Необратимый процесс

Ви забывает, что такое одиночество, рассеивает значение этого слова, сбрасывает в изначалье. Она никогда не остается наедине. Джонни постоянно появляется рядом и мелькает, мозолит глаза, изображает что-то — бессмысленный спектакль, доказывающий миру, что он еще живой. Он вечно говорит, даже если не показывается, комментирует каждое ее действие едко. Но дело не только в этом. В чувстве… присутствия, о котором Ви раньше слышала в фильмах про потустороннюю дичь. Сначала ее тело думало, что они в опасности — потому что уебок первым делом полез драться, вот она и ходила нервная и настороженная. Но со временем Ви привыкает, перестает напрягаться. Место безумной взвинченности занимает какое-то новое чувство — ощущение, что, куда бы она ни пошла, она не останется одна. Что ее дернут в сторону от пули, если зазевается, что Джонни рявкнет, если враг приблизится справа, что он пошаманит над камерами… Он настырно охраняет ее тело. Ее саму. Их. И Ви иногда проще расслабиться и признаться, что так ей даже спокойнее, несмотря на вирус, выгрызающий ее мозг. Никогда она не чувствовала себя частью чего-то большего — с тех пор, как познакомилась с семьей Джеки, запросто принявшей девчонку с улицы, которую друг приволок домой, как котенка. Но та эйфория прошла, скатилась медленно, а смешанные восторг и ужас от соседства с Джонни все никак не пропадают. — Всегда была одна, — говорит Ви, когда они философски курят на причале. Ядовитые воды плещутся внизу, и она не рискует опускать ногу, чтобы коснуться гладкой смолянистой поверхности — жалко любимые берцы. — Но сейчас у меня хотя бы есть шанс сдохнуть не в одиночестве, и это меня немного радует. — Если позволишь, я буду с тобой до конца, — говорит Джонни непривычно серьезно, как будто приносит нерушимую клятву. — Почему это я должна не позволить? — Ви все равно находит, за что зацепиться, ворча. — Та фарфоровая сука, Ханако… Она определенно предложит выход, но на своих условиях; у «Арасаки» есть технологии, чтобы… — он взмахивает руками. — Ну, разделить нас. Возможно, в какой-то момент это покажется тебе заманчивым, и я… Он как будто сам не уверен, как отреагирует, если Ви решит продать его «Арасаке»! Она чувствует вскипающую злость — совершенно точно, ее собственную. Как будто зверь ревниво ворчит и не хочет даже думать… — Нет, Сильверхенд, так просто от меня ты не отделаешься, — говорит Ви. Идет к мотоциклу, по дороге пиная мелкие камушки, потому что злость еще не улеглась. — Поехали домой? Хочешь какое-нибудь кино глянуть на ночь? — довольно ухмыляется она. — Как смотришь на «Венома»?.. — Это тупой фильм, Ви. — Ага, а у нас на двоих классов даже на полное среднее образование не наберется, — парирует она. — Будешь возмущаться, в следующий раз включу «Привидение». Джонни стонет совершенно искренне. Ви старается сморгнуть знакомую рябь очередного приступа — болезненный оскал она научилась прятать за ухмылкой, но Джонни читает ее как раскрытую книгу. Немного замедляется, чтобы не убегать вперед, когда Ви останавливается у стены, переводя дыхание. — Насмотрюсь твоего «Привидения», научусь пиздить у тебя сигареты, — мечтательно предполагает Джонни. — Ты в норме? — Охуенно, — бормочет Ви, уверенно шагая к мотоциклу. Ночь опускается незаметно, легкий ветер гладит ее по лицу, и дышать ненадолго становится легче. За все нужно платить — Ви наемница, она знает это лучше других. Возможно, платой за то, что она теперь никогда не останется одна, будет то, что однажды она захлебнется кровью. Она не знает, стоит ли это того. И боится думать над ответом. Ви садится на мотоцикл, лениво проверяет ручку… И вдруг чувствует, как Джонни устраивается позади, приникая к ее спине; она почти по-настоящему ощущает железную руку, надежно впившуюся под ребра. Он молчит — почти обреченно, но Ви не отваживается его сгонять, хотя ей теперь придется играть в догонялки со своими чувствами и рассчитывать вес так, чтобы помнить, что на самом деле на байке она одна. — Если выберемся, я тебя прокачу, — вдруг говорит Джонни, наклоняясь к ее уху. Ветер треплет им волосы. — Тащишься ты, конечно… — Не хочу закончить день аварией, — ворчит Ви, потому что никогда не была блестящим водителем. И она боится представлять стиль вождения Сильверхенда… — Лучше посмотри, как красиво! Они мелькают мимо площади Корпораций, над которой медленно проплывают голографические карпы, неторопливые и величественные. Город сияет тысячей огней, никогда не спит, и Ви чувствует колкий чужой восторг, когда закладывает резкий вираж. Ночь скалится в лицо, Джонни негромко смеется. «Ты не одна», — твердит что-то упрямое и неясное, захлебываясь эмоциями. Может быть, им лучше было разбиться в тот день.

***

Когда Ви смотрит в глаза Ханако, у нее страшно ломит все тело, с трудом получается сфокусироваться. Позабавленно она думает, как дико они с наследницей блядской «Арасаки» смотрятся вместе: точеная девушка с золотыми коготками и наемница в драной «самурайке». Ви тяжело дышит, сглатывает кровь. Улыбается красными зубами. — А что потом? — хрипит она. — Вы просто… вырежете его из меня? Ханако даже не мигает — ее учили вести переговоры, это у нее в крови. Даже если это переговоры с мертвыми террористами. — Наши исследователи смогут отделить энграмму от вашей личности, — бесчувственно говорит Ханако, — скоро все это закончится, мисс Ви, вы будете свободны. Если вас волнует, насколько целостно будет сознание, то я могу пообещать, мы найдем лучших специалистов… Ви отступает на шаг. Ханако не понимает. Совершенно нихуя не понимает. Она готова пообещать что угодно, лишь бы Ви посодействовала ее маленькой революции и помогла свергнуть брата, но ей-то до пизды все эти разборки в гадюшнике. «Вы все равно сгорите», — мелькает искореженная от общей ярости мысль. — Я не за себя волнуюсь, — нервно поясняет Ви. — Что будет с Сильверхендом? Ханако смотрит на нее сочувственно. Изобретает новую версию, пытается смягчить углы, но Ви понимает, к чему все идет. Его просто… уничтожат. Заберут у нее. — Вы обещаете подумать? — кричит ей вслед Ханако, когда Ви разворачивается и бредет к лифту. Кровь шумит в ушах. Кровь течет по шее. Заливает руки, когда она пытается вытереться. — Мы сами разберемся! — с вызовом орет Ви. Она чуть не отключается в лифте. Джонни замыкает, останавливает — этот урод чертовски хорошо научился обращаться с электроникой. Ненадолго Ви бьет пронзительным страхом: замкнутое пространство, ей плохо, мрачный Сильверхенд стоит напротив. — Я бы не отдала тебя им, ни за что не отдала… — бессмысленно бормочет она. — Я бы не смогла быть одна. Он падает рядом на колени, жмется, неловко обнимая. — Как тебе идея сдохнуть вместе, Ви? — Она не видит, но может поклясться, что Джонни безумно улыбается.