Крылатая песня бурной весны

Подъехали к лесу они быстрее, чем ожидалось, и Гарри спешился, разминая ноющие мышцы. Сводило их основательно, так что ему пришлось выпить еще пару зелий. Даже банальной простудой заболеть сейчас было бы совсем некстати. Двалин и Нори, расседлывающие лошадей, проводили взглядом пустые флаконы и вернулись к своему занятию, не сказав ни слова. Из леса неожиданно появился Гэндальф и сообщил, что дальше с ними не поедет — появились другие дела. Раздал советы, указания, похвалил Бильбо за храбрость и галопом помчался на юг. Гарри хмыкнул. Не зря он не доверял волшебнику! Это в манере великих и облеченных «знаниями» — бросать своих последователей в трудную минуту: и здесь, выходит, это тоже было обычным делом. Он похлопал лошадку по крупу, сунул ей в благодарность надкусанное яблоко, и она, радостно заржав, смолола его белыми ровными зубами и потрусила вслед за товарками в обратный путь. «Привал, видимо, отменяется, — подумал Гарри, следя за насупленными гномами и их раздосадованным командиром, — пойдем в лес к ночи, уставшими. Это чтобы дурманящий воздух лучше усваивался и спали крепче, иначе зачем соваться-то? Кому не нравится здешняя травка и луга? Дали бы хоть передохнуть с пару часов, големы подгорные. Неужели не устали? Или так боятся погони? Но ведь в лесу тоже, наверное, хватает всякой дряни. Уж очень он выглядит мрачным, болезненным и… хищным, что ли?» Он покачал головой, но постарался убрать из взгляда недоумение и насмешку, признавая за местными право самим решать, как поступить. Он в здешних реалиях не разбирался. «Только бы снова не пришлось махать палочкой», — подумал Гарри, готовясь к следующему отрезку пути как к неизбежному злу. Лихолесье оправдывало свое название: густая растительность оплетала все на мили вокруг и вверх. Несмотря на наличие тропы, идти было сложно, а воздух вместо ожидаемого — хвойного и свежего, был спертым и влажным, с привкусом плесени на губах. Со слов Торина Гарри узнал, что сейчас конец осени, и поразился такому мягкому климату: дни стояли на удивление теплые, только к ночи становилось прохладно. Тропа, по которой они шли следом друг за другом, петляла, извивалась и норовила уйти в сторону. Гарри, бредущий в самом конце, похлопал по плечу Двалина, но тот сделал вид, что не заметил действий странного чужака, отмахнулся как от мухи и прибавил шагу. Эваном, что показательно, кроме Бильбо его никто звать не стал. Кричать во враждебном лесу было глупо, да он и не мог, а новую попытку тронуть за плечо идущего перед ним гнома тот не оценил, угрожающе шикнув на него и снова догоняя своих. Гарри проводил взглядом хитрую тропку, уходящую в сторону, пожал плечами и решил, что гномы получше него разбираются в лесных дорогах, а значит не стоит рвать жилы, пытаясь убедить их вернуться на ту, что показалась магу надежней, хоть и была скрыта зарослями. В любом случае, Бильбо он защитить сумеет, а если совсем плохо станет — зелья и крылья в помощь, прорвется вверх и доставит хоббита туда, куда тот скажет, а вредные недоверчивые гномы, как ни крути, помощи от него не примут и сами носиться с ним не станут. Прошлый вечер показал степень их благодарности за помощь с орками, когда все избежали опасности и смогли найти временное пристанище. Когда придется выбирать, кого тащить с собой и быстро бежать, он сразу окажется лишним. Гарри и сам выбрал бы тех, кто ему знаком и дорог. Корил бы себя за бессердечие после, но выбрал. Эти же гномы, бывалые воины, не станут мучиться угрызениями совести и выкинут из головы непонятного, чужого и опасного, по их мнению, человека. Спустя час ходьбы Гарри почувствовал, что воздух стал неприятно горчить, а горло резко пересохло. Он был довольно стойким к ядам после приключений второго курса, но зачем вдыхать иномирный дурман? За всю дорогу гномы ни разу не обернулись, поэтому он наколдовал себе головной пузырь. Пить антидот было рановато, не стоило его смешивать с остальными уже гуляющими в его крови зельями. Тропа была потеряна, и через добрый десяток минут гномы сами это поняли, они стали рассеянно кружить на одном месте, заикаться и что-то бормотать, сбиваясь с шага, и наконец принялись вести себя совсем неадекватно, хватаясь за мечи, мотая друг друга за грудки и теряя при этом остатки координации. Будто огневиски перебрали. Гарри осторожно проскользнул между ними в поисках хоббита. Бильбо стоял, обнимая широченный ствол дерева, с головой, задранной кверху, и пытался разглядеть клочок неба и заходящее солнце. Гарри хотел подойти к нему и напоить антидотом, но его некстати увидел Торин и что-то невнятно прошипел, указывая на него остальным. Те схватились за мечи, и маг, так и не дотянувшись до низкорослика, решил сам скрыться хоть на пару минут. Не поднимать же палочку против болезных, особенно в его состоянии? Да и мантией светить не хотелось. Такое следует держать в секрете. Он спрятался, накинул плащ-невидимку и вынырнул с другой стороны из-за гигантских корней дерева, сплетенных так плотно, что затеряться в них не составило труда. Перед ним никого не было — ни тринадцати гномов, ни хоббита. Он руками протер глаза, проверил пузырь, но никто не появился. Гарри подошел к дереву и, взглянув наверх, увидел, как Бэггинс споро спускается вниз, но тут промелькнула одна многоногая тень, другая — поменьше, третья… И Гарри с отвращением понял, что лес кишит гигантскими, как и все остальное в этом мире, акромантулами. И каждый второй из них по размерам мог сравниться с почившим Арагогом, а значит, мог иметь хоть примитивную, но соображалку, что только добавляло проблем. Хоббит свалился в листву с громким хлопком, опутанный паутиной, за ним следом, перебирая ногами, скользил по веткам паук. Гарри выхватил палочку и убил его «Авадой», решив, что измазаться в вонючей крови одного из десятков этих тварей будет глупо, как и нарваться на всех детишек местного паучьего царька, если бы тот успел подать сигнал опасности остальным. Гарри растормошил Бильбо, сунул ему под нос зелья, одно за другим, и тот без тени сомнений их выпил. Не то что гномы! Малыш был слишком доверчивым. Все ли хоббиты такие? И тут Гарри осенило, что зелья были созданы для людей, а как они поведут себя в организме представителя другой расы — логичный вопрос, который он должен был задать себе до того, как скормил наивному полурослику три флакона (антидота, Бодрящего и Укрепляющего), — никто не знал. Гарри напрягся, наблюдая за круглолицым, но Бэггинс не упал замертво или в судорогах, не посинел, и щупальца у него не выросли, и парень вздохнул с облегчением, пока хоббит не кашлянул, извергнув небольшое облачко пламени прямо изо рта. Он удивился и рассмеялся, а Гарри жестами попросил его открыть рот и проверил, нет ли ожогов от такой своеобразной реакции. Тот покачал головой и еще раз кашлянул, скосив круглые глаза к носу, сам исследуя смешной эффект. С ним все было в порядке. «Вставай», — жестами показал маг, пантомимой объясняя, в чем проблема. Сидящий хоббит встрепенулся и начал оглядываться. Он тоже понял, что они остались вдвоем на небольшом