Против всех

Я отлично выспался, чувствовал себя бодрым и свежим, с энтузиазмом прибрался во всех помещениях, даже свой небольшой санузел тщательно вымыл. Очень хорошо, что он тут есть, очень удобно. На первом курсе я жил в общежитии, там была общая душевая, и меня каждый раз выворачивало. Допустим, я не против принимать душ вместе с парнем, если это включает исключительно игры с потиранием спин и особым ощущением соприкосновения мокрой кожи. Но чтобы полноценно мыться... А ещё я решил поумерить свой максимализм и не докучать мэру напоминаниями о профилактическом осмотре. Если они не бегут сюда толпами — значит, им это не нужно, вот и все, заставлять я не намерен, но и отказывать никому не буду. После тихого стука вошла женщина средних лет, спокойно спросила, могу ли я уделить ей время. Я уже закончил с уборкой, так что пригласил ее сесть к столу, начал опрос. И в качестве жалобы она молча подняла широкие рукава кофты, показывая две повязки, явно сделанные наспех из чистой белой ткани. — Позвольте, я просмотрю вашу карту, — я встал, понимая, что сейчас придется обрабатывать раны, — доктор Тимоти Бирн. — Амелия Вайсс, — без эмоций представилась пациентка. Я приложил всю свою силу воли, чтобы не вздрогнуть, не обернуться и не переспросить. По видимому возрасту она вполне подходит на роль матери Леона, но... Она слегка смуглая, с темными волосами и глазами, а он блондин, хоть и загорелый, очень белокожий, я ведь видел участки его тела, на которых точно нет загара. Наверное, взял цветотип от отца. Как и черты лица, они не похожи. Быстро пролистав карту и не обнаружив упоминаний о хронических заболеваниях, аллергиях и иных возможных противопоказаниях, я пригласил миссис Вайсс за откатной столик, служивший мне операционным. Надеюсь, полноразмерный операционный стол мне использовать не придется в этой стажировке. Продезинфицировав руки, я попытался снять повязки. Они присохли, поэтому я сперва смочил их. — Когда и при каких обстоятельствах травмировались? — дежурно спросил я, придвигая лампу ближе. — Вчера вечером мне пришлось закрываться руками от удара ножом, — все так же спокойно ответила она. И добавила: — Бытовая ссора с сожителем, теперь уже бывшим. Жутковато. Это уже не избиения, это потенциально угрожает жизни. Хотя и удар здоровенного кулака несёт не меньшую опасность для хрупкой женщины, чем нож. Но что меня больше интересует — не отец ли Леона такое сотворил? Конечно, она назвала виновного сожителем, но все же... Мне не хотелось бы узнать, что подобные формы проявления агрессии есть у него в геноме, это опасно и для меня тоже. Да и, наверное, поэтому он вчера и не пришел. — У вас есть другие травмы? — уточнил я, все же осторожно отлепляя ткань от ран. Миссис Вайсс только покачала головой. Она приняла какие-то седативные препараты? Слишком уж невозмутимая, я бы сказал. Порезы были очень глубокими и короткими. Хорошо видно, что женщина просто закрыла руками лицо или голову, а удар был не колющий, размашистый. Надо обработать и ушивать, однозначно, даже кость видно. Я обколол раны вокруг местным анестетиком, хорошо промыл и попытался рассмотреть, нет ли кусочков ржавчины или продуктов внутри. Если это был бытовой нож, ржавчина на нем будет вряд ли, а вот соус или ещё что-нибудь в этом роде вполне могло быть. А ещё оказалось, что это очень неудобное место, нам с миссис Вайсс пришлось потратить пару минут, подбирая приемлемое для нас обоих положение рук. Проводя иссечение, я все размышлял, не стоит ли мне предложить ей и психологическую помощь. Я не то чтобы хороший специалист, но основной курс проходил, могу выслушать, дать понять, что я на ее стороне. Какой бы яростной ни была ссора, нельзя же бросаться друг на друга с ножом. И с кулаками тоже. Люди вообще не должны применять физическую силу друг к другу, это ведь варварство. И она