Я медленно поднялся с кровати и с неким разочарованием обнаружил, что, увы, снова соединён с капельницей.
В последнее время мы с ней стали неразлучны.
В той комнате, где я оказался, слишком сильно пахло медикоментами и едкой хлоркой, действующей на нервы. Ко всему прочему, атмосфера вокруг и больничный аромат нагоняли тоску и мрачные мысли. Какая жалость, а ведь я только-только проснулся.
Совсем не щадя кожу, срываю неприметный пластырь, освобождая катетер, и вынимаю иглу.
По счастливой случайности на тумбе справа от меня обнаруживаются ватка и полупрозрачная банка со спиртом. Она почти сразу же пропитывается темно-красным цветом, потому мне приходится перемотать место прокола рваным бинтом.
Последнее моё воспоминание — это Накахара, говорящий с Гоголем, что преградил нам путь, с целью подарить ему некий «подарок».
Занятно.
Нетрудно догадаться, что, вероятнее всего, в коробке скрывалось что-то из Портовой мафии. Было бы странно, не воспользуйся Фёдор моментом, чтобы ослабить своего врага. Выпала ведь такая возможность!
Лежать и сидеть наскучило. Я поднимаюсь на ноги, опуская голые ступни на холодный пол и чувствую слабость в теле, что зовет меня прилечь обратно.
В другой раз.
Я уже достаточно поспал. Правильнее выразиться будет «проспал».
Встаю, потягиваюсь, морщусь от неприятной боли везде, где только она возможна, и иду к балкону. Луна светит так ярко, что почти слепит глаза.
Ещё только открывая глаза я отчего-то был яро убеждён, что застану Накахару прямо здесь, рядом с моей койкой, но, по неизвестным причинам, что-то мне подсказывает, что Чуя здесь в ближайшее время даже не появлялся.
Досадно.
Нам явно есть, что обсудить. Думаю, что и мне положено узнать, что скрывалось в той самой коробке.
Открываю дверь - и какое же это приятное чувство, вдруг ощутить всю ночную прохладу на себе.
На удивление, в голове так пусто, что я как-то и думать забыл о наркотиках. А ведь не так давно я выпрашивал их у Накахары, даже решившись на кое-какую глупость. Надеюсь, что это вызвало у него должное отвращение и отрезало желание продолжать пытаться превратить наши отношения в нечто большее навсегда.
Чуя прекрасный напарник, не стану отрицать. Я рад, что мне довелось встретить его. Но несмотря на это, мне все ещё жаль, что он сам однажды встретил меня. В моей жизни нет места любви, и в идеале все должно вернуться на круги своя. Возможно, я просто боюсь стать слабее, ведь спустя столько лет я все ещё хотел бы верить, что слова, сказанные мне Одой, оказались ложью.
Искать смысл жизни в ком-то опасно, ведь когда этот кто-то исчезнет, ты вновь останешься ни с чем.
Утопать в собственных рассуждениях, стоя под луной, — заманчиво, но время на исходе. Мой «странный отдых» закончен и пора бы избавиться от крыс, что настигли родной город.
Фёдор Достоевский, ты ведь не думал, что твоих действий в мою сторону будет достаточно, чтобы я перестал представлять для тебя угрозу?
