Ataraxia

— Чуя похож на хоббита, вы знали?

— Ты кого хоббитом назвал, ублюдок?!

— Ладно, извини. На хоббита в шляпке.

(Осаму Дазай)

— Осень так прекрасна! — в очередной раз не удержался от восхищённого возгласа темноволосый юноша после ещё одного взгляда, брошенного на пёстрые деревья, горячо воспевая о великолепии наступившего времени года. Накахара хмуро ступал рядом с ним, то и дело шмыгая носом, не забывая периодически вставлять свои недовольные комментарии о том, что из-за последней выходки Осаму он, кажется, заболел. Поплавали в Цуруми в ноябре, с кем не бывает. — А волосы ваши похожи на пламя. Позвольте обжечься, коснувшись мне их. Вы вечно со мною так хмуры, упрямы. Принял бы я смерть от очей голубых. Дазай как-то странно улыбался, задумчиво глядя куда-то перед собой, и Чуя был готов сделать все, что угодно, лишь бы догадаться, о чём думает его напарник в такой необыкновенный для него момент. — Откуда это? — не смог сдержать детского любопытства эспер, с горящими глазами взглянув на шатена, который, видимо, истратил весь свой запас энергии на короткое стихотворение. — Вот отсюда, — лёгкая улыбка расцвела на губах у Осаму, когда он приложил забинтованную ладонь к своему сердцу, не переставая хитро щуриться. Рыжеволосый юноша впервые за долгое время не сумел сдержать ответной улыбки, и все его раздражение как рукой сняло. Щёки у него порозовели, совсем как у какой-нибудь школьницы, намеревающейся вручить своему объекту воздыханий конверт с искренним признанием. Но чёрт бы побрал этого идиота, шутит ведь. — Иди ты. — Вы только что грубо разбили мне сердце, Нещадно руками его разломав. Меня тянет к вам — это словно инерция. Сразили меня вы давно наповал. — Я все равно не прощу тебя за тот случай. — Ты вообще пожаловался на меня Коё, — обиженно напомнил ему Дазай. — Ты идиот? Конечно я пожаловался, ты ведь зарегистрировал меня на сайте знакомств, добавив женские фильтры на мои фотографии! — Ты стал популярен. — Ну-ка иди-ка сюда, кусок бинта!!! Чуя не любит осень. Ему не нравится это время года, и он мог бы бесконечно горячо рассказывать о том, какие есть на то причины. Ему не нравилось то, как пестрили в глазах самые разные оттенки позолоченных деревьев. Ему не нравилось, что он мог почти по-детски начать чихать или постоянно шмыгать носом, а иногда даже слечь с температурой. Ему толком не нравился дождь, потому-что за последние месяцы он ни разу не закончился. Ему не нравится осень, потому что на днях какой-то мудак на иссиня-черном джипе посмел безнаказанно обрызгать его грязной водой из лужи с ног до головы и уехать, как ни в чем не бывало. Ему не нравится осень, потому что когда-то он слушал бродящего рядом напарника и его пламенные речи о живописности этого времени года. Ему не нравится осень, потому что серое небо может вызывать у него частую головную боль. Но эта осень не нравится ему особенно. Спросите почему? Накахара не сможет дать вам тот ответ, который хотелось бы услышать. Он тихо смеётся каждый раз, когда в его мыслях мелькает такое слово, как «депрессия» или «меланхолия». Чуя игнорирует физически истощённое тело и боль, которая, словно стервятник, каждый раз слетается на падаль. А прогнившим порой он чувствует себя сам. Он уже так чертовски привык к металлическому привкусу во рту. Приспособился и к крови из носа, несущей за собой последствия в виде ужасных мигреней. Он привык к тому, что слово «жизнь» стало размываться. Он не чувствует контроля и каждый раз, когда выпускает наружу своего внутреннего зверя, ему, блять, так по-настоящему страшно, что пострадают ни в чем неповинные люди. Он страдает сам, но не хочет позволять страдать другим. Когда горло саднит от выкуренной пачки сигарет, он долго и пристально смотрит на небо, привычно затянутое тучами. Осаму ушёл, как только их разговор сошёл на нет, возможно, предугадав то, что хотел бы спросить у него Накахара. Он правда хотел. Хотел спросить, почему всё происходит так, как есть на самом деле. Почему его, Чую, одолевают кошмары уже не первый месяц. Почему ему кажется, что Осаму будущий мертвец, которому отведено совсем немного времени. Почему на его глазах в этих кошмарах умирает Йокогама. Почему он снова видит знакомый туман, поглощающий город и перекрывающий доступ к кислороду. Почему чувствует, как в его горле прорастает цветок, который щекочет глотку до тех пор, пока не возникает желание просто выплюнуть свои легкие. Накахара ненавидит себя за то, что живёт прошлым. Его жизнь никогда не была чем-то обыденным, а уж тем более простым. Но как только он едва начал дотягиваться кончиками пальцев до счастья, которое согревало даже издалека, его грубо оборвали, оставив в холодной пустой комнате