* Entail of Crown - Ayahuasca *
Руки жжёт в районе запястий, красные следы на них горят и обещают завтра окраситься во все оттенки синего и фиолетового. Это было бы страшно, больно, обидно и унизительно в какой-то степени, если бы не было так привычно. Привыкнуть к боли, наверное, худшее, что может случиться с человеком. Боль не из тех чувств, к которым вообще привыкнуть проще простого. Нужно приложить достаточно большое количество времени и сил, чтобы она не казалось такой страшной, как в первые разы. И если ещё поначалу ты сопротивляешься, борешься, зубы свои показываешь, то когда остаёшься один на один со своим обидчиком, а за твоей спиной лишь зияющая пустота, то волей-неволей хочешь просто покориться, опустить голову и сложить оружие, потому что, объективно говоря, в этой борьбе ты заранее проиграл, если испытываешь чувства к тому, у кого из чувств осталась только ненависть, а из желаний лишь похоть и жажда людской боли. И даже открывать глаза по утрам уже не страшно, потому что ты и сам уже ничего не чувствуешь, ничего не значишь для себя самого. Ты выходишь из дома и надеваешь маску, в которую люди верят, а от этого становится еще противнее. Когда-то давно была надежда на то, что кто-то увидит, что кто-то заметит, поможет, защитит, спасёт, но время такая штука, что даже из бедной овечки превращает в животное, которое готово разорвать глотку самому себе и только лишь улыбнуться на это. Потому что боль есть, но ты с ней в лучших друзьях ходишь, и страха нет, потому что сроднились уже и словно братья стали. А сочувствие людское давно не нужно и порядком раздражает, потому что силы в тебе теперь немерено. Она во взгляде, в осанке, в словах, которых на ветер не бросаешь, в твоей обособленности ото всех и твоём непоколебимом желании отомстить и уничтожить. Но об этом не узнает никто, потому что, как известно, за все в этой жизни надо платить. А Юна правила игры уже давно приняла. Не подчинилась, а скорее научилась выживать. За столько лет в аду волей-неволей привыкаешь к жару котла и к жестокости надсмотрщиков. Кровь уже не пугает, синяки тоже, научилась скрывать их под слоями одежды и косметики. Навык, который она никогда не хотела бы приобретать. В то время, когда ее друзья учились ездить на велосипеде, Юн училась маскировать побои, училась врать врачу в поликлинике и улыбаться, когда тот верил в "очередное ее падение". Ей тогда закричать хотелось, заплакать, помощи попросить, но она лишь губы плотнее сжимала и молилась о том, чтобы вечером дома ее ждал брат, а не тот человек, которым он стал. Ее руки, прикованные наручниками к батарее, немеют, ноют, голову сильно кружит, она чувствует, как кровь тонкой струйкой стекает от виска по щеке, но если бы хоть одна слезинка проскользнула, Юн себе этого никогда не простила бы. Слабость показывать она себе запретила, слишком уж большая роскошь и награда для того, кто сейчас стоит над ней и языком по губам своим искусанным проводит. Он размазывает кровь с губ по подбородку и улыбается, словно безумный. Джиен улыбался, наблюдая за тем, как морщится ее лицо, когда он прикладывал ее головой о стол, стоило ей только переступить порог дома. Он улыбался, когда она на пол оседала, улыбался, когда ее за ворот куртки в комнату тащил. Для него это все забава, демонстрация власти, силы над ней. Он ее за челюсть к себе притягивал, скалился как пес, языком по зубам, а потом в губы ее впивался. И плевать на ее вой, на метания ее, на кулаки, что били его по щекам, она ему губы в кровь кусает, а он ей - кулаком под дых. Сопротивление его только раззадоривает, разгоняет застывшую в венах кровь, пробуждает его внутреннего зверя, которого Юн