Осаму коротко усмехается, внимательно оглядывается по сторонам и даже чувствует некую нахлынувшую на него ностальгию, осознав, что пребывает в такой знакомой больнице Йокогамы. Она находится дальше всех от города и славится своей непопулярностью и недоброжелательными отзывами. Нашёл же Чуя место, куда его отвезти. Напоследок Дазай бросает очередной взгляд на Луну, и ветер почти по-дружески треплет его волнистые волосы, побуждая к действиям. Вернувшись внутрь, он снимает с вешалки свой песочный, горячо любимый плащ, гадая, как же его потрёпанная временем вещица умудрилась оказаться здесь. Одевается в привычную одежду, в коей часто раньше можно было заприметить его в кафешке неподалёку от агентства, смотрит в одинокое зеркало, разукрашенное мыльными разводами, оценивающе склоняет голову на бок. Слегка великовата – он и впрямь исхудал. Выходит из палаты, обнаруживая перед собой длиннющий коридор с всего одной работающей лампочкой, и неодобрительно цыкает, развернувшись в противоположную от холла сторону. Дазай Осаму слишком часто бывал в больницах, чтобы не знать о запасных выходах всё, включая их местонахождение и способ использования. Из его палаты доносится тихое одобрительное мяуканье. Он едва улыбается.***
Ацуши сидит в круглосуточном кафе, недоверчиво пялясь то на официантку, пристально следящую за ним, то на мирно тикающие деревянные часы, то на кромешную темноту за окном. Он слегка… взволнован? А какой человек не заволнуется, если ему вдруг придёт сообщение от неизвестного номера с просьбой прийти в какое-то странное кафе на отшибе, в котором только пьяницы-то и прохлаждаются? И то, даже сейчас, здесь нет никого, кроме него. Лишь молодая девушка за стойкой. Да и её присутствие слегка напрягает. Она вообще вот-вот дыру в нем просверлит своими большими зелёными глазами. Нервирует. И ведь даже не подходит, не предлагает меню. Здесь всё слишком странное. Кто-то, наверное, спросит, почему же Ацуши согласился на эту встречу. А он, свою очередь, солжет, если скажет, что у него был выбор. Незнакомец не только пригрозил ему тем, что убьёт Накаджиму собственными руками, если тот струсит, но и добавил, что у него есть важная информация для Детективного Агентства. Это всё продолжает ему казаться крайне глупой затеей, особенно, когда та самая девушка из-за стойки подходит к нему, держа в руках поднос с напитками. Аромат какао приятно удивляет, отвлекая Ацуши от очередного порыва зевнуть, широко открыв рот. Но рядом с какао она также ставит бокал с вином, что удивляет ещё больше. — Эм… простите? Но я ведь ничего не заказывал. — Накаджима хмурится, глядя на её лицо и непонимающе наклоняет голову. — Это за счёт твоего будущего собеседника. Не волнуйся, он все оплатил. — Она демонстративно фыркает и уже собирается уйти, как Ацуши решается узнать её имя. — Скажите, а как Вас зовут? Вы смотрите на меня все те полчаса, что я сижу здесь… Это немного смущает, — торопливо объясняет свой вопрос он, чуть ли не смутившись от абсурдности этой ситуации. — А на кого мне ещё смотреть? — Незнакомка раздражительно вздыхает, пробегаясь яркими глазами по каждому пустому столику. — Ты ведь единственный посетитель. Накаджима только открывает рот, как снова его закрывает, разочаровавшись в собственной глупости. Какой же он невнимательный. А ведь и правда. Сидит в кафе один одинешенек. В столь поздний час. Даже этот «неизвестный» не спешит к нему прийти. Кёка уже наверняка обнаружила его пропажу. Может, стоит вернуться домой? — Кстати, дорогуша, — девушка хмыкает и резко склоняется над столом, вынуждая Ацуши раскрыть глаза от удивления и прижаться к спинке стула, — моё имя написано на бэйджике! И Накаджиме ведь не стоит знать, что эта хитрая особа повернула его нужной стороной секунду назад, воспользовавшись его замешательством? «Аканэ…» — А вот и твой спутник! — Аканэ кивает на входную дверь, где еле слышно зазвонил один единственный колокольчик, оповещая о новом посетителе, и напоследок, бросив ему хитрую улыбку, возвращается за барную стойку, принимаясь протирать бокалы. — С-спутник? — Ацуши нервно сглатывает и мысленно набирается храбрости наконец взглянуть на этого человека. Рыжие