***
Несмотря на то, что Снейп был вне себя от ярости и беспокойства, его движения как всегда оставались точны, а в мыслях царила ясность. Он выплетал чары так быстро, что палочка в его руках не была видна — бессознательный Поттер перед ним вызывал обоснованное беспокойство и раздражение до зубовного скрежета, заставляя торопиться. Зельевар, как всегда, успел в последний момент, аппарировав их в знакомое место — на поляну в лесу, где устроил Поттера прямо на траве и, не тратя время зря, сразу после диагностики наложил стазис. Ему и самому следовало перевести дух и прийти в себя после всех событий: сейчас, когда выплеск адреналина сошел на нет, он почувствовал себя вымотанным, а рука, сжимающая палочку, начала ощутимо дрожать. Ноги подкосились от перенапряжения, он присел возле лежащего на траве мальчишки, осмотрелся, подтянул к себе его рюкзак, вытряхнул из него содержимое и принялся перебирать выпавшие со звоном флаконы с зельями, недовольно щурясь, взбалтывая и проверяя на запах. То ли Поттер снова увлекся экспериментами, то ли в этом мире зелья изменились — ненамного, но сомнения они у него вызывали: другой оттенок или более густая консистенция, слишком сильный запах или вкрапления, которых быть не должно. Северус сомневался, стоит ли их давать сейчас для поддержания жизни мальчишки. Он уже успел несколько раз побывать в этом мире раньше, пусть и на весьма ограниченное время, но все-таки завладев сознанием ворона и получив возможность видеть его глазами. Найти путь сюда удалось через отражение в зеркале красивой эльфийки. Жаль, он не понимал речь местных жителей и не сразу разобрался в ситуации: думал было, что они ошиблись с расчетами, раз вокруг жили и занимались своими делами одни эльфы. Но у них получилось — Поттер тоже был здесь, как всегда худой, изможденный, с кругами под глазами и весь в бинтах — только-только из очередной переделки, как и его сосед по комнате. Северус следил за ним, пытаясь разобраться, что происходит и во что тот успел ввязаться, и понял многое, хотя язык определенно был чуждым. И то, что он понял, утвердило его в мысли быстрее искать выход и перебираться сюда окончательно, пока парень не наломал дров — а к этому все и шло. Когда Драко пришел к нему больше года назад с посланием, которое Поттер, этот чудо-мальчик-который-выжил-снова-совершенно-сказочным-образом, якобы просил ему передать, он крестнику не поверил и проклял его, хоть и недолговечным, но очень неприятным для гордости проклятием. Сначала он решил, что Драко несвойственным ему образом пошутил, потом — что он был обманут или надышался парами ядовитого зелья. Поверить в эту новость по-настоящему он не мог — обманываться в чудесном воскресении этого невыносимого, чрезмерно храброго и абсолютно безрассудного ребенка было больно. Вина за то, что не спас и позволил ему умереть, согласился с этим, была неизмеримо тяжелее, чем вина за то, что собственноручно нарисовал цель на его младенческой голове, когда по глупости передал пророчество сошедшему с ума Темному лорду. В итоге все усилия по сохранению жизни отпрыска ненавистного врага (пути судьбы неисповедимы!) оказались тщетны. Как и попытки сохранить жизнь его матери… Лорд был повержен, пророчество исполнено, а Снейп остался посреди безбрежного океана пустоты — в штиль, со сломанной мачтой и изодранными парусами, один и совершенно без цели. Он попробовал жениться, но Авроре был нужен герой, овеянный тайной, романтизированный и оттого идеальный. В годы войны ее все устраивало, а в безопасном мире среди житейских забот, коими он не тяготился, — нет. Он игнорировал торжества и визиты к многочисленной родне, не выходил в свет, не обращал внимания на убранство дома или не замечал новую одежду, предпочитая привычные одеяния вычурным парадным. Он не требовал от нее ни домоустройства, ни хозяйствования, ожидая, что и она не будет ставить это ему в вину, но ошибся. Вскоре Аврора нашла себе более удобный объект для женской заботы, ласки и контроля, а Снейп остался наедине со своими многочисленными демонами. Потом появилась Гермиона и, путем хитрых расчетов, смогла поделиться сном через Омут памяти. Северусу пришлось признать, что либо неизвестная болезнь одолела обоих супругов, либо они, устав от собственных терзаний, во сне смогли сами себе облегчить