Крылатая песня бурной весны

Подошло время Совета. Гарри не горел желанием туда идти, но понимал — придется. Видеть Оленя не хотелось. Он и так едва скрывал дрожь пальцев и голоса под его изучающим взглядом, старался подавить, побороть всеми силами эту примитивную физическую реакцию: не отпрыгнуть, не вздрогнуть, не отдернуть руку, не скашивать опасливо глаза, постоянно отмеряя расстояние до него и стараясь при этом не поворачиваться спиной.        При нем Гарри не мог ни на секунду расслабить свои инстинкты «бей или беги», ведь здесь, в тишине и спокойствии Имладриса, как называли свою долину сами эльфы, эта реакция была бы слишком заметной. А выглядеть дураком и слабаком Гарри не любил еще больше, чем казаться психом. Поэтому и поставил такое условие сиятельному эльфу, когда тот спросил, что может сделать… Может. Уехать в свой лес и снова веками не показываться из него в остальной мир. Так же и было? Но не в то время, когда решается судьба всей Арды, как звали Средиземье Перворожденные вслед за своими создателями. Поэтому сейчас придется терпеть именно ему.        Все уже собрались в той же беседке и на этот раз сидели за столом и каждый пил что-то свое. От миниатюрной чашки Элронда шел одуряющий запах кофе. Гарри даже споткнулся, поведя носом в его сторону, и расплылся в блаженной улыбке. Владыка долины заметил столь явную реакцию и жестом попросил одного из эльфов принести Гарри такую же. Маг пристроился на свободное кресло, стоявшее, как назло, напротив Оленя, но даже это не испортило ему настроения. Давно позабытый запах кофе перекрывал неудобства.        — Итак, начнем, — откашлялся Гэндальф. Вершить судьбу Средиземья за чаем казалось ему непривычно бесчувственным, поэтому он быстро выпил свой липовый настой и ждал остальных.        Гарри откинулся в кресле, грея холодные руки о кофейную чашку, вдыхая бодрящий аромат, который навевал самые приятные воспоминания из прошлого — Сири не мог обойтись по утрам без огромной кружки самого крепкого кофе, какой только мог найти в маггловской части Лондона, и маггловской сигареты. От него Гарри позаимствовал привычку курить.        — Габриэль в прошлый раз затронул очень тревожную тему, и я, прошу заметить, как и все присутствующие, не нашел, что возразить. А вот подтверждений его теории оказалось, к сожалению, достаточно. Все вы помните самые древние хроники, где было сказано: «Ты был до рождения Арды, но и другие тоже; и не ты ее создал. Есть и могущественнее тебя; ты растратил свою силу на себя самого; твоя собственная пустота поглотила ее».        Гэндальф выпрямился, став сразу внушительней и суровее:        — Мелькор, прозванный Морготом, долго бродил по Арде в свободе и злобных своих замыслах, он первым встретил долгожданных детей Эру Илуватара и, обманув их, вселил страх и смятение, пленил и извратил их тела, создал свои творения — орков и иных злобных тварей для своего воинства. Он растратил силы, сея смуту и неся разрушение. Видя каждое новое творение Валар, он ненавидел его своей искаженной душой, в гордыне и жажде владеть, покорить и сломать, оставшись единственным Властителем Арды. Создавать сам он больше не мог, всецело отдавшись жажде разрушения. Но Валар милостивы, хоть и не всесильны. Они смогли заключить его в Пустоту — пусть и не сразу, а лишь после ожесточенных битв, в которых гибли и эльфы, и люди, и гномы. Но было пророчество…        Тут Гарри вздрогнул, чуть не опрокинув кофе, потому что до этого мерная и обстоятельная речь Гэндальфа клонила в сон. Расслабился. Только пророчеств ему не хватало!        Чуть раньше он ради интереса пролистывал многие хроники и описания давних, очень давних и совсем уж древних событий, путаясь в именах и первопричинах, но и без краткого пояснения Серого мага понимал, что колобродил Моргот в Средиземье столько, что его сомнительных «подвигов» хватило бы не на одну сотню хроник. И они все равно не вместили бы подробный пересказ сотен тысяч лет от создания этого мира до последнего пленения злобного Властелина, лишь общие факты. А ведь дальше шли еще и деяния его наследника, во всем преследующего те же цели теми же способами и с тем же размахом — грабеж, разорение и убийства, уничтожение всего, до чего удавалось дотянуться. При этом создать свое изначально не мог ни первый, ни второй.        Том был таким же, присваивая и разрушая все, но ничего не создавая. Даже для крестражей он использовал артефакты великих магов, не имея собственных ценностей. Макгонагалл плакала над принесенными ей реликвиями Основателей: почерневшими, искореженными, смятыми, как бумага, когда Поттер принес ей то, что от них осталось после извлечения остатков прогнившей души.        Сейчас его интересовал другой вопрос — не мог ли этот Саургот заполучить в свои загребущие руки легендарные сильмарилли, за которыми охотился не только он, и из-за которых, собственно, и начался весь этот балаган. И не будет ли он выглядеть глупо, если прямо спросит об этом присутствующих. Ведь, насколько он понял, и Элронд, и Галадриэль встречали если не обоих, то одного из этих плохишей точно. Про Оленя же он не знал ничего, кроме того, что тот успел поучаствовать в Последней битве всех против Саурона, где потерял отца и большую часть эльфийского войска.        Кстати об Олене: с мыслей постоянно сбивал его взгляд, который хоть и вскользь, но слишком уж часто пробегал по Гарри, возвращаясь к продолжавшему свою речь Балахону.        «У него, наверное, тоже не менее древняя история там, — подумал Гарри и закипел, — вот какого драккла они до сих пор ее не завершили? С этими сильмариллами, кольцами и другими побрякушками». Стоило ему появиться, как все закрутилось. Быть единственным пишущим карандашом ему не хотелось, пусть сами затачиваются и вершат свою историю, как хотят. Чувствовать вину за будущие потери от своих решений он отказывался. Что может, сделает сам, а они пусть дальше решают. Раз «десятое» кольцо попало ему в руки — пусть его вкладом будет уничтожение этой мерзости. Но только без балласта в виде гномов, хоббитов и эльфов. Привязываться ни к кому он больше не собирался. Бильбо хватило. И тот зависит теперь от него, повторяя знакомую историю.        Себя он не жалел. Жизнь? Так себе ценность, по крайней мере ему держаться было не за что. Умирал, знает… А теперь даже домик в Шире проплывал мимо, ведь без Бильбо он туда не вернется.        На словах «уничтожить кольцо… только в огне…» он встрепенулся и пожалел, что упустил нить разговора. «Что, они опять собираются тащить это кольцо к горе?» — офигел Гарри и прислушался.        Серый маг, и правда, говорил про уничтожение главного колечка. Собирался начинать подбор команды, которая сможет донести его до конечного пункта, не соблазнившись посулами хитрого артефакта. Наивный. А Гарри, по мнению Истари, мог бы помочь, сделав всем участникам амулеты с иномирной магией от его влияния. Гэндальф успел его даже похвалить, обратив внимание на защитную сферу, в которой тот представил всем кольцо Всевластия. Они реально не могут измерить силу этой драгоценности, кроме расплывчатого «мощь его огромна»? У Гарри была аллергия на эти пафосные названия, поэтому мерзкий артефакт он про себя уже давно окрестил «десятым».        — А что ты думаешь, Габриэль? — мелодичным голосом произнесла Галадриэль, заметив, что на паре предложений Митрандира тот едва не закатил глаза, сдержавшись в последний момент.        — Я думаю, что мне стоит наведаться в Дол-Гулдур для начала: посмотреть, имеют ли мои догадки реальное подтверждение, чтобы мы тут голословно не строили замки на песке, пока уважаемый маг решает, кого звать в команду. Попрошу учитывать еще то, что сфера, сдерживающая кольцо без регулярных, очень затратных усилий, не продержится и месяца, а ментальные амулеты после этого выдохнутся за один день у выбранных им участников похода, если, конечно, они не перережут друг друга за эту цацку, соблазнившись мнимой властью и без его влияния.        Гарри сложил руки на столе, сцепив пальцы и поднял серьезный и внимательный взгляд на Истари.        — А еще, стоит иметь в виду, что мои силы не безграничны, и на один такой амулет у меня уйдет полдня, после шести штук — мне потребуется отдых, как минимум три-четыре дня. Пусть уважаемый маг посчитает сначала все издержки, а потом составляет планы. Кольцо настолько мощное, что даже я пока не знаю, как укрепить ониксовую шкатулку, а ведь это одна из самых действенных защит, о которых я могу вспомнить сходу. Редкая, родовая. Сохранилась от моего деда, а он был потомственным артефактором. Времени у нас мало, потому что кольцо, разрушив ее, начнет истощать силу, которая защищает ваш Имладрис. И по моим подсчетам, долина останется скрытой меньше полугода. А вы про мои поделки говорите так весомо. Я дилетант по сравнению с артефакторами моего мира, но даже они не справились бы с тем, что несет в себе часть мистических вышних сил, — флегматично добавил Гарри, решив не спорить ни с Истари, ни с Элрондом, ни с Оленем.        — Что ты предлагаешь? — поинтересовался Элронд, сразу посуровев, когда ему указали на далеко не мнимую угрозу.        — Я хотел бы, еще раз повторю, заглянуть в Дол-Гулдур, пока там нет этого вашего Саургота, и все осмотреть. А потом показать вам здесь, в воспоминании, с чем вы имеете дело. И пока вы будете думать, как уничтожить очаги тьмы по всему миру, я сам отнесу колечко в удобное место, где не жаль выпустить адское пламя. Тогда источники заражения станут слабее, и вам будет проще добраться до тайников вашего Темнейшества. В любом случае кольцо я уничтожу быстрее любого из вас.        — Да, это имеет смысл, — согласно кивнул Элронд, задумчиво потирая подбородок, — крепость давно разрушена, но опасна. Если Саурона нам удалось изгнать в Мордор, то Назгул могут оставаться на колдовском холме и сейчас. Верные слуги Саурона, они выполняют любые его приказы. Этой крепостью Саурон всегда дорожил.        — Часть из них где-то недалеко от Имладриса, они знают, что кольцо в долине, — Гарри задумчиво вертел в руках палочку, — я слышал, как дозорные говорили, что ощущают сильное чувство страха, выезжая за ее пределы, а на металле иногда появляется ледяная изморозь. Я думаю, что они ждут, когда мы покинем Ривенделл, или когда кольцо ослабит защиту — и оба варианта Саурона устраивают. За нами гнались пятеро, позже я читал о них вскользь, но сейчас, если можно, хотел бы получить более полное представление.        На вопрос начал отвечать Гэндальф, сложив руки на столе, как и Гарри.        — Назгул — это бывшие людские короли, получившие из рук Саурона кольца, которые в итоге обратили их сердца ко злу. После смерти они не умерли, но стали призраками, вечными рабами Саурона, творя его волю. Они не имеют тела, но могут ранить моргульскими клинками. Обломок этого клинка отравляет раненого, и со временем тот тоже развоплощается, истаивает и становится темным духом. Но и без того они вселяют ужас, несут могильный холод, обращая в бегство всех. Только сильные духом могут противостоять их атакам. А также те, кто познали смерть и вернулись к жизни. Сильнейший из Девятерых — король-колдун из Ангмара, черный маг, имя которого боялись произнести, и оно затерялось в веках. После смерти все, что принадлежало ему, сожгли, а то, что осталось, схоронили в самой глубокой пещере и запечатали ее так, чтобы никто не смог найти вход и проникнуть внутрь.        — Этот призрак и сейчас обладает магией? — поинтересовался Гарри, ни разу не впечатлившись зловещим описанием. Мерзость, конечно, но дементоры не симпатичнее, а ультразвук в его мире вполне логично навевал ощущение страха и желание убежать — не тот звуковой диапазон для человеческого уха. А для эльфийского его выдерживать еще сложнее, наверное.        