Учти: каждый раз, осознанно или нет, ты изменяешь то, что вспоминаешь. Кормак Маккарти
Лена. Застенчивая, уютная, безмерно ласковая, тёплая. Фиолетовые волосы — два хвостика; книга в руках. Яркие зелёные глаза, искренняя приятная улыбка. Так уж вышло, что судьба связала меня именно с ней. Я не берусь копаться в истоках этой связи, ибо они могут быть настолько глубоко, что мне никогда не добраться. Но, это уже и не важно. Мы пережили с ней очень многое, пускай она этого и не помнит. Прошли через такие испытания, которые многим могут только сниться в кошмарах. Всё это время мне казалось, что я знаю Лену лучше, чем кто бы то ни был на этой планете. И всё же, когда начались странности с моей памятью, мне стало казаться, что у Лены остались тёмные пятна в истории. Некоторые вещи, которые приходили мне в голову, свидетельствовали о том, что жизнь Лены могла быть намного сложнее, чем мне казалось ранее. Раннее утро. Выходной. Мы сидели в гостиной, молча смотрели в экран телевизора. Утренние новости, погода, реклама, затем запись какого-то концерта. Мы молчали. Привыкли молчать. Ещё со времён лагеря молчание виделось мне более предпочтительным, чем бессмысленный трёп. И правда, молчание с Леной имело особый смысл. Дело было не в том, что у нас нет тем для разговоров, а в том, что мы знали друг о друге достаточно, чтобы не нарушать эту интимную девственную тишину, что раз за разом рождалась между нами. Когда мы проводили наедине много времени, начинало казаться, что мы можем читать мысли друг друга. И всё же, сегодня что-то шло не так. Мы молчали, это верно, но я не чувствовал, что Лена даёт мне пробраться в её мысли, посмотреть за завесу её туманных ярко-зелёных глаз. И впервые за долгое время совместной жизни, я решил нарушить наше, ставшее уже традицией, утреннее молчание: — Выглядишь потерянной, — мой голос звучал так глухо, словно я был заперт в бочке. — Что-то случилось? — Нет, — она попыталась улыбнуться, но вышло у неё фальшиво. — Просто не выспалась. — Есть какие-нибудь планы на сегодня? Мы могли бы… — Я хотела встретиться с Мику, — она резко оборвала меня. — Договорились с ней пройтись по магазинам. — А… Ну, хорошо, — глупо бросил я. — Здорово. Тот звонок от Жени? Может, он действительно что-то значил? Может, она и вправду хотела сказать мне что-то важное насчёт Лены? Ведь, она никогда не разговаривала со мной так холодно. Ничто не предвещало подобного поведения… Хотя, если подумать, я мог просто не обращать внимания. В последнее время, увлечённый собственными проблемами, я начал меньше времени уделять чувствам Лены. По правде, я не помню, когда в последний раз нам удавалось выбраться куда-то вместе. Совместный быт стал более пресным, не таким, как когда-то. Когда я видел её рядом в постели, у меня уже не возникало того трепета, что раньше. Жизнь стала для меня обыденностью, я терял из виду ту искру, которая когда-то грела нас с Леной, заставляла нас двигаться вперёд. И я понимал, что так не может продолжаться дальше. Ещё немного, и мы можем отдалиться друг от друга настолько далеко, что это станет необратимостью. Я этого не хотел. Но не знаю, солидарна ли со мной Лена. Не выйдет ли так, что я буду заставлять её идти рядом? Буду вынуждать делать вид, что всё хорошо? Этого я тоже не хотел. И потому мне нужно понять: о чём ты думаешь, Лена? Понять, куда нам двигаться дальше. И что-то мне подсказывало, что ответ на этот вопрос я должен искать в этих ложных воспоминаниях. Где-то там должна быть инструкция к действиям. Спасательный круг, который поможет мне, спасёт. И во что бы то ни стало, я должен расшифровать все эти послания. Должен увидеть, каким был тот, другой Семён. Тот, который погиб в стенах проекта. Завибрировал мой телефон. Алиса. Она никогда не умела выбирать подходящее время, чтобы появиться. С годами ничего не изменилось. Сейчас у меня не было никакого желания говорить с кем-либо, однако и оставить её звонок