собственных кошмаров, где каждый человек мёртв, а причина тому — он сам. Чуя не может даже с уверенностью сказать, что терял что-то, что когда-либо принадлежало ему. Разве он заслужил счастья? Он несет за собой только разрушение и потери. Все, что оказывается в его руках, обретает трещины и рассыпается, оставляя после себя лишь прах. Он не человек. И уж тем более никогда не сможет жить обычной жизнью. Когда он будет приходить домой с работы, никто не встретит его с заботливым взглядом, не поинтересуется о том, как прошел его день, а уж тем более не запечатлит легкий поцелуй на губах, согласившись приготовить что-нибудь к ужину вместе с ним. Он никогда не будет счастлив. Он живёт с Дазаем в одном доме, но только отчетливее видит, насколько далек от него этот человек. Чуя смотрит в его карие глаза и все, что видит в ответ — пустота. Он был бы готов пожертвовать жизнью, лишь бы снова хоть раз увидеть на его лице искреннюю улыбку. Это, наверняка, так забавно, когда ты готов отдать человеку всего себя без остатка, а он лишь смотрит на тебя и пожимает плечами. Накахара хочет поговорить с ним обо всём, что накопилось внутри него. Когда последняя сигарета тускнеет между его пальцев, а небо пронзает очередная резкая вспышка молнии, он передёргивает плечами, поправляет перчатки и возвращается в дом, оставляя меланхоличные мысли позади. Дазая нигде не видно - он обходит сначала первый этаж, затем второй, но нигде не находит его, а это означает, что бывший напарник сейчас у себя в комнате. Закатав рукава чёрной рубашки, Чуя около минуты сверлит взглядом деревянную дверь. Прислушивается, но не обнаруживает ничего, кроме шума дождя и редких раскатов грома. Желания постучаться не возникает, поэтому он просто берётся за ручку и повернув ту на себя, открывает дверь. Осаму стоит напротив окна, на тумбочке возле его кровати разбросаны какие-то таблетки и несколько новых упаковок бинтов. В углу комнаты царит беспорядок, среди которого ему удаётся разглядеть книгу, обложкой прижатую к полу и кофейные леденцы. На спинку стула накинут бежевый плащ и пара пастельных рубашек. На кровати какой-то блокнот и небольшой, почти полностью исписанный, простой карандаш. На подоконнике стеклянная бутылка с тёмно-коричневой жидкостью. Дешевое отвратительное пойло. Неужели у Дазая не хватает денег на нечто более достойное. — Дазай? Детектив сначала хрустит костяшками пальцами, затем проводит рукой по затёкшей шее и устало вздохнув, наконец поворачивается к нему. — Ты чего-то хотел? В его руке зажат почти пустой бокал, взгляд усталый, это наводит на мысли, что весь разговор будет тянуть на себе Накахара. — Ты только не смейся, — рыжеволосый эспер неловко усмехается и зачем-то решает проверить чужую кровать на мягкость, приземляясь со стороны двери. — Давай поговорим. Осаму приподнимает одну бровь и с легкостью запрыгивает на подоконник, спиной прямо к открытому нараспашку окну, из которого несет сквозняком. Его комната наполнена холодом и сырым воздухом, дверь едва слышно скрипит от очередного порыва ветра, и этот звук беспощадно режет уши. Когда карие глаза смотрят на него в ожидании дальнейших действий, Чуя вдруг всеми фибрами души начинает мысленно проклинать себя за то, что не поразмышлял над этим заранее. Он все же решается что-то сказать, но не успевает. — Не знал, что ты стал курить так часто. — Что это за таблетки? — задает свой вопрос Накахара, не зная, что отвечать на предыдущие слова, кивком головы указывая на россыпь белых препаратов, парочка из которых даже валялись на полу и, наверняка, могли бы закатиться под кровать. — Да так, — Дазай пододвигается еще ближе к окну, позволяя сырой прохладе пробираться под кожу. — От бессонницы. Бессонница значит… — Лучше расскажи мне, что тебя беспокоит, Чуя. Накахара хмурится, переводя взгляд на собственные руки, сжатые в кулаки, и мысленно отдёргивает от себя желания просто взять и вывалить все на него. А разве тебе интересно, Осаму? — Ты знаешь больше, чем я, но молчишь, — хрипло бросает рыжий, наконец найдя в себе силы встретиться с ним взглядом. — Что ты хочешь услышать? — Правду, Дазай, и ничего больше. — О чём ты? — детектив смотрит на него с неким недоумением на дне карих глаз, периодически шевеля онемевшими пальцами, обхватывающими постепенно пустеющий бокал. — Не прикидывайся дураком, — сквозь зубы грубо цедит Чуя, дёрнув плечом. — Что ты знаешь о Достоевском, чего не знает Портовая мафия? — Что такое? — Осаму вдруг округляет глаза, чуть подаваясь вперёд. — Неужто Мори попросил тебя устроить мне допрос? — Босс относится к тебе гораздо лучше, чем твое гребанное агентство. Он попросил меня прикрывать твою задницу, а что сделали они?! Так что, отвечай. — Тебя