волосы, собранные в хвост, шляпа, закрывающая пол-лица своей тенью, длинный чёрный плащ и кожаные перчатки. Накахара обходится без приветствия, садится рядом и почти мгновенно ловит его взгляд своим, отчего Накаджиме становится не по себе. Хотя, от осознания, что писал ему все же бывший напарник Осаму, становится чуточку легче. — Здравствуйте, Накахара-сан? Мафиози долго молчит, потом с его губ срывается тяжёлый вздох, и он принимается за бокал вина, устало прикрыв глаза. Ацуши неловко чешет затылок и все же берёт в руки уже остывшее какао, делая первый глоток. Вкусно. Неужели ему что-то известно о Дазай-сане? — Опережу твой вопрос, — низким голосом начинает Чуя, и Накаджима каждой фиброй души чувствует его злость, — твой наставник сейчас в больнице, здесь, в Йокогаме. Ацуши только хочет задать ещё один последующий за первым вопрос, как его упрямо обрывают. — Слушай и не перебивай, щенок. — Накахара ставит на стол опустевший бокал, поднимая на него серьёзный взгляд. — Осаму был в плену у Достоевского очень и очень долго, но, как мне известно, ваше чёртово агентство и ухом не повело, оставив всё так, как есть. Я лично забрал его оттуда, рискуя своей жизнью, и ещё какое-то время мы жили в глуши, рядом с Камакурой. Тебе лучше не знать, что с Дазаем делали эти ублюдки, пока он был там, но сейчас он явно слаб. На пути сюда мы встретили крыс, среди которых ты, наверняка, особенно хорошо помнишь многоуважаемого Фёдора Достоевского. Он напал на Портовую мафию в моё отсутствие и убил одного из членов исполнительного комитета. Уверен, вы будете следующими, на кого совершится нападение. Накаджима снова сглатывает вдруг образовавшийся в горле ком, осознав, что агентство вновь в опасности, и он только-только собирается что-то добавить, как Чуя продолжает: — У него также есть соратник по имени Николай Гоголь, который почти ничем не уступает самому Достоевскому. Какие у него мотивы — непонятно, но он точно непростая пешка. Я хочу убить его и Фёдора собственными руками, надеюсь, вы не станете мне в этом мешать. — Накахара поднимается со стула, поправляя шляпу. — Ах да. Разве не будет справедливым отдать Дазая нам? Его место всегда было в Портовой мафии. Не думаю, что сейчас вы имеете право мне хоть как-то возразить, иначе… Ацуши тоже поднимается со стула, растерянно глядя на мафиози. Чуя опускает ему на плечо свою тяжёлую ладонь, и Накаджима неожиданно чувствует каждой клеточкой тела всю силу человека напротив. Гравитация. — Передай это все своему боссу, парень. Хорошего вечера. Ацуши провожает уходящий силуэт и буквально за пару минут понимает, что становится человеком, на плечах которого появилась какая-то неподъемная ноша. Как же было хорошо жить в неведении ещё вчера. Сейчас он стоит один, посреди кафе, и даже Аканэ куда-то испарилась, не оставив после себя и следа. А ведь Накаджима даже не успел спросить у Накахары-сана адрес больницы. Дазай ведь все ещё остаётся его наставником. Сейчас его совет и суждения пришлись бы как раз кстати. Неужели он и правда покинет агентство, вернувшись в мафию? Такое разве возможно? Нет… глупости. Дазай-сан бы ни за что туда бы не вернулся.***
Днём ранее. Накахара вновь на территории Портовой мафии. Прошло так много времени с тех пор, как он был здесь последний раз… Тогда Чуя приехал сюда с Осаму, они перепирались всю дорогу и лишь в кабинете у Мори повисло неловкое молчание, пока его не отправили к Коё. Сестрица Коё. Накахара так и не смог проронить слёз, глядя на её бледное лицо. Казалось, что он просто не мог себе этого позволить. Даже после смерти красота и изящество Озаки остались при ней. Жаль, что нахождение её тела осталось неизвестно. Женщину безжалостно лишили головы. А её главная часть досталась ему в качестве «подарка». Уёбки. Каждого собственными руками заставить пожалеть о содеянном — вот, что входило в его планы. Это бежало по венам, это стучало в ушах и это занимало все посторонние мысли. Чуя не хочет погружаться в те воспоминания, когда Мори вот-вот объявил Озаки его наставницей… Не хочет проигрывать в голове различные банкеты или корпоративы, где с удовольствием находил время для беседы со стариком Хироцу. Он не хочет принимать тот