без внимания я не могу. Придётся поднять трубку. — Да, — тихо произнёс я. — Семён, — в ответ раздался её жалобный тяжёлый голос. — Ты говорил, что придёшь. — Ты видела, сколько сейчас времени? Давай немного позже. — Может… может встретимся где-нибудь в другом месте? В кафе, например? — Я напишу тебе, когда и где. Хорошо? — Точно напишешь? — Честное… Честное пионерское, напишу. Она тут же повесила трубку. Я поймал на себе заинтересованный взгляд Лены. Она некоторое время смотрела на меня молча. Не осуждающе, но с каким-то налётом недоверия. Мне вдруг стало совестно. Отчего? Сам не знаю. Я не делал ничего криминального, не изменял Лене. Однако ощущение было такое, словно я был в чём-то виноват. — Кто звонил? — мягко спросила она. — Алиса. — Алиса? Двачевская? — в голосе Лены послышались нотки удивления. — Она самая. — Давно её не было слышно. Вы встречались? — Н-нет, — не знаю, почему я соврал. — Славя попросила позвонить ей вчера, узнать, как дела. — Вот оно как, — она снова фальшиво улыбнулась. — Мне бы тоже хотелось увидеться с Алисой. Нужно будет как-нибудь собраться, ты так не считаешь? — Да, отличная идея. Лена. Ты же уже давно меня раскусила, давно залезла в голову и вытащила всё, что тебе нужно. Так, зачем весь этот спектакль первокурсников-театралов? Неужели, ты и вправду меня в чём-то подозреваешь? Неужели, мы уже дошли до этого момента? В любом случае, чем быстрее я разберусь со всем этим, тем лучше.***
Алиса, одетая в не самую тёплую ветровку и с натянутой на голову вязанной шапкой, уже сидела в небольшом кафе недалеко от моего дома. Интересно, сколько она меня ждёт? С момента телефонного звонка прошло уже порядком времени. Девушка скучающе помешивала ложкой в опустевшей чашке, и о чём-то глубоко задумалась. Она выглядела немного лучше, чем вчера. Однако всё ещё производила впечатление только-только вышедшего из лечебницы человека. Сняв верхнюю одежду, я сел напротив, и тут же привлёк её внимание. Как и в прошлый раз, Алиса молча и удивлённо смотрела на меня, видимо всё ещё не веря своим глазам. Я же, заметил на столе тонкую зелёную тетрадку и почти полностью сточенный карандаш. — Есть будешь? — Нет. — коротко ответила она. Ещё некоторое время мы молчали. Она смотрела на свою зелёную тетрадь, не в силах начать разговор. Казалось, ей было невероятно трудно находиться в таком людном месте. Она прятала глаза и стыдливо отворачивалась от проходивших мимо официантов. — Ты хотела рассказать мне что-то, не так ли? — Я не знаю… — тихо ответила она. — Ты посчитаешь меня сумасшедшей. — Не посчитаю. Обещаю. — Тогда… — она поглаживала тетрадку, что лежала рядом. — Давай, я буду спрашивать тебя, а ты отвечать? — Что? — Скажи, Семён, ты помнишь… ну, тот случай, когда мы с тобой были на болотах? — Где? — Вы с Леной пропали, упали в овраг, а я отправилась вас искать… И… — Допустим. — Правда, помнишь?! — Алиса едва не подскочила с диванчика. — Допустим, — более настойчиво ответил я. — И помнишь, как мы нашли какие-то странные дневники? И… прочие глупости? Алиса была права. Я помнил. Только, проблема в том, что ни я, ни Алиса помнить этого не должны. По крайней мере, помнить этого не должен был я. В конце концов, всё это происходило с другим Семёном, не со мной. Но, почему же тогда в моей памяти так чётко всплывают эти образы? Почему мне трудно отличить воспоминания другого человека от своих собственных? И, судя по всему, с Алисой происходило то же самое. Кажется, она тоже начала вспоминать вещи, которые происходили не с нами. Мне было сложно найти этому объяснение. Может, мы оба начали понемногу сходить с ума? Но, в таком случае, почему только мы? Все остальные — такая же часть Совёнка, все они чувствовали и видели те же самые вещи, что пришлось видеть нам с Алисой. Почему только нам приходят эти воспоминания? Мне снова нужны ответы. Та пометка в моём списке дел неожиданно вскочила на первые по важности строки. Я должен