всей душой ненавидит. За столько лет она научилась отличать своего брата от этого чудовища, что перед ней сейчас находится, она не пыталась его приручить, потому что это невозможно. Вся его агрессия всегда была направлена лишь на неё. Только однажды в его поле зрения попала малышка Джен, и именно тогда Юн пришлось делать выбор, который и подорвал в ней все. Пробил брешь в ее обороне, которую теперь не залатать, не склеить, не собрать воедино. Она его всей душой ненавидит, а всем сердцем - себя. Прогнила, кажется, с ним на пару. Отдала себя в лапы его - терзать, рвать, крошить, лишь бы Дженни уберечь. - Ты моя, - так он говорит Юн всегда. - Твоё блядское тело только мое, - и за волосы тянет, дыханием своим на коже ожоги оставляет. Настоящий дракон: без жалости, без сожалений и без каких-либо моральных принципов. Ему не нужна ее любовь, вряд ли он вообще понимает, что это такое; Джиену нужна власть над ней, он хочет чувствовать себя королем своего вымышленного королевства, где из подданных лишь Юна. - Красивая, послушная, умная, терпеливая. И все-то в тебе ладно и складно, но чего-то не хватает, - садится на корточки рядом с ней и пальцами по лицу проходится, кровь размазывает. - Мне нужна твоя верность, детка, твоя покорность, - шепчет змеем около уха ее. - А ее нет. Удар. Раз, два, три - вдох. Четыре, пять - выдох. Не концентрироваться на боли. Боль - это лишь иллюзия, мозг обманывает, вводит в заблуждение. Боли нет. Удар. Голову кружит сильно, перед глазами все плывет и скачет, Дракон что-то говорит, но Юна уже не может разобрать ни слова. Этого она ждала. Каждый раз он оттягивает момент в надежде, что, быть может, в этот раз девчонка даст слабину, быть может, сегодня она сломается? И он жаждет увидеть ее слёзы, ее рыдания. Но не в этот раз, видимо. Сейчас она отключится, и боль исчезнет. Всегда исчезает. Она так этого ждала.* Call me Karizma - Nails *
Одно из преимуществ быть старшеклассником - это вечеринки. Взять любой фильм или сериал про подростков, там они непременно отрываются на какой-нибудь вилле одного из своих богатеньких одноклассников. Дженни снова набралась. Сидит на барной стойке, ногами болтает и хлещет вишневую водку прямо из бутылки. Ее юбка такая короткая, что даже смотреть неловко, но ее, видимо, это нисколько не беспокоит. Она глаза закрыла и раскачивается под музыку из стороны в сторону, того и гляди свалится на пол. Юна опрокидывает в себя шот цвета розового безумия, морщится и наливает ещё. Техен наблюдает за ними с другого конца комнаты в чьём-то невъебенно огромном особняке. Толпа пьяных школьников, половина из которых, сто процентов, под химией или наркотой подороже, буквально сходят с ума от алкоголя, гормонов и громкой музыки. Техен сегодня решил обойтись без всех этих удовольствий. Нет, изначально он шёл сюда напиться до поросячьего визга, но, заприметив в толпе фигуру в чёрном и ее розовую подружку, резко передумал. Ну во-первых, что бы там Юна не говорила, он все ещё ее друг. Хочет она того или нет. И Дженни… Техен с ума по ней сходит, если честно. А когда она такая пьяная и такая слишком уязвимая, Техен не может себе позволить расслабиться. Поэтому он как коршун наблюдает за тем, как две девчонки напиваются. Чонгук протискивается сквозь толпу с двумя бутылками дорогущего виски и победоносно улыбается. - Ты посмотри, что я нарыл, - поднимает свою находку выше и машет ей почти у самого техенова носа. - Я пить не буду, - тот руки на груди складывает и брови хмурит. - Твою мать. Какого хрена? - Чонгук встает перед другом, закрывая ему весь обзор на девчонок, потому что тот на него не смотрит совсем. - Потому что вот, - Техен рукой в