Сорочьи перья

Если бы Василия кто спросил, он бы точно ответил, что с женитьбой его князю не везет и пора бы уже успокоиться и судьбу не испытывать. Однажды его бес дернул покуситься на Кощееву жену — и чем обернулось? Василий предпочитал того не вспоминать, болью отзывалась память о тонущих людях и волнах, смыкающихся над крышами богатых теремов. Нынче же Иван настойчиво сватался к милой ласковой княжне Муромской, Настасье Ильиничне, но беда вся была в ее отце, суровом богатыре, который не хотел отдавать дочь за каждого встречного-поперечного, хотя Иван и сумел доказать, что когда-то владел утонувшим Китеж-градом. Одержимый охотой, Иван никогда не думал, что однажды ему придется добывать себе невесту таким образом: испытания Ильи Муромского отличались особой изощренностью и наверняка были нашептаны его женой. Желание, чтобы Иван с другими женихами запустили стрелы — кто дальше, показалось Василию странным, но его, конечно, никто не спрашивал. Василий за стрелой брел не слишком быстро: если найдешь сразу, станут глядеть подозрительно, вынюхивать, того и гляди разворошат прошлое, в котором семью его перебили за колдовство. Ведьмачье чутье провело его через болото, под ногами хлюпало, а между деревьев мучительно стонало. Руку Василий держал к клинку поближе, уже проклиная свою службу, густые сумерки и поднимающуюся болотную хмарь, от привкуса которой он наверняка нескоро отмоется. Чувствовал, что в спину ему впился чей-то взгляд, но старался не дергаться и не вертеться, как испуганный пес, гоняющийся за собственным хвостом. С лесной нечистью Василий бы справился, да и она не стала бы нападать без причины — он пришел за тем, что принадлежало его князю, а не со злыми намерениями. И все равно взгляд преследовал его. Увидев стрелу, Василий довольно выдохнул, поспешил к ней, вонзившейся в какую-то кочку. Он уже подумывал, что стрела оказалась странно далеко — даже если учитывать, что он стоял за спиной князя и тихо заговаривал ветер, чтобы подхватил стрелу. Василий подобрал стрелу, оглянулся, прикидывая, откуда пришел. Где-то неподалеку стояли муромские слуги, но в болота они не полезли, только посмеялись да сочувственно похлопали Василия по плечу — мол, твой господин отличился, ты и лезь в топь. Сейчас Василий подумал, что они, должно быть, боялись не испачкать сапоги. А того, что жило на болоте. — Стой! — пронзительно крикнул кто-то за его спиной. С чахлого деревца неподалеку взвилась большая черная птица, закаркала, забила крыльями, пропала в небе. Ноги завязли в трясине, хотя крался Василий аккуратно, прислушиваясь к ощущениям. Сейчас все внутри тревожно взвыло, заметалось, но он послушно замер, не пытаясь вырваться из чьей-то хватки. Стрела в его колчане затрепетала, вылетела. Василий моргнул и через мгновение увидел перед собой девицу в богато вышитом сарафане; красивая, глаза яркие, темные волосы в холеную косу уложены. В руках она теребила стрелу, касаясь пальчиком наконечника. — Ты, что ли, жених? — улыбнувшись хищно, спросила. Василий смолчал, продолжая ее рассматривать. На болотницу она не походила, слишком красивая и живая, хотя и пахнущая болотом. Почти пьяняще. Он коротко выдохнул, пытаясь прогнать из головы этот запах, а про себя думал о жадной трясине, сомкнувшейся на ногах. Прошептал несколько слов, обращаясь к земле, к воде, к старой магии, и кочка, на которой стояла девушка, содрогнулась. К чести ее, она не испугалась, не вскрикнула, только улыбнулась еще шире. — Зря стараешься, это болото — моя вотчина, — провозгласила она. — Если ты не меня искал, то для чего ты сюда забрел, глупец? — Да вот, за стрелкой, — кивнул Василий рвано. — Без нее не уйду, госпожа, ты уж не обижайся. Он уже освободил одну ногу, перенес вес на нее и рванулся. Меч не доставал, сознавая, что с ним на колдунью идти глупо, а вместо того взвыл, обращаясь к земле, надеясь выцарапать оттуда хоть крупицу силы. Ворожба обжигающе опалила горло; слишком долго он скрывался, притворялся человеком. В болоте завыло, задрожало. Девушка бросилась прочь, ступая по стоячей по воде, как по мощеной дороге. Невольно залюбовавшись ее быстротой и ловкостью, Василий огрызнулся на потянувшиеся к нему мертвые побеги, попытавшиеся схватить его. Сухое дерево будто окунули в огонь, он громко затрещал, но не смог разгореться, искры