понять, что всё это значит. Но, с чего начать? Где искать первопричину этих ложных воспоминаний? Я не имел не малейшего представления, куда идти и что делать. Ах, если бы тот Семён остался жив, если бы подсказал мне, как действовать… — Я не сумасшедшая, правда? — Алиса произнесла эта так тихо, что я едва смог уловить её голос. — Не знаю. Теперь я ничего не понимаю. — Знаешь, когда я переехала в этот город, — она опустила взгляд в столешницу. — мне казалось, этот переезд был по моей воле. Чего бы я добилась в том захолустье? Но, теперь… — Теперь? — Теперь мне кажется, я переехала сюда из-за тебя. — Брось, Алиса, мы уже давно во всём разобрались. — Ты разобрался. Она затихла. И на этот раз надолго. В абсолютном безмолвии мы сидели где-то минут десять. Она смотрела в столешницу, а я в окно, за которым снова начала мести пурга, ездили машины, проходили люди. Множество незнакомых мне лиц, сменяли друг друга одно за другим. Мне вдруг подумалось, что было бы, если бы во всём мире остался я один? Если бы у меня было столько времени, сколько бы я только захотел? Сколько бы всего я смог совершить? Сумел бы разобраться во всех своих проблемах? Бесконечное ничто, тянущееся долго-долго. Наверняка, где-нибудь остался Семён, который попал в подобное безвременье. Не может быть, чтобы во всём том многообразии самых разных миров, не было такого, где Семён смог бы разгадать все загадки всего мироздания. Вот бы мне с ним поговорить. Интересно, он был бы похож на меня? Вряд ли. Я был бы для него глупым ребёнком, копошащимся в своих мелочных проблемах, неспособный решить даже крохотную долю того, что выпадало на его плечи. Да и о чём нам с ним разговаривать? Спросить его о том, почему я вспоминаю события, никак со мною не связанные? Мне кажется, он даже не станет отвечать на такие вопросы. Я бы не стал. Всё-таки, если размышлять подобным образом, я личность до крайней степени эгоистичная. Если собрать всех Семёнов в одной комнате, и попросить их помочь друг другу, то комната залилась бы тяжёлым молчанием. Зачем мне помогать какому-то там затворнику, который не в силах справиться с самыми банальными проблемами? Разве нам станет от этого легче? Разве он научится чему-нибудь, если не сможет разобраться со своими бедами? Нет, я уверен, что Семён должен делать всё самостоятельно. Слишком уж часто он полагается на чужих людей. Пускай эти чужие люди — он сам. И всё же, мне было бы чертовски интересно посмотреть на это собрание Персуновых. Это было бы забавное зрелище. В кармане завибрировал телефон. Снова Женя. Конечно, она же хотела встретиться сегодня. Интересно, что у неё на уме? Никогда не понимал эту девушку. Хотя, возможно это оттого, что проводил с ней слишком мало времени. Может, оно и к лучшему. — У меня освободилось время, — не успел я поднести телефон к уху, как раздался её резкий голос. — Подходи ко мне. — Сейчас? — А когда? Это важно. — Это действительно так срочно, Жень? — Слушай, Персунов, — голос её стал похож на голос учительницы, которая с трудом сдерживается, чтобы не перейти на крик. — У меня на руках бумаги. Очень странные бумаги, понимаешь? Это касается Лены. И тебя, как никого другого, это должно волновать в первую очередь. Поэтому, я решительно не понимаю, почему ты до сих пор не стоишь у меня на пороге. — Хорошо-хорошо, — я поднялся из-за стола. — Я тебя понял. Буду через пару минут. Алиса обеспокоенно посмотрела на меня. Сказать по правде, мне редко доводилось видеть жалостливое лицо Двачевской. Но сейчас, оно показалось мне довольно естественным. Столь волнительным, что мне стало совестно уходить так быстро. — Слушай, Алиса, — я накинул куртку. — Возвращайся домой и отдохни. Как только я освобожусь, приду к тебе, и мы ещё раз всё обсудим. Мне кажется, я должен тебе кое-что рассказать. — А куда ты? — К Жене. — Я могу пойти с тобой? — Нет, не думаю, — обвязал вокруг шеи шарф и натянул на голову вязанную шапку. — Не нужно лишний раз беспокоится. Я приду, обещаю. Она лишь удручённо на меня взглянула, и кивнув, согласилась.***