факт, что это воспоминаниями и останется. В живых этих людей уже нет. И никогда не будет. Они мертвы. Пусть Коё не любила его так же сильно, как маленькую девочку по имени Кёка, она все ещё оставалась для него прекрасной наставницей, важным звеном в организации и просто близким человеком. Её смерть Чуя никому бы простить не смог. И Достоевский заплатит за то, что решил бросить вызов Портовой мафии. Бросить вызов его чувствам. Сделать больно тем, кто ему дорог. А ценой станет его собственная жизнь. Убийство члена исполнительного комитета — это начало кровопролития. Стоя перед заветной дверью в кабинет босса, Накахара впервые не хочет заходить. Он все ещё удивлён, что жизнь в Портовой мафии ничуть не изменилась с тех пор, как он ушел, однако Чуя чувствует себя странно потерянным и отстранённым. Здание кишило сотрудниками, единственное, что он заметил — охранников стало вдвое больше, чем было всегда. Накахара стучит ровно три раза и входит, уже зная, что его без сомнений впустят. — Давно не виделись, Чуя, — приветствует его Огай без единой эмоции на своём лице, чем вводит в заблуждение подчинённого ещё больше. — Проходи. — Босс. — Чуя кивает ему в знак уважения и садится на стул напротив, снимая шляпу. — Как вы? Мори издаёт тихий смешок, скрещивает пальцы между собой и опускает подбородок на сцепленные запястья. — А как я могу быть? — Смерть Коё и Хироцу, — прямолинейно напоминает ему Накахара, чем вызывает у Огая улыбку ещё шире прежней. Это ему в подчинённом и симпатизирует в каком-то плане. Неприятное едкое чувство в грудной клетке вынуждает стиснуть зубы и низко склонить голову. — Я не был с Вами, когда был больше всего нужен, простите меня, босс. — Оставь это. — Мужчина недовольно покачал головой и хрипло рассмеялся, ловя его непонимающий виноватый взгляд. — А что насчёт Коё и Хироцу… — его черты лица приобретают более острый и мрачный вид. — Это действительно большая потеря, но у нас нет времени на сожаления. Организация должна двигаться дальше. «Что?» — Не смотри на меня так, Чуя. — Мори устало вздыхает, потирая переносицу. — Фёдор может напасть в любой момент. Этим людям я уже нашёл замену. Поверь, я тоже расстроен. Не думай, что я бездушен. Как лидер организации я обязан идти дальше, даже несмотря на это. Я думал, этого мне не придётся тебе объяснять. Накахара знает, что ему нечем возразить, поэтому лишь продолжает внимательно слушать. — Не буду спрашивать, почему спасение Дазая затянулось на такое большое количество времени. Лучше скажи мне, где он сейчас? — Наверняка побежал в свое любимое агентство. Чуя нахмурился, борясь с желанием покрыть бывшего напарника отборным матом. — Какая к чёрту разница? Пока что он в безопасности. Не понимаю, почему вы так о нем беспокоитесь. — Из нас двоих ты и сам знаешь, кто беспокоится сильнее. — Огай едва заметно усмехается. Попал в точку, судя по реакции напротив. — Впрочем, какая организация спасла Дазая, тому он и принадлежит. Справедливо, не так ли? Ты ведь догадывался, что я хочу его вернуть. Да и я особо этого факта не скрывал. — Вы же знаете, что он ни за что сюда не вернётся… — Скажем так, мы с Дазаем иногда мыслим одинаково. Как никак, я был его наставником в прошлом. А потому, прошу тебя поверить мне на слово, что он снова займёт роль моей правой руки. Чуя поджимает нижнюю губу, скрещивая руки на груди, и откидывается на спинку стула, прикрывая слипающиеся глаза. — Разве агентство согласится на это? — Это уже неважно. Дазай Осаму вернётся в Портовую мафию. «Ведь больше никто не сможет стать достойной Вам заменой?» — Полагаю, что на эти разборки у них просто не будет времени, когда Фёдор вновь даст о себе знать. Всё же, его цель — это любой эспер, организация здесь роли не играет. Мы все сейчас в одной тарелке. «Значит мы снова будем играть с агентством в хороших друзей?» — Тогда могу я спросить, какой у Вас план? — Чуя пытается переварить услышанное, но стоит ему это неимоверных усилий. — Для начала верни мне Дазая. Возможно, тебе стоит с ним встретиться, возможно, даже схватить и привезти его сюда лично. Любой способ, какой тебе придется по душе. — Огай разводит руками в разные стороны, мол, делай, как