Крылатая песня бурной весны

Утро скользнуло тонкими лучами солнца по смятой подушкой щеке. Следом то же место погладили кончики пальцев — так невесомо и нежно, что Гарри заулыбался, просыпаясь и ощущая внутри себя ответную волну тихой радости и довольства. — Как ты? — сонно спросил он, внимательно изучая затаенную улыбку в глазах напротив. В них было столько оттенков, столько эмоций… — Счастлив. Гарри прислушался к себе и понял, что это абсолютно взаимно. Вместо ответа он потянулся и поцеловал эльфа, медленно и тягуче, заново изучая вкус мягких бледно-розовых губ. По его спине, притягивая к себе, скользнули чужие ладони: нежность Трандуила была осязаема. Из приоткрытого окна, как обычно, долетали птичьи голоса, правда, звучали они сейчас будто иначе — резко и до звона в ушах. Гарри застонал и зарылся головой в подушки в поисках тишины. Эльф невесомо поцеловал его в плечо. Это было приятно, но слишком будоражило, откликаясь бегающими мурашками во всем теле: казалось, что после выходных в Фангорне его кожа стала слишком чувствительной. А знакомый запах Трандуила заиграл для него новыми нотами трав, о которых Гарри не имел никакого понятия, но впервые смог различить каждую. Гарри ткнулся головой в плечо эльфа и замер, закрыв глаза. Присутствие любимого и его запах помогали почувствовать себя в безопасности. Гарри не знал, когда именно произошла эта перемена: от острого неприятия до щемящей жажды близости. Помнил, как прежде его трясло даже от мыслей о нарушении личного пространства, о касании этих рук и взгляде пронзительно-серых глаз, а сейчас он словно котенок желал тепла и ласки, нежась в тех неимоверных эмоциях, которые излучал его эльф. Гарри не хотел разрывать объятия перед новым наступившим днем, но лежать в постели вечность казалось непозволительно странным. Что-то царапало внутри, еще неосознанное, но беспокоящее. Последние дни выдались слишком насыщенными. Связь? Гарри прислушался. Она играла десятками необъяснимых оттенков тепла, заботы, восторга и нежности, окутывающей до кончиков пальцев. О таких гранях чувств он даже не подозревал, думая, что только он сходит с ума от любви к лежащему рядом мужчине. — Завтрак? — хрипло пробормотал Гарри, пытаясь вынырнуть из шквала дезориентирующих его чувств — своих и чужих. — А может, составишь компанию на заднем дворе? — Трандуил плавно выскользнул из постели, подбирая с пола перевязь с мечами и разбросанные с вечера вещи — вчера не было никаких сил быть аккуратными. Он босиком обошел комнату, достал из шкафа свежую рубашку и штаны, придирчиво рассматривая свой скудный гардероб, которым привык обходиться в этом благословенном хоббитском крае. — Хм… — Гарри замялся, прикусив губу и оценивая эту мысль со всех сторон. Ему даже вставать не хотелось, не то что заниматься чем-то физическим. Трандуил тем временем застегивал рубашку с парой десятков мелких пуговиц с ловкостью, отточенной веками, и смотрел насмешливым взглядом, явно отслеживая по связи все его колебания и сомнения, которые и без того легко читались на лице напротив. — Знаешь, давай не сегодня, — решил парень, собираясь обдумать позже, отчего он так оттягивает казалось бы простое занятие. — Ладно, как скажешь. Но может, такая награда… — эльф нагнулся и поцеловал Гарри настойчиво и жарко, — повлияет на твое решение? — Не сегодня, — мотнул он головой, пытаясь отстраниться и задавливая внутри себя вину и сомнения. Трандуил прижал его к себе, провел ладонями по напряженным плечам напоследок и сдержанно сказал: — В любой момент, когда захочешь, Габриэль, в любой момент… Трандуил вышел из комнаты, а Гарри застегнул джинсы и, натягивая футболку, подошел к окну. Он ждал, когда на заднем дворике появится стройная высокая фигура его партнера. Наблюдать за ним в моменты тренировок всегда было невозможным искушением. Гарри с самого пробуждения чувствовал, что с ним что-то не так, и только сейчас наконец осознал: все его чувства невероятно обострились. Мир вокруг него словно умыло до блеска, до рези в глазах. Запах перезревших поздних яблок забивал легкие множеством нот, отдавая на языке насыщенной хмельной сладостью и чуть-чуть корицей и смешиваясь с густым и обволакивающим запахом хвои и влажной земли. Журчание ручья за калиткой, ранее едва слышное, сейчас казалось оглушающим — с сотнями всплесков и ритмов. Гарри перевел взгляд на горы вдали, и его глаза различили каждый выступ, смешение пород, целую палитру оттенков в холмах и клочки утреннего тумана в низинах. Все это выбивало землю из-под ног почище любых опасностей. Он был ошеломлен интенсивностью собственного восприятия и чувствовал себя оголенным проводом. Парень уперся ладонями в подоконник и попытался собраться во что-то минимально функционирующее под этой волной ощущений извне. Стоило закрыть окно, как стало легче. Фангорн потряс его куда больше, чем он думал, разобрал по молекулам и собрал заново — уже по эльфийским лекалам. Сенсорная перегрузка заставила ощущать себя Алисой, падающей в кроличью нору, когда перед глазами меркло, а окружающие звуки заменил ровный гул пульсации крови в ушах. Его повело в сторону, но Гарри закрыл глаза и прижал к лицу ладони, упираясь спиной в стену. Сердце билось частой дробью. Он сосредоточился на дыхании, и вскоре мир перестал наползать на него, давить своим существованием. Он какое-то время постоял, привыкая заново к непривычным ощущениям, и отправился заниматься утренней рутиной. Тот же завтрак сам себя не приготовит — домовых эльфов здесь, к его большому сожалению, нет. Абсолютно огорчительный факт, хотя за такие слова Гермиона обязательно побила бы его тапком, отчитывая за лень и желание перекинуть на кого-то простые житейские хлопоты. Пока он готовил, его разум блуждал где-то далеко. Руки привычно доставали яйца, грибы, помидоры. На одной из полок нашелся бекон, который дополнил типичный английский завтрак — не иначе как Бильбо заглянул, пока их не было и оставил в благодарность за услугу немного продуктов с местного рынка. Чтобы бедному хоббиту не пришлось тратить день на дорогу пешком, Гарри еще неделю назад смастерил ему портключ, но тот пользовался им нечасто — слишком неприятным казался ему процесс перемещения. Одновременно парень краем глаза наблюдал через окно, как стремительно движется Трандуил, используя для разворотов и связок