явно не похожа на других женщин в Хэвлоктауне, сказала, что рассталась с этим мужчиной. Она вообще заметно иначе себя ведёт, не опускает глаза, не жмется, более свободно себя чувствует, чем другие. В карте указано, что она инженер в шахте, значит, у нее есть высшее образование, наверное, заканчивала колледж в более крупном городе и потому иначе воспринимает себя в обществе. Накладывать швы было очень неудобно, но я постарался сделать это как можно аккуратнее. — Если будет возможность, не мочите повязки, — порекомендовал я, подготавливая перевязочный материал, — приходите через три дня на перевязку, через неделю, если все хорошо, будем снимать швы. — Понятно, — слегка отстраненно сообщила миссис Вайсс. Закончив с руками, я тщательно осмотрел ее голову, проверил реакцию зрачков. Она сказала, что не принимала ничего успокоительного, почему тогда такое неестественное поведение? Я не ждал увидеть слезы или что-то ещё такое яркое, но и полное отсутствие эмоций тоже настораживает. За день ко мне заглянуло всего трое. Одно расстройство желудка, одна мигрень, одна разбитая коленка. Было даже скучно, так что я решил изучить новую методичку, которую мой профессор выпустил как раз перед моим отъездом, пусть она и для самых сложных работ на сердце. Мне до такого уровня далековато, он сказал, что в первое время я буду делать закрытые операции, в которых риск меньше или чтобы подготавливать пациентов для плановых открытых вмешательств. Со временем, набравшись опыта, я обязательно стану хорошим хирургом! Когда кончится моя стажировка, у меня будет несколько операций в качестве ассистента, чтобы все вспомнить, заново освоиться. Я уже работал хирургически, но всегда рядом был практикующий специалист, чтобы подстраховать. Потом будет моя первая самостоятельная операция, обязательно плановая, без подводных камней. Если справлюсь — приступлю к работе. От этой мысли слегка подташнивает каждый раз — ведь это огромная ответственность и за диагноз, и за выполнение, и за последствия. Но и энтузиазма от осознания ответственности меньше не становится. Я должен усердно учиться, перенимать опыт, нарабатывать свой. Нет безупречных специалистов, все ошибаются, но я приложу все усилия, чтобы такое случалось как можно реже. Когда я вернулся с ужина, Леон сидел на кушетке в основном помещении медицинского пункта. Бледно улыбнулся мне, а под глазами круги залегли. С его цветотипом сойти за привидение — много усилий не надо. — Ты чего тут сидишь? — я жестом пригласил его проходить дальше, в комнату. И, вспомнив о куртке, достал ее из шкафа, встряхнул. А это было зря, поднялось целое облачко рыжей пыли, видимо, из пустоши. Я ведь только перед уходом все помыл! — Ну, без тебя как-то неловко было заходить, — почесав затылок, мужчина встал, — слушай, а... Гм... Он хочет спросить о матери? Ну, я предполагаю, что она его мать. — Амелия Вайсс сегодня была у меня на приеме, если ты об этом, — сообщил я, снимая обувь на пороге своей комнаты, чтобы просто сразу плюхнуться на кровать. Подробности, пожалуй, я ему говорить не стану, все же, врачебная тайна для меня не пустой звук. — Да, отлично, — небрежно бросив куртку на пол у двери, Леон присоединился ко мне, подмял подушку под голову и тяжело вздохнул, — извини, что вчера пропал, надо было с этим разобраться, — я приподнял брови. И спрашивать не хочется, и любопытно очень, — ну, я в вентиляции очень многое слышу, вот, услышал, что какие-то крики в жилой секции инженеров, пошел проверить, — прикрыв лицо ладонью, он поджал губы, — когда выяснилось, что я гей, мы перестали общаться, она тоже от меня отказалась, но мне просто башню сорвало, когда узнал, что этот мудак посмел на нее замахнуться, — и с матерью он тоже рассорился тогда? Но почему? Какая ей разница, с кем ее сын предпочитает спать? — так ещё и как замахнулся, он-то