так сильно задел мой уход из Портовой Мафии? — Дазай тихо вздыхает, прикрывая глаза и на секунду кажется, словно это самый уставший человек на планете. — Наши организации оставили вражду ещё тогда, когда Фёдор объявился впервые. — Задел? — Чуя истерично усмехается. — Ты просто ушёл, не сказав мне ни слова, называя это стечением обстоятельств. — Я не понимаю, для какой цели ты начал говорить об этом, — Осаму подтягивает к себе одно колено, опуская на него подбородок и долго-долго внимательно смотрит на него неотрывным взглядом. — Да потому что скоро произойдет, возможно, одна из самых ужасных катастроф в Йокогаме, а у нас даже толком нет информации. Зато ты молчишь. — Накахара чувствует, как постепенно начинает злиться, одновременно испытывая такое противное ему чувство, как бессилие. — Ты, блять, просто молчишь, Дазай. Да по твоей роже, сука, видно, что ты знаешь то, чего не знаем мы. Тогда позволь спросить, — он поднимается на ноги и медленно приближается к нему, не отрывая взгляда, — какого хуя? Осаму смотрит в ответ, прищуривается и поднимает голову, наблюдая за приближением бывшего напарника. Он спрыгивает на пол, попутно засовывая руки в карманы, ничуть не удивляясь ненависти в голубых глазах напротив. Наоборот же, ей там самое место. — Я знаю ровно столько же, сколько и вы. — Врёшь. — Чуя подходит совсем близко и взгляд у него ощутимо мутный, словно покрытый пеленой. Голос хриплый, со сквозящей в нём угрозой. — Вы не доверяете мне, — Дазай холодно усмехается, и смена в его лице ещё больше напрягает рыжего эспера. Это звучало, как утверждение. — По-твоему, мы должны доверять предателю? — Накахара сжимает руки в кулаки, гадая, что выкинет его собеседник следующим. И у кого же из них, интересно, козырей конкретно сейчас больше. — У тебя ведь была возможность отказаться, Чуя, — он говорит это достаточно тихо, но уверенно, — но ты стоишь и разговариваешь со мной прямо здесь и сейчас. — Если бы не просьба босса… — Разумеется, — детектив испускает издевательский смешок. — Ты ведь вовсе не по своей воле оказался здесь. — Заткнись. — Вообще-то это ты начал этот разговор, — как бы невзначай напоминает ему Осаму, чем только подогревает недобрый блеск в глазах эспера. — Я спрашиваю последний раз, — Накахара теряет свое терпение, словно это вода, которую невозможно надолго удержать в ладонях, все равно прольётся. — Что ты знаешь о Фёдоре. — Я уже сказал все, что знаю, твоему боссу. Последовавший за его словами удар задевает его челюсть и уголок нижней губы, на котором кожа быстро расходится, выпуская алые капли крови, напоминающие рубины. Часть лица обжигает, но Дазай молчит, даже не пошевелившись. Из его носа резко начинает капать кровь, пачкая белоснежную рубашку. Взгляд застилает темнотой, но он продолжает стоять, глядя на застывшего Чую, потерянно смотрящего на расплывающееся красное пятно. — Сядь, — спустя какое-то время шипит рыжий, принимаясь судорожно искать какую-нибудь ватку. Осаму послушно садится на кровать, даже не поднимая на него взгляд, после чего позволяет Накахаре буквально впихивать ему в нос самодельные тампоны, быстро пропитывающиеся алой жидкостью. — Голова кружится? Дазай, наконец, смотрит на него, присевшего перед ним на корточках и начинает тихо смеяться под его негодующим взглядом. — Ты ударил меня, Чуя, а теперь, словно самая заботливая женушка на свете, кладешь руки мне на колени и интересуешься моим состоянием? Мафиози тут же отдёргивает ладони, недовольно фыркнув и спешно поднимается на ноги. — Мне нужно съездить к боссу. — О! Удачи! Желательно не возвращайся. — Ты идиот? Со мной поедешь. — Ох, а как же моя безопасность? — но вопрос Дазая остаётся без ответа, потому что Накахара, бросив что-то наподобие: «Поедем завтра», уходит и, судя по тяжелым шагам, спускается на первый этаж. *** Без одиноких настенных часов было бы трудно определить, день сейчас или вечер. Темнота окутывала особняк целиком и полностью только с наступлением ночи. Чуя сидел у камина, пытаясь хоть как-то согреть отвратительный холод внутри себя. Его пальцы снова смело тянулись к огню. Он не боялся обжечься: он видел в тлеющих поленьях оранжевый свет, походящий на него самого. Многие шарахались от него, как от языков пламени. Будто он хотел намеренно причинить им боль. Накахара не контролировал себя в моменты использования способности, и бывало такое, что не мог сдерживать внутреннюю злость, когда кто-либо случайно выводил его из себя. Это ощущалось так, словно ему намеренно бросали зажигалку на дорогу, залитую бензином. Больше всего на свете он не хотел быть тем, кого боятся и не принимают за своего. Чуя уже узнал на собственном горьком опыте, что такое — быть не