любые неровности земли, ветви деревьев, стволы и корни с той удивительной ловкостью, которая была присуща его виду. Вскоре эльф закончил разминку и заглянул в дом, по-простому повесив мечи на вешалку в холле. Зашумел сотней мелодий душ, а потом мужчина вышел, вытирая полотенцем концы своих длинных волос, босиком и в мягких домашних штанах, низко висящих на бедрах. Гарри удивлялся, как тот до сих пор обходится столь скудным набором вещей: своих, которые брал в дорогу, и трансфигурированных Гарри для него — уж мастером в этой области магии парень никогда не был. Пока он с задумчивым видом резал овощи для салата, чужие ладони потянули его за талию назад, крепко прижимая к сильному горячему телу. Парень рвано выдохнул, ощутив невесомые поцелуи в изгиб шеи. Его прострелило чувственным ударом до самых пяток, горяча кровь и заставляя колени подгибаться. Он поднял лицо вверх и откинулся на эльфа, позволяя ласкать себя, прикрыв глаза от удовольствия. Отклик тела с первых секунд был неожиданно интенсивным. Но долго наслаждаться Гарри себе не позволил. — Присядь пока, я скоро закончу, и мы позавтракаем, — парень со вздохом вывернулся из объятий и вернулся к помешиванию, сорвав поцелуй напоследок. Взмахнул рукой, доставая призывающими чарами хлеб из ящика, подогревая его заклинанием до хрустящей корочки, пока тот пролевитировал к столу и ровными кусочками разделился на тарелке. Он слышал, как за его спиной Трандуил устраивается на высоком стуле и наливает себе холодный ягодный компот из кувшина. Простые чары давались парню легко, как само дыхание, стоило усиленно чего-то пожелать и представить процесс и конечный результат — теперь ему не нужна была ни палочка, ни вербальная формула. Даже Северусу в последнее время она была не нужна, все-таки магия здесь была более свежей, насыщенной и какой-то покладистой — стоило один раз приручить, как дальше договариваться с ней становилось легко. Было бы так легко со всем остальным… Гарри вспомнил, что отказал утром своему партнеру, безосновательно оттягивая предложенное ему обучение. Это было неразумно — он жил в мире меча и магии, и никуда отсюда деваться не собирался. Разве это не мечта любого мальчишки в Британии — сражаться на мечах? Но Гарри понимал, что ему никак не достичь в мастерстве уровня эльфов даже при самых отчаянных стараниях. Глупо, конечно, отказываться совсем, учитывая их совместное с Трандуилом долголетие. Но отчего-то, совсем по-детски, хотелось оттянуть эти первые неумелые шаги. Он медлил ставить их неокрепшие, только зародившиеся отношения с Трандуилом на другую ступеньку «учитель и ученик», боясь испортить то, что только начало зарождаться. Может, другой учитель был бы для него удобнее? Но с гитарой, например, не получилось, и это лишь добавляло колебаний… Весь его жизненный опыт показывал, что любое начинание для Гарри оборачивалось только проблемами, будь то зельеварение, трансфигурация или маггловская школа. А уж учителя… От Снейпа, Макгонагалл и Волдеморта с его «Поклонись, как подобает перед дуэлью. Разве тебя не учили этому? Так научу я…» И круцио с империусом — херак на закуску! Конечно, сравнения тут были неуместны, и Гарри как никто это понимал, но его разум был запутанным местом с нелепыми реакциями, аналогиями и спонтанными выбрыками — кто бы знал, каких усилий ему стоило зачастую действовать взвешенно и разумно. Тем более сейчас… Прав был Северус, когда говорил о его угасающей эмоциональности. Фангорнский источник тоже выявил эту проблему — и устранил, насколько мог, только и успел подумать Гарри, как его накрыло. Пелена, закрывавшая его чувства и память, была сорвана как пластырь с незажившей раны. Теперь для Гарри все было «слишком». Его две неразрывно связанные между собой слабости — его чувства и его память — фангорнское волшебство взболтало как газировку и открыло клапан. Мысли стали цеплять воспоминания, а те отозвались небывалой четкостью и шквалом эмоций. Они выскальзывали как сквозь дырявое сито и толпились на периферии разума. Самообладание сминалось, как стекло после удара — стремительно бежали трещины и оставались секунды до момента, когда оно рухнет, завалив его водопадом острых звенящих осколков. Руки еще продолжали выполнять привычную работу — резали, шинковали, отправляли на сковороду и помешивали, но реальность для него сжалась до крохотной точки с размытыми пятнами вокруг. Он размеренно дышал на счет, отчаянно надеясь избежать неконтролируемого выброса, усмиряя магию, но тут бекон начал подгорать под его невидящим взглядом. Руки задрожали, он неловко дернулся и, падая, со всей силы вжал ладонь в раскаленную плиту, пытаясь устоять на ногах, но сбивая при этом на пол сковородку — боль, грохот и запах сожженной еды опрокинули его в прошлое, и больше он не видел перед собой ни уютную кухню с круглыми деревянными рамами, ни веселые занавески сочного оранжевого цвета. Его магия перестала бурлить под кожей и начала привычно залечивать травму, снимая часть боли, но его разум уже заполонили совсем другие картины: чад и гарь на кухне его детства, визг тети, бьющий по ушам, рык дяди — тряслось красное одутловатое лицо, топорщились усы и открывался рот. Его подкидывало в воздух, край футболки перетягивал горло, пока его волокли к шкафу, неудачно выставленные пальцы, руки или локти обжигало острой болью — Вернон никогда не следил, что попадало под удар дверью, которую он захлопывал в гневе. Позже Гарри научился не витать в облаках и готовить еду без ошибок, но так и не смог полюбить то, что подавал родственникам каждый день. Весь всплеск покадровых воспоминаний промелькнул за десяток секунд, но выбил его из равновесия до ватных ног и дрожи в руках. Трандуил даже не заметил бы, случись такое вне их связи и в обычный день, как не замечали его собеседники — легкая заминка в разговоре, на пару секунд отсутствующий взгляд — и он снова был в норме. Гермиона даже одергивала его, но так никогда не догадалась, что его выпадения из реальности имеют более глубокую причину, чем обычная рассеянность. Воспоминания яркой вспышкой метнулись к Трандуилу, вызвав резкий вздох сквозь зубы и заигравшие на скулах желваки — он видел и ощущал то же самое. Ответ по связи был куда более информативен: на парня полыхнуло гневом и сильной тревогой. Это вернуло его в реальность, придавило