем застывший Мир. — Возможно. — никак не выражая своего отношения к прозвучавшим словам, откликнулся Хьюга. — Вот только любые реформы требуют проверки, размышлений и обоснований. В противном случае вреда от них будет в разы больше чем пользы. — Ты так и не сказал мне — зачем Хьюга титул Каге? — Я ответил — для того чтобы занять полагающееся нам по праву место. — Понятно. Тогда вынужден разочаровать — оно уже занято. — Вы для этого пришли сюда, Тэкеши-сама, угрожать мне? — в этих словах, казалось, не было и толики эмоций, словно бы их произнёс не человек, но бездушная машина, однако, в глубине души, Глава Клана Хьюга был напуган, впрочем куда сильнее в ней бушевала ярость. Ему смели угрожать в собственном доме! И кто — тот, кого он, не смотря на все обиды и личную неприязнь, принял как дорогого гостя! Подобное… — Вовсе нет. — Кагуя налили себе ещё чая. — Это не угроза, но констатация факта. Хотите вы того или нет, но я стану Каге. Не потому что хочу этого, не потому что это необходимо моему Клану, или даже Конохе или Стране Огня. Нет, я стану Хокаге лишь по той причине, что больше просто не кому. — Мои сыновья… — Малолетние сопляки, не принимай это близко к сердцу, Хисако, но факт остаётся фактом. Вы здесь, в Конохе, под надёжной защитой и в тепле родного дома возможно этого ещё не поняли, но нам объявили Войну. Во всеуслышание, без опаски и с точным осознанием своих действий, и того что за ними последует. Некая сила убила Первого и Второго Хокаге, разом. А вы даже следов найти не сумели! Думаешь, что про это забудут?! Думаешь, что это просто стечение обстоятельств и воля Судьбы?! Забудь! Кто-то всё тщательно спланировал и нанёс удар, от которого Лист ещё долго не оправится. — К чему вы клоните? — Хьюга был хмур и задумчив. — Нам пустили кровь. Показали что даже Сильнейшие смертны. Как думаешь, что за этим последует? — Война. — Верно, вот только на этот раз всё будет иначе. Песок разбит, но не сломлен. Камень почти оправился от давнего поражения, Туман боеспособен и набрался опыта, а Молния сильна как никогда! Более того, Малые Страны недовольны тем, что их земли используют как разменную монету и поля для битв. Они создают коалиции, заключают союзы, выжидают удобного момента. Не пройдёт и двадцати лет, как Мир взорвётся и утонет в крови, да так, что Первая и Вторая Мировые Войны покажутся просто наивным детским кошмаром. И словно бы этого мало, некто неизвестный убивает двух сильнейших шиноби, которых только видывал Мир. — Неизвестный? Очевидно что за смертью Тобирамы и Хаширамы -сама стоят прочие Великие Какурезато… — начал было Глава Клана Хьюга, но тут же осёкся. Цепкий взгляд матёрого ветерана мгновенно уловил несоответствие реакций его собеседника. — Вы что-то знаете. — Я знаю только то, что ни одна Деревня не смогла бы воплотить нечто подобное. — Лишь с ваших слов. — Тогда почему они бездействуют?! — пустая чаша с грохотом опустилась на стол. — Почему ещё до того как Сенджу испустили последний вздох, наши границы не захлестнули их армии? — Хисако молчал, но ответа от него и не требовалось. — Ответ очевиден, — меж тем продолжал Кагуя. — Они сами не знают что именно произошло в Стране Дождя, а потому не могут предсказать последствия своих действий. Нет, они будут ждать и наблюдать. Копить силы, пока не сочтут их достаточными и тогда произойдёт ровно то, о чём я говорил! И осознавая всё это, что делают Совет и Главы Благородных Кланов Конохи? Собачатся как подзаборные шавки, решая как бы оттяпать себе кусок побольше! Ты ведь не первый к кому я пришёл, и кому задал этот вопрос. И все вы одинаковы, все как один! Поэтому мне и пришлось взять всё в свои руки. Я стану Каге, в