муки совести. Убедило его лишь вещественное доказательство, даже два, с магией Поттера, но еще более мощной и развитой, чем он обладал при жизни. А довесок неуловимо чуждого волшебства придал рассказу логическую достоверность. Библиотеки Принцев, Малфоев и Блэков подсказали немного, а вот чудом сохранившаяся библиотека Лавгудов и тайное исследование Арки позволило им с Люциусом немного разобраться в происходящем. Совпала мерлинова дюжина факторов, а то и две. Эти кулоны с магией иного мира и магией самого Гарри позволили внести в расчеты место его существования. А еще оставалась неоспоримая связь между ним и самим Снейпом: тут были и многолетние сильные чувства (и не важно, что они не были добрыми), и неисполненный, по его мнению, хоть и формально зачтенный обет, и желание снова заняться спасением бестолкового мальчишки от новых бед. Все это в итоге помогло найти путь к тому другому миру, в который провалился Поттер. Анимагические умения Снейпа и форма ворона, который по своей природе считается птицей-проводником, помогли этот путь проверить и укрепить. К сожалению, Снейп долго не мог ничего сделать в этом мире, кроме как наблюдать, делать выводы и совершенствовать расчеты, закопавшись с Малфоем в нетривиальную, невероятно сложную и практически невозможную задачу — перенести Снейпа из одного мира в другой, живого, целого и магически здорового. Ведь даже получение «Авады» промеж глаз не гарантировало, что Северус прибудет туда, куда намеревался попасть! А значит, переместиться в мир меча и магии было задачей первопроходца. Когда подключилась Грейнджер, удалось сузить варианты решения задачи, а наблюдение за привычно идиотскими решениями Гарри позволили спрогнозировать точное время высвобождения огромной магической силы с той стороны, позволившее создать прямой коридор, через который, собственно, Северус и смог в последний момент попасть в новый мир во плоти — живым человеком и магом. У него до сих пор тряслись все поджилки от воспоминания о том, как он оказался на хлипком каменном уступчике над бушующим озером лавы и увидел Поттера, падающего прямо в огонь. Быстрая реакция позволила поймать мальчишку, аппарировать на знакомую ему по прошлым визитам поляну и только тогда выдохнуть, оставив пациента в наколдованном стазисе. Диагностика подтвердила выводы зельевара о состоянии парня — не узнать под собой озеро адского огня он не мог, и сейчас мужчина заковыристо ругался себе под нос и поил недобитыша зельями. Эта мера была временной, но позволяла оттянуть и ослабить разрушительный в организме процесс, пока мозг зельевара обдумывал, как вытащить Поттера с протоптанной на тот свет дорожки. Сам нырять в сознание парня он не рисковал: тот, кто сам только прошел грань, скорее подтолкнет за нее, чем вытащит обратно. А вот Первородный, который был с Гарри все это время, мог помочь. Насколько Северус понял, за это время между ними образовалась какая-никакая, но связь, и, как минимум, в меру доверительные приятельские отношения, так что кандидатура остроухого вполне подходила. Он же останется здесь в качестве квалифицированного целителя, который будет следить за показателями обоих пациентов, потому что эльфу тоже может понадобиться помощь. Снейп огляделся, посмотрел на темнеющее к ночи небо и задумался, где искать эльфа. Не мог же тот погибнуть в пещере? Конечно, орков там было много, но Снейп подозревал, что этот ушастый не так прост, как можно было подумать — слишком от него веяло апломбом и властью, вылитый Малфой. А потом неожиданная догадка и проверка поттеровских карманов позволила обнаружить слегка затасканную и смятую карту с волшебными пометками, которую эти двое постоянно разглядывали, споря между собой. Вот они с Поттером у самого края леса на севере, а эльф… а эльф сейчас недалеко от истоков реки Лэнгвелл, точнее слияния рек — не так далеко отсюда. Снейп прокрутил свои воспоминания и аппарировал, оставив Поттера одного на свой страх и риск. Эльфа он обнаружил с третьей попытки аппарации — все же реки были похожи одна на другую, а птичье восприятие хоть и давало неплохую картинку мест, где он летал вороном, но картин с рекой, долиной и лесом вдали было более четырех, а то и пяти. А дальше ему помогли указующие чары, уж имя сиятельного эльфа он выучить успел. Артефакта-переводчика