Наравне?

«Вин, мне надоело каждый раз подмечать твои странные блики в глазах, которые вызваны фиг пойми чем и постепенно доводят меня до ручки пониманием, что ты мне не доверяешь. Может, наконец-то перестанешь ныкать от меня эмоции или дашь достойную причину для этого, вроде Меркурия в Марсе или чего-то наподобие?» … Не, не звучит, надо как-то менее прямо подходить к таким вопросам. «Вин, мы же друзья уже больше двух лет, может, хватит этой скрытности? Я ведь вижу, что ты постоянно от меня прячешь реальную реакцию, так почему бы не стать честнее?» А вот это уже ближе, пусть мне и не нравится фривольность такого обращения. «Вин, мы ведь знаем друг друга не первый год, да? И не второй тоже. А за все время нашей дружбы мы, как бы сказать… стоим на месте безо всякого продвижения. Как насчет сблизиться, поговорить по душам, чтобы не в одностороннем порядке, как обычно… Почему так заговорила? Да просто сколько времени замечаю, что ты постоянно реагируешь как-то отстраненно…» … Вот этот вариант косноязычия сразу идет на… кафедру к нашему змеиному кублу, в котором только так и отчитываться о проделанной работе. Чтоб не сгрызли за прыжки по больной мозоли. Пока я рассматривала каждую из идей, время встречи неумолимо близилось, а у меня даже близко не было адекватного решения того, как аккуратнее подойти к наболевшей за столько времени теме. После ночевки у Розы во мне словно проснулось нечто инородное — хотелось стать более открытой с людьми, социализироваться активнее, надеяться, что тебя все-таки не кинут с твоими неудачными клоунскими настроями и только поддержат настроение, взамен также предлагая быть честнее… … что потом и вылилось в предложение «может, в этот раз посидим у меня?», спонтанно озвученное во время телефонного разговора с Вином. Накрывшая в тот момент паника, только раззадоренная ответным удивленным «… почему бы и нет», предвещала скорое превращение в тот самый срывный нерв, чудом обошедший меня еще в Хаймите. Это потом уже, задумавшись, я решила, что, наверное, все не так уж и плохо, а вот в начале осознания все было очень… ну, как сказать, совсем фигово. Постепенно, только вернув себе способность адекватно мыслить с помощью энной чашки кофе с ма-а-алой долей коньяка, я смогла себя убедить, что с подходящим настроением и нахождением на «своей территории» можно попробовать зайти в ту самую степь, которой я уже не могла избегать или ломать каждый раз над ней голову. Что именно скрывает Вин Рихтер? Нет, точнее, каков настоящий Вин Рихтер, без масок из джентельменства и профессионализма? Конечно же, у меня были свои догадки, обсуждения студентов, эмоции Розы, которыми она со мной охотно делилась, когда чувствовала себя особенно озадаченно его поведением или намеками… но иногда хотелось психануть и задать этот вопрос прямо в лоб, чтобы перестать себя мучать лишними теориями и наконец понять, с чем конкретно имею дело. Я готова была принять практически все, что угодно, а с учетом того, какую роль он играет для меня — хоть прогрессирующую психопатию с маниакальным синдромом. В конце концов, не с пустого же места возникли некоторые из его идеалов и брошенные фразы… Пока я битый час наворачивала круги по несчастной гостиной, готовя себя к разговору, чайник уже в который раз успел закипеть, щелкнув кнопкой, телефон разрывался от накативших уведомлений, фонящий телевизор как раз гармонично вписывался в дует с трелью входящего звонка… стоп, звонки? Уведомления? Который, мать его, час уже наступил?! Обработавший такие «тонкие» намеки мозг тут же дал сигнал лететь к дверям, спешно открывая замки, и встречать наверняка уже не первую минуту стоящего под дверями Вина. Хозяюшка какая, мо-ло-дец, впервые пришедшего гостя держу фиг знает сколько на пороге! Тот только вежливо улыбнулся и сказал «ничего страшного, Тори» на мои оправдания, разуваясь и проходя мимо меня прямо к гостиной за спиной. Вместо раскаяния тут же пришло желание начать выяснение отношений без переходов и вступлений. Проводя взглядом его фигуру, я действительно решила, что не стану откладывать обсуждение, чтобы не терять момент — да и можно было хотя бы попытаться сыграть на элементе внезапности, выводя Вина на более правдивые эмоции — поэтому тут же, не став проходить дальше дверного косяка, озвучила команду выключения техники, поудобнее оперлась спиной на проем, надеясь, что хотя бы визуально это даст понять, что разговор серьезный, а путей отступлений нет, и ответила на недоуменный взгляд:  — Послушай, Вин… — начала я, надеясь, что смогу