посчитаешь нужным, только не подведи. — И прошу тебя, Чуя, не делай глупостей, не нападай на Достоевского в одиночку. Нам нужно время, чтобы подготовиться. — Поверить не могу. Спустя столько лет вернуть этого… Мори хмыкает, вновь разводя руками. Пропустил мимо ушей. — Временно тебе придётся пожить в своём кабинете в мерах предосторожности. И… — тень улыбки мелькает на его хитром лице, — я рад, что ты вернулся. Отдыхай, Чуя. Только Накахара оказывается за дверью кабинета, как руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Чёрт, босс так многозначительно посмотрел на него, когда попросил не совершать чего-то необдуманного в сторону Достоевского… Так ещё и хочет, чтобы Дазай вернулся в Портовую мафию. По его мнению Чуя в силах его заставить? Серьёзно? После всего, что случилось, он даже не знает, что захочет сделать с бывшим напарником первым делом. Ударить? Обвинить в беспечности? Послать далеко и надолго? Признаться в ебанутой нездоровой привязанности? И вообще, разве Дазай не слишком слаб для того, чтобы участвовать во всем происходящем? Разве не у него наркотическая зависимость, которая помутняет рассудок, превращая его лишь в подобие человека? Сейчас все, что ему нужно — это реабилитация. Какой к чёрту член исполнительного комитета и параллельно правая рука Огая? Всё, что Накахара хочет сделать сейчас — это лично убить Достоевского и остальных крыс. Всё остальное не имеет значения. Зачем ждать? У него не так много терпения. Он уже устал думать об этом, уже давно пора делать. «Прошу тебя, Чуя, не делай глупостей.» Приказ есть приказ. Блять. Чуя зажимает кнопку вызова лифта указательным пальцем и потягивается до хруста в позвонках, широко зевая. Ему стоило бы хорошенько размяться после утомительной поездки и задать Боссу побольше вопросов, однако вместо этого он заходит в просторное помещение, выбирает на сенсорной панели нужный этаж и прикрывает уставшие глаза. Привести сюда Дазая, значит. Какова вероятность, что эта чёртова скумбрия осталась в больнице? Ровно целых ноль процентов. Если Осаму уже вернулся в агентство, забрать его оттуда будет весьма и весьма проблематично. С чего Мори вообще взял, что что-то может заставить его вновь вступить в организацию? Двери медленно открываются, и Накахара выходит в красный длинный коридор, недоверчиво оглядываясь по сторонам. Он идёт вперёд, пока взгляд бегает по картинам, что висят на стенах. Неплохо. Давненько Чуя не ночевал в своём кабинете, уж не забыли ли он, как он вообще выглядит? Хм? На повороте Накахара вдруг замирает, не спеша оглядываться назад. Интуиция не подвела. — Выходи, я тебя уже заметил. — Он прищуривается, и пронзительные голубые глаза останавливаются на тёмноволосом юноше, что следил за ним ещё с того момента, как Чуя вышел из лифта. — Акутагава. — Накахара-сан. — Рюноске сдержанно кивает ему в знак почтения и, не торопясь, подходит ближе. — Хочешь спросить о Дазае, я прав? Он в Йокогаме. Почти в целости и сохранности. — Чуя не уверен, что последние слова до конца являются правдой, но это же Осаму, его живучести кто угодно мог бы позавидовать. — Что-то ещё? — Да. — Акутагава заходится в приступе кашля, в спешке прикрывая рот ладонью. — Ваше задание ведь вернуть его в организацию? — Так оно и есть. — Накахара недовольно усмехается, заметив его проницательность. — Ты хочешь мне что-то предложить? — Да. — Рюноске снова согласно кивает и протягивает ему аккуратно вырезанный листок бумаги с цифрами на обратной стороне. — Это номер Ацуши Накаджимы, участника вооружённого детективного агентства. Возможно, это смогло бы упростить вашу задачу. Чуя расплывается в довольной улыбке, радостно принимая его помощь. — Большое спасибо, Акутагава. — он убирает листок в карман, сдерживая очередной порыв широко зевнуть. — Доброй ночи. — Рюноске замечает его сонливость, склоняет голову уже в третий раз и почти бесшумно удаляется в сторону лифта, больше не проронив ни слова. Накахара ещё около пары секунд следит за его мелькающей тенью. Помощь Акутагавы придётся как раз кстати. Начинать нужно с малого. Он достаёт мобильный, как только дверь с тихим скрипом закрывается за ним, оставляя его в тишине.***
Настоящее время.