таким, как все. Что такое осуждающие взгляды, избегание и страх. Он снова взглянул на часы, мерно тикающие в своём ритме, и глубоко вздохнул, стараясь сосредоточиться на чём-то другом. Его мысли незаметно перетекали в комнату бывшего напарника, где несколько часов назад Накахара ударил его. Дазай заслужил это, но уж точно не смерти, которая сейчас была слишком близко к нему. Он не хотел отпускать его с ней. Уже отпустил когда-то. Потеряет и сейчас. — Чуя, ты как будто вот-вот заплачешь! — весело заявляет Осаму, как и всегда, совершенно бесшумно спустившись по лестнице, будто это не его одолевало сильнейшее головокружение, головная боль и тошнота. В него тут же полетела подушка, схваченная за секунду до попадания в наглое лицо, рыжий ничего толком не ответил, только направился в сторону двери, проверяя наличие ключей от машины в кармане. — Да ладно тебе, я не обижаюсь на тебя! — послышался приторный голос у него за спиной. Стоило им выйти на улицу, как резкий порыв ветра подхватил волосы, разметая их по лицу, беспощадно забирась под одежду. «Что-то не так» — в очередной раз проносится у него в голове, когда взгляд падает на серую и непроглядную мглу, окружающую их со всех сторон. Воздух ощущается в лёгких чересчур свежим и густым. Густым настолько, словно его можно черпать ложкой. Погода непредсказуемая и затянувшаяся, словно какая-то болезнь. Дожди осенью — нормальное явление, но не те, что затапливают хозяйства, не прекращаются даже на несколько минут и несут за собой ночные грозы, сопровождаемые раскатами грома. Уже ни раз он думал о том, что это связано с чем-то. Мысли путались, и были не яснее, чем небо перед глазами. Неприметный чёрный джип-внедорожник находился от них на расстоянии нескольких метров. Как догадался Осаму по вчерашним звукам, доносящимся из открытого окна, приезжал Хироцу, который перекинулся с Чуей парой фраз, после чего уехал на второй машине, сопровождающей его по пути сюда. Он бы и сам с удовольствием побеседовал со стариком Рюро, как в старые добрые времена и нелепо рассмеялся бы от его очередных нравоучений. Накахара молчал, в каждом его действии Дазай чувствовал напряжённость и скованность. Видимо, его бывший напарник размышлял над тем, что ждет Йокогаму в будущем. Как только дверь за ним захлопнулась, детектив последовал его примеру и, довольно откинувшись на спинку сидения, принялся сверлить взглядом пейзажи за окном. Разве это так важно? Мучаешься ли ты из-за шрамов прошлого или из-за потёмков будущего? Капли тарабанили по стеклу, пока стволы деревьев мелькали за окном. Тишина давала мыслям полную власть над рассудком. Потому что заглушать ее было совершенно нечем. Осаму как-то случайно переводит взгляд на юношу за рулём и находит идею наблюдать за ним довольно привлекательной и забавной. Чуя периодически хмурит брови и морщит нос, но смотрит на дорогу внимательно, пока руки сосредоточенно сжимают руль. В салоне этой машине пахнет яблоками и чем-то острым. Не так хорошо, как у него. Пару карих глаз, пристально наблюдающих за ним, он замечает не сразу, первым делом приподнимая бровь в немом вопросе, как бы спрашивая, на что тот уставился. — Ты прямо-таки прелесть, — потягивается Дазай, зевнув. На его губах играет лёгкая улыбка, только непонятно: ядовитая или по-настоящему доброжелательная. — С таким серьёзным видом ведёшь машину. Картина та ещё. — Какая я тебе прелесть, придурок, — не до конца поворачивается к нему рыжий, опасно прищуриваясь. — Я тебе могу устроить кое-какую картину, когда выйдем из машины. Осаму улавливает небольшую угрозу для его и так настрадавшегося лица и, тяжело вздохнув, возвращает свое внимание к окну. Всю дальнейшую дорогу парни проводят в тишине. Как только знакомые силуэты зданий за стеклом исчезают также быстро, как и появляются, бывшие напарники, кажется, синхронно расслабляются. Серая Йокогама хоть и выглядит мрачновато, но зато по-родному. Каждый думает о своём. Чуя — о предстоящем разговоре с боссом. Дазай — о том, что есть кое-кто, кого он хотел бы проведать. — Эй, Чуя. — Чего тебе? — Заглянем кое-куда перед тем, как уехать из города? Накахара приподнимает голову, встречаясь с ним взглядом и выглядит так, словно ждет подробного объяснения. — Потом объясню, — отмахивается от вопросов Осаму, чем с легкостью выводит бывшего напарника из себя, так как тому придется ломать голову всю дальнейшую дорогу, гадая, куда именно хочет заглянуть эта чёртова мумия. *** Огай Мори — человек, которому обычно лёгко удаётся найти слабое место врага и взять его под контроль. У него всегда есть стратегия, хитрость и преданная организация, которые ведут все его дела к абсолютному успеху. Какого же было его удивление, когда Достоевский