при нем не было, да и все его вещи, чтобы суметь их перенести через миры, были запакованы настолько мудрено, что сейчас заниматься распаковкой не было ни времени, ни желания. Сам же Снейп, кроме палочки, которая воспринималась продолжением руки, серьги в ухе и одежды на себе ничего не имел. Поэтому он решительно подошел к безучастно сидящему на песке эльфу, который никак не отреагировал на появление постороннего, вздернул его за плечо, обездвижив походя, и заглянул в глаза, передавая то, что хотел. Легилименция — навык необычайно полезный, пригодилась она и сейчас. Заодно Снейп смог проверить, насколько крепка связь этих двух. Эльф, точнее, эльфийский князь, даже не сопротивлялся и не пытался закрыть сознание. Смерть Гарри, в которой он был убежден, сильно на него повлияла, и это слегка усложнило задачу. Растормошить горюющего мужчину получилось не так быстро, как хотелось, впрочем, Снейп убеждать не стал — мысленный пинок был коротким, а потом они аппарировали. И Северус наглядно показал, что Поттер не сгинул в недрах гор, не сгорел и вполне еще жив. Эльф пришел в себя достаточно быстро: он в один шаг оказался рядом с магом и, схватив того за ладонь, стал пристально его осматривать и прислушиваться. Северус так и не понял, что именно он делает, чуть прикрыв глаза и наклонившись над ним. Ему показалось, что тот каким-то своим эльфийским чувством «осязает» его состояние, сжимая рукой запястье Поттера. Гарри за время их отсутствия побледнел, хотя куда уж больше, руки у него были совсем ледяные и посиневшие, как и губы, а вот лоб и щеки пылали жаром, в то время как сам он трясся мелкой дрожью. Снейп уже был рядом и, запрокидывая голову, влил в него укрепляющее и сбивающее жар, а потом принялся растирать ему ступни, чтобы избежать судорог. Минуты три прошли в молчании. Эльф помогал, проделывая то же с руками. А потом он повернул голову и что-то спросил певучим голосом. Снейп нахмурился, и тот, сообразив, что мага перед ним одолевают те же проблемы, что и его Габриэля вначале его появления в их мире, посмотрел ему в глаза, открыв сознание и не отрывая взгляда. Снейп на миг задумался и сосредоточенно стал передавать эльфу как можно короче и яснее информацию о том, что от него требовалось. А тот, выслушав, тоже медлить не стал — лег рядом на скинутый плащ, крепко сжал в своей руке тонкую ладонь Габриэля и позволил себя усыпить. Снейп ножом провел по их сжатым рукам и общей смешавшейся кровью нарисовал руну на лбах обоих, а потом сел рядом, отслеживая состояние своих пациентов. Ночь обещала быть долгой. Он выпил бодрящее, чтобы не заснуть, и уставился на ясное лунное небо.***
Трандуил заснул, но не как обычно, а понимая, что спит, и сохраняя ощущение реальности. Вокруг него были не привычные ему звезды, а туманный лес, вот только стволы деревьев почему-то напоминали созданные неумелым мастером зеркала — мутные и искривленные. Они сливались с окружением, терялись в дымке, множились, и становилось непонятно, сколько на самом деле здесь этих странных деревьев с сизой блеклой листвой. Ветви неуловимо качались, тянулись, цеплялись друг за друга, но вот шума не было. Ни единого звука, а те звуки, которые издавал он сам, почти моментально стихали. Этот лес выглядел нерукотворным произведением скульптора, мастера по камню — в чем-то простого каменщика, грубо вытесавшего корни, в чем-то ювелира, мастерски поработавшего над листвой. Трандуил шел, окидывая местность цепким взглядом, просматривая отражения, не обращая внимание на тихий хруст-перезвон травы, ломающейся под ногами в стеклянное крошево. Князь не забыл, зачем он здесь и кого ищет, хоть и растерялся поначалу. Он начал думать о Габриэле, о том, как его найти, и отражения перед ним начали понемногу меняться. На их тусклой глади стали проявляться смутные неясные образы, тени того, чего в самом лесу не наблюдалось. Трандуил попытался присмотреться, но ничего не вышло, поэтому он пошел дальше, вылавливая среди зеркал те, где постепенно начали прорисовываться странные картины чужой жизни. Вначале он смотрел на них, как сквозь запотевшее стекло, не имея возможности уловить, что происходит, но с каждым шагом и с каждым новым деревом удавалось разглядеть лучше, увидеть больше, уловить хоть какой-то смысл в картинах, разворачивающихся перед