Собак, вон, отлично отпугивают свистки. Жаль, у него в детстве такого не было, иначе нелегко бы пришлось бульдогу Мардж. Злыдня он тоже помнил, как и шрам на ноге, оставленный им. Убирать после не стал. Сначала было не до того, а потом он решил, что его тело — это его история. То, что не стоит забывать, пока все не закончится и не отпустит окончательно. Оказалось, не отпускает и сейчас.        — Да, и силы у него, как говорят предания, немалые, — подтвердил Серый маг.        Гарри вздохнул, приготовившись к общим описаниям без подробностей. Чтобы не нервничать, он стал играться с чашкой, то превращая ее в фарфоровую статуэтку, заставляя ее кружиться, то в дубовый листик, то в черепаху, которая сохранила мелкий узор из листьев на панцире и поползла по столу под удивленными взглядами всех присутствующих…        — Никто не знает всей его мощи, но нельзя недооценивать колдуна из Ангмара. Занимаясь черными ритуалами, он столетиями копил свою силу, вселяя ужас в своих подданных. На его счету, будь он человеком или Призраком Кольца, тысячи жизней.        — Такой ужас, что все забыли о его деяниях, — покачал головой Гарри, и еще раз переспросил:        — А чем можно их поразить? Они вообще уязвимы? И кто они по сути — агрессивные неупокоенные духи умерших, обычные хоть и злобные тысячелетние призраки, полтергейст, одержимые?        — Я не знаю, как их различить по твоим словам. Знаю одно — они почти неуязвимы. Их невозможно убить, только отогнать истинным светом или огнем, и противостоять им могут лишь те, кто прошел через смерть, но вернулся к жизни, а таких единицы. Но их летающие твари не так неуязвимы, как сами Назгул. Орлы в прежних битвах смогли с ними биться и побеждать.        — Они ядовиты?        — Да, но страшны их зубы. Криком своим устрашают не меньше, чем видом, как и когтями.        — Посмотрим-пощупаем, — усмехнулся Гарри, не сдержав предвкушение и мечтательно сощурив глаза. Ему очень не понравилось то, что в прошлый раз он был связан в своих действиях: и Бильбо нужно было сохранить, и сам им представлен не был. Но теперь он будет готов. План начал обретать очертания в его голове, и маг по пунктам составлял список того, что ему может понадобиться. В этот раз у него было и время, и опыт, и достаточно хладнокровия, чтобы все тщательно спланировать, избежав ненужных жертв.        Эльфы предусмотрительно промолчали, как и Серый маг, не желая спорить с пришлым. Хотя их в этот момент одолевали сомнения в его благоразумии.        — Раз пошла у нас такая минутка вопросов и ответов, расскажите мне, пожалуйста, о местной специфике артефактов? Кто, когда, какие силы несли эти предметы, из чего они были сделаны и где находятся сейчас, хотя последнее не обязательно, — попросил Гарри, умоляющими глазами посмотрев на Галадриэль, потому что Балахон его раздражал уже одним своим видом, и маг хотел послушать ту, кто наоборот дарил ему толику спокойствия и благодушия.        Эльфийка не подкачала. С паузами, задумчивым видом и смотрящими вдаль глазами, она начала рассказ о сильмариллах, величайшем творении Феанора, который, как оказывается, в те времена тесно общался с Морготом. Из чего Гарри заключил, что артефакты добрыми по факту не были. Так и оказалось. За ними прослеживалась кровавая история на добрую сотню тысячелетий. И четко описанных свойств у них не было тоже, кроме как «сохранение света древ Валинора». Гарри это не говорило ни о чем кроме того, что это были «какие-то все из себя прекрасные камешки, дарящие умиротворение и райское наслаждение от их созерцания», ведь если бы при виде них в человеке ли, эльфе ли действительно просыпался бы этот «чудесный внутренний свет, озаряющий души», то никаких убийств и резни после не было по умолчанию. А значит, это не стоит того.        Галадриэль говорила и про Наугламир, великолепнейшее ожерелье, в которое были вставлены эти сильмарили в один из моментов истории, и про светильники Феанора, которые давали голубое пламя, заключенное в белом кристалле, и свет которых не мог быть потушен ни ветром, ни водой, и про камень Элессар, заключенный в серебряную оправу в виде распахнувшего крылья орла, через мягкое сияние которого можно было увидеть все истлевшее и засохшее таким, каким оно было в дни расцвета, а руки его владельца приносили исцеление. Упомянула она и про Кресло зрения на вершине Амон Хен, с помощью которого можно было обозревать окрестности на сотни миль во всех направлениях. Но больше всего она рассказала про кольца, выкованные Келебримбором для эльфов, которых не коснулась сила Саурона. И Гарри увидел все три на руках у Элронда, Митрандира и Галадриэль.        В этот момент Гарри пожалел Оленя. Он был Владыкой, на чьи земли тьма наступала так же, если не больше, чем у остальных, но ему единственному приходилось защищать их лишь собственными силами, без всяких артефактов. Маг, не удержавшись, уточнил это вслух:        — Леди Галадриэль, простите, что отвлекаю вас, но не могу не отметить, что нахожу очень необычным один момент. Как я понял, эти кольца были созданы искуснейшим правителем Эрегиона, выковавшего их по наущению Саурона, который назвался ему другим именем, но, хоть и не сразу, Келебримбор понял его коварный план и уберег их. Кольца для эльфийских владык остались чисты от злой силы. Сейчас я вижу три кольца, трех эльфов, причем Владык, но одним кольцом обладает маг, а не эльф. Удивительны повороты судьбы…        Все присутствующие посмотрели сначала на кольца, потом на Гарри, но ответить решила именно эльфийка:        — Ты прав, Габриэль, так сложилась судьба. Вначале кольцом, называемым Нарья, владел Кирдан Корабел, получивший его от Гиль-галада, а потом тэлер передал его Митрандиру. Нарья, Нэнья и Вилья, кольца, которые по природе своей сохраняют былую красоту мира, угасающую под влиянием темных сил, были действительно выкованы Келебримбором и обрели свои имена. Они усиливают врожденные способности своего владельца, и Кирдан почитал, что Истари будет его достойным Хранителем.        