Быть вампиром отстой, а моя госпожа - демон-девочка в очках

У Джонни к смерти было философское отношение. Не в первый раз знаете ли. Правда, в первый раз он перед смертью знатно натрахался, после чего ему, как хорошей свинке, спустили кровь, заранее приготовили первый ужин в виде подобранной с улицы беспризорницы и превратили в стильного ходячего мертвеца на гемоглобиновой диете. Почти сотню лет спустя, со сломанной ножкой деревянного стула вогнанной ему в самое сердце и находясь точно в центре ритуального круга он, несмотря на остатки морали, не мог не признать, что первый раз был как-то получше. — Сколько стараний, просто чтобы ты точно не проявился призраком и ничего не рассказал, — покачал головой белобрысый хлыщ, заканчивая выводить символы на теле парализованного вампира и мелом замыкая круг. — Но раз уж просто сожрать тебя не в моих правилах… Джонни смотрел на своего болтливого пленителя с насмешкой пополам с презрением. В принципе, смотреть — это все что он мог, пока проклятый кусок дерева находится в его груди. Белобрысый хлыщ хлопнул себя по коленям, поднимаясь с места, расправляя черный — от пиджака и галстука до рубашки и туфель — костюм. — …а впрочем ничем иным кража секретов тауматургии у нашего клана для тебя кончится не могла. Закономерный конец, — не друг и совсем даже не товарищ взял заранее подготовленную для дела канистру с бензином и щедро полил из нее неудачливого вампира. Горючая жидкость пропитывала одежду, заливалась в рот, неприятно холодила и так давно остывшую кожу. К сожалению, задохнуться Джонни не мог. — Прощай, — пленитель щелкнул пальцами, усилием воли разжигая искру. Символы кровавой магии вспыхнули красным, раскрывая вложенную в них магию, призванную никак не дать душе удержаться в этом мире. А сам Джонни вспыхнул чуть более прозаическим и самым обычным огнем. Пламя сходу окунуло его на дно боли и безумного ужаса. Страх, священный ужас перед огнем был столь же естественной частью сущности любой пиявки, как и такой же ужас перед солнцем. Вот только горел Джонни почему-то намного дольше чем ему положено. Одежда сгорела и оплавилась, кожа почти стекала с тела, конечности обуглились, но чрезмерно крепкий Вентру все никак не хотел обращаться в пыль, а кровавый маг все так же апатично наблюдал за происходящим. Честно? Сейчас Джонни вот нихера не радовала собственная прочность. Он мог давно и бесславно сдохнуть, но постоянное оттачивание Стойкости, Вентру как раз свойственной, сейчас играло против него, даруя дополнительные секунды и минуты эталонной боли. Хотя был один маленький плюс. Деревяшка в сердце трескалась и обугливалась с каждым мгновением приближаясь к тому, чтобы стать бесполезной. И в какое-то мгновение так и произошло. Слишком поздно чтобы дать полноценный отпор. Слишком поздно, чтобы сбежать. Слишком поздно чтобы выжить. Но не слишком поздно для последнего трюка. Ледяная как бездна космоса жажда мести, желание утянуть с собой ад компанию и железная воля ограждали внутреннего Зверя, даруя драгоценные секунды ясной мысли. Рука вампира, уже оголенная почти до скелета, сжалась в кулак и бегущее по венам его врага витэ вскипело, пузырящимся потоком выливаясь из глаз, ушей и капиллярных разрывов по телу. Но Джонни этого не хватило. Джонни хотел добить палача клана Тремер со стопроцентной гарантией, пока тот не успел прийти в себя. Еще одно воздействие воли и телекинетический удар толкнул франта в окровавленном костюме, прямо в распростертые объятия пылающего кровососа. — Иди-и к папочке… — проклацала челюсть на которой из-за очищающего пламени давно не осталось губ и щек.

***

15 марта 2019 года, в Эдинбурге, произошло возгорание на территории портового склада компании «British Shippings». После обследования территории пожара были обнаружены остатки двух тел, не поддающиеся опознанию. Новость пробежала бегущей строкой на одном из крупных телеканалов, вряд ли взбудоражив внимание хоть кого-то. Очередной акт войны вампиров друг с другом за власть и влияние, вечного Джихада, остался никем незамеченным.