После разговора с белобрысым пареньком из агентства Накахара в спешке возвращается домой, а если быть точнее, в свой собственный кабинет. Весьма непривычно, возможно, не так хорошо, как хотелось бы, но всё же вполне сносно. Проклятый дождь, словно издеваясь, начинается ровно тогда, когда он выходит на открытую местность. Ветер просачивается через насквозь промокшую одежду, пробивается до самых, чёрт его, костей и неприятно гудит в ушах, вынуждая Чую периодически грязно выругиваться, то и дело недовольно шипя на весь мир вокруг. Йокогама почти растворяется в этом тёмно-сером и густом полумраке, не вселяющим никаких надежд на нормальное продолжение пути и тонет в звуках нарастающего ливня. На душе у Накахары кошки скребут, а в голове вдруг становится так пусто, что даже тошно. Его настойчивая жажда мести тлеет где-то в стороне и смотрит на него издалека почти виновато, и он знает, что она загорится вновь, стоит ему только увидеть мерзкую улыбку того самого Гоголя или же пустые глаза Достоевского. Более того, Чуя чувствует себя одиноко, продолжая проклинать любовь к Осаму уже какой день подряд. Мысли о нём неприятно давят изнутри, не дают чувствовать себя полноценным, выбивают из колеи и медленно-медленно отравляют кровь. Как же много раз он задавал себе до жути банальный вопрос «Почему он?». И тот факт, что ответ мог бы стать хорошим, даже отличным, лирическим эссе, длиною в более, чем двести слов, не мог не пугать. Быть однолюбом, оказывается, очень проблематично и даже в какой-то степени губительно. Накахару собственная преданность либо заводила в тупик, либо заставляла делать выбор между чем-то или кем-то дорогим. И страшно осознавать, что кто-то, кому он был безразличен, всегда оказывался у него на первом месте. Прогремел первый удар грома. Молния сверкнула где-то за высоким зданием, и Чуе удалось лишь разглядеть секундный белый ореол вокруг него. Разбушевалась погода, разбушевались и его собственные мысли. Сон сняло, как рукой. Он набрал побольше влажного воздуха в лёгкие и, порывшись в кармане чёрного плаща, наконец выудил оттуда пачку тонких сигарет. От холода неприятно мёрзли кончики пальцев и, недолго думая, Накахара зашёл за какой-то неприметный козырёк, прислушиваясь к ударам капель о пластиковый навес, одновременно зажимая сигарету между губами. Зажигалка откликается на зов не сразу, но через минуту упорных стараний всё же поддаётся. Стоит ему начать подносить слабый огонёк к себе, как неподалёку разносится звук выстрела. Никаких криков после него не следует, что заставляет Чую настороженно прищуриться, глядя вдаль. Через темноту ему с трудом удаётся разглядеть тусклую вывеску ночного бара, находящегося через дорогу. То ли от скуки, то ли решив прислушаться к зову сердца, Накахара незамедлительно отправляется туда, по пути отправляя бычок в мусорку. Шлёпать по лужам занятие не ахти, но пропускать наверняка занятное зрелище нет желания. Он ускоряет шаг, и вскоре двери, ведущие вниз, оказывается совсем перед носом. Чуя не раздумывая шагает внутрь, тщательно топчется на коврике, любезно оставленным перед лестницей, и спускается вниз, с каждым шагом напрягая слух всё больше и больше. Удивительно, но больше ни единого громкого звука, только спокойная тишина и шум дождя, оставшийся позади. Неужели выстрел произошёл не здесь? — Простите меня за моё любопытство, но… позвольте спросить. Как вы узнали, что он промахнётся? Накахаре, наконец, удалось расслышать тихий голос, который принадлежал мужчине примерно сорока-сорока пяти лет. — Ах, да мне просто повезло! — второй человек непринуждённо рассмеялся. — А точнее, наоборот. Звучит