неловкостью и опалило смущением. Было очевидно, что Трандуил уловил все, что так неосторожно транслировал Гарри — и это было той обратной стороной их связи, кроме чувственной и невозможно приятной, потому что раньше для обмена по осанвэ нужно было еще желание чем-то поделиться. Парень держал руку под напором ледяной воды, куда ее засунул Трандуил. Эльф снова возник рядом, но уже с чистым полотенцем и травяной мазью в руках — эльфы часто использовали ее при царапинах, растяжениях и открытых ранах. От него тянуло едва сдерживаемым беспокойством, и Гарри явно ощутил, как сильно мужчина хочет его обнять и прижать к себе. Эльф, осторожно промокнув влагу полотенцем, стал легкими движениями наносить средство, напевая себе под нос так тихо, что слов было не разобрать. Стыд окрасил темные от загара скулы в пунцовый оттенок. Ему никогда так не лечили случайные бытовые травмы — от самых незначительных до самых серьезных. — Габриэль, песня моя, — тихо шепнул ему Трандуил на ухо, — любовь моя. Мне жаль… так жаль, что эти жестокие и ограниченные адан не смогли оценить дар, который им достался. Дети — драгоценное чудо жизни, и мне бесконечно жаль, что ты не ощутил с самого детства всю любовь и заботу, которые тебе должны были принадлежать по праву. Он притянул парня в свои объятия, умостив на колено и поднимая его подбородок, чтобы видеть повлажневшие от смущения глаза: — Тебе не стоит стыдиться, что ты рос в таком ужасном месте и с такими отвратительными людьми. Это не делает тебя хуже, наоборот, вопреки всему, ты вырос сильным и прекрасным, Габриэль. У меня не хватит слов, чтобы показать тебе, насколько ты удивителен, мой феа! — Это случилось так давно, что я не должен даже вспоминать об этом, — тихо отозвался Гарри, пряча лицо в изгибе его плеча. — Все прошло, но мой разум выкидывает эти воспоминания снова и снова, разные, но одинаково неприятные, а порой и совсем отвратительные. Почему я не могу забыть все это? Я не хочу пачкать тебя той мерзостью, что встречалась в моей гадской жизни… — Ох, Габриэль, — Трандуил прижал его к себе одной рукой, потирая сведенные в напряжении плечи, — не думаешь же ты, что в моей очень долгой жизни не было такого, о чем бы я хотел никогда больше не вспоминать? Это сделает меня хуже в твоих глазах? — Нет, — резко воскликнул парень, поворачиваясь к эльфу лицом, — это ничего не значит, ты — удивителен, Трандуил, и ты — самое прекрасное, что случилось в моей жизни. — И это взаимно, — со смешком отозвался эльф, а Гарри осознал, что пару минут назад Трандуил говорил ему то же самое. — Трандуил, — начал он и замялся немного, — я понимаю, что ты мне говоришь разумом, но… — … но не сердцем, — поцеловал его в висок князь. — Это изменится, душа моя. Позволь мне быть рядом, дай мне привилегию заботиться о тебе и любить. Не прячь от меня твои сомнения и боль. Разум — место непостижимое. Нет рамок и срока давности для непростых памятных событий, уж поверь мне. Это радостями делиться легко, а тяготами — стоит определенного мужества. — Слишком много у меня тягот, — огорченно фыркнул парень, крепче обнимая сидящего мужчину за гибкую талию и здоровой рукой вытирая повлажневшие глаза. — Я думаю, что вместе мы сможем не только создавать новые и приятные воспоминания, но и постепенно разбираться с грузом прежних и нерадостных, раз они еще нас тяготят. Или мне стоит воздерживаться и оставлять груз своих печалей тоже при себе, как это хотел делать ты? — Нет! Ран… Трандуил, — порывисто начал Гарри, собираясь с мыслями, забыв, что еще четверть часа назад изо всех сил пытался делать именно это, — я так не хотел… Ты можешь… Трандуил невесомо поправил упавшие на глаза парня пряди непослушных волос, замечая смятение в зеленых глазах и тени под ними, но его порадовало, что они сияли несмотря на усталость, и теперь напоминали яркие драгоценные камни, а не медные монеты с бледной зеленью старинных узоров. — Могу, — голос Трандуила был нежен, — как можешь и ты… И я очень хотел бы, чтобы ты не избегал ни меня, ни эха своего прошлого, и я надеюсь, что искренность в этом будет у нас обоюдной. Как только ты будешь готов — я буду рядом и услышу тебя. И Гарри понял, что он тоже хочет быть рядом со своим эльфом и слышать все, чем он готов будет поделиться с ним, потому что ему самому катастрофически не хотелось бы, чтобы Трандуил, имея не самое легкое прошлое, замыкался в себе, скрывал свои чувства или выцеживал ему их по капле, переживая, что Гарри не сможет, как младенец с твердой пищей, их понять, принять и справиться с ними. Он почувствовал внутри возмущение о того, что его партнер мог бы посчитать его слабым или не готовым… поддержать и быть рядом. А еще он понял, что зеркально отражая, не может и сам так поступать с Трандуилом, и это ужасно несправедливо — единолично решать за двоих, и определенно повредит их такой сильной и открытой в обе стороны связи, которую они обрели. Для отношений были важны не только забота, любовь, но и доверие. О да. Эльфы любить умели. Как умели жить, творить и созерцать — наслаждаясь этим сполна. Трандуил после обретения феа был фантастически живым и притягательно-чувственным. И Гарри смог ощутить это. Любовь князя обволакивала нежностью и тихой радостью от существования вместе здесь и сейчас. Стоило тронуть связь, как она отзывалась теплом, укутывала парня как в любимый плед промозглым осенним вечером — без ожиданий, условий и требований. И Гарри впервые не нужно было стремиться и достигать, заслуживать, выслуживаться и соответствовать, до основания разбирать себя ради ее получения. Она просто была, как и сам эльф — только руку протяни. Дарить то же самое в ответ было легко и непередаваемо приятно. Доверие. Гарри не привык показывать внутренний разлад и слабости. Любовь и безоговорочное принятие по отношению к нему были неизведанной территорией, и ему стоило пересмотреть собственные привычки вне контекста второго падающего ботинка или ножа в спину, если расслабишься. Доверие было не только в том, чтобы быть самим собой, но и в том, чтобы позволить Трандуилу быть для Гарри тем, кем он сам хочет. Раньше парня пугало, что он снова не оправдает чужих надежд, и Трандуил в нем однажды разочаруется. Ему казалось, что он обязательно испортит все хорошее, что с ним приключилось — ведь иначе и быть не могло! — и однажды Ран