Необратимый процесс

Ви особо не задумывается, что когда-то мир был другим. Что раньше за чертой города не нужно было бояться радиации и кислотных дождей, да и Пустошь была куда более цветущей и гостеприимной. Что раньше не приходилось давиться соевым мясом, больше похожим на пластик, потому что настоящее стоит дороже, чем вся твоя гребаная жизнь. Джонни говорит, что это они все испортили, разрушили планету. На самом деле Джонни дела нет до экологии, поебать ему на похеренный климат и все такое прочее; ему просто нравится обвинять людей во всех смертных грехах, как тому пророку у клиники Виктора. Но голос его звучит обвинительно, как будто Ви лично приложила руку к уничтожению птиц. Или собак. Или чего бы, блядь, ни было. Вообще-то Ви уничтожает только людей. Очищает мир, можно сказать. Кусочки старого мира еще встречаются. Ви замечает, как Пласид тащит куда-то еще живую квохчащую курицу, и у нее рот невольно наполняется слюной; она вспоминает свое детство, когда с едой все было не настолько беспросветно плохо, и что мама курицу готовила… Но Пласид неумолимо отрубает птице башку, бормочет что-то себе под нос. Все лучшее — лоа, несуществующим духам. Люди не достойны этой милости. Мир не кажется ей живым — накладывается фильтр из воспоминаний Джонни. Он застал его еще настоящим, не вплавленным в хром и пластик, и от этого Ви иногда тоскливо. Ностальгия по временам, когда ее не было, да и ее родителей — тоже, вот что приносит Ви новый день. А еще много крови и разборку с вудуистами, но это все как-то отходит на задний план. Но все эти воспоминания возвращаются к Ви, когда она идет по ночному рынку на Чпок-стрит. Не то чтобы она искала ночные приключения, но ей понадобился оружейник неподалеку, надо было подточить катану. «Позерша», — с наслаждением выговаривает Джонни, когда она на пробу касается клинка пальцем. Царапина раскрывается будто по волшебству. Ви убирает катану в заплечные ножны и довольно улыбается: «Главное для наемника — эффективность и стиль». На рынке она немного теряется; Ви нечасто тут бывает в это время. На нее ворохом сыплется куча предложений, Ви может купить любовь на одну ночь или подозрительный имплант, который наверняка выкорчевали из трупа, наркотики или запрещенные брейн-дансы с каким-нибудь ебанутым гуро. Все это ее не интересует, да и зачем спускать деньги на какой-то кровавый порнофильм, когда вся ее жизнь его напоминает. — Блядь! — рычит Ви, когда ее толкает в спину какой-то мальчишка, проносящийся мимо. В ее время не носят на поясе кошельков, чтобы их можно было так подрезать, но Ви все равно напрягается. Стычка заставляет ее остановиться около темного угла, в котором кто-то тихо возится — и она невольно кладет руку на кобуру. Тихий смешок обжигает ее, и Ви коротко втягивает воздух носом, но слышит негромкий, почти ласковый голос. Женщина — уже стареющая, да и не пытающаяся скрывать морщины с помощью новомодных операций, похоже. — Хочешь посмотреть товар, девочка? — вкрадчиво спрашивает она. Ви почти готовится огрызнуться, как и на остальных продавцов, пытающихся впарить ей разнообразный товар, но что-то ее удерживает. Возможно, сдвоенное любопытство, потому что их с Джонни всегда тянет на всякие загадки. Она склоняется ближе, оптика автоматически подкручивается в ночное зрение. И Ви видит… цветы. «Ненастоящие, наверное», — думает она, но тут чует что-то… тонкое. Запах. — Они настоящие, — потрясенно шепчет Джонни, появляясь рядом. — Да это целое состояние. Что она тут делает? Ошарашенная Ви повторяет за ним, как верная марионетка. Женщина таинственно улыбается, качает головой, и какие-то серебряные украшения пронзительно позвякивают. Грустно улыбается: — Ты права, милая, многие богатые люди отдали бы многое, чтобы заполучить эти цветы. Но все люди тут проходят мимо. Слишком дорого. Слишком мимолетно. Цветы для них ничего не стоят. — Такие люди и уничтожили мир, — отзывается Джонни, закуривая. Ви все молчит, смотрит. Она не видела цветы очень долго, если не считать недавний парад в память о погибших в теракте, где сверху падали голографические лепестки сакуры. До этого она никогда не думала, что стало с настоящими сакурами в Японии, но теперь ей хочется написать с этим глупым вопросом Горо или просто порыскать в Сети. Что-то подсказывает Ви, что ее ждет пиздец какое разочарование. Она наклоняется над цветами. Их не так много, как ей поначалу с непривычки показалось. В фильмах Ви видела цветочные лавки, забитые букетами. В одну такую можно было впихнуть все цветы нынешней Америки. Ее внимание привлекают странные белые цветочки, напоминающие колокола. — Ландыши, — узнает Джонни, ее личная энциклопедия. — Они и в прошлом были пиздец редкими, а уж сейчас… Ви не задает вопросов. Она не знает, каким образом весь этот товар попадает на рынок в Найт-Сити. Возможно, цветы должны были украшать стол каких-нибудь корпоратских уебков на званом ужине, но что-то пошло не так, поставка затерялась. — Я беру, — вдруг говорит Ви, поражаясь своей уверенности. Ее снова подташнивает, но она упрямо сцепляет зубы, стоит прямо, глядит смело — чтобы никто тут не сомневался, что она собирается совершить глупость. Женщина радостно курлычет что-то, радостно передает ей несколько стебельков этих самых ландышей, и Ви снова улавливает этот удивительный аромат. Цветы настоящие. Теперь, когда они у нее в руках, она в этом не сомневается, хотя быстро проверяет сканерами: на рынке наебать — святое дело. Но все это правда. Живые цветы — специально для нее. «Они простоят всего ничего, а ты потратила столько эдди, что могла бы жить на них неделю», — стучит последняя разумная мысль, но Ви сурово обрывает эти размышления. Эти цветы умирают, как и она сама. Ей тоже осталось совсем немного, но она упрямо цепляется за жизнь. — Можно засушить, — предлагает Джонни. — Я в детстве в книгах сушил, — неожиданно добавляет. Ви пытается представить маленького Джонни, собирающего цветочки. Удивительно, но у нее почти получается. — Почему ты выбрала ландыши? — спрашивает он. — Да я не знаю… Пахнут приятно. — Говорят, когда Христа распяли, его Мать так горько рыдала, что там, куда падали ее слезы, выросли ландыши, — торжественно говорит Джонни. Он любит рассказывать вещи, которые, казалось бы, не должен знать. — Надеюсь, когда я умру, кто-нибудь будет меня помнить и немного оплакивать, — вздыхает Ви, бережно касаясь цветов, которые несет в нагрудном кармашке кожанки. — Чудес не прошу, но мне было бы приятно… Джонни широко ухмыляется: — О-о, Ви, ты нас недооцениваешь! В наших силах заставить этот блядский город рыдать еще при жизни, это я тебе обещаю.