затоптанном пятачке из опавшей листвы. Гарри подал руку невысокому хоббиту, помогая встать. Бильбо оказался ниже его на голову, если не больше. Хоббит отчаянно торопил спасителя, показывая, что пора искать пропавших. Вечер стремительно приближался, а спутников и след простыл. Как здесь ночевать, в кромешной тьме, без отсвета луны на небе и в компании шелестящих жвалами пауков, думать не хотелось. — Где все? Где они, Эван? Ты знаешь? — хоббит сжал обеими руками рукоять клинка и настойчиво посмотрел на мага. — Мы должны их спасти! Гарри хмыкнул и устало кивнул, поправляя на себе одежду, чтобы случайно не зацепиться мешающим клочком ткани или шнурком в ветвях на высоте. Хоббит последовал за ним по переплетениям широких ветвей. Паутины становилось больше, и Гарри понял, что они приближаются к логову. Усталость накатывала приступами, и по хорошему, ему бы не магичить сейчас с неделю, как и выспаться, и отъесться… но каков был выбор? Умереть, высосанным пауками, было еще противнее, чем быть разорванным варгами, так гномы называли волков, обсуждая погоню. «Что-то в этом мире меня каждый норовит сожрать, — с легким весельем подумал Гарри, — наверное, стоит или поменять окружение, или озаботиться защитой». Магия в пальцах и в солнечном сплетении едва ощущалась — первый признак перенапряжения, когда организм начинал показывать, что вскоре черпать ее станет не из резерва, а подпитывать напрямую из его скудных сил. Поэтому среди магов, затратно колдующих, не было толстяков. Полнота была свойственна тем, кто никогда не опустошал себя до дна или пользовался только слабыми бытовыми чарами, не перенапрягаясь. Лучшими примерами разного подхода были бы Снейп и Слизнорт. Нет, оставлять гномов паукам не хотелось, а от умоляющих глаз хоббитенка было тошно. Гарри не терпел, когда его заставляли, даже если сам чувствовал вынужденную необходимость поступать «правильно», но Бильбо не заставлял, а только смотрел. Мио иногда говорила, что он «снова взбрыкнул» на его подобные метания. Будто он какой-то дикий гиппогриф. А потом Луна поправляла, что он «такой и есть, только грифон, а они красивее». Как же больно… Гарри вернулся мыслями к гномам. Спасение этих бородачей вызывало знакомое чувство раздражения и обреченной предопределенности, но как уйти? Себя он знал. И от этого раздражение становилось еще более явным, а движения резкими. Гарри сердито выдохнул, жестами приказал Бильбо затаиться, а сам скользнул за ветви, снова накидывая плащ-невидимку. Достал узкий стилет и направился к подергивающимся коконам. Пауки ползали вяло и сонно. «Надеюсь, они еще никем не подкрепились», — мелькнула мысль, и Гарри ускорился, доставая из кармана увесистый камень, подобранный по дороге. Он запустил булыжник далеко вперед, усилив бросок магией, и тот, наделав шороху, упал очень далеко. Пауки, как стая охотничьих собак, замерли и ринулись на звук, перещелкиваясь жвалами. «Разговаривают между собой, твари!» — Гарри отодвинулся, пропуская восьмилапых, и принялся сноровисто резать коконы, освобождая пленников. Гномы выпадали из них, хватаясь за оружие, и пытаясь продышаться. Повисев немного на верхних ярусах леса, коренастые крепыши успели прийти в себя. Вернувшихся пауков ждали злые и готовые к битве воины. Гарри решил не задерживаться на вершине, поэтому прыгнул вниз, пружиня в нитях паутины и приближаясь к самой земле. Гномы, переглянувшись, последовали за ним — сражаться внизу, и правда, было сподручнее. Падать в упругую паутину с обнаженным вздернутым кверху мечом тоже было удобно. Бока избежали синяков, стремительный спуск позволил оторваться от членистоногих хоть на пару минут, собраться и даже почистить липкие ошметки с себя, пока щелкающие твари догнали их и кинулись в атаку. Справа мелькнул Бильбо. «Жив», — отметил Гарри и прислонился спиной к стволу на одной из нижних веток. Отводящие внимание чары действовали на пауков не хуже, чем на орков, жаль, держались недолго. Гномы резво скакали, отхватывая акромантулам лишние лапы и вспарывая брюхо тем, кто оказался неосторожен. Туш тварей было многовато, а те прибывали и прибывали. Гарри поначалу старался беречь каждую каплю магии, но плюнул на это недостижимое желание и отдался схватке на полную, ловко и точно раскидываясь «Авадами» и «Сектумсемпрами», чтобы вывести из строя как можно больше противников для гномов, которые удачно подрезали подраненным паукам лапы и крошили их топорами. С этой стороны, акромантулов можно было пожалеть, но не выходило — количество расплодившейся дряни в этих лесах начинало сильно раздражать. Гномы устали и с благодарностью смотрели на волшебника, помогающего им во второй раз, не щадя себя, а это было видно: запавшие глаза, мертвенная бледность, кровь, текущая из носа уже не редкими каплями, а тонкой непрерывной струйкой, и заклятия, которые становились с каждым разом все слабее. Гарри прислонился к дереву, почти теряя сознание. Мелькающие пятна перед глазами и двоящиеся гномы дали понять, что решение о помощи бородатым было так себе, откровенно гриффиндорским. Он тяжело вздохнул, из последних сил кинул на себя слабенькие чары отвлечения внимания, а потом загнал палочку в кобуру, бессильно опустив руки. Он больше не мог ничего, разве что вяло шевелить пальцами, пытаясь не вывалиться из укромного места. «Дальше — сами», — прикрыл он глаза, отрешившись от схватки. Пауки, те, что помельче, успели цапнуть его пару раз, пока он уничтожал их более крупных сородичей. Зелий в рюкзаке было в достатке, но пить больше ничего было нельзя. Вернее, бессмысленно. Перед финальной схваткой с Томом он основательно запасся ими, а потратить не успел. Жаль, не существовало никакого чудо-снадобья, чтобы в один момент обрести бодрость, силы, полный резерв и превосходную физичесую форму. Тот же Снейп был человеком, хоть и гением. И сварить такое супер-средство даже ему было не по силам. Это бы не раз спасло Гарри в прежней жизни, а так приходилось отлеживаться неделями после особенно яростных схваток с Пожирателями. «Интересно, где я обнаружу себя, когда очнусь? — с саркастическим смешком подумал Гарри, прикрывая уставшие глаза. — На дорогу меня точно не хватит, а устраивать привал среди горы трупов…» Его передернуло, и парень едва не свалился с уже не такой широкой, как ему казалось, ветки. Когда он приоткрыл глаза, ситуация в корне поменялась. Гномы резко прибавили в росте, обзавелись сверкающими клинками и луками, и теперь крошили оставшееся паучье в капусту. Гудели стрелы, мечи с чавканьем врезались в громоздкие тела — в один миг все закончилось. Наступила полная тишина. Но ненадолго. Дальше пошел разговор. Певучая речь красавцев с луком перемежалась резкими и отрывистыми фразами сердитого и злобного гнома... Тарен, или Торин... как его... Гарри вспомнить не мог. Он растер лицо, стараясь удержать уплывающее сознание. Ситуация внизу накалялась. Мага увидели в ветвях и тут же приставили к горлу меч, требуя ответов певучими голосами. Он попробовал жестами показать, что говорить не может, но от прилагаемых усилий чуть не свалился, поэтому решил забить