Передо мной лежала медицинская карта. Казалось бы, самая обыкновенная, пожелтевшая от времени карта пациента психлечебницы. Была бы таковой, если бы на ней не значилось имя Лены и её фотография. Чёрно-белый снимок девушки, которую я знаю, как самого близкого человека в мире. Человека, о котором мне известно всё. Помимо расплывчатых врачебных формулировок, касающихся нестабильного психического состояния Лены, названий какого-то неизвестного мне препарата и бесконечного повторения одной и той же фразы: «Увеличена доза…», меня поразило заключение в самом конце: «дата смерти — 14 сентября 1988 года». Дата смерти. Если вдуматься в эти слова, то выходит, что Лена умерла осенью того же года, когда мы покинули лагерь. Умерла. Теперь в моей голове всё перемешалось до такой степени, что я с трудом увязывал всю эту кашу в единую логическую цепочку. Разве может быть так, чтобы Лена умерла? Если люди умирают, то это навсегда. Она не может быть мертва и жива одновременно. Это был бы какой-то бред. Но, как иначе объяснить то, что я вижу перед своими глазами? Шутка? Да кто бы стал так шутить? Женя сидела по правую руку от меня, и с таким же недоумением смотрела на карту. По её лицу было не видно, но я знаю, что она обеспокоена увиденным не меньше меня. И видимо, она знает об этом немногим больше. — Откуда ты это взяла? — я провёл пальцем по фотографии. — Виола, — тихо ответила она. — Она прислала мне это. Мы в последнее время часто общались. Сказала, что нашла нечто интересное в архивах… — Архивах? — Ты не знаешь, наверное? Она работала в одной больнице, недалеко от лагеря. Как думаешь, что это может быть? Я ещё раз взглянул на карту. Подписи, печати, номер — всё было на месте. Бумага выглядела, точно это был самый настоящий, не поддельный, документ. Не может ли статься так, что мир засбоил ещё сильнее прежнего? — У тебя есть номер Виолы? — Да, — она достала телефон и показала мне номер. — Может, она сейчас занята. Не задавая лишних вопросов, я набрал цифры, и принялся вслушиваться в гудки. Один, второй, третий. Линия была свободна, однако долгое время никто не брал трубку. Я уже было решил, что поговорить с нашей медсестрой у меня не выйдет, как в трубке раздалось долгожданное: — Алло-алло, — слегка прокуренный, низкий и тянущийся голос Виолетты Церновны. — Алло, Виолетта… — Ах, пионер, — она удивительно быстро распознала меня по голосу. — Я всё ждала, когда же ты позвонишь. — Ждали? — Конечно, — послышалось странное шуршание, будто кто-то перекладывал бумаги. — Небось, Женя тебе всё уже обрисовала? — Вы про Лену? Да, я видел карту. — И что думаешь? — Ничего не понимаю. Лена лежала в психбольнице? Но когда? Да… Да и не это важно! Она же живая! — Тихо-тихо, пионер, — голос Виолы был на удивление спокойным. — Понимаю, ситуация необычная, но не стоит заводиться раньше времени. — Откуда вы взяли эти бумаги? — Недалеко от лагеря, есть… вернее была психлечебница. Я некоторое время работала там, занималась всякой бумажной волокитой. Вообще-то, мутное было местечко. Знаешь, ну там, частенько околачивались люди в погонах, какие-то секретики, чуть что — бумажки сжигали. А после девяностых, больничку фьють, прикрыли. Быстро так, без шума и пыли. Оборудование растащили, пациентов переселили, бумажки дожгли. Дожгли, да не все. — В каком смысле? — Да тут, дружок мой, работал вместе со мной, оказывается, прихватил с собой коробочку с медкартами. Думал, понимаешь ли, с огнём поиграть, да за данные эти денежек потребовать у людей важных. Да только, над ним посмеялись, и только. Ну, он с ними потаскался-потаскался, да и решил выбросить. А я подумала, чего памяти-то пропадать? Взяла себе. А там, видишь что нашлось. — Скажите, у вас остались контакты с кем-нибудь из этой больницы? Некий... Якоб Андреевич вам не знаком? — А, Зольдман? Ещё бы, важная шишка… был, — она будто что-то вспоминала. — Но, его выперли ещё до закрытия больницы. Подсидел кто-то, так ещё и сам старикашка уже шифером ехать начал. Чушь порол всякую. — Чушь, говорите… — Поговаривают, живёт всё ещё в бывшем райцентре, на связь не выходит. В общем, вряд ли что-то скажет. — Спасибо огромное. Будем разбираться. — Ты звони, пионер. Глядишь, вместе и поймём, что к чему.***