поймет, что одного Гарри ему недостаточно, как никогда не было достаточно Дурслям, Рону, Сириусу, Ремусу, Дамблдору, школьным друзьям и многим другим волшебникам. Сколько бы усилий он ни прилагал — в один момент он все портил, и все летело под откос. Эта связь стала бесценным даром. Гарри чувствовал, как сильно он дорог князю, — и это сломало все внутренние барьеры и предостережения, накрепко вбитые в голову. Он теперь не только пытался узнать, но и сам чувствовал и видел, насколько сильно его любят. Его настоящего, со всеми недостатками и странностями, а не придуманный образ для обывателей. Это подкупало и окончательно обезоружило его. Гарри до сих пор безмерно удивляло то, каким видит его князь. О себе парень никогда не мыслил в категориях «невероятный», «родной», «горячий», «удивительно отзывчивый» или, что совсем ставило в тупик — «притягательный и прекрасный». Разве он такой?! Парень замер, заново переосмысливая эту совсем незнакомую для него концепцию, а потом пробормотал Трандуилу в шею, щекоча горячими губами тонкую и чувствительную кожу, что он согласен и очень постарается… Гарри потянулся за поцелуем, чувствуя, как чужие ладони скользят по его спине, даря утешение и нехитрую ласку, перемежаются легкими поцелуями в волосах. Пока они говорили, князь успел забинтовать ему руку и внимательно слушал как слова, так и эмоции, пробегающие по связи. Гарри ощутил одобрение, и оно отозвалось в нем теплой волной. Парень окончательно расслабился: они успеют обговорить все острые углы в другой раз, когда он окажется готов, а пока можно отдаться этим чувственным прикосновениям. Они продолжились в спальне, а завтрак был окончательно забыт. Секс с выкрученной на максимум чувствительностью оказался потрясающим, а связь дарила двойное удовольствие, давая невероятную чуткость к партнеру. Гарри терял голову, прикасаясь к своему эльфу, сходил с ума, получая ответные ласки. В близости, в отличие от всего остального, доверие и открытость были абсолютными — и это пьянило. После ошеломляюще чувственного урагана измотанный до предела парень лежал, прижимаясь к Трандуилу и полной грудью вдыхал его тонкий успокаивающий запах, размышляя, какой бы стала для него амортенция — он не успел ее сварить в той жизни, в конце шестого курса, до которого не дожил. Сейчас он мог точно сказать, что там определенно была бы свежесть хвои и землистый запах мхов, терпкость полыни и яркий обволакивающий дух лимонника, сладковатые ноты акации и нежность цветов каштана, жасмина и древесной коры… Они переплетались бы в неповторимый аромат, притягательный именно для него — запах счастья, безопасности и крепких объятий… в нем бы звучал пьянящий вкус поздних ягод и глинтвейна, дождливого осеннего воздуха, когда летишь над засыпающим лесом и полироли для метел, кожи и масла квиддичных лат, пыльных книг, пергамента и чернил. Он бы хранил в себе вкус поздних яблок из заросшего сада и сияние капель утренних рос с миллионом пронзительно ярких дрожащих солнц в каждой, звон тонких дедовских инструментов, которые пели ему, помогая создавать новый ни на что не похожий артефакт из горки разрозненных безликих материалов — так для него пахла любовь, и сама жизнь. И дом. Он чувствовал, как мерно поднимается грудь эльфа под его щекой, как гулко и размеренно стучит сильное сердце, крепко обнимает его чужая рука, а легкое, едва слышное дыхание шевелит волосы на затылке. Он был дома. Гарри не заметил, как окончательно провалился в сон. Пока он спал, проснувшийся Трандуил успел выветрить назойливый запах гари из кухни и приготовить блины, вытесняя то старое неудачное воспоминание их первым совместным и удачным. Эльф был намерен создать их для своего Габриэля как можно больше, чтобы хорошее постепенно вытеснило все плохое, что было в его жизни раньше. *** — Ты не будешь против, если нам нанесут визит мои эльфы? — спросил Трандуил следующим утром, когда они сидели на крыльце и пили кофе, вернее, кофе пил только Гарри, поскольку Трандуил предпочитал ягодный отвар. — Нет, конечно, — удивился Гарри. — Я ожидал, что этот визит будет раньше и все гадал, когда тебе надоест носить трансфигурированные вещи — все же я не мастер в этих чарах. Он смотрел, как стелется утренний туман в низинах, прислонившись к теплому боку князя. — Я бы хотел за тем пригорком поставить кузницу, — продолжил Трандуил, и Гарри показалось, что эльф слегка взволнован. — Мои эльфы привезут все необходимое, но я хотел бы попросить тебя помочь мне с помещением. Мне кажется, магией подготовить его будет куда быстрее. — Конечно, помогу, я за месяц ремонта освоил массу интересных чар! — с воодушевлением подскочил парень и начал уточнять детали, завалив эльфа вопросами. Оказалось, что Трандуил позаботился о материалах заранее, с легким смущением добавив, что если бы Гарри не принял эту идею с должным воодушевлением, то материалы все равно пригодились бы для ремонта второго законсервированного магией дома. Дни текли, наполненные неторопливой рутиной. До приезда соплеменников время оставалось, и Трандуил проводил его с Гарри, воссоздавая идеальное помещение для работы с металлом. Он и сам тренировался в магии под чутким руководством парня, преобразовывая материалы, меняя их форму и вид, возводя стены, левитируя балки и закрепляя настил, а потом они вместе с Гарри методично выкладывали печь, трансфигурировали горн и даже наковальню, укрепляя металл нужными чарами. Как оказалось, князь хорошо разбирался во многих ремесленных делах, ведь эльфы доводили до статуса «искусство» даже такие вполне прозаические умения. Эльф делился историями из своего прошлого и живо интересовался новым — до знакомства с Гарри он даже не подозревал о существовании множества миров, кроме Арды. Ему в голову не приходила даже такая мысль, хотя всегда тянуло к звездам и всему неизведанному. К своему смущению, в этих беседах Гарри осознал, насколько его знания о родном мире фрагментарны и непоследовательны. К счастью, эльф обладал завидной чуткостью, сам рассказывая о том, что ему было известно, и благодаря этому в образовании Гарри постепенно стало на порядок меньше белых пятен. Трандуил оказался заядлым книголюбом, а с индивидуальным переводчиком, который смастерил для него Гарри, мужчина проглатывал целые тома разнообразной информации. Гарри был прав: обширные