на все и прикрыл глаза — пусть как флоббер-червя крошат, но он был не в состоянии с ними объясниться. Гномы расскажут. Почувствовав, что теряет опору, он дернулся и неловко приземлился боком в гору пожухлой листвы. «Они меня пнули!» — с возмущением подумал парень, так и не открыв глаз, только почувствовал, что его подняли и перекинули через плечо. От тряски он снова потерял сознание. Гномов тоже спеленали и гуськом повели в сторону дворца. Шли они долго, но тропа словно сама ластилась к жителям леса, распахиваясь перед ними широкой просекой, а не едва заметной нитью. Процессия спустилась к узкому ажурному мосту, примыкающему к не менее узким резным дверям невозможной высоты, которые впустили прибывших внутрь и с громким лязгом захлопнулись. Дворец лихолесского князя прятался среди высоких скал и тысячелетних деревьев, образуя неприступную крепость из тесно сплетенных деревьев, камня и земли. Ошеломляюще величественный, неприступный и абсолютно неудобный, как решил Бильбо, вспоминая свою уютную нору в холме с круглыми большими окнами и такими же круглыми дверями. Он успел надеть кольцо в момент суматохи, пока гномов распихивали по камерам и защелкивали замки. Поэтому остался на свободе, рассматривая друзей и знакомца-мага, которого бросили в самой дальней камере. Прутья на его темнице были потолще, чем у остальных. Перед камерами набралась огромная куча железа, которую умело вытрясли эльфы из прижимистых бородачей. Те возмущались таким произволом и трясли кулаками в воздухе. Потом увели Торина, а остальные стали перекликаться, проверяя себя и собратьев после затяжной схватки с местными монстрами. Тяжелых ран не было, а к яду пауков гномы были не так восприимчивы, как люди. Волшебник не откликался, потерявшись в своем беспамятстве как и в прошлый раз. Хоббит осмотрелся и решился сходить на разведку. Надо же было им выбираться, а значит выходы стоило поискать тщательнее, если переговоры зайдут в тупик. «А они зайдут», — понял проницательный хоббит, вспомнив, с какой ненавистью и презрением глава дозорных расспрашивал Торина, и как гневно тот смотрел в ответ, не оставаясь в долгу. И Бильбо Бэггинс начал подниматься по лестницам и переходам вверх, запоминая дорогу и выискивая пути отхода для дружной компании, которая томилась в темницах.

•••

Трандуил, сын Орофера, владыка Эрин ЛасГалена, леса Зеленой Листвы, который обрел дурную славу после разрушения Дол Гулдура и в округе стал зваться Лихолесьем, получил новости от сына и стремительным шагом направился в тронный зал. За ним, на почтительном расстоянии, двигалась личная стража из пяти воинов, остальные пять присоединились на подступах к трону. Для устрашения. О нелюбви князя к подгорному народу знали все и вполне разделяли эти чувства. Залом это необъятное пространство было назвать сложно. Скорее, высоченной беседкой в его центре, сплетенной из сотен закаменевших корней. Они образовывали высокие ажурные своды и тронное место князя, возвышающееся над ровным пространством перед ним, а дальше шли только ступеньки, переходы, узкие мостики, глубоководные озера с нависшими над ними скалами и водопадами, ниши и коридоры, которые казались нескончаемыми лабиринтами, что скрывались в глубине многоярусных чертогов от самого центра и сотней мелких ручьев, которые стекали, то сливаясь, то расходясь в стороны. Здесь же, в самом центре дворца, не проводили балов, не устраивали праздников. В этом месте, где стоял трон Владыки, являли мощь и власть, принимали прошения, послов, делегации, карали нарушителей границ и неугодных, — и гордый гном вписался в обе категории. Торин Дубощит. Достойный наследник своего вероломного отца и деда. Король без королевства, живущий в изгнании и лишениях, он стоял перед лихолесским князем, вызывающе глядя на него. Дед его, Трор, внес свою часть в разорение Дориата, прекрасного в своем расцвете эльфийского королевства, разграбленного из-за сильмариллов Феанора нолдор и подлыми гномами в Битве в тысяче пещер после смерти Тингола. Трора настигло возмездие, когда он утратил свое королевство, Морию, разбудив своей непомерной алчностью древнее зло — балрога, огненного демона. Отец его, Траин, такой же возгордившийся глупец, из-за жажды наживы присвоил себе Белые камни ЛасГалена, отданные его мастерам для огранки. Оскорбил воровством самого Трандуила, пришедшего за ожерельем. Эльфийская память — их благословение и проклятие, — не тускнеет со временем, как человеческая. Как гномья. И он помнил каждый миг той унизительной встречи. Как Торин стоял справа от трона своего отца, сжимая навершие рукояти меча. Траин сидел на троне, и в глазах его светилось превосходство и предвкушение. Сцена была прописана. Гном, не задумываясь о последствиях, нарушил договор, показательно демонстрируя силу, не отдал шкатулку с драгоценнейшими и желанными камнями Владыке лесных эльфов. Он ехидно ухмылялся в бороду, видя желание Трандуила наконец их получить. Самоцветы, тонко и искусно оправленные белым металлом. Камни белее звезд. Ожерелье невообразимой красоты, лежащее на сверкающих камнях из разграбленного Дориата. Вызов. Насмешка. Напоминание. Демонстрация силы и пренебрежения. Гордый Владыка Лихолесья покинул гномьи чертоги и не дал пищи злым языкам, не выказав и тени гнева и ярости, охвативших его в тот миг. Он повернулся к насмешникам спиной, уходя из Эребора, и дал себе зарок не иметь дел с гномами рода Дурина. Никогда и никаких. Он сдержал обещание, наблюдая, как некогда гордый народ печально и сломлено покидал свою обитель, занятую жадным к блеску золота и драгоценностей драконом, приход которого предрекал Трандуил, предостерегая Траина, когда тот еще казался лояльным соседом. Эльф видел, как блеск золота горел в карих глубоко посаженных глазах Подгорного короля, затмевая и неуловимо влияя на разум. Еще до Последнего союза и гибели жадного гнома. Он предостерег, хотя это не было ему свойственно, раздавать советы тем, кто в этом не нуждался. А теперь этот глупый подземный червь говорил о предательстве? Об отсутствии чести у самого Трандуила? Стоящий перед ним Дубощит во всем поддерживал своего спятившего отца. А теперь он же говорит о чести. О взаимопомощи. О дружбе!!! Трандуил не сдержался, когда Дубощит, забыв о прошлом, упомянул о трусости. Не сдержался так, что иллюзия, прикрывавшая изуродованную сторону его лица на мгновение слетела. Но эльф об этом не сожалел. Демонстрация увечья сполна подтверждала его слова. Он был милостив к его отцу, Траину, когда наступил своей родовой неприязни на горло, согласился поддерживать торговые связи. Руководствуясь не чувствами, а тем, что приносило пользу и гномам, только прибывшим в Эребор, и самим эльфам, ушедшим на самый север леса от тьмы. Он пошел на уступки беспамятному глупцу, откинув прошлые обиды, не требуя возмездия. Предложил в обмен на камни оказать помощь его внуку, несмотря на то, что разбуженный дракон может принести беду и в его лес, а не только в людские поселения под боком Одинокой горы. И новая встреча с разъяренным драконом в его планы не входила. Он помнил прежние битвы