В квартире у Жени царил порядок. Но, не такой уютный тёплый порядок, как у Слави. Нет, идиллия дома Жени была стерильной, чопорной. Все предметы, вроде бы, и лежали на своих местах, да только казалось, что все вещи в этой квартире — реликвии, которые и трогать-то опасно. Старые, ещё советские сервизы, фотографии с пляжей Чёрного моря, большая расписанная цветами ваза, огромный шкаф с ровными рядами самой разной литературы. На столе лежала стопка каких-то, аккуратно разложенных по папкам, бумаг, а рядом такая же стопка школьных тетрадей. Единственное, что выделялось из общей стерильности — большой и неуклюжий на вид аккумулятор, прислонённый к одной из стен в коридоре. Он нарушал всю эту музейную атмосферу, и казалось, в некотором роде, раздражал Женю. — Притащил недавно, — фыркнула она. — От Шурика своего. Уже, вроде, не ребёнок, а всё какую-то дурь в гараже делают. Конечно, Электроник — вечный кибернетик. Я даже не удивился, что он всё ещё продолжает тешить себя мечтами о великом будущем, которое он приближает в силу своих возможностей. Сложно было бы удержать такого человека в душных стенах повседневной семейной жизни. К тому же, находиться с Женей в одной квартире достаточно долго, наверняка, было тем ещё испытанием. Мы сидели на кухне, пили чай. Я продолжал разглядывать медицинскую карточку, но уже не пытался ничего понять. Буквы, слова, предложения — я пробегал по бумаге взглядом, но смысл прочитанного до меня уже не доходил. — Как Лена? — раздался голос Жени. — А? — я оторвался от бумаг. — Лена, говорю, как поживает? — Да… нормально, вроде, — я пожал плечами. — Собралась сегодня с Мику по магазинам. — Ясно-ясно, — Женя отхлебнула из кружки. — А про остальных слышал что-нибудь? Ну, про Славю, Двачевскую? — Слышать-то слышал, даже видел, — я смотрел как из кружки, пар медленно поднимается к потолку. — Да только, что с того? Мы уже не в лагере. Чужие люди. — Вон как заговорил, — Женя тихо посмеялась. — Оно, может и так. Чужие. Судьба, правда, интересная у нас сложилась, не находишь? — И что же в ней интересного? — В лагере одном были, потом в один город переехали, переженились. Много общего, для чужих-то людей. — Брось. Город большой, работы много, деньги крутятся, вот и перебрались все друг за другом, как по ниточке. А то что переженились? Так, Электроник за тобой ещё в лагере ухлёстывал, ровно как я за Ленкой. Шурик с Мику, тоже за складами обжимались. Ничего необычного. Совпадения. Женя промолчала. Сидела на невысоком диванчике, поджав под себя ноги, и смотрела в занавешенное окно. Лицо задумчивое, какое-то даже мечтательное. В лагере я не особо всматривался, но ведь Женя действительно была довольно симпатичной. Конечно, характер у неё своеобразный, но уверен, что на деле она очень хорошая девушка. — Что планируешь делать? — снова спросила она меня. — Не знаю. Может, не делать ничего вовсе? Пойду домой, дождусь Лену, поужинаем вместе, ляжем спать. И так каждый день. Ты даже не представляешь, как я устал. — Знаешь, Семён, — она наконец перевела на меня взгляд. — Ты всё время был, какой-то… странный. Не договариваешь что-то, молчишь, прячешь. И вся эта ситуация с бумагами. Мне кажется, тебе надо быть откровеннее с людьми. — А что с того, что я буду откровенным? Думаете, вам лучше от этого станет? — Тебе станет лучше.***