ним. «Маленький ребенок кубарем выкатывается из распахнутой двери на ступеньки, он падает, путаясь в большой не по размеру одежде, встает, отряхивается и ковыляет к клумбам…» «Тот же ребенок сидит в кустах и гладит маленькую травяную змею…» «Мальчик, его маленький Габриэль (Трандуил не мог его не узнать!) стоит на табуретке и готовит еду на большой сковороде, с трудом ее приподнимая. Он украдкой, вытягивая шею, выглядывает в дверной проем, и так же украдкой прячет в карман краюху нарезанного хлеба…» «Уже подросший Габриэль сидит в комнате, полной таких же детишек, а учитель стоит перед ним и ругает, о чем говорят его жесты и покрасневшее лицо, а потом тонкой указкой с размаха хлещет по покорно подставленным ладоням…» Трандуил шел, вглядываясь в картины, которые разворачивались перед ним. Некоторые были совсем тусклыми, а некоторые — настолько яркими, что видна была каждая деталь. Он уже понял, что это были воспоминания. Побои и затрещины от тучного мужчины, тоскливое наблюдение в стороне за тем, как высокая женщина с некрасивым лицом, сухопарая и манерная, отчитывает его, а потом нежит и любит своего отпрыска с улыбкой, которая красит ее в эти редкие минуты. Волшебная улица и идущий рядом бородатый великан с кустистыми бровями. Белоснежная сова. Зал, полный детей и летающих свечей над длинными столами, заставленными снедью. Огромное зеркало и щемящая нежность к мужчине и женщине, отражающимся в нем. Мелькнувшая оскаленная пасть огромного трехглавого пса. Лес, полный гигантских пауков, и летающая железная коробка над длинным железным агрегатом, мчащим по рельсам из тоннеля в горах. Короткие и длинные кусочки памяти, отрывки — как на колдографиях, которые подарил ему Габриэль. Но, в отличие от них, самые длинные и яркие воспоминания несли в себе и эмоции. Трандуил видел, как разворачивалась жизнь его мага от ранней юности и до самой смерти. Видел, как в самые трудные и опасные моменты жизни тот был один, и никто не стоял за его плечом. Василиск. Дементоры. Дракон. Кладбище. Дамблдор, постаревший и больной, а рядом Габриэль, весь грязный и дрожащий, и кучерявая девочка c тревожными глазами и блокнотом в руках — князь уже видел это воспоминание раньше. И смерти. И схватки. Убийства таких же, как он, детей руками безумцев, ибо кто еще может наслаждаться тем, что причиняет боль и губит жизни невинных! Было много воспоминаний, серых, как тени, и одинаковых, как листья, с такими же редкими отличиями, если смотреть издалека: запертый чулан, уборка дома, приготовление пищи для чужой семьи. Они занимали почти все раннее детство. Блуждания по темным коридорам замка. Полеты на метле — единственное воспоминание, наполненное легкостью и теплым искристым счастьем. Целая вереница воспоминаний, где его маг прячется, убегает, догоняет, сражается и мучится под заклятиями, попадающими в него. Плен, как оказалось, был для него не нов, и Трандуил понял, что для Габриэля встреча с ним в темнице Эрин ЛасГалена не особо отличалась от пыток в снежно-белых комнатах в исполнении разных магов с одинаковыми безразличными лицами. Видел он и хмурое, недовольное лицо мага, приведшего его к Габриэлю сейчас. Сначала он мелькал в школе в качестве учителя, наказывал, но по рукам не хлестал, заставляя чистить котлы или писать на пергаменте. Один раз он закрыл собой школьников от оборотня. И вот — забрал Габриэля от его мучителей, излечивая его и заставляя пить зелья. А потом снова были блуждания, схватки и последнее воспоминание о каком-то пустынном пафосном зале — багрово-красные глаза, издевательски брошенные фразы и боль. Но воспоминания Габриэля не закончились тем миром. Трандуил видел и Средиземье: утес и сражение на нем, полет, отдых у Беорна, его соседа по лесу, недалеко от Эмин-Дуир. На себя в памяти Трандуил смотрел, не отводя глаз, будто наказывая. Он чувствовал боль своего фэа и видел свои безразличные глаза, жесткую хватку рук, слышал холодный голос. Следующие события он знал со своей стороны — они промелькнули быстро. Яркими моментами неожиданно оказались полеты грифоном, сражение у Одинокой горы и тихие вечера в Хоббитании — где еще могли быть такие круглые двери и окна. Умиротворение, которое Габриэль чувствовал именно там, не заметить было невозможно. Его даже не смогли перебить эмоции от жизни в эльфийских