с ужасающими предками Смауга, последнего дракона Средиземья. И гном, глупый недостойный гном, отверг его предложение, обвинив в мнимых прегрешениях. Бросил оказанные милость и радушие ему в лицо! Так пусть же сидит в темницах со своим сбродом, пока не одумается! Спящий дракон лучше для его леса, чем пробужденный, огнедышащий и свирепый. Разоренный пустой Эребор — не его печаль! А сожженного драконом леса из-за безрассудства гномов он не допустит! Пусть пройдет немного времени. Он терпелив, а его темницы крепки. Они поговорят снова. И Дубощит покорится. Трандуилу самому не доставляло удовольствия содержать этот сброд до конца их короткой жизни. Над узниками в чертогах Лихолесья не издевались, не причиняли увечий, что бы ни говорили людские языки. Стремительно князь покинул трон и затерялся в переходах дворца. Забот у величественного монарха было много. К его большому сожалению, Эрин ЛасГален все больше утрачивал свое былое благоденствие, превращаясь в Лихолесье. Он даже слышал это название собственными ушами. И не от каких-то заблудших adan Озерного края, а от эльфов, называющих лес своим домом. Это приносило печаль, глубокую и застарелую, как и раны на его лице. Увечье, полученное еще в те времена, когда в Последней битве схлестнулись с Сауроном объединенные силы людей, гномов и эльфов. Силы Последнего союза изгнали врага. Ужасающий из Майар сгинул во Тьме, но не до конца. И тьма медленно, но верно наползала на Средиземье, захватывая сначала незаметно, а потом и явно новые земли, отравляя собой горы, леса, равнины. Сначала он прикладывал все силы, чтобы отвоевать у нее каждый ярд, потом желал не отступать ни пяди, но утрачивал позиции трижды, уводя своих эльфов все дальше на север, не считая шаги, а меряя оставленные земли полетом стрелы. И вот уже десятилетия эльфы безуспешно вырезают паучьи гнезда снова и снова на самом краю Эрин ЛасГален. А лес болен затяжной неизлечимой болезнью. Тяжелые думы мучили князя. Влияние тьмы перворожденные ощущали сильнее, чем люди и гномы. Эльфы покидали Имладрис, он пустел, как и Лориэн, владения Галадриэль. Незаметно год за годом, но ощутимо, если вспомнить тысячелетие до… Валинор манил, и его лесные подданные тоже слышали зов моря. — Ваше Величество, что делать с магом? — донесся до него вопрос. Тириэль стоял напротив стола и ждал ответ. Трандуил нахмурился. С гномами он совсем забыл о неизвестном волшебнике, доставленном одновременно с ними. Дириторн начал докладывать о нем, но Трандуил сам остановил его, узнав, что в его владениях появились гномы. Теперь он был готов узнать остальное. Маг. В Средиземье Истари были наперечет. Курумо, он же Саруман, закрылся в Изенгарде, занимаясь исследованиями. Олорин, иначе Митрандир или Гэндальф, не сидел на месте и за последние пятьдесят лет появлялся в Лихолесье трижды. Айвендил, бурый маг, носился по его лесу с зайцами и ежами, но как бы он ни был смешон и неопрятен, нельзя было не принимать в расчет его силу. А двое Итрин Луин сгинули на востоке, и известий от них не было несколько веков. И сейчас в его темнице был заключен не один из них, иначе Дириторн упомянул бы об этом и предоставил Истари не темничную клеть, а гостевые покои. С магами Трандуил предпочитал не ссориться без веских на то причин, хоть и втайне недолюбливал. — Он назвал свое имя? — обратился князь к начальнику патрульной стражи. — Нет, Ваше Величество, он молчал, а потом впал в забытье. Он выглядит как человек, как бродяга Озерного края. Худ, изможден и одежда его — отрепья. Маг не похож на известных нам Истари. Трандуил, собравшийся навестить незваного гостя в темнице, задумался. — Почему ты решил, что он маг? — Пауки. Они были убиты не только стрелами, мечами и топорами. Часть пауков и леса были опалены, разбиты и сожжены. А более двадцати тварей не имели ран, но были мертвы. Двое дозорных утверждали, что заметили огонь, взрывы и цветные вспышки, но когда они окружили гномов, то волшебства не видели. На деревьях остались отметины, но здесь нельзя сказать человек ли тому виной или гномы. — Проверьте, не умер ли этот человек, оставьте в камере еды, но не выпускайте. Незнакомцев мы не жалуем, это все знают. Пусть подождет. А пока есть более важные дела. Сторожите гномов тщательно, а ты лично подготовь маршруты стражи для обхода с учетом праздников. «Что-то зачастили к нам гости», — решил Трандуил и взмахом руки отпустил подчиненного. В эти смутные времена праздники были ценны. Гваин Итил, праздник первой Луны, поднимал настроение, давал повод расслабиться от ежедневных забот и выпить. Несмотря на общие представления, эльфы любили веселье, вино, песни под луной, шутки и задушевные разговоры. Но такие дни приносили много хлопот для дозорных, разведчиков и стражи. Поэтому в Новолуние патрули удваивались, а Дириторн сбивался с ног, проверяя всех и каждого, — и на следующий день бывало, что некоторые из его не самых усердных подчиненных занимались самой грязной и тяжелой работой. В назидание. Буквально через час в покоях князя раздался дробный громкий стук, и в двери влетел заметно нервничающий Лимрис, правая рука Дириторна. — Что случилось? — задал вопрос Трандуил, готовясь к плохим новостям. Дириторн всегда посылал подчиненного, чтобы сообщать плохие новости. — Гномы сбежали, Ваше Величество, — доложил Лимрис и вытянулся по струнке, ожидая реакции своего Владыки. — Что? — приподнялся над столом Трандуил, уперев в него руки. — Это невозможно! Темницы нельзя разрушить! Как это произошло? Он резко вздохнул и неожиданно зашипел разъяренным зверем, проклиная рок, нерадивых стражей и самого Моргота. — Отвечай! — приказал Владыка сглотнувшему от страха Лимрису. — Ваше Величество, мы не знаем, как это случилось. У них, возможно, был сообщник, но каким образом он проник в крепость и украл ключи у Каэроса, неизвестно. Разрушений не было. Они просто исчезли из камер. — Каэроса немедленно ко мне! — скомандовал князь, принимаясь мерять шагами кабинет. Побег нарушал его планы и мог доставить море неприятностей. — Он… — Лимрис замялся, не желая подставлять приятеля, но практичность победила. Переживать гнев Владыки в одиночку? Он не желал оказаться на месте гномов, даже если Владыка отойдет через пару месяцев. — Он немного перебрал в честь праздника, Ваше Величество, — плечи Лимриса закаменели, а лицо потеряло всякие краски. — Он что?! Я не ослышался? После приказа стеречь гномов особенно тщательно ты говоришь мне, что ответственный за темницы надрался до беспамятства?! А ключи волшебным образом обрели ноги и сами открыли путь коротышкам?! Речь Трандуила стала едва слышна, и от этого Лимриса бросило в дрожь. Лучше было бы, если бы Владыка повысил голос. Такое на его памяти случалось пару раз, но шипящий, как змея, князь вызывал ужас. — Зови сюда Рамириона. Нет. Я сам спущусь в темницы, пусть он ждет меня там, — решил Трандуил и вихрем покинул апартаменты. Лимрис только и успел моргнуть, как двери распахнулись, ударившись о стены, и снова захлопнулись, оставляя эльфа в одиночестве. Лимрис только сейчас понял, что последние три минуты не дышал.