показал себя снова, совсем ненавязчиво намекнув на нынешнее положение Йокогамы, напрямую зависящее от него. Города, который был для них всем: домом, семьей, властью и просто чем-то определённо ценным. Мужчина всегда взвешивал выгоду и потери, выбирая оптимальные решения для Портовой Мафии. Неудивительно, как часто эти решения оставляют за собой кровавую дорожку, состоящую из смертей обыкновенных людей. Да, руки бывшего врача по локоть в крови, но цель всегда оправдывает средства, верно? Он — лидер господствующей организации в Йокогаме. Лидер так называемых «стражей ночи», во власти которых более десятка различных предприятий. Портовая мафия славилась также тем, что любой, осмелившийся бросить им вызов, сильно жалел о содеянном, в конечном итоге подкармливая своим бренным телом червей под рыхлой землей. И хоть Огай и не собирался отступать от этой традиции, сейчас все возможные козыри были в руках Фёдора Достоевского. Основным преимуществом определенно была неизвестность. Информации о лидере организации «Крысы Мёртвого Дома» у них было пугающе мало. Единственной зацепкой, что у Агентства, что у Мафии было то, что Фёдор имеет цель полностью очистить мир от эсперов. Подобное даже можно было бы охарактеризовать, как геноцид. Достаточно громкий звук шагов в коридоре, который напрямую вёл к нему в кабинет, вывел Огая из раздумий. Он с лёгкостью распознал в стоящих за дверью знаменитых эсперов, раньше зовущихся в паре Двойным чёрным. Как он это сделал? Эти двое в очередной раз устроили какую-то перепалку, не побоясь быть услышанными, сквернословие из уст его рыжего подчинённого тоже распознать было проще простого, которое конкретно в данный момент лилось не прекращаясь. Стук в дверь послышался не сразу, лишь только после отборного мата в сторону детектива, а распознав среди недовольного шипения усталое согласие, два молодых человека порознь прошли в помещение, словно каждый здесь был по разным причинам. Видеть этих двоих снова вместе было чем-то странным, напоминающим сон, отчего Мори не смог сдержать хитрой улыбки. Возможно… Возможно, он даже скучал по тем временам, когда ему приходилось прерывать собрания из-за стоящих перед ним живых недоразумений, когда-то называвшихся напарниками, да ещё какими… — Босс. — Накахара низко склонил голову в знак уважения, всё ещё ощущая внутри себя неутихающее раздражение после милой беседы с кое-кем, молчаливо стоящим позади него. — Чуя, — Огай коротко кивает ему в ответ, пока взгляд его красно-фиолетовых глаз не останавливается на знакомой фигуре, так и оставшейся стоять у двери. — Дазай. Тишина появляется совершенно внезапно и длится гораздо дольше положенного. «Их взгляды чем-то похожи.» — про себя отмечает Накахара, пока бывший ученик вместе с его наставником пристально смотрят друг на друга, не произнося ни слова. — Я хочу услышать от тебя всё, что ты знаешь о Фёдоре, включая твои предположения, — наконец обрывает длительное молчание Мори, складывая руки, облачённые в белоснежные перчатки в замок и в своей излюбленной манере укладывая на них свой острый подбородок. Его взгляд внимателен, но он также отчётливо помнит, как учил Осаму многому, чему научился сам. Детектив словно чистый лист для него, его невозможно прочитать. По крайней мере, сейчас. — Почему я должен отвечать? Накахара сжимает руки в кулаки, отчего кожаные перчатки, почти бесшумно скрипя, натягиваются на побелевших костяшках, привлекая к себе внимание хозяина. Он зол. Очень сильно зол. — Чуя, — Огай поворачивает голову в его сторону, и голос мужчины звучит довольно устало. — Коё просила тебя зайти к ней, как только ты приедешь. — Тем не менее, в нём можно различить приказной тон, не требующий отлагательств. Рыжеволосый эспер хмурится, но вместе с этим понимает, что не имеет права противиться приказу. Он бросает короткий недобрый взгляд на бывшего напарника и быстрыми шагами оказывается у двери, случайно или не очень, закрыв ее за собой с громким хлопком. Охранники, следящие за порядком, провожают его безэмоциональными взглядами. По пути Чуя даже встречает молчаливого Рюноске, но для разговоров у него настроение слишком паршивое, поэтому все обрывается коротким и сухим приветствием. Коё Озаки, как и всегда, прекрасна, словно распустившийся цветок. По её плечам струится нежно-розовое традиционное кимоно, завязывающееся на бант, из-под которого выглядывает иссиня-чёрное платье с алыми лепестками. Её волосы, аккуратно собранные в пучок, напоминают собой утреннее небо. На вишнёвых губах женщины играет лёгкая доброжелательная улыбка, взгляд её глаз теплеет, как только ей удаётся разглядеть рыжую макушку в шляпе, стремительно сокращающую расстояние между ними. — Чуя! — она