библиотеки были в основном только в эльфийских владениях, и Трандуил успел прошерстить каждую из них. За кровопролитную историю этого мира было слишком много утерянных книг, а львиную долю культурного наследия поглотил Белегаэр, утащив ко дну не только Дориат, но и окрестные земли всего Белерианда. На память никто из эльфов не жаловался, и однажды прочитанное — важное или интересное — навеки занимало в их разуме свою нишу, а новая информация умело встраивалась в общую картину понимания мира. Теперь же у Трандуила появилась не ниша, а целый зал, не меньше, постепенно заполнявшийся знаниями о далеком мире и планами на собственный — надо же было чем-то занимать суженого, чтобы он не заскучал, вживаясь в роль бессмертного существа. Конечно, об этом Трандуил не упоминал, хотя и делал мысленно заметки разобраться в какой-либо теме по человеческой психологии, мироустройству, финансам и новаторским технологиям. Люди слишком быстро множились и заполняли землю, и князь не хотел оказаться на обочине жизни со своим народом, запертый в своем лесу, чтобы вскоре быть истребеленным алчными адан — история нового мира была крайне увлекательна и… показательна — определился Владыка с подходящим к его выводам словом. Тем временем Гарри наконец переборол свое нежелание брать в руки меч и с мягкой и ненавязчивой помощью князя стал привыкать к новым упражнениям, отрабатывая связки, тренируя мышцы и отвлекая беспокойный ум непривычным ему занятием. Оказалось, что тревожился Гарри зря, обладая врожденной гибкостью и быстрой реакцией. Ему не пришлось бестолково махать мечом, показывая свои скудные навыки — чего он больше всего боялся. Эльф подошел к делу основательно: сначала скрупулезно показывая, потом направляя и наконец помогая отрабатывать изученное снова и снова. *** В один из дней Гарри застал Трандуила со стопкой книг по трансфигурации. Оказалось, князь искренне хотел понять анимагические превращения и уже проштудировал всю теорию. Более целеустремленного ученика Гарри и желать не мог: вот уж у кого разум был куда более организован и собран, а магия и ее интуитивное понимание поражали воображение — истинное дитя Эру Илуватара в наиболее гармоничном воплощении! Этим Трандуил очень напоминал Северуса, и уже скоро вместо туманного образа и мимолетных ощущений он готовился увидеть ясно того зверя, в которого жаждала воплотиться сфокусированная его тренировками магия. Гарри успел порадоваться, что образ этот был крылатым (если что-то значили гул ветра в ушах, ощущение полета, свист острых когтей и далекий шум хлопающих крыльев), как все усложнилось. Они сидели на опушке леса среди рябин и тонких осин, медитируя вместе, и Гарри, закончив свои упражнения, любовался гармоничными и привлекательными чертами взволнованного лица любимого мужчины, когда его по связи вместо трепетного ожидания, скорее предвкушения, окатило неверием и дрожью едва сдерживаемого ужаса. Парень вскинулся, пытаясь понять, откуда повеяло опасностью, но лес вокруг был тих и безмятежен. — Гарри, — хрипло позвал его Трандуил, и парень, уяснив, что извне все спокойно, крепко обнял его, принимая по осанвэ тот образ, что наконец получил эльф. Долгожданной анимой, тем образом, который он ждал увидеть, оказался белоснежный и опаловоглазый антипод. Или очень похожий на него дракон. Дикий, грациозный в своей свирепости и прекрасный. Он был стремителен как первородная стихия, ревел, выгибая шею, бил перламутрово-белыми крыльями и скалил пасть, выдыхал алое пламя и демонстрировал звериную мощь и ярость, всеми доступными способами отражая эмоции, испытываемые сейчас Трандуилом. Гарри поразился, насколько органично они подходили друг другу — князь и дракон, если бы не плохо скрываемый ужас, метавшийся в глубине прекрасных глаз. Сейчас было не время говорить о гармонии и идеальном сходстве — вряд ли Трандуил принял бы это благосклонно. «Но он справится. Обязательно справится», — Гарри успокаивающе гладил пальцами родное лицо, покрывая легкими поцелуями сжатую в напряжении челюсть. Эльф ушел в себя, вяло отвечая и замирая в каком-то непонятном настроении — такое с ним было по дороге из Колдовского холма. Но благодаря связи понимать его в этот раз было намного легче — Гарри отправлял ему всю нежность и тепло, какие мог, давая своему эльфу необходимую опору, чтобы тот мог зацепиться за нее и вернуть себе утраченное самообладание. К слову, Трандуил пришел в себя довольно быстро, и только легкая бледность оставалась с ним до глубокого вечера. Гарри окружил его ненавязчивой заземляющей заботой. Готовил любимый ягодный отвар, сладкую выпечку, укрывал легким уютным пледом, развлекая найденными энциклопедиями и книгами по темам, которые особо заинтересовали эльфа, показывал свои альбомы с колдографиями обычных школьных будней, старательно следя за тем, чтобы самому не вылететь в худшие из воспоминаний и не обременить эльфа новыми тревогами. Кстати, окклюменция помогала ставить фильтр на те из них, которыми Гарри не хотел делиться осознанно, правда, держать этот щит долго слишком утомляло. Он даже разжег небольшой камин, даривший им тепло в этот дождливый вечер, хотя поначалу и опасался, что огонь может добавить беспокойства, а не успокоения, но обошлось. Он оказался совсем не пугающим и весело потрескивал в маленьком кирпичном пространстве, наполняя комнаты приятным запахом горящей древесины. Вопрос анимагии завис — князь пока размышлял. Но Гарри все же был уверен, что тот не отступится от своего, и только он сможет помочь ему с этим справиться. Какая шутка — желаемая аниформа оказалась самым большим и тщательно скрываемым страхом эльфа, глубинным и всепоглощающим. Такой не развеять обычным Ридикулусом. Гарри знал, какой боггарт был у его эльфа, и он тоже был связан с огнем, но и насчет своего не сомневался. Теперь бояться отвержения и равнодушия было глупо, так что единственным глубинным страхом мог быть лишь тот, что и у Трандуила — страх потерять любимого. Про дементоров и вспоминать было не к месту — сразиться с ними и одержать победу удалось еще до всех злоключений с кольцом, прекрасная вышла терапия. А вот у Трандуила страх оказался под стать самому князю: глубинный, масштабный и неистовый как сама стихия — все же здесь драконы, порабощенные и взрощенные Морготом, были ужасающими и невероятно огромными. Тот, в