•••

Разгневанный Владыка достиг темниц очень быстро, несмотря на все переходы, лестницы и мосты, соединяющие огромные пространства эльфийской крепости. В подземелье было тихо, только двадцать стражников неподвижными статуями по двое рассредоточились на нижнем восточном ярусе, где находились темницы, винный погреб и хозяйственные помещения. «Сразу бы так», — раздосадованно подумал Трандуил, окидывая взглядом подчиненных, которые боялись шевельнуться под взглядом Владыки. Одна из камер была заперта, и рядом с ней стояли два эльфа. Трандуил направился к ним, но его перехватил Рамирион, начальник внешней стражи, влетевший в темницу быстроногим оленем. — Ваше Величество, — позвал он Владыку, даже не запыхавшись, хотя бежал от самой заставы, — орки прорвались на восточной заставе. Погибло восемь стражников. Мы упустили гномов, сбежавших из дворца. Они в пустых винных бочках отправились по реке в Озерный город. Стражники перебили орков на воротах, оставшиеся твари сбежали, последовав за гномами. Принц и две пятерки преследуют их до границы. Ваши распоряжения? — Отправьте на встречу еще два малых отряда, и как только принц вернется, доложите, — Трандуил жестом отправил начальника дворцовой стражи и подошел к занятой камере. Маг спал на животе, лицо его было скрыто рукой, но эльф отметил растрепанные грязные волосы, непривычного покроя одежду и странные ботинки на завязках. — Он просыпался, Бранвеор? — Нет, Ваше Величество, пока мы были здесь, он не шевелился, — отрапортовал эльф в блестящих доспехах. — Пока вы были здесь, — медленно протянул Трандуил, не отрывая взгляда от пленника, — это означает… — Четверть часа, — чуть тише сказал стражник, а его скулы слегка порозовели в неверном свете факелов. — А до этого за ним никто не смотрел? — вкрадчиво уточнил Владыка. — Это мне неведомо, Ваше Величество, — совсем тихо отозвался несчастный страж, удостоенный княжеского допроса. Трандуил внимательно окинул взглядом охрану и приказал второму из них: — Разбуди его, Фианвин! Стражник тут же кинулся выполнять приказ. Он стал тормошить лежащего человека, но брюнет не реагировал. Эльф, не отмеряя силы, дал пленнику несколько пощечин. И это подействовало. Человек вскочил, толкнув эльфа, сделал подсечку и откинул его в сторону. На грохот к камере стала сбегаться остальная стража. Трандуил отошел на два шага, занимая место с лучшим обзором и прищурился. Бранвеор замахнулся на мага мечом, но незнакомец стремительно поднырнул справа и резким движением ладони вырубил не ожидавшего этого эльфа. Крутнулся на месте и, почувствовав приближение угрозы, все также не открывая глаз, сделал неясное движение пальцами, — и из камеры полыхнуло алым и синим светом, отправив остальных подбежавших эльфов на несколько метров по воздуху обратно, откуда они, загремев доспехами, упали с высоты двух ярусов. Трандуил ощутил, как в нем разгорается гнев. Дворцовая стража не была неумелой, наоборот, ее набирали из лучших, тех, кто отличился в лесных просторах, в битвах с прислужниками тьмы. И никто из его эльфов не засиживался ни во дворце, ни в патруле надолго, регулярно сменяясь, чтобы не потерять навыков. Но adan не действовал, как от него ожидали. Он был стремителен, подвижен и текуч, как вода. Как эльф. И в тесной камере против восьмерых эльфов в полном доспехе он имел преимущество движения. И магия. Весьма странная, не похожая ни на что. Трандуил не стал ждать нового наплыва стражников и, будучи незамеченным сразу, резко подался вперед и, подцепив носком сапог оброненное стражником копье, с размаха огрел чужака его рукоятью. Стража оказалась на месте спустя доли секунды, глядя на поверженного человека на земле. — Обыщите его. Снимите с него все до нитки. Доставьте в допросную. Закуйте в кандалы. Он опасен, — распорядился князь и покинул ярус.