Дозвонился до Алисы. Она была уже дома, ждала меня. Решил, что всё-таки зайду к ней. Почему-то мне казалось, что Алиса — та самая зацепка, которая может помочь мне, сможет направить меня в нужном направлении. Недаром же она, в конце концов, так же стала вспоминать все те события. Наверное, я слишком долго держал её на расстоянии. Алиса всегда была для меня второй. С одной стороны, всегда была рядом, а с другой, маячила где-то на фоне. И сколько бы лет ни прошло, я никак не мог решить, кто для меня Алиса? Насколько она важна для меня? Да и что я вру — не «не мог», а боялся. Боялся, что, начав копаться в наших с ней взаимоотношениях однажды, мог больше никогда не выбраться из этого болота. Я любил Лену. Это правда. Иначе и быть не могло. Мы прошли вместе слишком многое, чтобы я сомневался в этих чувствах. Однако Алиса тоже не была для меня чужим человеком. Нет, совсем не была. И это тоже правда. Но, так уж вышло, что я должен делать выбор. Мы должны делать выбор. Так устроен мир. Абсолютно любой, из миллионов существующих. Мы должны выбирать что-то одно. Нельзя получить всё и сразу, нельзя любить всех одновременно. Как бы больно не было это признавать, как бы тяжко от осознания не становилось — мы должны решаться и выбирать. Пускай, кому-то другому будет больно. Да, жестокие слова. Но, разве это не так? Если вы не заметили, жизнь, вообще, такая. Неприятная, мрачная, жестокая, грязная. Сколько синонимов не подбирай, мысль моя ясна. Приходиться кому-то отказывать, приходиться кого-то ранить. Не могут быть все счастливы. Вернее, не могут быть одинаково счастливы. Как там говорил классик: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»? Нет, не правда. Счастье — оно тоже у всех разное, у всех своё. Одному счастье приносят деньги, другому власть, третьему любовь. И всё это разные оттенки счастья. Одно дело, когда ваш кошелёк набит до отвала банкнотами — вы рады, но совсем другое, когда вы просыпаетесь рядом с любимым человеком — вы тоже рады, но иначе. Разные чувства. И несчастье, оно действительно, тоже, у каждого своё. И без одного, второго быть не может. Нельзя быть счастливым, и при этом никогда не испытывать ни отчаяния, ни страха, ни боли. Оно как прививка. Нужно получить свою дозу горестей, чтобы прийти к чему-то более светлому, к чему-то более осмысленному. Я снова стоял у подъезда в дом Алисы. В этот раз дверь была открыта на распашку, кто-то подпёр её камнем, чтобы она не закрывалась. Снова поднялся на её этаж, снова позвонил в дверь. Алиса открыла её быстрее, чем вчера, да и одета была поприличнее. — Снова привет, — я улыбнулся ей, но должного эффекта это не возымело. — Привет, — хмуро пробормотала она. И вот мы сидели на диване. Комната была такой же чистой, какой я оставил её после своего ухода. Разве что, Алиса куда-то убрала «Унесённых ветром». Девушка сидела напротив, листая ту самую тонкую тетрадь, которую принесла сегодня в кафе. — Алиса, послушай, — неуверенно начал я. — То, что ты вспоминаешь… в общем, я должен рассказать тебе кое-что. Она вопросительно на меня посмотрела. — Только, слушай внимательно. И самое главное, поверь мне. Договорились? Алиса неуверенно кивнула. — С чего бы начать… А начал я, с того дня, когда я неожиданно для себя потерял целый пласт воспоминаний. Проснулся в собственной кровати, ничего не помня о прошлой ночи. Рассказал об Ирине, о психлечебнице, о путешествии во времени. О смерти Жени, и о других смертях. О своей встречи с тем самым Семёном, о том, что узнал от него. Практически дословно воспроизвёл всё то, что говорил мне он. И про ноосферу, и про многослойные вселенные, и про других Семёнов. Про роль Лены во всём этом безумии. Рассказывал всё долго, медленно. Так, чтобы Алиса смогла всё усвоить и переварить. Она смотрела на меня спокойным невозмутимым взглядом. Вроде бы, слушала она внимательно, но не уверен, слышала ли. Иногда мне казалось, что она вообще не понимает смысла моих слов. Молча сидела предо мной, не выказывая и капли заинтересованности. Словно слушала лекцию по нелюбимому предмету. Когда же я закончил, она села поудобнее, расправила плечи и некоторое время