долинах с их красотой и безмятежностью. Он был приятно удивлен тем, каким маг видел его — не только равнодушным палачом в самом начале их знакомства, но и соратником, готовым всегда прикрыть спину, красивым мужчиной, внешность которого он успел оценить (эпизод его купания в фангорнском лесу), он испытывал к нему даже восхищение, когда Трандуил прокладывал тропу в своем лесу, и неуловимую нежность, которую нельзя было ограничить каким-то единым эпизодом. Трандуил оглянулся в недоумении: деревья-зеркала почти закончились, остальное скрывалось в тумане. Он не знал, где искать Габриэля, и испугался, что безнадежно и непозволительно опоздал, пересматривая чужую жизнь. Сомнения в том, что он что-то не так понял и не тому уделил свое внимание, крепли: куда идти, что делать, как найти Габриэля? Это стало его единственным желанием — найти, уберечь, забрать с собой. Он шагнул назад, снова осматриваясь вокруг. Где? Где ему найти его волшебника? Он вглядывался в мельтешащие зеркала снова и снова, пока не закружилась голова, а потом в отчаянии ударил по одному из них: его поверхность взорвалась сотней тысяч осколков, и каждое дерево за ним тоже начало рушиться, пока водопад сверкающих острых кусочков не хлынул на землю, оставляя только клубы мерцающего тумана, кое-где закручивающегося в узкие смерчи. Трандуила, к его удивлению, осколки не поранили, сверкнув миллионами граней и растворившись в тумане. Эльф огляделся по сторонам, заметил вдалеке едва видимый силуэт и тут же бросился к нему. Его Габриэль, Гарри (как непривычно называть его этим именем!) стоял с безучастным лицом и смотрел на подбежавшего к нему эльфа. «Я нашел тебя! Габриэль! Ты здесь!» — в голосе Трандуила звучали настоящая радость и тревога. «Зачем?» — голос Гарри был равнодушным и очень спокойным. «Что зачем?» — не сразу понял растерявшийся от такой встречи князь. «Зачем искал?» «Чтобы вернуть!» — в этом Трандуил не сомневался сам и хотел бы искренне передать свою уверенность стоящему перед ним магу. «Ты же все видел! Зачем я тебе? Зачем мне возвращаться?» — удивление в голосе Гарри было неподдельным. «Ты мне нужен!» — шагнул к нему эльф и попытался обнять, но маг оказался неплотным, как будто сотканным из очень густого тумана. «Зачем? Ты же видел все!» — маг был растерян и искренне не понимал отчаяния, зарождающегося в глазах Трандуила. «Ты дорог мне! Ты нужен!» — эльф искал любую ответную эмоцию на его лице, но маг казался эфемерным призраком, безучастным и равнодушным, а за ним, далеко позади, неясными, но оттого еще более угрожающими силуэтами клубились черно-серые тени, кривые, гротескные и меняющие свои очертания. В конце концов эльфу удалось ухватить мага за полупризрачные, едва ощутимые руки, и он, заглянув ему в глаза, попытался передать и показать всю свою нежность, всю свою любовь, восхищение и полное принятие — все чувства, которые он испытывал к нему, все, которые мог испытывать, даже боль и тоску от возможной его потери. «Я люблю тебя, Габриэль! Ты — моя душа, ты — моя Песня! Ты тот единственный, кто нужен мне больше жизни! — Трандуил мгновенно решился. — Уйдешь ты, и я последую за тобой. Теперь я тебя не оставлю, что бы ты ни говорил, маг!» Гарри растерянно смотрел на него, постепенно обретая плотность, тусклое любопытство и отстраненность в его глазах начали таять. Трандуил ухватил его крепче и уверенно потащил его за собой, подальше от голодных теней, от их угрожающего вида. Достать их они не могли, иначе бы уже поглотили там, на месте их разговора, но все равно хотелось убраться от них подальше. Сначала Гарри шагал неуверенно, то и дело поглядывая на эльфа. Дороги он не видел, а вот сам князь увидел ее, как только принял решение — принял по наитию, впервые не чувствуя уверенности в том, что может победить в этом противостоянии с самим мирозданием или чем-то явно потусторонним. Сначала это была узкая, тонкая и прерывающаяся тропа, потом она становилась все шире и реальнее. К концу пути Трандуил шел по ней, как по собственному лесу, точно зная, куда и когда он придет. Так и случилось. И чем дальше они уходили от теней, тем звонче отчетливей лопались невидимые путы, и Габриэль с каждым шагом обретал все большую плотность, а его большие и зеленые, как листва Эрин ЛасГалена, глаза становились все ярче и живее.