•••

Гарри очнулся от потока ледяной воды, которая обрушилась на него водопадом. Он дернул головой, смахивая с лица текущие струи и поднял глаза на того, кто решил устроить ему бодрящий душ. Эльфы. В темном, мрачноватом помещении, освещенном факелами, стояло трое. Один, разодетый в кожу и шелк с затейливой вышивкой, был мощным, высоким и до боли напоминал незабвенного Люциуса. По крайней мере, выражением породистого лица и пронзительным взглядом. На голове у него сидел блестящий венец, раскинувший острые иглы во все стороны, между которыми кокетливо расположились красные осенние ягоды и багряные мхи и листья. Он стоял в стороне, наблюдая, как Гарри облили из ведра уже второй раз. Маг окончательно пришел в себя и угрюмо посмотрел на исполнителя, отметив и презрительный взгляд, и отвращение на таком же красивом лице, промелькнувшее на доли секунд, прежде чем его место заняло натренированное равнодушие. Третий стоял у двери, в блестящих доспехах, закрывающих его полностью, в шлеме и с копьем в руке. Два изогнутых клинка за поясом ему явно не мешали. Все молчали, и Гарри тоже. Впрочем, ответить им он не мог. По пути к лесу он задумался, почему у него не получается говорить, но к единому мнению так и не пришел, отметив несколько значимых моментов. Самым основным было то, что голосом он не пользовался очень долго. В той, прошлой жизни, последний раз он заговорил, как ему вспомнилось, с парой магглов, покупая у них орехи и высушенные фрукты и готовясь залечь на дно после особенно яростной стычки с Пожирателями в маггловском пригороде Бирмингема. Да и тогда он скорее жестикулировал, потому что простуда и сорванный голос были его постоянными спутниками все холода. А до того он говорил редко, мало, не имея ни собеседников, ни достойного повода. В бегах, в страхе, одиночестве, под гнетом вины и возложенных обязательств не было желания и смысла заводить беседы с кем бы то ни было. Молчать стало привычным. Да и какое желание, если он то и дело узнавал в «Пророке» знакомые фамилии в графе «Соболезнуем». Получается, за последние полтора года можно было по пальцам пересчитать, когда он открывал рот для разговора. Остальные идеи касались заклинаний, чего-нибудь неприметного, что он мог пропустить от противников, банальной простуды и сорванного под Круциатусом голоса. Или это было воздействие Внемирья? А может, стоило, обнаружив проблему, применить к себе обычный «Фините» или похожие на него чары? Но об этом говорить было поздно. Магии на беспалочковое не хватало, а сама палочка сейчас, как и переводчик, и остальные вещи, находилась неизвестно где. А может, это был банальный затяжной стресс? Невозможность говорить, как следствие, даже имело особое название… Миона книжки ему отсылала совой про всякие стрессовые состояния и их влияние на рациональность мышления. Тогда это его интересовало мало, а здесь голос мог бы и пригодиться, но до этого момента Гарри устраивало обходиться жестами, чтобы не быть втянутым в задушевные разговоры у костра или в пустую болтовню в трактире. Пока в этом Средиземелье он видел только схватки, чудищ, походные будни, магическое истощение и безумную гонку к чужим целям. Знакомо. — Тебе нечего сказать? — показательно удивился Трандуил, сложив руки на груди. Он сидел на простом деревянном столе с совершенно прямой спиной и выглядел при этом непринужденно, как в кресле на светском приеме. Павлин. Гарри криво ухмыльнулся и пожал плечами, не разобрав чуждую речь. Спину прострелило болью, а руки, закованные в грубые железные кандалы, затряслись мелкой неприятной дрожью. В камере было очень холодно, а одежду с него стащили, оставив в черных боксерах и тонкой почти прозрачной футболке. «Даже носки сняли, мерзавцы», — мысленно фыркнул Гарри, опустив голову. Как и серьгу-переводчик. А с ним и возможность понимать иномирные вопросы. Эту певучую эльфийскую речь. Драккловы эльфы! Гарри догадывался, что сейчас шли стандартные «Кто ты?», «Откуда ты?» да «Зачем ты сюда явился?». Дальше по логике вещей его должны были спрашивать о том, что его связывает с бородатыми, и какую роль он играет в их отряде. И куда они направляются, если Торин сам об этом не сообщил на вынужденной личной встрече. По всем сказкам остроухие недолюбливали коротышек, а значит, их планируют допросить по одному, выявляя ложь и намерения. Не являются ли эти остроухие сказочным образом ходячими детекторами лжи, слыша сердечные ритмы, пульс, чувствуя уровень адреналина, как собаки? Орлиный глаз, звериный слух, обоняние… Ментальная магия? Проникают в сознание? Запутывают в иллюзиях? Стоп. Это больше по части его мира. Его толкнули, ожидая ответа, и бок заныл. «Трещина», — меланхолично подумал Гарри, этот дракклов холод приглушил все эмоции. Он был прикован к стене, с подвешенными на тонких цепях руками, упираясь большей частью стопы в каменный ледяной пол. Ладони маг уже не чувствовал, как и ступни. Он показательно попытался что-то выговорить, но из горла вырвался прерывистый хрип, больше похожий на карканье ворона. — Посмотри, язык у него цел? — дал указание местный князь. — Цел, — коротко ответил эльф, сжав пальцами челюсть мага, заставляя открыть рот, а потом извернулся от клацнувших от такой бесцеремонности зубов черноволосого и почтительно отошел в сторону, ожидая дальнейших распоряжений. Трандуил хмуро посмотрел на лихорадочный румянец Дириторна, на бледность Бранвеора, стоящего у двери, и тяжело вздохнул. Там еще Фианвин за дверью стоит прислушивается, зеленый, как после щедрой пьянки. Эльфам не приходилось использовать по назначению пыточную веками, разве что с лазутчиками орков, но те имели высочайший болевой порог — пытать такого бесполезно, скорее их можно было обмануть разговором, и глупые создания тьмы иногда выбалтывали важные сведения. Но приходилось довольствоваться только низшими, которые обычно знали мало, остальных захваченных с пользой можно было только убить. Забредающих по неосторожности или за контрабандными травами людей эльфы выпроваживали быстро, да и редко кто совался к ним без приглашения. А с тварями разговор был короткий: взмах меча, пение стрелы — и от них оставался дурно пахнущий труп. Сейчас же Трандуил раздумывал, как поступить. Палачом он не был, такое практиковалось только у adan, а подданные его, особенно лесные нандор, обладали хрупким душевным равновесием по сравнению с синдар, закаленными во множестве битв. Ответы получить от чужака было необходимо. Он не был бы Владыкой, если бы не знал, что происходит в его крепости. Как ключи, повешенные в винном погребе, оказались у гномов? Подозревать лесной народ в предательстве было неприятно, но других вариантов он не видел. Волшебство? Если этот пленник помог им сбежать, то почему сам не присоединился к ним? Или гномы удрали сами, без его помощи, но почему не взяли с собой? Одни вопросы. А что-то не понимать