Гарри посмотрел на Трандуила, который сейчас снова начал прожигать в нем дырку, и от этого Гарри хотелось вздрогнуть, настолько остро он чувствовал взгляды этого конкретного эльфа. «Фейсом и тут не вышел, — с сочувствием к нему перевел для себя Гарри слова эльфийки, и подумал, что подданным лихолесского короля колечко пригодилось бы: лес выглядел более чем угасающим, а гигантские ядовитые и полуразумные акромантулы плодились там с неимоверной скоростью. — Видно, не те у тебя врожденные способности, эльф, раз провидение не захотело их усиливать».        Конечно, вслух он этого не сказал, но не мог не подумать. Хотя история этого мира была полна нелепостей, случайностей и злого рока, при котором миром правили те же гордыня, жадность и зависть, впрочем, как и везде. Гарри упомянул об этом не без умысла: он чужак, с него спроса нет, а вот Гэндальф в его глазах опустился еще на пяток позиций. Не развалился бы, поделиться с тем, кто больше нуждается. Хотя в данный момент Трандуил нуждающимся не выглядел, а вот разозленным — вполне. Эльф уловил жалость мага, и теперь собрался яростным хищником перед тем, кто усомнился в его умении защищать свое.        — Мне кажется, что если бы ты посетил Эрин ЛасГален, то убедился бы, что его Владыка и без кольца достойно хранит свой народ, — сказал Элронд, переглянувшись с Галадриэль, почувствовав, что настроение участников совета немного изменилось, но тем только ухудшил ситуацию.        — О, Владыка Элронд, — с улыбкой, глядя на Трандуила, ответил Гарри, — я оценил гостеприимство Владыки в полной мере. Оно произвело на меня неизгладимое впечатление. А вот уважаемый Митрандир, я думаю, лучше сможет описать степень сохранности былой красоты, ведь он совсем недавно посещал те же земли.        Гарри перебросил воображаемый «мячик» Гэндальфу и откинулся в кресле с большой кружкой травяного чая, ромашкового. Он весело посмотрел на Элронда, на чашку и показал, что понял намек.        Злость Трандуила осела, осыпавшись пеплом после комментариев язвительного мага, причем последний не показал даже интонацией, что у его слов было двойное дно — таким незамутненно-радостными оказались его взгляд и улыбка, будто Трандуил на самом деле принял его, как драгоценнейшего гостя. И от этого стало неприятней вдвойне. Вспомнились мелкие монетки на выстиранном одеяле в камере. Как за постой в дешевом трактире. Не передать, что почувствовал князь, увидев оплату при своих подчиненных. Жутчайшее чувство стыда и гнева. Взгляд мага стал нечитаемым, и на Трандуила тот больше не смотрел.        Дальше Гарри расспрашивал подробно про материалы, из которых были созданы самые значимые артефакты. Здесь информации было совсем мало, кузнецы и другие искусники хранили такое в тайне, секретами своими не делились, поэтому он узнал только общие сведения: материал — серебро… виды оправ… камни… огранка… инкрустации… и другие видимые мелочи. А вот чтобы соединить все и сделать такой шедевр, чтобы ахнули все — нужен был Дар, интуиция, что-то, что позволяло Мастеру выбрать именно то, что нужно, именно так, наилучшим образом — и соединить это все, вложив всю душу (только не буквально).        Изделия, вышедшие из рук такого мастера, на самом деле несли в себе магию, и Гарри затруднялся определить ее суть. Мощная, ощущаемая окружающими. Но не стихийная же? Какая-то сакрально-первобытная, что ли? А вот списком полезных свойств такие артефакты не блистали, были сильными, но скорее однозадачными. Ни от ядов, ни для защиты разума, ни от физических атак. Может, тоже усиливали врожденные дары — тогда точно никто не скажет о свойствах, ведь они у всех разные.        Те же палантиры, самые полезные, по его мнению, целевые артефакты из всех, могли дать образы, видения своему владельцу — отрывочные и короткие — из всего, что творится в мире. И вопрос: как именно они подбирали свой калейдоскоп картинок? Осознанно, хаотично, по желанию владельца? Пользоваться ими — все равно что смотреть в замочную скважину — так можно получить очень узкое и поэтому ошибочное представление о происходящем.        Имеют ли они свой разум и мнение? Влияют ли эти палантиры на своего владельца больше, чем стоило бы? Гарри с удовольствием разобрал бы парочку на опыты, но вот пользоваться сам не рискнул бы. Он помнил, как еще на втором своем курсе Молли говорила дочке: «Не пользуйся артефактом, если не знаешь, где у него находится мозг». Тетрадка тоже, по-своему, была полезна — на уроках помогала, списывать позволяла, рассказывала темы получше, чем некоторые учителя. И, как оказалось, имела свой взгляд и планы на «хозяина», которого на деле считала лишь полезной батарейкой.        А здесь вся магия не поддавалась описаниям и прочтению — дикая, первобытно-стихийная, плохо приручаемая. Единственным критерием оценки для себя Гарри обозначил «по результату», то есть важным стало то, что оставляли после себя эти предметы — в его мире тоже возникали случайно или осознанно проклятые артефакты — драгоценности, испившие крови владелицы и несшие посмертное проклятие, специально созданные черными артефакторами для низменных целей, обычные украшения, неудачно оказавшиеся в местах, где творилась сильнейшая магия. Всякое бывало. Но неизменным был след, который они за собой оставляли. По нему их вычислял специальный отдел авроров, находил и изымал, уничтожая. Так и здесь, большая часть «поделок» имела кровавую историю — владеть хотели все, и в результате снова и снова мир тонул в боли, крови, гневе и разрушениях, подпитывая магию пиковыми эмоциями, причем позитивных среди них не было. Магические резонаторы? Усилители природных способностей? Но, судя по хроникам, у владельцев не просыпались никакие редкие дары. Из прочитанного было ясно лишь, что люди, эльфы, гномы получали почет, власть и силу. Одним словом, они получали влияние, и Гарри затруднялся ответить, кто именно им в итоге обладал: сами артефакты или их временные владельцы.        