мягко приглашает его в свои объятия, обволакивая нежным запахом абрикосов и жасмина. — Я так рада тебя видеть, должно быть, тебя этот чёртов лис замучал. Чёртовым лисом она, разумеется, зовет Дазая, хотя что-то подсказывает Накахаре, ей просто собственные вежливость и статус не позволяют в полной мере обозвать шатена чем-то более оскорбительным. — Я тоже скучал, сестрица, — Чуя вдыхает сладкий запах её волос, и улыбка все-таки трогает его губы, несмотря на испорченное настроение. — Не то слово. — Как жаль, что я пока что ничем не могу тебе помочь, — Озаки вздыхает, на секунду становясь самой настоящей угрозой. Хорошо, что не для него. — Ты только попроси, и я… — она хитро прищуривается, доставая из-за спины пестрый зонт, выглядящий скорее как нечто подобное на орудие для убийств, чем обычную традиционную вещицу со стандартным использованием. — Идём, я знала, что ты приедешь, стол уже накрыт. За время беседы и употребления свежей темпуры из креветок в сочетании с дорогим вином, от которого на языке оставалось приятное послевкусие, Накахара совсем подрасслабился, уже представляя, как жестоко заставит Дазая сесть за руль, учитывая то, что до временного жилья им придётся ехать уже ночью. Коё вовсе не переходила черту, словно специально не затрагивая причину их пребывания в особняке. Диалог плавно перетекал со светских тем до обычных забавных историй. Несмотря на то, что женщина обычно была сдержанной, её приятный смех ласкал уши. Появлялось желание смеяться вместе с ней, что Чуя, собственно, и делал. Сквозь маленькие щели, не закрытые шторами, ему удалось разглядеть наступающую темноту. Уходить совершенно не хотелось. Он чувствовал себя прекрасно, будучи уверенным, что даже бывший напарник не смог бы сейчас испортить ему настроение. Может быть, так подействовало вино, согревающее изнутри, а может быть, просто хорошая компания и вкусный ужин. — Чуя, — Озаки выглядит гораздо серьезнее, чем пару секунд назад, когда они до боли в животе смеялись над его очередной нелепой шуткой, — пообещай мне, что будешь осторожен. Такая резкая смена настроения настораживает его, а ведь Накахара так не хотел, чтобы до этого дошло. Что он может ей ответить? О какой безопасности идёт речь, если вражеская организация скрывается в их собственном городе? Всё это близко. Непозволительно близко. Остаётся лишь гадать, что будет завтра. — Хорошо. После невесомого поцелуя в щёку он уходит, оставляя её наедине с собой. Как только дверь за его спиной захлопывается, всё возвращается на круги своя. Кабинет сестрицы — временное укрытие, как комната родителей, в которой дети прячутся с наступлением ночи. Мысли же — страшные монстры, не дающие ему покоя. — Долго же ты. Хриплый голос звучит укоризненно-шутливо. Напротив него в нескольких метрах стоит Дазай, облокотившись спиной о стену, откинув голову и глядя в потолок. Выглядит он обычно, словно ничего и не было, и рыжему остаётся только гадать, о чём же бывший напарник мог разговаривать с его боссом. — Дазай. Наступает час расплаты. — Ты за руль. Детектив явно удивлён, но после недолгого анализа Накахары, кажется, осознаёт причину этих слов, ведь тот выглядит расслабленнее, чем обычно. — Ты мне мстишь, — только недовольно бросает Осаму, оттолкнувшись от стены, направляясь в сторону лестницы. Чуе ничего не остаётся, кроме как следовать за ним. Приближение темноты никогда не пугало его, наоборот, привлекало и манило, побуждая быть ближе к себе. Есть вещи, которые никогда не меняются, поэтому Дазай, широко потянувшись до хруста в позвонках и вдохнув побольше ночной прохлады в лёгкие, направился к машине, даже не пытаясь укрыться от дождя. Он предусмотрительно открыл Накахаре дверь, благо, избежав удара, уселся на место водителя и принялся осматривать руль со всевозможными кнопочками на панели управления. Чуя же почти сразу откинулся на спинку кресла, намереваясь провалиться в сон, а то еще не дай Бог, понаделает глупостей, а то подозрительно настроение у него поднялось. — Не спи, Чуя. Накахара с трудом разлепляет глаза, убийственно глядя на него из-под опущенных век. — Это еще почему? — Я же говорил тебе, что хочу заскочить в одно местечко. Рыжий нахмурился и, буркнув нечто на подобии: «Только быстро», снова перестал ощущать связь между сном и реальностью, чувствуя себя смертельно уставшим. Внутренний голос шептал ему что-то о том, чтобы следить за никудышным водителем, но мафиози только послал его куда подальше, предпочитая поставить на первое место, в первую очередь, себя и свои желания. Проспав от силы минут двадцать, его разбудил яркий свет, беспощадно ударяющий по глазам. Более тысячи раз успев проклянуть детектива, который уже вышел из машины, он сделал то