князь не терпел. Пленник, вместо того, чтобы покладисто ответить, хмыкал, упрямо стискивал губы, кривился, молчал или отворачивал голову. На контакт не шел. Вопросы игнорировал. «Или он немой? Это был бы крайне неудачный вариант. Слишком неправдоподобно. Зачем немому adan соваться к нашим границам? Он был проводником для гномов? Выходит, плохой из него вышел проводник… И нам неизвестный, что удивительно само по себе. Волшебник, с очень странной и опасной магией», — поджав губы, думал царственный эльф. — Принесите ему горячего отвара для горла, попробуем по-доброму, — распорядился он стражнику, а тот в приоткрытую дверь передал приказ дальше и снова замер неподвижной статуей. Гарри обессиленно наблюдал за суетой вокруг, пытаясь понять, что происходит. Но тяжелая голова, усталость, истощение, холод, отсутствие не только одежды, но и ценных амулетов и палочки, а еще некстати затянувшаяся немота не давали придумать мирный вариант разрешения конфликта. Гарри был не против дать ответы. Те, что знал, но вот беда — сотрудничество исключалось, если он не сможет убедить их в своей лояльности… но убедить… как? чем? Мимикой? Жестами дрессированной обезьянки? Корчить из себя униженного и умолять — о чем? Вернуть кольцо? Да они с радостью… отметелят, а не вещи вернут… Этот этап переговоров пропущен. На равных говорить — никак. В кандалах… Подвешенным к потолку. В его положении даже начертить что-либо было невозможно, без знаний местного языка и письменности. Разве что доказать, что он псих, но эльфы, увидев незнакомые закорючки, только разозлятся, что пленник над ними издевается. Ведь кто поверит в дикое стечение обстоятельств, мешающее ему говорить и понимать, и полное незнание местных реалий. Оставалось ждать и надеяться, что гномы, а особенно Бильбо, помогут. Если не делом, то хоть слово замолвят за него, расскажут, что и нем он сейчас, и не имеет к ним никакого отношения. Ждать. Надо ждать. Гарри отвернул голову, закусив губу и закрыл глаза. Ждать он умел. Дрожь усилилась, и теперь даже губы у него мелко подрагивали. «Вырубиться бы, — вяло текли мысли мага, — да эти снова устроят купание, черти драккловы». Сил не было даже на злость и спонтанный магический выброс. «Хотя они скорее прирезали бы меня, если бы я им тут устроил магическое представление с трещинами на стенах и расколотой в щепки мебелью. А уж если кого ранил бы!» Гарри и не подозревал, что в полубеспамятстве уже успел повзаимодействовать с местными, и отправить с переломами двоих стражников. Высота плюс тяжелые доспехи дали ожидаемый результат от столкновения с полом в десятке ярдов ниже. И им это не пришлось по вкусу. Двери раскрылись, и еще один стражник внес глубокую кружку с травяным напитком. Князь кивнул, и стоящий рядом с ним эльф поднес к губам пленника питье. «Местный Веритасерум?» — промелькнула насмешливая мыслишка, пока Гарри, захлебываясь, с жадностью глотал горячую жидкость, часть которой выплескивалась на его и так мокрую футболку. Горлу действительно полегчало через пяток минут. «Целебный отвар», — решил Гарри и попробовал сказать свое имя, но ничего не вышло. Хрип и все. Значит, оставалось только ждать. Не одного же его будут допрашивать? Кружка питья промочила горло, согрела и дала крохи тепла, но на вопрос, повторенный медленно и дважды, судя по всему на трех разных языках, он снова не смог дать ответ, закашлявшись от усилий. Владыка эльфов начал терять терпение, и резко сказав что-то своим стражникам, повернулся к Гарри. Двери хлопнули, и краем глаза Гарри заметил, что они остались вдвоем с мужиком в короне. Раздались шаги. Его опущенная голова позволила увидеть расшитые осенними узорами сапоги. Маг запрокинул голову и посмотрел в глаза глубокого серого цвета, внимательно рассматривающие его лицо. Певучий голос снова что-то произнес. Снова. Еще раз. Речь была очень мелодичной, напевной, и Гарри, уставший до чертиков, мог только вслушиваться в незнакомые звуки. Глаза эльфа, пристально рассматривающие его, напоминали драгоценные камни, с удивительной глубиной и множеством прожилок. Такие мерцающие… Космос. Его отрезвила пощечина. Он дернулся, скривившись от боли, и отвернулся. Больше не было желания смотреть в завораживающие глаза, если эльф собирался его пытать в стиле Меченых. Правда, те наслаждались криками и ярились, если их не слышали. А этот только кривится, будто брезгует. Наверное, так и есть. Людей остроухие не любили и в сказках. Раздосадованный Трандуил заходил по комнате, а потом, резко развернувшись к двери, скомандовал что-то еще и вернулся к магу. Не успел Гарри опомниться, как тонкий инкрустированный стилет оставил первую, едва заметную полосу на его скуле, из которой медленно потекла кровь. Дальше стилет медленно прошелся по ключице, по груди, спускаясь на живот, — и снова вернулся к щеке. Маг стиснул зубы, не желая издать ни стона, но голову не поднял, пока эльф сам резко не схватил его за волосы и не дернул ее, вглядываясь в глаза. И снова он о чем-то спрашивал, буквально требовал. Шипел, как рассерженная змея. Гарри попробовал ответить на парселтанге, но ничего не вышло — пустое сипение. Оставалось ждать. Трандуилу было мерзко, но упрямец отказывался говорить, отказывался даже жестами дать понять, что он готов делиться информацией. Ведь последние вопросы, которые он задал, предполагали однозначный короткий ответ согласия или отрицания. Пленник молчал, игнорируя его и его действия, отказываясь сдаваться. Этого эльф стерпеть не мог. «Кто же ты? Лазутчик людских королевств? Новый приспешник тьмы? Некромант? Шпион? Но чей? Для бургомистра озерных слишком затратно, нет у него таких ресурсов. Гномов? Вряд ли бы они привлекли adan к своим внутренним делам. Гондор? Рохан? Дунейданцев он знал, и те знали всеобщий. И вид они имели знакомый, как ни поверни. Или это лазутчик истерлингов? Но внешне не похож. Полукровка? Не харадрим точно». Мысли быстро мелькали в голове сиятельного эльфа, пока тонкий стилет чертил и чертил изогнутые линии на теле чужака… красивый кровавый узор, его странная рубашка была порезана на лоскуты, и эльф увидел, что он не единственный оставлял шрамы на этой бледной коже. Но он был единственным, кто делал это эстетично. Посреди груди виднелся овальный ожог, едва заметный, но очень отчетливый по краям. На руках он рассмотрел шрамы всех форм и размеров. Туловище тоже было испещрено странными на вид отметинами, но от клинка не было ни одного. Наметанный глаз эльфа заметил, что ни один из эльфийских мечей не коснулся этого тела, и орочьих тоже. А значит незнакомец не воевал ни с теми, ни с другими. Порезы множились, но пленник не издавал ни звука. Только кривился изредка и стискивал дрожащие губы. Упрямец. Ну ничего, скоро все закончится, и он заговорит. Дверь распахнулась, и бледный стражник принес кожаный сверток и бутылку, поставил их на стол и быстро