Итак, для себя он смог подвести итоги: магия здесь была разлита буквально в воздухе, хотя скорее всего и имела какие-то особые источники. Не зря же Саургот раскидал свои осколки по таким важным местам, как та же Мория или Гундабад. Ее в себе могли накапливать определенные материалы в той или иной степени — камни, металлы, а уж соединенные в удачную комбинацию по наитию чудо-мастера они действительно впечатляли. А свойства? Тут как вывернет. Вон, этот Келебримбор, напуганный тем, что создал по наущению Саурона гибельные кольца, выковал втайне сам эльфийских три им в противовес. И настолько силен был его посыл и отчаяние, что они на самом деле имели сильнейшие охраняющие свойства и все прочее, что он в них вложил. Жаль, что больше создать не успел.        Еще здесь имели значение детали, как при сборе редких ингредиентов: когда собирать, каким образом и кем, или что. Серебро и хрусталь из горных недр или серебро и тот же хрусталь, находившиеся под лунным светом эльфийской долины, этого островка «мини-валинора» — если у Гарри и была возможность получить «сильные» материалы для работы, так только здесь, или во Владениях Галадриэль. Не лезть же ему в недра гор, да и то, там наверняка все уже испачкано Саурготовыми эманациями.        Гарри ушел так глубоко в свои мысли, что не заметил, как присутствующие стали обсуждать его план посещения Дол-Гулдура, что характерно, снова без его участия. Опасно, оказывается, отвлекаться. Взбешенный маг только услышав, что ему собираются выделить целый охранный отряд, настолько взбеленился внутри, что бросил: «Я голову проветрю, пока вы обсуждаете, что мне делать вместо меня, а когда остыну — обсудим все снова». А потом, легко вскочив на резной парапет и вытянувшись в струну, прыгнул в пропасть вниз головой.        Трандуил вскочил, дернувшись по направлению к краю, дико оглянулся на присутствующих, пытаясь уместить в голове, что никто кроме него не только не удивился происходящему, но даже не пошевелился. А теперь в глазах Элронда, этого надменного сукиного сына, играли смешинки, да и Лесная дева мягко и тепло улыбалась, словно хранила какую-то тайну будущего, зная о нем что-то, что никто кроме нее не знал. Морготова провидица!        Он вздернул подбородок, сощурив глаза, оглядел всех и скользнул на свое место, пока краем глаза не заметил бело-серое пятно, промелькнувшее мимо их беседки и устремившееся вверх, окатив сидящих резким порывом свежего, с каплями воды, воздуха.        — И правда, остудил голову, — скрыв улыбку в кулаке, нарушил молчание Элронд, — не стоило обсуждать планы, принимая за очевидное действия такого удивительно вспыльчивого мага, правда, Митрандир?        Серый маг глубоко вздохнул, вспоминая себя, только спустившегося в Средиземье — всякие бывали времена. Мудрость и неспешность приходят с опытом.        Трандуил, для которого все внезапно стало кристально ясным, решил сохранить остатки самообладания на лице, не дрогнув ни единым мускулом. Хватит, и так выставил себя на посмешище. Морготов маг! А ведь мог бы сообразить сам, когда в сложные времена в один миг появился и этот Габриэль, и грифон, — и оба оказались связаны с одним полуросликом.        Совсем изменила прозорливость, а виной всему непонятные эмоции, которые вызывал этот мальчишка. От вины, заслуженной, с этим он не спорил, — до раздражения, легкого восхищения, неодобрения детского безрассудства. Это же надо — решить сунуться в Дол-Гулдур, как на пикник, — и ни единого сомнения при мысли о встрече с Назгул! Любой его воин по приказу пошел бы навстречу ангмарскому колдуну, но при этом давил бы в себе и страх, и обреченность, и тоску по жизни. А этот ухмылялся, будто он на охоту за кабанами собрался. А ведь его пришибить плоской стороной меча можно, такой тощий и мелкий. Повыше гнома, но вряд ли держал в руках что-то тяжелее своей палки. И уж тем более он не сравнится в мастерстве ни с одним эльфом. Зато норовист и резок, что та дикая кобыла. Как такого охранять?        Трандуил не понимал отношения Эванса к жизни, к событиям вокруг него и злился, так как не мог предугадать, что тот выкинет дальше. Еще на прошлом совете маг показал, что проблемы Средиземья ему неинтересны, а сегодня с головой кинулся в совершенную авантюру — сделать ловушку для Черных Всадников и обследовать колдовской холм. Эльф решил, что маг его раздражает. Его раздражает все, что он не мог просчитать и предугадать. Этого он не терпел больше всего.        Вскоре Гарри вернулся, оглядел присутствующих и, увидев, что те молчат, уткнувшись в свои напитки, улыбнулся до ушей и сел обратно в кресло. Тонкие ажурные печеньица так и лежали нетронутыми. Не солидно Владыкам? Седым магам? Гарри не стал стесняться и пододвинул блюдо к себе. Фруктов бы еще! Но еда здесь скорее всего планировалась для антуража, чем для «поесть». Но ведь удобно же решать вопросы за чаем! Повод помолчать, собраться с мыслями, создать вежливую паузу. Гарри вдыхал теплый пар, вьющийся над кружкой, но уже с запахами мяты и мелиссы.        Кстати, гномов сегодня не было, Элронд сказал, что они на несколько дней отбыли по личным нуждам. «Точнее, чтобы отправить своему королю под горой отчет», — подумал маг, и был прав. Он надеялся их еще увидеть, чтобы порасспросить про минералы и митрил, который добывали в Мории в незапамятные времена. И про руны уточнить стоило.        