смотрела на меня, а затем заговорила: — Путешествия во времени, значит? — Ну да. — Много… многослойные вселенные? — на лице её расползалась улыбка. — Да. — Семён? Оригинальный Семён? — она прыснула. — Верно, — я заметил, что тоже не могу сдержать смех. — А… А, эти самые, ноосферы, да! — Алиса не скрываясь рассмеялась. — Ноосфера! Одна, — я вторил ей. Она смеялась громко, протяжно, пытаясь с трудом продохнуть, закрываясь руками. Алису не на шутку рассмешило моё признание. Лицо её покраснело, дыхание участилось. И я тоже смеялся. Не знаю почему. Это не придавало убедительности моим словам, но иначе не получалось. — Какая же ты сука, Персунов, — она убрала руки от лица, и только тогда я увидел её набухшие от слёз глаза. — Тварь! Алиса схватила попавшийся ей под руку пульт от телевизора, и запустила в меня. Предмет больно ударился об голову. Но она и не думала останавливаться: схватила меня за грудки и начала трясти, продолжая истерику. — Хорошая шутка! Смешно, да?! Долго придумывал?! — Успокойся, Алиса! — Мудак ты, Семён! Я помочь тебя просила! А ты — скотина! Ненавижу! Я перехватил её руки, чтобы она, наконец, перестала меня трясти. — Отпусти! — Алиса попыталась вырваться, но всё же я оказался сильнее. — Послушай! Посмотри на меня! Зачем мне врать?! Зачем мне над тобой издеваться?! — А вы все издеваетесь! Всегда издевались! Алиса же такая потешная! Твари! — Я правду говорю! Подумай головой, Двачевская! — Ненавижу тебя, пошёл вон! — она резко дёрнулась и высвободилась из моей хватки. — Я никуда не уйду. — Вон отсюда! — голос её стал надрывным и почти неузнаваемым. — Мне нужно во всём разобраться. И ты, единственная, кто может помочь. Она уже ничего не говорила. Просто отвернулась и ревела во весь голос. Такой, Алису мне видеть ещё не приходилось. Она действительно считала, что я издеваюсь над ней. Что, все мои слова — просто шутка. Что за бред! — Успокойся. Если хочешь, я докажу тебе всё, что я только что сказал. — О! И каким же образом! Отправишься в прошлое вместе со мной?! — Мы пойдём по тем местам, которые ты вспоминаешь. По каждому. Она утёрла слёзы и посмотрела на меня. Не уверен, что она поверила мне, но мои слова повлияли на неё отрезвляюще. — Нам нужно вернуться в «Совёнок». Нужно многое вспомнить. — А как же Лена? — Я что-нибудь придумаю. Мне важно понять, почему мы вспоминаем эти события. Понимаешь? Она ничего не ответила. — Сегодня останусь здесь. Нельзя тебя оставлять в таком состоянии одну, — я достал телефон и набрал Лену. Долгие длинные гудки. Один, второй, третий. Но, никто не берёт трубку. Женский голос просит оставить сообщение, но делать я этого не стал. Недолго думая, набрал Мику. В конце концов, Лена часто ставит телефон в беззвучный режим. Несколько долгих гудков, затем трубку кто-то поднимает. Громкий смех, на фоне слышится голос Шурика. Мику что-то говорит ему, так тихо, что не разобрать. Наконец, она прикладывает телефон к уху, и раздаётся: — Да-да, слушаю. — Мику, привет, давно не слышались. — О! Семён! Так давно не слышала тебя, что даже не узнала. — Скажи, Мику, Лена не с тобой? — Лена? — она удивилась. — Нет. А с чего бы? — Ну, она говорила, что вы с ней пойдёте по магазинам… — Правда? Нет, я сегодня вообще из дома не выходила. Простудилась немного. — Вот как, — на душе повисла какая-то тяжесть. — А она не звонила тебе? — Нет. Что-то стряслось? — Не беспокойся, всё в порядке, — я тяжело сглотнул. — Просто… просто не берёт трубку. Может быть в душе. — Уверена, с ней всё в порядке, — Мику всегда была законченной оптимисткой. — Такая как Лена — не пропадёт. — Спасибо. Я знаю. Я сбросил трубу, и ещё раз набрал Лену. В этот раз не было даже гудков, механический голос произнёс: «Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны доступа сети». Я знал. Ещё утром догадался, что Лена что-то задумала. Но от осознания легче не становилось. — Что случилось, Семён? — Алиса утирала лицо. — Собирайся, пойдёшь со мной. — Куда?! — Ничего не спрашивай, собирайся!***