сторону Дженни машет, Чонгук оглядывается и замирает. И его взгляд сейчас не за розовое чудо цепляется, а за ту другую, что в черном вся: джинсы широкие не в силах скрыть тонкую талию девчонки, короткое худи задирается и показывает татуировку у нее на ребрах, когда она танцует. В ее руках бутылка с чем-то сиреневым, она из горла прямо отпивает, та, что в розовом ее за шею обнимает, что-то говорит, и они обе в их сторону поворачиваются. И черт бы побрал вечеринки, потому что это долбанное клише - встречать кого-то таким вот образом. А Чонгук сейчас уверен лишь в том, что девчонка эта явно ему сердце разобьет. Вот уверен почему-то на все сто. Он не из тех, кто влюбляется, и уж точно не из тех, кто западает на кого-то вот так. Он видит ее впервые, даже заговорить не успел, а уже не может перестать ее разглядывать. Что так цепляет? Да черт его знает. Глаза, как у хищницы, даже в темноте заметно их сияние, их жажда; ощущение, что стоит ему только отвлечься на секунду, как она тут же вонзит ему в шею свои острые зубы. - Твою же мать, - тянет Техен и заливается во всю глотку, пальцем то на Чонгука, то на Юн тычет, а та уже подошла к ним под руку с подругой своей. - Да ты же ее мужская версия! - и еще пуще прежнего заливается. А ведь и правда, они с ней похожи очень внешне, две мрачные тени рядом со своими таким светлыми друзьями. Комично, однако. Глаза у Юн вблизи темные, живые, но смотрят с недоверием, словно ожидают подвоха. Чонгук ей руку тянет поздороваться, а она ухмыляется и свою на плечо подруге закидывает, подбородком вверх ведет; мелкая такая, почти на голову Чонгука ниже, но дерзости в ней - хоть лопатой греби. Чон руку в кулак сжимает и глаза щурит, улыбается и голову набок склоняет. А ведь хитрющая она: сама глаз с него не сводит, а к себе не подпускает. - Это Ким Юна, - Техен ухмыляется и наблюдает за этими двумя, что ведут сейчас борьбу, понятную только им. Та, что в розовом, Дженни судя по всему, хихикает не переставая, рот ладошкой прикрывает, когда ей Юн что-то на ухо говорит, парни переглядываются, и у одного на лице полное непонимание происходящего сменяется на выражение полнейшего блаженства, Техен похож на кота, который наконец-то добрался до своей миски со сметаной. Чонгук бровью ведет, ведь его друг по самые яйца влип, и видно это невооруженным взглядом. - Я умею делать самые розовые коктейли, - Чонгук говорит это, все ещё глядя на своего друга, который прыскает в этот момент, но обращается Чон явно к девчонкам. - Чон Чонгук, - бросает он как бы невзначай. - Розовым никого не удивишь, - голос у Юн - это полное отражение ее самой: такой же самоуверенный и грубоватый слегка. Чонгук ухмыляется и кивает ей в сторону барной стойки, а та плечами пожимает и, отпуская Дженни из своих рук, тут же направляется к ней. Вызов? Вызов. И Чонгук его однозначно принимает. - Ну, давай. Покажи свои навыки бармена, - девушка легко запрыгивает на бар и ногу на ногу закидывает. - Скажи, что хочешь и я это сделаю, - Чонгук опирается локтями о столешницу и высматривает ассортимент алкоголя на полках, а ему бы сейчас в ее лицо посмотреть, он бы тогда заметил, как дрогнули ее губы, как что-то до жути пугающее промелькнуло в ее глазах, но он смотрит на бутылку с джином, хватает ее, а когда поворачивается к Юн, на ней уже та маска, которую она нацепила, скрыв под ней все, что внутри так больно царапает. - Джин с тоником? Как оригинально, - бровью ведёт и взгляд свой колючий на него бросает, но парня этим не пронять, кажется. - Лучше! Чистый джин. Слабо? - Чонгук откупоривает бутылку и, все ещё глядя на Юн, отпивает прозрачную жидкость. Не морщится, улыбается после и бутылку ей