слишком знакомо. — Мне показалось, что Вы начали подозревать его с самого прихода, прошу, расскажите подробнее. Бокал виски за счёт заведения. — Хм… ну ладушки, — всё же сдался тот под уговорами, начиная рассказ. — Когда этот парень только зашёл сюда, я заметил его напряжённое выражение лица и беглый, оценивающий обстановку, взгляд. Он, кстати, пришёл в очках, однако позже, перед тем, как начать угрожать Вам, по собственной глупости и неосторожности забыл их на столе. Чтобы не вызвать подозрений, ему также пришлось заказать себе бокал вина. Как итог, направляя на меня дуло пистолета, в его глазах не было чёткой картины, которая играет такую большую роль при попадании в цель. Парень встал слишком далеко, предусмотрительно побеспокоясь о том, чтобы я не смог выбить оружие у него из рук. Но! Он забыл про свою главную физическую слабость и был слишком беспечен. Как-то так! — Вы были великолепны! — присоединяется откуда не возьмись высокий, полный восхищения, женский голос, и в ответ ему разливается хриплый, до боли знакомый, смех. — Да бросьте! Вы мне льстите. Хотя слышать приятные слова от такой прекрасной девушки рай для моих ушей! На барную стойку опускается заслуженный бокал, щедро наполненный до краёв тёмно-янтарной жидкостью, и в этот же момент в помещение входит промокший и злой Чуя, направляясь прямо к ним, в пух и прах разрушая оживлённую беседу. Да, появление далеко не грациозное, но об этом можно побеспокоиться и позже. Сейчас бы вывести отсюда силком одного идиота с довольной рожей и за шкирку притащить в кабинет Мори, чтобы к нему больше вопросов не было. — Чёртов Дазай! — из-за спины наседает на него Накахара, говоря чуть громче, чем следовало бы, отчего тот драматично вздыхает, даже не удосужившись повернуться к нему лицом. — Ты опять пьёшь? Девушка справа от него недовольно морщит нос и опускает маленькую ладонь на плечо Осаму. — Чего вы к нему пристали, позвольте спросить? Только пришли, а уже вон какой шум подняли! — У него, вообще-то, язык есть, — огрызается Чуя, наплевав на вежливый тон и всякие приветствия. — Нашёл, кому глазки строить, — почти про себя добавляет он, глядя на обладательницу кукольной внешности и длинных, пшеничных волос. — А я, между прочим, всё ещё здесь! — она злобно зыркает на него большими янтарными глазами, явно ожидая каких-либо объяснений в свой адрес. Не дождётся. — Я, к сожалению, заметил. — Фыркает Накахара в ответ, пересиливая в себе дикое желание послать её и свою ебучую ревность куда подальше. — Хам! — Ой! Как обидно. — Он демонстративно закатывает глаза, хватая Дазая за свободное плечо. Тот уж подозрительно долго молчит, не встревая в их перепалку, уже откуда-то достав непонятно какой по счёту бокал. — Вы ему кто вообще, чтобы так с ним разговаривать? — упрямо продолжает стоять на своём девушка, продолжая держаться за второе плечо. — Что-то по нему не скажешь, что он рад Вас видеть! — Не твоё дело, — почти выплевывает свои слова, полные желчи, Чуя, принимаясь невозмутимо тянуть Осаму на себя. — Вообще-то… — Ну хватит Вам, — встрял наконец бармен, одарив Накахару хмурым и тяжёлым взглядом. — Нечего мне тут шум поднимать. Всех клиентов так распугаете. «Вообще-то их и так почти нет, у вас в баре полчаса назад стреляли.» — проносится ехидная мысль в голове, но вместо того, чтобы произнести её вслух, Чуя просто одним рывком правой руки поднимает Дазая на ноги. Пусть тот и выглядит двухметровой шпалой на его фоне, по силе Осаму с ним тягаться бесполезно. — Надо же, Чуя, — Дазай смотрит на него сверху вниз, и сейчас это раздражает, как никогда сильнее обычного. — А я тебя и не заметил. — Заткнись