просто махнул, а если бы она не закрылась? — Да, травма могла бы быть куда серьезнее, — тихо сказал я. Почему-то мне резко перехотелось слушать про это. Это было слишком личное, семейное и, в некотором роде, грязное, неприятно даже думать. — Стив всегда был нормальным мужиком, — пробормотал Леон, снова вздохнул и почти слепо уставился в потолок, — никогда себе такого не позволял, уважал маму, со мной тоже возился в свое время. Что вообще на него нашло? — я промолчал, потому что и сказать нечего, и ему просто нужно выговориться. И мне совесть не позволит просто прервать его. — Короче, они с мамой лет пятнадцать были вместе, она, конечно, ядовитая и вредная, но... Ну, Стив никогда даже голоса не повышал ни на нее, ни на меня мелкого, я просто не понимаю, что за хуйня произошла. Так вот как, это его отчим? И, кажется, до той ссоры у него были с ним вполне хорошие отношения. История знает случаи, когда максимально добрые и терпеливые люди взрывались, им даже можно искать оправдания, но не в том случае, когда физически страдает член семьи. — А что он сам сказал? — даже не знаю, что лучше, поддерживать разговор или попытаться сменить тему, но никак не придумаю, на что можно переключиться. — Я собирался его этим же ножом и освежевать к хуям, — невесело усмехнулся Леон, и мне это очень не понравилось, — но он и сам был в ужасе, весь трясся, мне злости хватило только раз ему по морде дать. Просто... Блять, у меня слишком много боевого опыта, чтобы я не понимал, чем мог кончиться такой замах. Как он посмел, главное, а? Сказать мне было нечего, я ведь и ситуацию эту знаю только с чужих слов. Но в моих силах было немного поддержать его, и я ласково зарылся пальцами ему в волосы, погладил. Блондин прикрыл глаза, взял меня за запястье и приложил мою ладонь к щеке. Нет, ну правда, он такой милый, ну какой ещё лев? Если только по размерам, а так — котенок, не больше. — Прости, — вдруг прошептал он, глянул на меня из-под ресниц, — вроде как, мы собирались веселиться, а приходится выслушивать о моих проблемах. — Глупости, — только и ответил я. Пусть мы едва знакомы, пусть мы просто партнёры, я бы не хотел, чтобы кому-то было плохо. И, если ему будет легче после разговора — я согласен. В целом, я привык помогать людям, всегда к этому стремился, и Леон не станет исключением. — Думаешь, наверное, что мы тут дикие варвары, которые не могут словами через рот решать проблемы, да? — усмехнулся он. И, кажется, это уже была более натуральная усмешка, более живая и эмоциональная. — Сам-то, наверняка, и не дрался ни разу? — Н-ну... — я отвёл взгляд. К своему стыду, не могу сказать, что действительно ни разу. — Однажды я ударил... Ударил человека, — мне самому было так противно, я чувствовал себя ужасным мусором после этого, но мне так хотелось... Я никому не рассказывал. Но могу ведь рассказать Леону? Через месяц мы расстанемся навсегда, так что почему бы и нет? — В университете я встречался с мужчиной... Мы были вместе почти три года, расставание было предопределено, потому что я заметил, как он остывает ко мне. — Как можно? — совсем тихо буркнул блондин. Что ж, хорошо, что я в его вкусе. Хорошо, что эта симпатия взаимна, я соглашаюсь только на такие связи. — Но, когда мы решили, что пора разойтись, он... — на самом деле, причину я понял не сразу. А он, наверное, не понял ее вовсе. — Его обидело, что я не убивался по этому поводу, принял все спокойно, и поэтому он сказал мне, что просто играл со мной, пользовался все это время. Я знал, что это была ложь, — он был влюблен в меня, как и я в него, я знал, потому что было столько внимания, столько нежности, просто нельзя было поверить в слова о безразличии, — и мне хотелось наказать его за эту подлость, за желание сделать мне больнее, чем стоило бы. — Ты дал ему по морде, — довольно прищурился Леон, даже не задавая