Эреборе, был им не чета — мелкий норовливый задохлик. Гарри читал хроники тех времен и не обольщался, эльфы могли добавить поэтичности сказу, но откровенно перевирать склонны не были. И если писали, что Анкалагон был сравним с горой из Мглистого кряжа, то так оно и было. Неспроста великие змеи Севера наводили столько ужаса на все Средиземье, и, вероятно, если бы не страх потерять его самого, Трандуил в боггарте увидел бы именно их, огнедышащих злобных драконов. — Знаешь, каким был мой боггарт, когда я учился в школе? — нарушил задумчивую тишину Гарри, решив подступиться к сложной теме очень издалека. Он поерзал, прижимаясь к Трандуилу, но так, чтобы видеть его лицо и заметить на нем любую тень и скользящую эмоцию, не ограничиваясь тем, что мог почувствовать по натянутой между ними связи. — Я столкнулся с ним в начале третьего курса на обычном школьном занятии. Мои одноклассники боялись разных вещей: кто пауков, кто клоунов, кто учителей. Все думали, что я стану бояться того темного мага, который убил мою семью, но я не помнил его — был слишком мал. Зато я детально запомнил дементоров — они были похожи на ваших Назгул, как братья-близнецы и охраняли волшебную тюрьму. В день, когда я их встретил, они искали сбежавшего заключенного — моего крестного, и все маги считали, что он жаждет моей смерти. Оказалось, он был ложно обвинен и желал совсем иного — поймать предателя, кто был повинен в смерти моей семьи, а меня он хотел защищать, как умел, — Гарри тихо хмыкнул, — то есть совсем не умел. За ним послали несколько десятков этих существ, и они обосновались на территории школы, выискивая его. И мой боггарт принял форму дементора, который чуть не поцеловал меня в поезде — они так высасывали души из людей, кормились всем светлым, что бывает в человеческой душе, и навевали воспоминания обо всем самом ужасном, заставляя страдать снова и снова. — Получается, ваши волшебники приравняли детей к заключенным, — недоверчиво хмыкнул Трандуил, поглаживая запястье парня и внимательно слушая рассказ, — не говоря уже о том, что вы на уроке изучали этих боггартов. Ужасное образование, да и показывать свой самый затаенный страх перед всеми — то еще удовольствие… — Тут ты прав, — вернул саркастичный смешок Гарри. — Так вот, с боггартом мы худо-бедно справились, но мне было очень важно совладать с дементором, коих вокруг школы вилась целая стая, а они проявляли ко мне совсем нездоровый интерес. Я не хотел оказаться перед ними безоружным, и Ремус, мой преподаватель и давний друг моих родителей, стал меня учить Патронусу — ты видел его… — Очень действенный защитник, — кивнул Трандуил, прикрыв глаза. — Меня пленил его образ и теплое оберегающее волшебство. — Так вот, — запнулся Гарри, — Ремус, он был очень тихим и застенчивым человеком, вернее, оборотнем… Он однажды забыл выпить свое зелье в полнолуние — ну и бегали мы той ночью от него, желающего нас сожрать… или обратить… как повезло бы. Так вот, он учил меня Патронусу, вызывая из шкафа моего боггарта — снова и снова, пока я не совладал с собственным ужасом, не покорил его. И так было несколько месяцев — я каждый вечер приходил к нему в кабинет и пытался сразиться с дементором — только я и он, ну и Ремус еще на подстраховке, когда я терял сознание от страха. Когда боггарт, то есть дементор, ко мне приближался, я слышал всегда одно и то же — предсмертные крики своих отца и матери, которые хотели защитить меня, но погибали раньше — это мои единственные воспоминания о них. Наверное, мне следовало сначала смириться с этой памятью, хотя я и сейчас ощущаю некую иррациональную вину за их выбор. Кстати, это мое умение — вызывать телесный патронус — в ту ночь спасло жизнь и мне, и моему крестному: тот выдал себя, и нас хотели выпить все выпущенные по его следу настоящие дементоры. Гарри смущенно улыбнулся и почесал бровь. — Наверное, к страху мы в конце концов смогли привыкнуть, все-таки дементоры околачивались вокруг школы долго. Но они на всех навевали уныние, тоску, усугубляли кошмары, вымораживали холодом и выпивали всю радость вокруг, так что в тот год смеяться особо не хотелось никому. Гарри все медлил, не зная как подступиться к самому главному — дать тот совет, о котором его не просили. — Гарри, — поперхнулся Трандуил, пока перед ним мельком пролетела вереница воспоминаний, о которых рассказывал парень, — ты прости меня за прямоту, но я начинаю подозревать, что в вашей школе детей не только не любили, но и желали избавиться от них самыми ужасными способами. А ты ведь упомянул только некоторые факты! Я уверен, что на самом деле вы пережили куда больше всяких ужасов, и это в такой юном возрасте… Гарри звонко рассмеялся, признавая правоту суждения со стороны и фоном прокручивая в голове образы всех, кто хотел его смерти. Трандуил за последнее время успел расширить свое понимание жизни любимого новыми деталями и сегодня узнал еще больше, методично дополняя общую картину недостающими кусочками. — Если бы у меня были дети, я бы никогда не отправил их в такую школу, но тогда мне все казалось нормальным. Но тут еще надо отметить, что большинство учеников с неприятностями почти не сталкивались. И все они жаждали познакомиться только со мной даже без моего горячего на то желания, — заключил Гарри. — Веришь ли, я совсем не стремился искать приключения… — … но они исправно находили тебя сами, — закончил за него Трандуил, качая головой. — Не могу не верить — видел собственными глазами. — И принимал участие. Но к чему я веду, — спохватился парень, глубоко вздохнув и махом решившись на предельную откровенность, — я тренировал свой Патронус перед дементором, пока не привык к своему страху, а Ремус мне сказал, что боггарт принимает его обличье потому, что я боюсь самого страха, то есть боюсь бояться. Как-то так, наверное… Парень прижался к Трандуилу теснее, теребя край шерстяного пледа, и добавил: — Так вот, мне кажется, что тебя пугает дракон именно в этом ключе: ты боишься самого страха, стихийной неконтролируемой мощи своей магии, и не уверен, что можешь с ней совладать. Но она, твоя магия — прекрасна, как и дракон, если ты посмотришь на нее другими глазами. Она не может навредить тебе и миру через тебя. Она — часть тебя, твое глубинное природное начало и суть. Весь ты сам — в ней, первородный, свободный и яростный. И