и пошли отсюда, — рычит Накахара, без раздумий хватая его за руку. Не поддаётся, чёртова скумбрия, стоит на месте и непонимающе хлопает глазами. — Я серьёзно, Дазай, нужно поговорить. — О чём же нам с тобой разговаривать? — наивно удивляется он, округляя глаза. — Я, кажется, уже выбрал себе компанию на вечер. — Блять. — Чуя сжимает его кисть в своей руке так, что Осаму с трудом сдерживается от тихого скулёжа. — Я не буду повторять. Дазай сдаётся-таки под его напором, душевно извиняется перед девушкой, принимает сердечную благодарность за спасение от хозяина заведения и откланявшись, вырывает руку из крепкой хватки, уходя вперёд. Как только входная дверь за ним с громким стуком захлопывается, Накахара припечатывает его к стене, грубо хватаясь за воротник белоснежной рубашки, чтобы приблизить его лицо к своему. Мало ли, может плохо слышно там, наверху. — Прям тут? — отпускает Осаму щекотливый комментарий, пока улыбка расползается по его красивому, чёрт возьми, лицу. Стоит признать, что с их последней встречи выглядеть бывший напарник стал гораздо лучше. — Не знал, что тебе такое нравится. — Вернись в Портовую мафию. — Вот так, сразу в лицо, чего церемониться, оба знают ведь, что Чуя неспроста пожаловал. Дазай смеётся прямо ему в лицо, совсем не боясь того самого ледяного огня, что скрывался на дне голубых глаз, направленных на него. — Ни за что, Чуя! — Уже вернулся в своё ебаное агентство? — Пока нет. — Осаму неоднозначно пожимает плечами, наконец приняв более-менее серьёзное выражение лица. — То есть ты ничего не делаешь? Просто сидишь и пьёшь до беспамятства, да флиртуешь с кем попало? Дазай отрицательно мотает головой. — Я бы сказал, что набираюсь сил перед чем-то грандиозным. Накахара недобро прищуривается, пристально рассматривая его пьяную улыбку. Ему хочется задать уйму вопросов про самочувствие, про наркотики, про дальнейший план, про всё, что угодно, но вместо этого он просто молчит, проглатывая свои собственные мысли и игнорируя свои собственные желания. — Где ты ночуешь, если так и не вернулся в агентство? Они уже знают о том, что ты вернулся. — Ц-ц-ц, — Осаму наклоняется к нему, находясь в опасной близости и дьявольски сужает глаза. — Как много вопросов, и почему тебя это так волнует? — Знал бы ты, как я хочу задушить тебя собственными руками. Дазай слышит это, как знак, чуть ли не как дар божий, аккуратно перекладывая его тёплые руки на свою холодную шею. — Бля… — только и слетает с уст Чуи, когда подушечки пальцев нащупывают мягкую поверхность бинта. Он устало прикрывает глаза, но в следующую секунду, Осаму меняет ситуацию в свою пользу, резко развернув его за плечи в удобный момент. Теперь уже Накахара лопатками сквозь мокрую одежду ощущает холодную бетонную стену позади себя. — Надеюсь, ты уже готов заменить ту очаровательную даму из бара, — шепчет Дазай ему прямо на ухо, вызывая сотни, нет, тысячи мурашек по всему телу. Тело мгновенно реагирует на его касания, вынуждая подавить в себе желание просто наплевать на всё, признавая, что это правда. — Ты же этого хотел, лишив меня её компании. — Что за хуйню ты несёшь… — голос предательски садится, и Чуя чувствует себя заранее проигравшим. Он откидывает голову назад и закрывает глаза, лишь бы не смотреть в этот манящий омут коньячных глаз, пьянящих сильнее, чем какой-либо другой алкоголь. — Думаешь, я ошибаюсь? — Осаму изображает искреннюю неловкость, отступая назад. — Тогда прошу меня извинить, мне уже пора идти. Накахара сказать ничего не успевает, как Дазай возвращается внутрь, оставляя его в полнейшем одиночестве и заднице, ведь в мафию тот возвращаться наотрез отказался.