***

Смерть подозрительно похожа на его сон. Краткий миг, когда некто, известный под именем Джонатан Кидман перестал существовать для вселенной, а вселенная перестала существовать для Джонатана Кидмана. Он — меньше чем бесконечно малая точка, из которой начался Большой Взрыв. А затем он проснулся. Почувствовал кожей падающие на лицо снежинки. Ощутил острую пульсирующую боль в правом боку, где с каждым ударом сердца расползалось что-то теплое и липкое. …какой еще нахер удар сердца? Он же вампир. Мысль молнией скользнула в голове Джонни и он тут же раскрыл глаза. И тут же сделал хриплый вдох, избавляясь от странной сдавленности в груди, на которую до этого не обращал внимания… стоп, ему еще и дышать нужно? Все страннее и страннее. Незнакомая подворотня. Не то чтобы он досконально помнил каждую канаву Эдинбурга, но для того, кто буквально кормится ночными улицами, было естественным знать их знаки — архитектурные особенности, граффити-теги, одежда прохожих — способные дать понять, куда ты угодил, где находится самое интересное и кто под кем ходит. И сейчас далеко не зеленый кровосос почти рефлекторно осознал, что он где-то не там. Яркие неоновые вывески на японском, заметные там где начиналась оживленная улица, даже намекали, где именно он не там, но вот это уже требовало осмысление. А осмысление происходящего сейчас явно не на верхушке приоритетов. Голод и рана. А хотя… Вампир сосредоточился и подал команду телу. Он не видел этого из-за куртки, но легко чувствовал и представлял, как явно ножевое ранение, приходящееся ему точно в печень быстро слипалась и истончалась, превращаясь сначала в тонкую ниточку пореза, а затем исезая вовсе. Окей. Одна проблема, но в два раза больше. По каким-то причинам минимальная регенерация потребовала намного больше усилий чем ожидал Джонни и серьезная, но контролируемая жажда быстро обернулась жаждой убийственной. Рывком он поднялся. Кто бы не пытался его пырнуть, тот давно уже свалил, да и сейчас неведомый преступник, как и любые мысли на тему «какого хера сейчас вообще происходит», парадоксально интересовал кровососа в самую последнюю из возможных очередей. У Вентру, его клана, была одна слабость. Большинство его соклановцев, конечно, презрительно фыркнув, назвали бы это «утонченными вкусовыми предпочтениями», но факт оставался фактом. Каждый Вентру мог питаться только неким особым типом крови. И речь не только о группе. Национальность, пол возраст, цвет кожи, род занятий, ориентация — что угодно могло стать ограничителем. И ограничение Джонни в иные дни заставляло его с толикой самоиронии банально ржать над собой, называя себя «идеальным героем подростковых романов», а в другие — ощущать себя отвратительной мразью и извращенцем. Он мог пить кровь только несовершеннолетних девушек. Учитывая, что он старался блюсти хотя бы подобие морального компаса, ограничение в его разуме быстро превратилось в «только кровь старшеклассниц и студенток младших курсов». Выборка конечно явно побольше, чем при варианте, например «только священники-нацисты», но первого попавшегося бомжа уже не схватишь. Джонни выбрался из подворотни и хищно огляделся. Ну да, совсем не родной Эдинбург. Очень даже Япония. Его глаза поймали отражение в стеклах витрины какого-то магазина одежды. Сухое, немного нелепое телосложение, с длинными и худыми конечностями. Рваная сбоку черная (удачно! Не видно крови) куртка с накинутым на голову капюшоном, грязные белые обтягивающие штаны. Смазливое, пусть и слегка недокормленное на вид, с резко выделяющимися скулами личико. Черные, немного прищуреные… нет, не так, просто несколько узкие глаза и копна черных волос. Определенно японец. Определенно, чтоб там Богу плохо стало, не Джонатан, мать его, Кидман. Но Джонни подумает над этим позже. Как и над излишней живостью. Как и над ощутимым ослаблением его сил. Над обретением контактов, нахождением убежища, над финансами… Над тем странным, давящим на мозги ощущением, что между смертью и новой жизнью был еще один кусок. Кусок, который он забыл. Или его заставили забыть. А сейчас он выцепил в толпе молоденькую девушку, что шла залипнув в тетрадь, не разбирая дороги. Джонни втянул носом воздух и его рот наполнился слюной, а выдвинувшиеся клыки слегка уперлись в нижнюю губу. Сначала кровь. Говорил зверь внутри него. А затем все остальное.