Кстати о рунах. Гарри снова подкинул задачку Серому магу, добавил ему головной боли, сказав, что раз руна «Солев» уже встроена в земную поверхность, то и рушить ее стоит правильно.        — Я подумал, поправьте, если ошибся, что руны прямые и перевернутые в божественном контексте не имеют значения — ведь как определить, с какой стороны смотреть? А значит, имеет значение что-то иное. К примеру, чей ход будет менять то, что уже вбито в земную твердь: Саургот, или тогда еще Моргот ваш ее вписал, как свою победу и успех, а мы, меняя, делаем свой ход — и он не должен быть пустым.        — Что ты предлагаешь? — Элронд весь подобрался. Мага он мог считать несерьезным, порывистым, слишком эмоциональным (хотя и не более, чем гномы или люди, с которыми ему довелось проводить бок о бок много времени), но в интуиции и разуме он ему не отказывал.        — Предлагаю два варианта. Его «Солев» мы можем превратить в две других. У вас они зовутся, — Гарри посмотрел в записи, раскладывая на столе карту Средиземья, — «Кенис» и «Лахос». У нас — «Кеназ» и «Лагуз». Примечательно то, что не только названия почти созвучны, но и их толкование. И это добавляет происходящему смысла. Так вот, если «Лахос» делает упор на интуицию, внутреннее прозрение и открытие «сокрытого», в меньшей степени означая «возрождение, новое начало», то «Кенис» позволяет превратить Морготову «победу» в наш шаг — «очищение от тьмы», «очищение огнем», «пламенем жизни». Энергия, жизненная сила и везение — что немаловажно для нас. А уж огонек, Адский, я обеспечить смогу, потому что для нашей затеи отлично подходит место, где его удачно можно применить, символически и буквально спалив колечко, — Гундабад. И орков станет поменьше, и…        На этих словах Гарри прочертил подсвеченную магией линию, в котором присутствующие опознали руну, которая останется, если исключить огромное орочье поселение в верхней части горной цепи.        — … если повезет по-крупному, то огонек дойдет и до Мории, почистив нам дорогу и там, — с удовлетворением сказал маг и снова сел в кресло, закинув ногу за ногу.        «Лахос» хоть и выглядела привлекательно, по его мнению, но пока не имела смысла — возрождать то, что Моргот снова исковеркает? Гарри был настроен решить этот вопрос, а не растягивать на тысячелетия. Он от такой «вечной» жизни взвоет! И так был ошеломлен, что часы-дни-месяцы его жизни застыли на одной отметке и не хотели сдвинуться ни на секунду. Это все равно что провести вечность на муравейнике, уговаривая себя, что временные трудности закаляют, а мелкие неудобства не должны отравлять жизнь.        Стоило только Гэндальфу заикнуться о создании отряда поддержки, как Гарри поднял руку, жестом отрицая любое предложение такого толка. Это он обстоятельно и со вкусом объяснил Истари, поставив условие: «Никаких отрядов, охраны и спасательных операций». Пешие туры по Средиземью он готов совершать в другое время и в приятной ему компании, но не так.        — Поэтому из насущных проблем лично я вижу такие: как приманить к нужному мне месту Назгул, заключив их в ловушку, и как доставить «десятое» к точке уничтожения, разведав там все и спалив до основания. Не поддаться ему и довести в сохранности и с ветерком, потому что магию оно жрет почище дракона, не видевшего коров сотни лет… — добавил Гарри.        На этих словах Олень бросил на него дикий взгляд, но потом снова уткнулся в карту, сцепив пальцы рук на коленях. А маг, не заметив этого, уже договаривался с Галадриэль о личной беседе и совете для него по поводу местных достопримечательностей и магии дивного края. Эльфийка только кивнула, снова обратив взор в сторону туманных гор вдали.        А потом Гарри ушел, снова оставив собеседников в раздумьях. В отличие от мага, оставшиеся знали друг друга более чем тысячу лет, и могли не вести дискуссии, понимая один другого по легкому движению брови или брошенному вскользь взгляду. А если учесть, что двое из четверых прекрасно общались ментально, умея задействовать в этих беседах и оставшихся… Молчание среди них могло длиться очень долго. А Гарри решил прогуляться по долине, отмечая те места, где магия ощущалась сильнее всего. К его большому сожалению, именно там и стояли самые красивые достопримечательности дивного уголка. Места, где собирались все эльфы, или те, куда беспрепятственно попадал лунный или солнечный свет. Предметы, которые удивительным образом совмещали разные виды материалов, гармонично сочетающиеся между собой.        «Ну вот», — огорченно качал головой маг, рассматривая новый архитектурный шедевр эльфийской мысли. Древний, как сам Ривенделл, созданный умелым мастером из самых красивых материалов, какие были доступны. И что самое главное, все эти объекты не несли за собой никаких кровавых событий. Не то что драгоценности.        Конечно, он сам не был мастером, скорее неумелым, хоть и увлеченным подмастерьем без тщательного присмотра наставника. Тетради деда ему помогали, но общение вживую с любым профессионалом его прежнего мира было бы в разы познавательней. Тем горше было осознавать, что разрушение таких замечательных вещей может оказаться не настолько полезным в итоге. Омут он тогда сотворил скорее благодаря удачной догадке и вдохновению, а не серьезным теоретическим выкладкам. Тем более что основную роль в нем играли как раз-таки монолитность основы и ее магическая пропитка, ну и зелье специальное, куда же без этого. Кстати, может и сейчас использовать зелья для лучшего эффекта? Надо все просчитать…        Он уже мог сделать что-нибудь занятное, выезжая на грубой силе, а не на тонкости и мастерстве, которыми он, в отличие от деда, не обладал. Флимонт даже посмертно обеспечил потомка всем, что только можно было найти в Британии и за ее пределами для обучения сына, чтобы его заинтересовать. Он планы составлял, расписывал каждый шаг. Надеялся, что у Джеймса, отца Гарри, возникнет хоть мимолетный интерес к родовой профессии. Но Сохатый не был ни зельеваром, ни артефактором. Да и боевым магом оказался посредственным, раз, укрываясь от врагов, даже палочку в руках не держал, открывая дверь знакомому в тот роковой день.        