потухли, упав в болото. Пока девушка тушила его колдовство, Василий бросился вперед, почуяв опору. Верил в свою удачу, молился, чтобы кочка под ногой не оказалась лишь ловушкой, — какому богу, он и сам не знал. Земля выдержала, и он сумел схватить за плечи девушку, увлек ее в падение — на подвернувшийся островок суши. Василий поклясться мог, что мгновение назад его там не было. — Вернусь без стрелы — с меня три шкуры сдерут, — прошипел Василий, силясь разжать ее тонкие пальчики и не сломать проклятую стрелу. — Я тебе ничего дурного не сделал, госпожа, чтобы так со мной обходиться. Он вдруг осекся — понял, что девушка смеялась. В желтых, как кувшинки, глазах сияли веселые искры. — Как тебя зовут, воин? — улыбнулась она. — Василий Черниговский… Она засмеялась пуще прежнего, и Василий невольно нахмурился, решив, что она заливисто хохочет над его родом. — Василисой меня кличут, — сказала она, отсмеявшись. Протянула стрелу — оперением вперед, чтобы не поранить. — Развлек ты меня, хоть что-то славное за все время на этом проклятом болоте. Василий осторожно убрал стрелу в колчан, поглядел на Василису, которая села. Платье ее было чистое, такое же прекрасное, но на щеках играл румянец заполошной схватки. Ему бы уйти, пока не передумала, не решила вдруг, что с ним еще можно позабавиться, устроив какую-нибудь колдовскую ловушку. Но Василий остался. — Что ты делаешь здесь, на болоте? — спросил он. — Прячешься от кого? — Ах, если бы… — тоскливо отмахнулась она. — Сам погляди. И он посмотрел — не по-человечески, а изнутри, хотя это вдруг показалось ему грубым — рассматривать девушку. Ее душу — или что у них было вместо души. Она как будто привязана была к этому болоту, которое от отчаяния превратила в свое царство; чьи-то слова по рукам и ногам приковывали ее к мертвой враждебной земле, змеей обвивали грудь. — Кто тебя проклял? — спросил Василий, невольно подумав, что не стоит ему бередить старые раны — что он мог предложить? Убить ее врага? — Моя сестра, ты ее знаешь, должно быть, — сказала Василиса. — Ладислава… — Княгиня? — Илья ко мне сватался, и отец наш те же испытания устраивал, — весело рассказывала Василиса, хотя чувствовалась за этими словами застарелая грусть. — Ладислава, моя сестра младшая, этого богатыря полюбила. Прокляла меня, да еще обвинила в колдовстве. Сначала тут была моя тюрьма, но потом она стала крепостью, чтобы до меня не добрались те, кто хочет избавить мир от темной ворожбы. — И женихи? — хмыкнул Василий. Она снова засмеялась, и он почти готов был признать, что ему нравится ее переливчатый смех. Василиса казалась не слишком напуганной вечным одиночеством — у нее было время смириться с ним, поскольку выглядела она вдвое младше своей сестры. Но разговором с ним девушка упивалась, ловила каждое слово, поскольку давно не слышала человеческой речи. Она не слишком хотела узнавать о судьбе своей семьи, но Василий объяснил все же, как они с Иваном попали в княжество Муромское. — Ладислава не позволит Ивану жениться на дочери, — решила Василиса. — Как бы ты ни ворожил, она все равно найдет задание, с которым ты не справишься. А он — тем более. Она не отдаст Настасью за князя без княжества. Василий чувствовал, что что-то не так. Звериное ощущение, шепчущее ему о чем-то страшном. Вполне возможно, Иван тоже окажется в этом глухом болоте — только без головы. — Я попробую его уговорить, — с сомнением сказал Василий. Княжич упрям; привык, что все ему потакают. Да и Настасья милая девушка, которую многим хотелось бы видеть своей женой. Василиса кивнула. — Можно прийти снова? — спросил он прежде, чем успел подумать. — Только не днем, — попросила она. — Лучше вечером. Иначе мы не сможем поговорить. Он не стал спрашивать, что с ней делает злое сестринское проклятие — и распутывать сам тоже не стал. Не потому что испугался бы — иногда казалось, что он уже ничего не боится. Не после детства в темнице, не после войны с нечистью. Но Василиса хотела бы сохранить секрет, и он не спорил. Когда Василий выплутал в темный лес, окунувшийся в ночь, никаких слуг там уже не было. Его, очевидно, похоронили — возможно, он даже заслужил короткую заупокойную молитву. Ненадолго захотелось развернуться и пойти обратно, но Василий вспомнил про Ивана, про злую ворожбу в руках Ладиславы. И пошел к городу.