Выключенный свет. Почти все вещи были на месте. Все, кроме Лениного пальто и тёплых зимних сапог. В доме стало невероятно пусто. Одиноко. Тихо. Холодно. Я прошёлся по всем комнатам. Не знаю, на что я надеялся. Думал, что Лена здесь? Наверное. Но, её не было, и я это знал. На кухонном столе, придавленная сахарницей, лежала записка. Невероятно аккуратный почерк, который узнавался сразу. Я буквально видел, как Лена старательно выписывала каждую букву, как подбирала слова. И от этого становилось ещё более тоскливо. «Семён. Я не знаю, как лучше тебе сказать. На самом деле, стыдно признать, но я до сих пор не научилась выражать свои мысли достаточно ясно. Я постараюсь донести до тебя суть. Наверняка, ты сейчас в растерянности. Наверняка, тебе больно. Ты знаешь, я никогда не хотела сделать тебе плохо. Ты хороший человек Семён. Однако ты сам видишь, что наши отношения в последнее время, стали… странными. Ты будто бы скрываешь что-то, молчишь. Молчишь всю жизнь. И эти странные воспоминания, которые мучают тебя, совсем не помогают нам. А я… я хочу разобраться, что ты за человек. Ты знаешь обо мне очень много. Наверное, нет на земле человека, который бы так хорошо меня понимал. Пойми и в этот раз. Мне нужно время, чтобы разобраться в тебе, и в себе. Я должна побыть одна. Какое-то время. Не хочу, чтобы ты думал, что я решила бросить тебя. Оставить одного. Мне лишь нужно время. Немного времени. Прости меня.Твоя Лена»
Я знал, что рано или поздно это произойдёт. Знал, но не думал, что так скоро. Мне казалось, что у нас ещё полно времени, что я смогу всё исправить. Но, обернулось всё иначе. Лена ушла. Не выдержала, и убежала. Буквально. Сбежала из дома, не взяв с собой ничего, оставив лишь записку и не выветрившийся лёгкий запах духов. Я осел на один из стульев, раз за разом пробегаясь глазами по строчкам записки. В душе окончательно опустело. Натянутая нить между нами лопнула, и я потерял Лену в бесконечных лабиринтах собственных воспоминаний. Почему это произошло? Мне хотелось всё исправить, вернуться назад во времени! Вернуться в самое начало, чтобы понять, разобраться в первопричинах всего произошедшего! Но, теперь уже нет ни Совёнка, ни того Семёна, который мог бы мне чем-то помочь. Я остался один. — Эй, — из коридора вышла Алиса. — Что стряслось-то? — Лена… — я сдерживал ком в горле. — Ушла. — Куда? — Не знаю. — Когда вернётся? — Не знаю. — И что будем делать? — Не знаю. Алиса села напротив, и посмотрела на записку. Пробежалась взглядом по словам, глупо почесала затылок и вернула её на место. Не уверен, что она понимает всю бесперспективность ситуации. Для неё, это выглядит, как обычная бытовая ссора. Для меня — только что рухнул весь мир. — Все твои рассказы про прошлое, «Совёнок» и… другое, это правда? — Да какая теперь разница. — Мы должны поехать в «Совёнок», Семён. — Для чего? Для чего, Алиса?! — я впился руками в волосы. — Я думал, если поеду с тобой туда, смогу всё исправить, смогу понять. А теперь? — А у тебя остались какие-то варианты? Будешь сидеть здесь? — Да, буду. Ты даже не представляешь, сколько я пережил, чтобы жить спокойной счастливой жизнью! — Я тоже. — Алиса поднялась со стула. — Я тоже переживала это, если не забыл. Ты сам рассказывал, что я была рядом с вами. Всегда. И если ты не хочешь ничего исправлять, то за это возьмусь я. А ты знаешь, что мне ничего доверять нельзя. — И что ты хочешь? Что хочешь найти в Совёнке? Ответы? Гиблое дело. Поверь мне. — Я хочу понять, кем мы были на самом деле. Взгляд Алисы сильно переменился. Из обречённого взгляда суицидника, он превратился во взгляд той самой Двачевской. Той, которую я всегда знал. И разве я мог позволить этой Алисе самой решать какие-то проблемы? Да никогда в жизни. Она просто неспособна на самостоятельные действия. Ей нужна помощь. Поэтому я отправляюсь в уже мёртвый Совёнок. В последний раз.