Сорочьи перья

— Гнилью несет, — пожаловался Ратмир и бросил короткий взгляд на воеводу. Мальчишка переступал с ноги на ноги и почти громыхал всем железом, что было на него надето, — и казался на редкость нелепым рядом со стойким Мстиславом. — Испугался — так и скажи, — фыркнул другой юнец, покачав головой. — Трус ты, вот что… Мальчишки наверняка сцепились бы, как оно обычно и бывало, но Мстислав сурово пресек: — Прав он, Белогор, а ты зря товарища задираешь. То, что у него чутье хорошее, это хорошо, оно может спасти вас обоих однажды. Впрочем, уже понятно было, что в доме купца творилось что-то неладное. Сначала соседи услышали шум, но притихли — мало ли, муж жену поучает, нечего в это дело лезть. Но потом из дома Мирославских послышался какой-то жуткий рев, от которого, как говорили женщины, крестясь, кровь стыла в жилах, и тогда народ кликнул дружину. — Откуда ж тут нечисть, в черте города, — не сдался неусидчивый Белогор. — Может, это купец спьяну балагурит. А мы тут — при оружии, с крестами… Еще огней не хватает, чтобы всех перепугать. Мстислав вздохнул. Сам виноват, распустил мальчишек, позволяя им говорить все, что вздумается, потому как должен воевода прислушиваться к своим людям, вдруг что дельное посоветуют. Вот только сначала надо было обучить этих детей думать. — У них вчера отец помер, старший Милославский, — важно сказал Мстислав, поглаживая усы. Вокруг дома уже собиралась огромная шумная толпа, и ночь освещалась десятками огней. Мелькали испуганные и любопытные лица. — А потому я думаю, что восстал он упырем, да и кинулся на своих родственников. Многие говорили, что он при жизни сделку заключил с нечистой силой, но разве же то докажешь? — А может, он просто сына с невесткой не любил, — вставил ехидный Белогор, но под строгим взглядом наставником сник как-то, поумерил пыл. Они пошли не слишком быстро, не растрачивая силы. Мстислав, уже многие годы справлявшийся с нечистью, знал, что спешить в таком деле нельзя. Двери, задвинутые какими-то ящиками, чтобы из дома ничего не выбралось, для них тут же распахнули мужики, а сами порскнули прочь, как мыши. Мстислав их не винил: мало кто отважится заглянуть в лицо нечисти. Но из темного проема ничего не кинулось. Позади кто-то заголосил дурным женским голосом. Перекрестившись и вознеся короткую молитву Белому богу, Мстислав выхватил меч и решительно ступил в притихший дом. Ученики следовали за ним, держась почтительно на несколько шагов позади, чтобы прикрывать спину. Пока что было не от кого, но они все равно были напряжены до предела. В сенях было тихо, как будто дружинники вломились в чей-то дом, пока хозяева спят. Пройдя дальше, Мстислав заметил, что лавки в проходе перевернуты, словно кто-то с огромной силищей их разметал. Должно быть, где-то тут лежал покойник, которого завтра должны были хоронить. Оглядевшись в тусклом свете из окна — благо, ночь выдалась лунная, — Мстислав нехотя приказал своим ученикам разделиться, чтобы обшарить все снизу — и только потом, если придется, подниматься наверх. Хотелось оставить пути к отступлению. Он оказался с краю дома, в комнатах для прислуги. На полу лежала девушка с разорванным горлом; еще одна, пытаясь спастись, забилась в угол, но и там ее настигли. Вздохнув жалостливо, Мстислав перекрестил обеих. И тогда упырь напал. Тварь сиганула с потолка, где висела в углу, но Мстислав успел вскинуть меч, встречая нечисть чистым клинком. Почувствовав молитвенные слова силы, с которыми ковался меч, упырь взвизгнул, отлетел в сторону. Он едва напоминал почтенного отца семейства — исхудалый, в истерзанной одежде, рот перемазан в крови, а глаза горят неземным пламенем. Гнилью пахло еще больше. Когда упырь, жаждущий добраться до горла, прыгнул, Мстислав ловко поднырнул под него, вонзил меч прямо в тощую грудь. Взвыв, нечисть задергалась и издохла. Брезгливо стряхнув его с клинка, Мстислав остановился, чтобы отдышаться — все же годы были не те… Тогда-то в доме и грянул крик. Голосили испуганным мальчишечьим голосом, и Мстислав сразу узнал своих учеников. Опрометью он бросился к ним, хотя дыхание вырывалось с хрипом. Ученики его попали в хозяйскую спальню, и здесь царила полная разруха. Сразу же в неверном лунном свете Мстислав увидел Ратмира, лежащего на полу с огромной рваной раной на шее, затронувшей и бледное лицо, и Белогора, который растерянно глядел на товарища и выглядел так, будто вот-вот лишится чувств. Второе окровавленное тело лежало на постели — в нем Мстислав с легкостью узнал Милославского-младшего, еще недавно гордого и смелого, блиставшего при княжеском дворе — нынче владыка благоволил тем, кто «сам себя сделал»… Но вот он, всеобщий любимец, лежит мертвым. А его молодая жена… Мстислав перевел взгляд, увидел женщину. Ее рот, весь перепачканный в крови, кривился в предсмертной зловещей усмешке. Упырица. Иногда они восстают быстро — значит, убитая покойником, она сама вскоре вернулась проклятой нечистью. В груди у нее был меч Белогора — повезло ему, ударил он в испуге, но от упырицы он отбился. — Ты в сердце бил? — каркнул Мстислав. — Как я учил? — Я… Ратмира убили, — пробормотал Белогор. Он все никак отойти от тела не мог. — Как это… может быть? Он же лучше меня рубился. Да я его с детства знаю! Мстислав схватил его за плечо, потряс. — Убивают тех, кому не везет, парень. Успокойся, возьми себя в руки. Но мальчишка все мотал головой, шептал, как безумный. Первые потери всегда их разбивали — и Мстислав таким же был, хотя уже и вспомнить не мог, кем были те, по кому он так убивался. Так что Мстислав подождал, пока несчастный мальчишка кое-как справится со своим горем, и потащил его прочь. — Что… что мы будем делать? — вздохнул Белогор. — Что если еще кто-то… превратился? Из слуг или… Или Ратмир? Что если даже он скоро?.. Он остановился, как столб, но Мстислав поволок Белогора дальше. Темнота сгущалась в углах, разносились какие-то шорохи. Не к добру… — Сжечь весь этот дом придется, — сказал Мстислав отрывисто. — До основания. Все равно никто тут жить не станет. После упырей-то. Они выбрались наружу, так и не попав в лапы к жуткой нечисти. Может, и не было ее больше, но Мстислав предпочитал перестраховаться. Живых там тоже не было, иначе бы откликнулись на их крики и топот, а потом совесть Мстислава ничто не отягощало. Горел дом долго, но ночь была тихая, безветренная, да и собравшиеся не позволяли огню перекинуться на соседние строения. Наутро священник бродил по серому пепелищу, и повсюду разносились его заунывные песнопения. Белогор потом жаловался, что гнилостный запах так и не отошел от него, несмотря на баню, на стирку. Но Мстислав знал, что парень справится. Как справился когда-то и он.