магия твоя, дикая и устрашающая с одной стороны, и ласковая, трепетная и ластящаяся к тебе, как котенок, — с другой. — Вот смотри, — нашел Гарри его глаза своими, беря в руки чужие ладони, — драконы (я не о тех, кого пленил и извратил ваш Моргот, а о настоящих), они всегда считались детьми самой магии, потому что в них сильнее всего было волшебное начало… магия, которая пронизывает весь мир. Гарри вскочил, подбежал к одному из сундуков, опустился перед ним на колени и нырнул в глубокое нутро, погрузившись с головой и перебирая книги. — Смотри, — повторил он, махая одной из них, — я всегда восхищался этими грациозными и величественными созданиями! Здесь они не такие ужасающие, как у вас, но очень красивые. — Но это не мешает волшебникам использовать части драконов для зелий, ваших жезлов и даже одежды, — заметил Трандуил, раскрывая книгу. — К сожалению, — с огорчением согласился Гарри. — Поэтому в нашем мире их осталось немного, и, хоть это и не единственная причина, но в итоге магия постепенно начала из него уходить. Это мое субъективное мнение, я не подтверждал его изысканиями, но встречал такую теорию и согласен с ней. Гарри вернулся обратно на пригретое место, снова устраиваясь под боком у Трандуила и переплетаясь с ним конечностями. Он пролистал красочную энциклопедию — автор был явно драконологом и любил своих подопечных, сумев с ними договориться на парселтанге, отчего все экземпляры показывали себя на колдографиях с самой выгодной стороны. — Вот он, твой образ, — Гарри с любовью погладил норовистого белоснежного зверя с переливающейся на свету чешуей. Он угрожающе хлопал крыльями, открывал пасть и выпускал в небо алое пламя, а потом горделиво поворачивался к зрителю то одним, то другим боком, нервно ударяя хвостом о землю. — Эффектное создание, — немного отстраненно сказал Трандуил, не отводя взгляда от завораживающих движений, но больше Гарри не уловил никаких эмоций — эльф разделил свои чувства и мысли, абстрагировавшись и размышляя. — Не забывай, что ты не превращаешься в зверя, Трандуил, — Гарри снял книгу с колен, отложив ее на столик рядом, а сам залез к эльфу на колени и теперь сидел с ним лицом к лицу. Он немного поерзал, собираясь с духом, и обхватил совершенное и неестественно спокойное лицо ладонями, заглядывая в глаза: — Ты не станешь драконом. Ты не пересечешь какую-то черту, обретая этот облик. Он уже есть в тебе, ты — это дракон. Твоя магия — это воплощенный дракон, она в тебе уже есть и была даже до моего появления. Дракон — не тот, который ужас севера, а тот, который здесь и здесь, — Гарри мягко постучал по подушечкой пальца по его груди, другой рукой поглаживая висок. — Это твой облик, и он прекрасен, Ран. Ты — прекрасен. Ты — это дракон, и даже воплотившись в него, в свою аниму, ты не перестанешь быть собой. Мощь и сила драконов — не равно беспощадность и ярость, они — суть магия, а не разрушение. Моргот их извратил, но мы победили даже его. Так кого тебе бояться? Ведь именно ты — первородное и совершенное дитя вашего Эру Илуватара, в любом своем облике ты — эльфийский князь Эрин Ласгалена, хранивший этот лес даже в самые смутные времена, Трандуил Ороферион, сын Орофера, князя синдар из Дориата, и ты — воплощенная стихия волшебства этого мира, Хранитель этого мира, потому что драконы издревле считались Хранителями мира и волшебства. Гарри осторожно коснулся его сомкнутых губ: — В чем же здесь противоречие, мой прекрасный эльф? Ты и есть Хранитель этого мира, так прими свою суть, стань диким и свободным. Магия дала тебе прекрасные крылья, волшебство течет в твоей крови. И я буду с тобой, всегда буду с тобой, мой белоснежный дракон. И парень мягко провел языком по губам, нажимая на них легко, проникая внутрь и углубляя поцелуй, медленно, тягуче и невыносимо сладко. — Я люблю тебя, мой Трандуил, — шепнул он в покрасневшие губы, а подняв глаза, улыбнулся в смущении от блестящих и очень живых глаз, в которых медленно развеивались тени тоскливых и горестных сомнений. — Это взаимно, моя душа, моя крылатая песня, — услышал он шепот в ответ, и Трандуил увлек его в неспешные томные ласки, выбрасывая из головы все тяготы этого дня и наслаждаясь теплом отзывчивого юноши перед ним. *** Той же ночью, видимо в отместку за то, что Гарри весь день мучил себя окклюменцией, листая школьные альбомы вместе с эльфом, подсознание выдало ему вполне определенные кошмары: там фигурировало адское пламя из Выручайки и, вишенкой на торте, из мрачного Гундабада, где он из последних сил плавил Морготову драгоценность, а вокруг него бесновались адские потусторонние пламенные звери. В общем, все то, что Гарри не хотел показывать Трандуилу, но избежать этого не смог. Он стоял на краю уступа и боролся с крестражем, который никак не хотел развоплощаться. Маг задыхался в огненной стихии, его легкие горели, а кожу жгло подступающим пламенем, медленно опрокидывая его в самый жар лавового болота. Все это он видел в реальности, и ощутив, как дрогнула нить связи, вынырнул из собственного страха, слыша отголоски этих же эмоций на другом конце. Связь звенела и натягивалась, и в конце, среди жара, пламени и беспросветного ужаса, Гарри затянуло в сон князя — точно такой же, и везде так же ревел огонь и изливались волны гнева и безысходности. Тревога за эльфа помогла быстро осознать свой сон и приглушить часть образов, но они, видимо, подтолкнули его эльфа к собственному кошмару: Гарри выкинуло посреди битвы всех против всех. Детальность и спецэффекты поражали воображение как в лучшем современном ужастике. Чад и дым скрывали часть декораций и вполне натурально забивали горло, вызывая кашель и слезы на глазах. Гарри вертел головой в поисках Трандуила, который точно был где-то здесь, пропуская часть кошмарных образов мимо. Он пробирался сквозь груды тел, поскальзываясь на крови, уклоняясь от резких взмахов мечей и морщась от яростных криков сражающихся с темными тварями людей, гномов и эльфов. Трандуил, весь в крови и потеках висящего в воздухе пепла, рубился плечом к плечу с другими эльфами, не уступающими ему ни в росте, ни в мастерстве. — За мной! — кричал где-то вдалеке рослый, в мощных латах, эльф, подняв вверх огромный двуручный меч. — Ударим эту падаль слева! Трандуил кинулся на зов вместе со всем отрядом, но Гарри успел его сбить плечом на