вопрос. — Пощечину, — кивнул я, смущаясь от своей несдержанности. Нельзя бить людей. Ни у кого нет морального права ударить другого человека, просто нет и всё. Попытка причинить боль — акт эгоизма, только и всего, а я не люблю эгоистов. — Думаю, он заслужил, — пожал плечами мужчина, заложил руку за голову и снова вздохнул, — когда люди расстаются, они должны уважать то, что было между ними раньше, разве нет? Снова кивнув, я пристроился у него на плече и закрыл глаза. Хорошо, что он меня понимает. Или просто говорит это, делая вид, что понимает, мне все равно. Я никому не рассказывал, всегда было так стыдно. Но теперь я думаю, что это можно оставить позади. А ещё мне было уютно и спокойно. Даже вот так просто лежать, обнимаясь, было весьма приятно. И это, наверное, не очень хорошо. С другой стороны, к чему мучиться, если можно просто приятно провести время в этот месяц, мне очень повезло встретить здесь Леона. А если учитывать, что он никому на глаза не показывается, мы могли и вовсе не узнать о существовании друг друга, если бы не его рана. — Завтра есть планы на вечер? — вдруг спросил блондин, зевнул в кулак и обнял меня обеими руками. Я скептически приподнял бровь. Какие у меня тут могут быть планы? Инструменты и пол помыть, что ли? — Ну мало ли, — тихо смеясь, он поцеловал меня в лоб, — устрою тебе сюрприз в качестве извинений за сегодняшнее уныние. — Пройдемся по коридорам, держась за руки? — подколол я. Но перспектива сюрприза, вероятно, романтичного, воодушевляла. Любопытно, очень любопытно. И приятно, что он такой мягкий человек. — Я понимаю, что ты шутишь, но не вздумай, — вздохнул он, легко щёлкнул меня по лбу, — тут все люди простые и грубые, прибьют и не заметят, — я не впечатлился, и он нахмурился, — мне пришлось защищать свою жизнь с оружием в руках, Тим, отнесись серьезно. Ладно, это уже довольно пугающе. Я никогда не стеснялся и не боялся своей ориентации, потому что меня окружали адекватные люди. Может быть, дело в том, что в более крупном поселении слишком много людей, чтобы можно было заглядывать друг другу в постель. Но, в самом деле, мне не понятно, что в этом такого? Двадцать второй век, ну в самом деле, давно пора бы уже успокоиться. — Я никогда не афишировал это намеренно, — пожав плечами, я перевернулся на спину, тоже глядя в потолок, — это как-то дико для меня, если честно. — В столице всем плевать? — уточнил Леон. — Да и вообще в крупных городах, — я прикрыл глаза, — раньше, лет двадцать назад, ещё был ажиотаж, геев всячески поддерживали, продвигали и все такое, это тоже неправильно. Теперь просто не обращают внимания, как и на гетеросексуальные пары. — Даже представить не могу, — завистливо вздохнул он, ероша мне волосы, — кстати, раз мы об этом. Скажи, как городской житель, чем бы я мог заниматься в большом городе? Я немного отвлекся на приятные поглаживания и просто лежал некоторое время неподвижно, притворяясь, что раздумываю. — А ты хочешь уехать отсюда? — я сначала спросил, а потом понял, что это был риторический вопрос, потому что ну кто бы не хотел-то? — Нет, хочу так тут в вентиляции от старости и помереть, — фыркнул Леон, я улыбнулся, — для того сокровище и ищу. Так интересно, что же за сокровище? Или он вообще ищет любое, не зная, что конкретно попадется? — Если у тебя есть школьный аттестат, — он утвердительно замычал, — то ты можешь пройти профессиональные курсы, они на пару месяцев, после уже можно работать на небольших должностях. Если честно, не знаю, с твоей физической подготовкой, может быть, можно в полицию или в армию. Или стриптизером. — Всю жизнь мечтал, — хмыкнул он, ласково потерся носом о мой висок. И мы больше ни о чем не говорили. Просто молча лежали в обнимку, мне было тепло, уютно и хорошо, так что я задремал, а потом и вовсе заснул. Бездарно пропал целый вечер, но мне все равно.