любом случае. Для того чтобы сохранить наследие и волю моего друга, а заодно уберечь всех вас от того что грядёт, и этого ничто уже не изменит. — Не слишком ли самоуверенно? — В самый раз. Ты не глуп, Хисако и сам всё понимаешь. В этой битве тебе не победить, я же даю тебе шанс не проиграть. Вот только воспользоваться им или нет — решать лишь тебе. — ... — ... — Я слушаю. — Хьюга поддержат мою кандидатуру на пост Хокаге. На мгновение прикрыв глаза, Хисако сжал челюсть, но всё же произнёс: — Это возможно. — Будут подчиняться воле своего Каге. — Если это не пойдёт во вред Клану. — И первым же своим указом я запрещу клеймение и невольничество во всей Конохе. А вы подчинитесь. — Ты не посмеешь! — этого Глава Клана Хьюга вынести уже не мог. — Закон запрещает Каге вмешиваться во внутренние дела Кланов! Это неприемлемо! — Этот же Закон обязывает его заботиться о благе своих граждан! — И ты думаешь что после услышанного я соглашусь!? Тогда ты и вправду настолько безумен, как о тебе говорят! — Поверь, я гораздо, гораздо хуже, но согласишься ты потому, что взамен на эти уступки, я дам тебе куда больше. До хруста сжимая кулаки, Хьюга бросил яростный взгляд, но встретил лишь два абсолютно спокойных зелёных омута. — Что именно? В ответ аловолосый лишь завёл руку за пазуху, чтобы мгновением позже бросить к ногам Главы Клана Хьюга тонкий свиток.       Недоверчиво оглядев предложенное, Хисако всё же коснулся пергамента, и развернув тот, принялся вчитываться в сухие строчки.       По мере прочтения лицо Хисаком менялось, а под конец вены вокруг глаз вздулись, а сами они, едва заметно засияли, от переполняющей их чакры. — Откуда… это? — голос Главы Клана Хьюга звучал надтреснуто, в то время как руки намертво впились в пергамент. — У тебя есть подчинённые и рабы, а я вот, за свою долгую жизнь, обзавёлся многочисленными родичами и друзьями. Кое-кто из них подсобил. — Это может быть обман. Фальшивка! — Так проверь. — просто ответил Кагуя, наконец показав ему свой широкий оскал. — А как убедишься в правдивости этих строк, буду ждать тебя в гости. И нарочито медленно встав, Глава Клана Кагуя направился к выходу, но был остановлен Хисако. Хьюга наконец смог совладать с собой, усмирив эмоции, и лишь железная хватка, которой он по-прежнему стискивал свиток, выдавала его: — Я должен знать — зачем? Зачем вам это? Какое дело Главе Клана Кагуя, до Младшей Ветви Хьюга? Остановившись на мгновение аловолосый великан обернулся, и вновь показав несколько рядов острых как бритва зубов, ответил: — Во-первых — меня это бесит. Знал бы ты, каких трудов мне стоило не разбить тебе рожу ещё в нашу первую встречу. А во-вторых, — тут с лица Повелителя Костей пропала показная бравада и бесшабашность, уступив место холодной и неумолимой решительности. — Раз уж я решил стать Каге, значит возьмусь за дело серьёзно. А сотни шиноби, которых заклеймили рабами, чьи дети будут рабами, и так до конца их жизней, это гноящийся нарыв и очевидная слабость, которой очень легко воспользоваться. Сам позже поймёшь, ещё и спасибо мне скажешь. — Я ещё не дал своего согласия! — Неужели? А по-моему ты всё уже решил. И не надо пытаться убедить меня в обратном. С этим, — когтистый палец указал прямо на свиток в руке Хисако. — Главной Ветви Хьюга без надобности любая Рабская Печать. Превосходство в силе будет чрезмерным — всё как ты и хотел. Вместе с тем, позиции всего Клана заметно усилятся, разве не здорово? В этих словах была неприкрытая насмешка, но Хисако нечем было ответить. Ведь если содержимое свитка правдиво… если только… — Как я и сказал. Жду тебя в гости, как надумаешь. И не волнуйся — чай у нас готовят не хуже. Да и виды хороши.