красиво сформулировать мысль. Хотя бы однажды, пожалуйста. — Изначально я не собиралась пользоваться ситуацией вот так, но меня уже давно беспокоит одна вещь, которую я хочу обсудить сейчас, раз уж подвернулась возможность, — из-за нервов назревало ощущение, что воздуха ставало катастрофически не хватать — даже на сцене не ставало так страшно. Там-то тебя хоть никто не знает, а здесь… — Это касается… — ну, давай, еще чуть-чуть, и можно говорить, что полдела сделано, — твоих эмоций в моем присутствии, — все, первый шаг готов. Дальше должно быть легче. Осмелившись поднять взгляд где-то с подлокотника стоявшего рядом дивана, я посмотрела прямо на Вина, пытаясь держать зрительный контакт. И чуть более уверенно продолжила:  — Возможно, я действительно не имею права лезть тебе в душу даже спустя два с половиной года нашей дружбы, но в последнее время мне все тяжелее игнорировать то, как ты постоянно держишь рядом только подчеркнуто-вежливую маску, очень редко выпуская наружу истинные эмоции. Поначалу я принимала это за данность, считая, что не стоит встревать в чужое дело, потом было как-то не до этого, и я смирилась, но в прошедшие несколько месяцев… мне казалось, что мы начали общаться достаточно близко, чтобы не шарахаться от каждой непредсказуемой реакции друг друга, доверяясь. Но все оставалось, как и раньше, и… — последнюю фразу я уже не могла сказать в лицо, вместо этого снова разглядывая светлую обивку, — мне казалось, наступил подходящий момент, чтобы поговорить об этом. … Не знаю, как это выглядит со стороны, но, судя по горящему лицу, напряженным губам и бегающему взгляду, вид более, чем жалкий. А если еще брать во внимание продолжительное молчание Вина… это фиаско. Проговорив почти скороговоркой «янакухнюпойдупоставлючайникокейотлично», а в реальности еще и, возможно, путая буквы, я пулей залетела в соседствующее пространство, подливая в многострадальную посудину воды, чтобы была хоть какая-то отсрочка, и чувствуя, что вот она — паника. То, как я скоро породнюсь со своим нервозом, иногда прямо пугает.  — Блин, блин, блин, черт возьми! — шипела я под нос, стоило относительно успешно нажать нужную кнопку, и начала нарезать круги вокруг стола, погружаясь в собственные мысли. От ах… аховости ситуации даже нецензурщину использовать не хотелось — она бы просто не могла выразить нужный градус, да и не стоило забывать, что в квартире я не одна. — Когда, блин, я научусь думать прежде, чем полноценно что-либо делать! Захотела, называется, честности, полезла с откровениями к человеку, которому, возможно, зафиг это все не сдалось, тем более, в моем присутствии! Ха, ха и еще раз ха! Сама же говорила себе, что с моей личностью только к другим и лезть, когда своих проблем — непочатый край, а там пять минут — и все, здравствуй, выход! Гос-по-ди, а ведь в школе вроде бы отличницей была, универ как-то закончила, а в жизни могу целое нихр… Чувствуя, как кружится голова, я думала наконец сменить направление этой недокарусели, подняв взгляд, чтобы сориентироваться, и тут же поняла, что, скорее всего, темных волос на голове мне больше не видать. Когда-то я думала, что, создавая «окно» между гостиной и кухней, я проявлю офигительное дизайнерское решение, смогу сделать дополнительную столешницу, смотреть без проблем происходящее по телевизору, не отвлекаясь из-за перехода в другую комнату, и в принципе наслаждаться этой идеей. В какой-то мере, до этого так и было, да… … но, черт возьми, я совершенно забыла, что сейчас это играет очевидно не в мою пользу! Вырвавшийся нервный смешок на офигевшее в конец выражение лица Вина стало идеальным добивающим аккордом этого перформанса, завершая картину. *** … Хуже и быть не могло. Пока Вин мерно пил свою порцию чая, явно внутри переваривая произошедшее, потому что один его отсутствующий взгляд говорил о многом, я думала о том, как можно в этом же чае по-быстрому утопиться, гипнотизируя несчастную посудину. Не, конечно, был вариант еще допрыгнуть до окна, но его я сейчас вряд ли, во-первых, успею открыть, во-вторых, кажется все-таки мне, что Вин даже на рефлексах будет способен перехватить меня и подавить идею в зачатке. А жаль. Продолжение моих самокопаний прервал негромкий стук чашки, в тишине квартиры казавшийся сравнимым с выстрелом, а голос спросил:  — Значит, ты видела с самого начала?  — Да, — ограничилась я односложным ответом. Никаких комментариев за этим не последовало, из-за чего через некоторое время я продолжила: — Всего на долю секунд, но иногда то в глазах, то в выражении лица появлялось нечто… противоречивое, или, скорее, сдерживаемое, что я не могла просто так объяснить. Потом, — только было язык порывался сказать «в момент расследования», мозг еле успел притормозить, напомнив, что тогда мне вообще не стоило быть в том месте и в такое время, — в какой-то период я задумалась, что твое поведение слишком напоминает мне об одной вещи… точнее, собственном состоянии, когда я общалась с кем-то еще во время проживания с родителями, и сообразила, что иногда твои реакции были слишком сдержанными, особенно рядом с человеком, которого называешь другом. Ну, и… — чувствуя, что наверняка могу наговорить еще чего лишнего, я свернула свой монолог, — остальное я уже высказала раньше. И не говори, что не слышал. Решившись наконец взять чашку в руки и отпить из нее, я почувствовала во рту уже остывшую жидкость, отдающую немного кислым. Блин, а я все же надеялась, что созрею раньше и успею допить, пока оно было хоть теплым. Не судьба.  — Тори, — обратился ко мне Вин, и что-то в его голосе отдавало таким, что я не могла не заставить себя поднять голову и взглянуть на него. Сквозь поднявшуюся дрожь я решилась перевести глаза на него. И в этот момент его образ как никогда напоминал мне мой собственный. В отличие от его манеры всегда держаться уверенно, сейчас он несколько ссутулился, разглядывая стену напротив усталым взглядом, пока обе его руки держали выданную чашку, опираясь на колени. Это совершенно не было похоже ни на нарочно создаваемый фасад, ни на запланированное представление. Скорее, просто на человека, чей эмоциональный ресурс попросту сходил на ноль чтобы держать марку даже перед собой. Точная копия состояния, с которым я возвращалась в пока еще пустой дом после школы, пытаясь «вливаться в коллектив» и вести себя так, будто являюсь не законченным интровертом, а настоящей душой компании — даже если внутри могло что-то шевелиться, внешне ты находился «в отключке», неспособный больше иллюстрировать нужные для других эмоции. Рука сама собой опустилась на чужую макушку в знакомом жесте, мягко и едва заметно гладя светлые волосы. На лице Вина не отразилось никакой реакции, пусть я и была уверена, что он удивлен — не перейди я сегодня свой лимит, сама бы металась в шоке от своих действий, а не с наверняка безразличным лицом впервые касалась его головы. Надеюсь, что это даст ему понять, что я уже была в подобной ситуации, а, значит, могу понять весь спектр его ощущений? Хотя, ладно, проехали — если в свое время я хотела именно подобного утешения, это не значит, что того же желают другие.  — Я не требую открытости со мной на все сто, двести или фиг его там знает сколько процентов, — ровным голосом заговорила я, где-то на подкорке понимая, что в данный момент состояние играет особенно на руку. — Просто хочу дать понять, что спокойно отнесусь к любым проявлениям твоих эмоций, и со мной можно не играть в вечного спасителя. Если б мы состояли в начальных отношениях «коллег», то это было бы объяснимо, но ты сам в свое время начал звать нас друзьями. А дружба… по идее, не предполагает вечной настороженности или придерживание лишь одной линии поведения. Мне казалось, что раньше я давала понять, что могу пойти навстречу и отнесусь с пониманием к любому проявлению эмоций, но… я однажды уже просчиталась так и не додумалась вынести из этого урок того, как надо проговаривать подобные моменты. Все та же рука осторожно отстранилась и перешла на плечо, едва заметно касаясь. Попытавшись найти внутри хоть немного сил, я добавила серьезности голосу и взгляду:  — Можешь не обещать или клясться в чем-либо, но просто помни, что можешь доверять мне — я не стану относиться к тебе иначе просто потому, что ты решишься сказать, что не в духе или устал. Верь в меня, — слабая улыбка появилась непроизвольно, — и себя чуть больше, хорошо? Тишина оглушала, приводя потихоньку восстанавливающуюся нервную систему в повторный ужас, из-за которого я чувствовала, как готова лезть на стену от неловкости. Я же правильно все сказала, да? Меня точно не засмеют или скажут, что я ничего не понимаю? Да, я не образец человека, который достоин доверия, но… Все размышления прервались также оживающим взглядом Вина, который повернулся в мою сторону, тепло улыбаясь, вплоть до щемящего чувства внутри и понимания, что слова все-таки дошли — с катастрофой, наверняка грядущими инфарктами, когда я останусь одна, но добрались до него. Едва слышно, словно не желая спугнуть, он произнес как никогда открыто:  — Я понял тебя, Тори. Спасибо.