же самое, и какого было его удивление, когда перед глазами показалась знакомая мигающая вывеска. Они как-то побывали в этот игральном клубе вместе, еще когда обоим было по пятнадцать. Взгляд Дазая был нечитаем, он просто смотрел туда же, куда и Чуя. Не успев спросить зачем они здесь, Осаму направился вовнутрь. Когда дверь перед ним покорно отворилась, Накахара нахмурился, не до конца понимая, что происходит, и почему заведение еще открыто. Он-то думал, что тот хочет навестить кого-то из агентства, а уж точно не провести время в игровом центре, так еще и с ним. Передёрнув плечами от очередного резкого порыва ветра, пробирающего до костей, Чуя проследовал за ним, стараясь привыкнуть к яркому свету после недавнего сна. Спину ломило из-за неудобной позы, а тело требовало разрядки. Накрыв рот рукой после третьего по счёту зевка, он безмолвно уставился на своего бывшего напарника, ожидая дальнейших действий. Дазай и впрямь уселся за стул возле того самого автомата, кивком указывая на место напротив. В его карих глазах блестел огонь бывалого озорства, словно они вдруг вернулись на несколько лет назад в подростковые годы, по которым Накахара ужасно скучал, хоть и не показывал этого. Мотивы детектива были ему непонятны, но он послушно присел на указанное место, озираясь по сторонам. Помимо них в клубе было еще трое человек, не обративших на прибывших никакого внимания. Весёлая музыка, доносящаяся из динамиков, буквально способствовала его пробуждению. Раньше Чуя часто проигрывал Дазаю. Даже слишком. И пусть это всего лишь игра, больше он этого делать не намерен. — Играем на желание? — как бы невзначай поинтересовался Осаму, хитро прищуриваясь. — Нет! — категорично воскликнул Накахара, а после сказанного, вдруг осознал, насколько глупо это звучало. А звучало так, словно он боялся проиграть. — То есть да, но со следующего раза. — Ха-ха, — шатен хрипло рассмеялся, пододвигаясь ближе к монитору. — А ты решительно настроен, я смотрю. — Хватит болтать, — Чуя фыркнул, сфокусировавшись на картинке перед глазами. — Готовься проиграть! Чёрт. Чёрт. И ещё раз. ЧЁРТ! Кто же знал, что он проиграет спустя несколько минут их напряжённой борьбы. Осаму был слишком хорош в этом. Его длинные пальцы успевали делать всё, что только можно, пока взгляд Накахары метался от одного угла экрана к другому. — Ещё раз, — требовательно шипит рыжий, и они снова сталкиваются в поединке. Но и в нём Дазаю удаётся одержать победу. Причём довольно лёгкую, ведь его соперник отвлекается на скрип двери, когда последние посетители покидают помещение. — Только не говори, что хочешь сыграть ещё, — Осаму уже нагло и в открытую потешается, весело глядя на Чую, уже похожего на бушующий ураган. Давно ему не было так хорошо. — Ещё. Раз. Этот бой выглядит значительно напряжённее предыдущего. По всему клубу слышны удары пальцев о различные кнопки и возбуждённые комментарии. В этот раз Чуя играет лучше, но этого всё равно недостаточно. Он снова близок к проигрышу. Сколько там парень уже задолжал желаний забинтованному придурку напротив? Дазай, как и всегда, спокоен. Он успевает даже полюбоваться на супер-серьёзного Накахару, по лбу которого стекает одинокая капля пота. Мысль проиграть приходит в голову совершенно неожиданно, что Осаму, собственно, и делает, изображая на лице искренний шок. Ну вот, своими же ручками испортил себе репутацию крутого и непобедимого плохиша. Он грустно вздыхает, пока бывший напарник молчит, неверяще пялясь в экран. — Ты выиграл, Чуя! — поверженно улыбается ему Дазай, и пусть рыжий понятия не имеет о том, что тот ему поддался. Ну и пусть. Зато он впервые видит, как по-настоящему заставил человека улыбаться. Это ведь было таким спонтанным решением. Просто взять и проиграть. А какие эмоции. Накахара выглядел настолько счастливым, что Осаму мысленно пообещал себе проигрывать каждый раз, лишь бы вместо усталого взгляда наблюдать этот. Радостный и такой искренний. Неужели это правда благодаря нему? — ДАЗА-А-АЙ! — бывший напарник буквально сиял, победно глядя на него. — Ты должен мне желание! — Так нечестно, — расстроенно протянул Дазай, драматично всплескнув руками. — Вообще-то до этого ты задолжал мне их целых три! — А вот и нет. — Чуя прекрасно знает, что неправ, но все равно настаивает на своём, не переставая ухмыляться. — Ты проиграл, просто прими это. Осаму вытягивает руки в примирительном жесте. — Ладно-ладно, я признаю. — он улыбается в ответ, и Накахара теряется в его глазах, замирая. — Ты молодец, Чуя. «Почему ты делаешь это, Дазай?» Они ещё целую минуту просто смотрят друг на друга, пока их игру в гляделки не прерывает громкий стук в окно. Охранник смотрит на них угрожающе, яростно тыкая пальцем