вышел, закрыв двери. Эльф задумчиво посмотрел на пленника, на стол — и направился к нему, доставая оттуда стеклянные фиалы. На развернутом куске выделанной кожи лежали в пучках свежие и засушенные травы. Палач обернулся и, показывая на выложенные предметы, стал что-то мерно объяснять, видимо, рассказывая, что это и для чего предназначается. Гарри слушал вполуха, так и не повернув лица. «Зачем ты мне это рассказываешь?» — ему хотелось закричать, но он только опустил голову ниже, приготовившись к новым пыткам. Пока была разминка, как он понял. Хорошо, что волосы падали сплошной стеной и эльф еще не понял, что такими темпами он его почти достал. Хренов резчик по голому телу. Эстет, блять. Это не привычные Пожиратели со своим старым-недобрым «Круцио» — ни ума, ни фантазии. Даже рядом не стояло, хотя кожа в местах, где проходился изогнутый хищный стилет горела, а кровь сочилась. Время. Еще немного времени. И все разъяснится. Нужно немного подождать. А потом Гарри захрипел, потому что дракклов эльф неожиданно плеснул из фиала на него какую-то жгучую жидкость, которая, попав в открытые раны, заставила гореть не только кожу, а и… Было ощущение, что все внутренности загорелись. Маг рвано задышал, пытаясь усмирить боль, вернуть контроль над реакцией, не дать мерзавцу радости видеть, как его действия наконец достали его. Добрались и впились под кожу. Но не успел. Эльф открыл новый фиал и оттуда на него потоком вылился космический холод, быстро распространяясь по коже. Гарри застонал, сквозь стиснутые зубы, задышал мелко и часто, смаргивая невольные слезы. Он чувствовал невыносимый контраст одновременно: сверху — боль от льда, внутри — неукротимый адский жар, который с каждой минутой разгорался сильнее. А эльф все спрашивал и спрашивал, поднимая его голову и больно дергая за волосы крепким хватом, в очередной раз заглядывая в глаза. Чертовы серые льдины! И снова боль. Снова вопросы. И боль. И голос. Хотелось, чтобы он замолчал. Что угодно, только бы не слышать его. Не слышать. Не чувствовать. Не существовать. «Круцио по-эльфийски», — мелькнула мысль, и маг потерял сознание. Гарри плыл в беспамятстве, дрейфовал, спрятав сознание в укромное уютное место. Забытье приносило долгожданный покой и не было связано с ломаемым телом. Он не знал, сколько провисел в мрачной комнате, но факелы догорали, а он, оставшись один, не почувствовал от этого факта даже облегчение. Холод, выкрученные на цепях руки, рвущие мышцы. Положение, в котором сделать вздох, — подвиг. Последние языки пламени догорающих факелов. И тишина. Только мерный звук капель, ударяющих по металлическим звеньям цепей. Звук, сводящий с ума. Как и тишина. Холод. Голод. Ожидание. Снова беспамятство, принимаемое им за благословение. Следующий день он оставался один. Как и еще один. И день за этим. Он определял дни по тому, что к нему приходил стражник и раз в долгое количество времени поил водой. Сладкой, вкусной родниковой водой. Которая, как ни странно, придавала сил. И так же молча он уходил, отводя взгляд от полуголого, израненного тела. И презрение на его лице уже смешивалось с чем-то более человечным. В красивых глазах мелькали отголоски жалости. Для сострадания сам Гарри был слишком… неэльф. На четвертый день к нему вернулся венценосный черт и снова спрашивал о чем-то чарующим голосом. Потом была боль. Хищные усики странного растения, прорастающие под кожей рук, боков. Там, где кожа была тоньше и чувствительней. Хуже не стало. Было просто некуда. Было так же, как и до этого. Так же мучительно больно. И Гарри откинул все свои убеждения, принципы, позволив себе кричать. Хотя и криком-то его тихие хрипы назвать было нельзя. И снова тишина. Холод. Мучительное ожидание. «Где эти драккловы гномы? Где Бильбо? Где кто-нибудь из них?» — ярость плескалась в разуме мага. Больше ждать он был не в силах. Хотелось выть, как Ремус, но выходило только скулить, как шелудивая полудохлая дворняга. Таким он себя и ощущал, в полной мере понимая взгляды стражника. «Не мог же этот королек их всех прикончить? Или мог? Почему тогда оставил меня в живых? Как нераскрытую загадку? Лучше бы гномом был и быстро сдох! Жалко хоббита», — мысли мага мелькали в беспорядке. Через три дня к нему снова пришел его мучитель. И принес с собой все, что успел показать Гарри до этого. Огонь. Лед. Боль. Лоза. Снова пламя. Боль. Холод. Лоза. Все чередовалось, как и вопросы. Ненавистный голос. Ненавистное лицо. Безнадежность. Закипающие внутри ярость и отчаяние. Ток магии на кончиках пальцев. Взгляд глаза в глаза. Гнев. Ярость. Голос. «Да пошел ты на хрен, ублюдочный садист! Я не понимаю твои вопросы! Что ты от меня хочешь! Не знаю! Не знаю я!!!» — это был крик из глубины души. Ледяные глаза на мгновение дрогнули, расширились, и королек отшатнулся, откинув руки в сторону, что до этого цепкими пальцами держали запрокинутую голову мага за спутанные волосы. Эльф отрывисто выдохнул, схватившись одной рукой за голову, едва заметно пошатнулся и, резко взмахнув полами расшитой накидки при повороте, вылетел из темницы. Но Гарри этого не видел, снова потеряв сознание.

•••

Очнулся Гарри от того, что ему было тепло. Он лежал в тесной узкой камере с толстыми решетками вместо одной из стен, закутанный в теплое одеяло. «Надо же как тут обращаются с вип-пленниками! За что такая честь?» — он медленно пошевелил пальцами рук и ног, потом так же медленно повернул голову. Тело ощущалось чужим. Осмотрелся еще раз, заметив на каменном уступе в метре от себя кувшин и с десяток крупных галет. В дальнем углу темницы была дыра в полу и тонкая струйка ручейка, бежавшая прямо по скале вниз. «Надо же, какой сервис, — хрипло рассмеялся Гарри, закашлявшись. — Олл-инклюзив. Неужели я его спонтанно залегиллиментил от безысходности?» Он приподнялся, оценивая свое состояние. Заживающие на теле порезы ныли и тянули, от лозы на тонкой коже запястий, на боках и пояснице остались россыпи мелких круглых розовых шрамов. Извилистые розовые линии странного растительного узора по всей стороне тела от стилета в эльфийской руке. «Пятнистый, как олень, — с горечью хмыкнул Гарри, — а шрамам не видать конца. С каждым годом коллекция растет вопреки моему желанию. Надо избавляться от этой дурной привычки». Одежды, кроме длинных белых трусов местного покроя, на нем не было, как и обуви. Он снова сел на деревянную лавку и укутался в одеяло. Уперся спиной о камень и принялся думать. Магия постепенно возвращалась. Резерв медленно, но неуклонно восполнялся. Может, это местная чудо-вода? Было бы кстати. Еда и вода есть, нужник, какой-никакой тоже в наличии. И охраны нет, что удивительно. Гарри встал и, держась за стену, прошелся к изножию лавки. «Действительно нет, и это очень странно», — удивился он. Галеты были вкусными и сытными. Ему хватило шестой части. Он снова закутался в одеяло с головой и заснул.