землю, придавливая своим телом. «Это сон. Это сон. Это сон», — речитативом бормотал про себя парень, и только внушение помогло ему удержать яростно сопротивляющегося эльфа. Трандуил выронил меч и пытался скинуть с себя Гарри, но не преуспел — законами снов распоряжался тот, кто осознавал их, и здесь Гарри был сильнее, как бы ни казалось в реальности. Вокруг него грохотала, звенела железом, скрежетала доспехами, хрипела криками горести и рычала яростью и торжеством огромная масса живых существ. Они все двигались, и глаза парня не могли остановиться и сосредоточиться ни на чем, выхватывая среди сносимых ветром клубов черного дыма только самые яркие детали. В вышине яростно ревел дракон, и другие вторили ему со всех сторон, но разглядеть их было нельзя: и даже тот, что был прямо перед ними, то и дело терялся в мареве дыма и огненных вихрях — вокруг горело все. Гарри казалось, что сам воздух и земля вспыхивали яростным пламенем, создавая стены из танцующего алого пламени. «Вот ты какой, северный змей!» — как-то фоном подумал Гарри, перехватывая и закручивая руки эльфа за его спиной, вжимая колено ему в спину. Шум вокруг его изрядно раздражал, а удерживать Трандуила было утомительно. Эльф рвался на помощь своим. Где-то здесь нуждался в помощи его отец. Слева от них раздался оглушающий рев, и полыхнуло высокоградусным пламенем, почернели и оплавились скалы, торчащие острыми зубцами, а воины, сражавшиеся между ними превратились в пепел, который тут же развеял поднявшийся от взмахов крыльев висящего над ними зверя ветер. — Отец! — пронзительный вопль Трандуила оглушил Гарри и позволил эльфу вырваться из тисков чужих рук. Он вскочил, но тут же упал снова от подсечки Гарри, который успел его скрутить, мельком увидев, как по юному и такому беспомощному в этот момент лицу текут слезы, вымывая светлые дорожки на грязной коже. — Ран! Трандуил! — заорал Гарри, устав смотреть на муки своего эльфа. — Ран, это сон! Слышишь, сон! Гарри успел влиться в окружение, раскраснеться от жара пламени, измазаться в копоти и заблестеть от пота, заливающего глаза, и сейчас не сильно отличался от персонажей этой давней средиземской драмы. Он встряхнул его, крепко зацепив ладонями выступающие пластины лат. — Слышишь, это сон! Трандуил, сон! Все давно закончилось! Все прошло! — и вздохнул с облегчением, видя в глазах напротив огонек узнавания. — Трандуил, это твой сон. Это не настоящее, смотри, — Гарри взмахнул рукой и пламя вокруг начало гаснуть, поддаваясь его желанию, — это навеянный памятью морок. Ты здесь дракон, ты сильнее страха, Хранитель Арды. Менять декорации полностью он не решился, все же это был сон Трандуила, и именно ему требовалось избавиться от давно засевшей в памяти занозы. Гарри интуитивно понимал, в каком направлении стоит двигаться, но не знал наверняка, что именно принесет его эльфу облегчение от терзающей его веками вины и боли. Его слова заглушил рев дракона над ними, и языки пламени взметнулись, освещая все вокруг. Раздались крики боли, и Трандуил дернулся в сторону и пошатнулся. Гарри помог подняться и придержал его, помогая удержать равновесие. Он обнял его со спины, прижимая к себе обеими руками и зашептал что-то успокоительное на ухо. Парень зажмурился и сильно пожелал исчезнуть всем морготовым рептилиям из этого сна, и постепенно их рев отдалился и затих где-то вдали. Князь вздохнул, расправляя плечи. Тепло тела партнера согревало ему спину, а огонь вокруг перестал опалять лицо. Языки пламени побледнели, крики агонии стихли — теперь именно Трандуил был здесь главным, он чувствовал, как эта иллюзорная реальность начала поддаваться его намерению. Мужчина глубоко вздохнул и повторил звеневшие в его разуме слова: «Я — дракон. Я — Хранитель этого мира». Он чувствовал, что может изменить эту реальность, что владеет ею и имеет право быть тем, кем ему предназначено. И угол его зрения изменился, а мир перед ним уменьшился, раскинувшись вдруг горами и долинами, реками и озерами, горным кряжем, укрытым белоснежными облаками. Он захлопал крыльями и заревел, сам выдыхая пламя в ночное небо, взлетая вверх, к звездам и кружа над земной твердью. Ветер свистел в его ушах, остужая разгоряченное тело и отдаляя ужасы прошлого. Его отец и все его соратники не здесь, а там, в Чертогах Мандоса. Их души не корчатся в огненном океане внизу, а звездами горят на полотне небосвода, давно обретя свое успокоение, и теперь это пора сделать и ему. Он оглянулся вокруг, облетая вершины Мглистых гор, и пожелал, чтобы его Габриэль был здесь, рядом с ним в этот удивительный миг гармонии изначального мира — да, он чувствовал, что Арда постепенно менялась, становясь той, что задумал Эру на заре веков. Яркой молнией промелькнул рядом с ним белый грифон, курлыкая в небо свою победную трель. Он нырял в воздушных потоках на фоне тускло мерцающих звезд и туманной взвеси облаков. Они казались единственными во всем мироздании, и Трандуил вспомнил, что это лишь сон. Его сон, который начался, отражая далекое прошлое, и может закончиться, предвосхищая пленительное и манящее будущее. Звезды таинственно мерцали, признавая его путь и судьбу, сплетенную неразрывно с этим потрясающим волшебником, что летел прямо под ним, полностью отражая движения его крыльев, словно тень. С каждым взмахом крыльев страх, смятение, неуверенность и тревоги отпускали его яростно бьющееся сердце, и Трандуил летел, наслаждаясь полетом, а душу его наполнял покой. Гарри был рядом, его Песня, его душа, его феа, соединяясь с ним в полете, и Трандуил будто обретал не только свою любовь и судьбу, но и душу, и поднимающие его к небесам могучие белые крылья. Он впервые ощутил, хоть и мимолетно, ее целостность и единство, и снова заревел, не в силах сдержать рвущийся из него крик. Он не был одинок в этом прекрасном мире. А Гарри улыбался, отдавая всю любовь, все тепло, неимоверную гордость и нежность, видя своего эльфа снова бесстрашным, решительным и уверенным в себе. Теперь этот надлом в нем начнет закрываться. Тогда Трандуил был не в силах спасти семью, хотя и делал, что мог. И только теперь он смог себя простить, отпуская вину за давнюю потерю. Парень вздохнул счастливо и провалился в глубокий спокойный сон, а Трандуил наоборот проснулся, переполненный чувствами, и до утра обнимал свое невозможное сонное счастье.