Кстати, догадки насчет магии подтвердились, как и насчет рун. Эванс ведь изначально не собирался показывать местным Омут памяти. Хотел его для себя, как только Сири рассказал принципы создания и показал родовой, Блэковский. В Британии реализовать такое чудо было сложно — попробуй найди цельный кусок отличнейшего мрамора, который не один век лежал в месте силы недалеко от родового камня. А потом надо было отломить «по-варварски» нужный кусок, огранить его, сделав идеальный круг, не руша таким «изъятием» защиту поместья, и уже из него создать родовой артефакт для себя и будущих потомков. И еще зелье специальное сварить. Хорошо хоть вода в Омуте использовалась самая обычная, родниковая.        Пока маг ждал исцеления хоббита, он решил посмотреть, получится ли создать и здесь что-то подобное. Зелье сделать оказалось проще всего. А мысль насчет пропитанного магией мрамора возникла спонтанно, ну… почти. Зелье он взял с собой, чтобы проверить при случае, но все никак времени не находилось, либо поблизости кто-то прогуливался, а при чужих светить филейной частью в странной позе не хотелось. Он и без того часто веселил местных своими выходками. Конечно, не слишком обдумывая эту идею, он в самых дальних планах решил, что покажет пару моментов Элронду или Галадриэль, но уж точно не так, как вышло.        Его тогда зацепило недоверие гнома, воскресившее в памяти то детское ощущение беспомощности перед взрослыми, которые все скрывали от него, прикрываясь его «детством», «незрелостью», и одновременно планировали его сражение с Томом. Где логика? Потому и не сдержался, вывалил воспоминания, показывая, что в этом мире его «юность» не значит «глупость» или «бахвальство». Вывалил. А потом, уже вечером, сожалел, что так раскрылся. Показал чужакам, особенно Оленю, свое сокровенное, слишком личное для посторонних глаз. Как корчился от заклятий Тома, терял сознание перед Дамблдором, слушая о своем будущем, бегал от василиска. А теперь они снова считают его мальчишкой, за которого нужно все решать, прикрываясь беспокойством о его безопасности.        Гарри прогуливался весь вечер, оглядывая окрестности, заново придирчивым взглядом ощупывая все, что встречалось у него на пути. У него не было в наличии минералов из самых горных недр, но здесь, в долине под лунным и солнечным светом с незапамятных времен сияли камни, инкрустированные в разные местные архитектурные формы — беседки, фонтаны, миниатюрные бассейны для родниковых ключей, оконные витражи и статуи на величественных постаментах, а иногда эти статуи встречались и в укромных уголках, создавая уют, настроение и радуя глаз.        Гарри перешел на магическое зрение и стал обходить наиболее подходящую для его целей круглую беседку у главного входа, которая включала в себя небольшой фонтан с родниковой водой. Сильное ощущение магии не пропадало, оно облаком окутывало его приятным теплом, настраивая на мирный лад, приглаживая встопорщенные после совета «перышки». Внимание Гарри привлекло навершие — изгибы серебряных и медных узоров, заключавшие в своем переплетении два больших камня — лунный и солнечный, и россыпь мелких — из голубого агата, лазурита и аметиста. Те же камни украшали и барельеф, опоясывающий край купола, и ведущие к земле арочные проемы в виде таких же ажурных стен.        Маг залюбовался, застыв перед беседкой, пока лунный свет ласково окрашивал ее грани, придавая воздушности и наполняя таинственным неземным очарованием.        — Ты задумчив, Габриэль. Что привлекло твой взор? — леди Галадриэль стояла позади него в бело-голубом струящемся платье, будто сотканном из лунного камня.        Маг же дополнял композицию, одетый в удлиненный пиджак насыщенного и глубокого темного-винного цвета. Раньше он его не носил, хмыкая скептически на подаренную Драко одежду, зато сейчас обнаружил, насколько гармонично она вписывается в этот новый окружающий его мир. В отличие от его любимых безразмерных толстовок. И если он хотел, чтобы его воспринимали не как школьника, то приходилось соответствовать хотя бы на совете. Драко… старый и преданный друг, неоцененный сразу, но ставший братом позже и прошедший с ним через все самые тяжелые испытания… Незаметный, словно тень, но неизменно оказывавшийся рядом в моменты отчаяния. Гарри скучал по нему так же сильно, как и по Мио. И был рад, что они оба выжили.        — Здесь красиво, — ответил он, поворачиваясь к эльфийке, — кажется, что тут нет времени, и горести никогда не коснутся этого средоточия первозданного совершенства.        — Ты прав, Габриэль. Свет Валинора еще не угас здесь, — улыбнулась она и провела изящной рукой по узорам арочного проема, — но твое сердце тревожит что-то еще, и даже красота долины не в силах его утешить.        — Я тоскую по оставленным в час великой скорби друзьям, и вина моя в этом неизмерима. Им пришлось сделать то, что было необходимо, но отвратительно их природе. И мира в сердце у них теперь нет. Хотел бы я хоть на миг увидеть их и дать знать о себе и о том, что им не стоит печалиться и все произошло так, как было должно.        Гарри подбирал слова, чтобы сказать все как можно точнее, и не сказать ничего. Те события оставляли его в смятении и сейчас, — и он боялся представить, каково его друзьям.        — Негоже начинать новые битвы, оставляя сердце горевать в прежних, — голос Галадриэль был тих и печален, — если в моих силах это изменить, я помогу тебе. Пусть этот мир не только ставит перед тобой непостижимые задачи, но и помогает разрешить прежние. Будь здесь через три дня, Габриэль. Я надеюсь, что моя помощь даст тебе облегчение и принесет радость в сердце.        Гарри только и оставалось молча поклониться Владычице эльфийского королевства, ведь обещанная ею помощь хоть и вызвала поток вопросов, но давала надежду. Вдруг ей ведом способ, как достичь его мира и проститься наконец с теми, кто был ему дорог? Маг оглянулся и увидел, что Галадриэль покинула его, дав проблеск надежды. Он не хотел его терять в тяжелых размышлениях и сомнениях, а потому, обернувшись грифоном, спустился к озеру, в которое с шумом с высоты отвесных скал ввергалось два мощных потока. Он улегся там на отмели, почесывая спину о выступающие гранитные камни, острые грани которых были удобны для его медитативного занятия.        Кисточка длинного хвоста изредка лупила по воде, а оглушенную рыбу он подхватывал с ловкостью подзаборного кота, но не смущался этим. Где еще ему удастся понежиться в теплой воде под успокаивающим гулом водопадов и ярким светом огромной луны. И рыба здесь была вкуснее, чем в Озерном крае, испорченном сажей, гарью и человеческой деятельностью. Первозданный край, хранимый и бережно лелеемый эльфами, укрытый от остальных. А ведь и ему, если все обернется крахом, не удастся уцелеть, как и остальным островкам «валинорского света».        Он не услышал тихие шаги, зато увидел их обладателя, внутренне заворчав. Снова Олень. За один день многовато его присутствия! Гарри закрылся крылом, подождал пару минут, выглянул одним глазом, но эльф не растворился в ночной темноте. А жаль…        — Габриэль, — начал эльф своим тихим мелодичным баритоном, — Элронд поделился со мной, и я знаю, что ты абсолютно разумен в обеих ипостасях. Хотя насчет человеческой я не был бы так уверен.        Конец фразы эльф произнес одними губами, но Гарри услышал и в ответ клацнул клювом почти возле ног сидящего на плоском камне Трандуила. Вот как он умудряется выглядеть в любой ситуации так, будто восседает на троне?! А Гарри и в кресле будет казаться взъерошенным воробьем…        — Не сердись, маг. Я пришел с миром. Ты сам говорил, что стоит забыть распри и негодование до конца этой битвы. Я пришел, надеясь на твою разумность.        Гарри закатил глаза и тонко курлыкнул в небо, жалуясь на судьбу, а потом нахохлившись, выбрался из воды и мстительно отряхнулся, надеясь на то, что сможет сбить внешнюю спесь и невозмутимость царственного эльфа. Да, по-детски… Но надо же бедному магу получать хоть толику удовольствия. Эльф и бровью не повел, встал, снял камзол, отряхнул его и повесил на ближайшую ветку. Выжал длинные волосы и закинул их за спину, снова усевшись в той же позе на сухой соседний камень.        — Думаю, ты высказал свое неодобрение моим присутствием, и мы можем продолжить беседу, — тем же спокойным тоном заключил Олень, и Гарри почувствовал себя шкодливым подростком. Даже неловко стало, ей-богу.        Гарри кивнул, и прилег недалеко от эльфа, разложив свои огромные крылья на траве, чтобы просушить их окончательно.        — На совете ты сказал, что планируешь разведку в Дол-Гулдур, и я очень заинтересован попасть туда с тобой. И не спорь, — поднял руку эльф, предлагая дать ему закончить прежде, чем перебивать, — эта мерзость в моих владениях, и я хотел бы участвовать наравне. Хоть я и не маг, но с Призраками Кольца мне встречаться довелось, хоть и мельком, поэтому я осознаю, с чем мне придется столкнуться в случае чего. А вот развалины замка я неплохо знаю, бывал в нем до его разрушения и могу подсказать, где и что стоит искать. Там много разной дряни может оказаться, всего не заметишь, а вдвоем надежнее. Я не отрицаю твоих умений, но преобладающее число противников может доставить изрядные неприятности: всего не учтешь.        Гарри задумался, прикрыв глаза, и Трандуил, ободренный отсутствием явного отказа, продолжил излагать свои мысли.        — Я понял, что ты хочешь сначала проредить их количество, и готов участвовать и в этой затее. Не возражай, в отличие от нас, живущих здесь, ты не мечник и в схватках с холодным оружием не бывал. А стоит любому из призраков задеть тебя моргульским клинком, как ты получишь рану, не заживающую так просто. Это если повезет. Они и убить могут при неудачном стечении обстоятельств. В любом случае, я готов слушать тебя, не мешать и выполнять только то, что потребуется, если ты боишься, что я стану тебе противоречить или забирать командование на себя. Я думаю, мы сможем обсудить все заранее, тем более, что тебе не хватает местного опыта и понимания реалий, а я не знаю твоих возможностей, но готов участвовать, прикрывать спину и помогать всем, что может привести нас к успеху. И признаюсь сразу, я дал клятву и намерен ее исполнить. С таким не шутят. Так что ты, маг, один не останешься, сражаясь за наше общее для всех благое будущее. Особенно на моих землях. Да будет нам в помощь судьба, провидение и мой лес. Ты согласен?        Пока эльф говорил, грифон медленно успел подползти и положить голову у его коленей так, что эльф, признав в этом принятие и толику доверия, принялся почесывать перышки, проводя по ним рукой, поглаживая их мерно и плавно, попросту усыпляя норовистого зверя и человека в одном лице. Гарри не заметил, как задремал, так до конца и не осознав, от чьих рук получает ни с чем несравнимое удовольствие. Но на последних словах он уже довольно урчал, соглашаясь, отдавшись примитивному физическому комфорту и ласке.        Так маг и заснул, под конец обернувшись, и эльф мягко вздохнул, укрыв непокорного своим высохшим камзолом, а потом тихо ушел, оставляя уставшего парня спать прямо там, среди разноцветья трав и шелеста вечнозеленой листвы.