в циферблат на его широком запястье. Они ретируются с места преступления, проскальзывая мимо него с невинными личиками и вскоре оказываются в машине. — Спасибо. Дазай поворачивается к нему, удивлённо приподнимая одну бровь. — За что? Чуя фыркает, подавляя в себе желание как-либо прикоснуться к нему, и откидывается на спинку сидения, прикрывая глаза. — Просто спасибо. Морфей забирает его снова. — Тебе спасибо. — Но Накахара уже не слышит, а уж тем более, не чувствует, когда чья-то холодная рука осторожно убирает за ухо выбившуюся из хвоста рыжую прядь. *** Просыпается Чуя от раскатов грома и сверкающих молний, с ужасом замечая, что в машине находится один. Его потерянный взгляд мечется по салону, словно тот — загнанное животное, но бывшего напарника обнаружить не удаётся. За окном лишь кромешная темнота и лес. Место знакомое. Спустя пару секунд, Накахара осознаёт, что Дазай привёз их на кладбище. Тьма сгущается, он не видит ничего, кроме размытых силуэтов стволов деревьев. Выходить из машины нет ни малейшего желания, как и оставаться в ней. В голове полнейший хаос и ни одной зацепки. Дождь беспощадно тарабанит по стеклу. В салоне становится холодно, а возможно, это из-за внезапного страха, накрывающего его с головой. Страх стал неотъемлемой частью его жизни. Он вызывал тошноту, лишал возможности дышать и сковывал тело невидимыми металлическими обручами, оставляющими после себя синяки и гематомы. А ещё хуже, когда страх этот был не за себя, а за близкого тебе человека. Наплевав на возможность промокнуть, Чуя выскочил из машины, оставляя дверь открытой и начал оглядываться по сторонам. Бесполезно, твою мать. Капли стекают по лицу, закрывая весь обзор. — Дазай! Он кричит так громко, насколько может, срывая голос до боли в горле. Шум дождя перекрывает все малейшие звуки. Паника тянет к нему свои костлявые руки, намереваясь прикоснуться, отчего у Накахары начинает кружиться голова. Сердце стучит в бешеном ритме, и он решает направиться вперёд, оббегая могилы и редкие деревья. У него есть догадки насчёт того, где может быть бывший напарник, но он понятия не имеет, в правильном ли направлении движется. Одежда прилипла к телу, отчего по спине бегут мурашки. Холод пробирается под кожу, пока Чуя параллельно выкрикивает его имя несмотря на то, что горло уже вовсю саднит. Ветви хлещут по лицу, но он игнорирует это, продолжая путь. Силуэт вдалеке дарит ему надежду, хоть толком и разобрать сидящего не получается. — Дазай? Накахара ускоряется, смаргивая с ресниц капли дождя и облегчённо выдыхает, обнаруживая знакомые волнистые каштановые волосы, промокшие насквозь. Осаму сидит низко опустив голову, прислонившись спиной к могильной плите. Ему не нужно смотреть на надпись, чтобы догадаться, кто здесь похоронен. «С. Ода» — Дазай! Твою мать, — Чуя наклоняется к нему и встречается с пустыми карими глазами, смотрящими сквозь него. Это вынуждает его нервно усмехнуться и протянуть руку к его лицу. — Пойдем отсюда. Но тот не реагирует, словно фарфоровая кукла, которая даже моргать не умеет. Вода стекает с его волос, наверняка попадая в стеклянные глаза, но разве это так важно сейчас? Горячая рука накрывает его холодную щёку и ощущается словно ожог, отчего он вздрагивает, уже отчётливее различая перед собой своего бывшего напарника. У Накахары обеспокоенный взгляд и сведённые к переносице брови. Он и сам полностью промок, но почему-то продолжает стоять с ним вот так, не обращая внимание на собственную дрожь в теле. — Уходи, я скоро подойду, — сипло бросает ему Осаму, наконец найдя в себе силы подняться на ноги. — Ещё чего, — Чуе снова приходится рвать глотку, лишь бы перекричать гром. Он отходит на пару шагов, демонстративно отвернувшись, будто давая тому возможность попрощаться. Дазай искренне удивлён, но у него мало времени, поэтому он переключает свое внимание на надгробие. Порассуждать насчёт происходящего успеет позже. — Ода, смотри, — его пальцы бережно оглаживают каменную плиту, — этот человек, вроде бы, тоже хороший. — Осаму едва различимо смеётся, прекрасно зная, что его невозможно расслышать из-за дождя. — Прямо как ты, да? Он говорит о Чуе, который сверлит взглядом свет от их машины, скрестив руки на груди. Его плечи периодически подрагивают. — Прости, дружище, — Дазай снова возвращает свое внимание к надписи напротив. Он хочет сказать много чего, но не может в силу обстоятельств. — Мне пора. «Скоро увидимся.» — единственное, что удалось расслышать Чуе до того, как Осаму с дежурной улыбкой подошёл к нему. «Зачем ты говоришь это, Дазай?» — Благодарю за ожидание! «Я видел твои глаза несколько минут назад. Почему ты считаешь, что я должен поверить в твою лживую улыбку?» — Поехали домой.