протягивает. Если бы он знал, что перед ним не девушка, а самый настоящий кусок льда и замёрзшей плоти, он не был бы таким самоуверенным. - Спаивание несовершеннолетних, - выхватывает бутылку у него из рук. - Штраф от тридцати тысяч вон, - делает большой глоток, не морщится тоже, будто воды хлебнула. - А если немного пофантазировать, то можно и до реального срока довести. Чонгук не улыбается, лишь пристальнее всматривается в ее лицо, взглядом обводит, задерживает его на ее шее особенно долго, пока Юн не поднимает воротник выше. Синяков не видно, она в этом уверена, ведь тонального крема убила на маскировку нереально много. В этом джине больше сорока градусов, а девчонке семнадцать лет. Тут одно из двух: либо она фанатка вечеринок и настолько много пьёт, что уже вкуса не чувствует, либо у неё внутри есть что-то, что выжигает намного сильнее, чем порция крепкого алкоголя. - Не пытайся меня напугать, девочка, - без угроз, без страха, лишь одна сплошная уверенность во взгляде и в его тоне, а Юн уже вся мурашками покрылась. И то ли от того, как он смотрит, то ли от того, как она себя чувствует сейчас в своём опьяненном теле. - Не пугаю. Сделай, - бутылку ему протягивает. - Что? - Коктейль. Он плечом ведет и за барную стойку встает, бутылку у нее забирает и на полку ставит вместо того, чтобы в стакан плеснуть. Разноцветные бутылочки сменяют одна другую в его руках, Юн наблюдает за ними, за ним, Чонгук не суетится - точные движения, сосредоточенное лицо, уверенный взгляд, которым он временами по ней мажет. А она смотрит, глаз своих не отводит, цепляет его, удерживает уверенно, отчаянно так, что любой бы смутился, а он нет. Спокоен, сдержан и предельно собран, ее от него такого передергивает, мурашками по коже пробирает, но не от того, что ей неприятно, наоборот. Она растеряна рядом с ним и чувствует себя максимально уязвимой, хотя по ней совсем этого не заметно. Отворачивается, ищет в толпе Джен и находит, и вот теперь все в ней успокаивается, она выдыхает облегченного так, будто в ней покой свой нашла. Джен танцует под пристальным техеновым взглядом, и Юн впервые за последнее время чувствует, что та в безопасности. Не может быть по-другому, ведь Техен не из тех, кто боль причиняет, он из тех, кто спасает, оберегает и защищает. А Джен нужна защита от нее самой, это самое сложное, и у него есть все силы для этого. Юна не жалеет, что оттолкнула его от себя, ведь есть самые разные способы защитить тех, кто тебе дорог. Ее способы не самые здоровые, но она не умеет по-другому. Его она защищает от себя, их всех вообще-то. Она выстраивает эту стену, чтобы они не увидели всего того ужаса, в котором Юна живет уже многие годы. Она не хочет, чтобы они познали и части той боли и унижений, к которым она уже так привыкла. Свет и тепло, который исходит от ее друзей, согревает лишь отчасти, она не готова подпитываться им, просто потому, что считает, будто не имеет на это права. Слева показывается рука Чонгука со стаканом, а в нем смесь чего-то приторно-сладкого, с цитрусами и мятой. Юна все это почувствовала, даже не попробовав его на вкус. По цвету больше напоминает радужного пони: нижний слой красный, а потом желтый, а потом ярко-розовый, сверху посыпано чем-то, что сразу не разобрать. Кокосовая стружка?.. - Красивый. - Попробуй, - Чонгук берет ее руку, которая тонет в его огромной ладони и сует ей стакан. На вкус, как и предполагала Юн: сладко, но с легкой кислинкой, мята добавляет свежести, а алкоголя совсем не чувствуется, будто его… - … нет? – она вопросительно на Чона смотрит, а тот довольно улыбается. - Нет, - он медлит, а потом: - Этот коктейль на тебя похож. - Что? – Юн хохочет. – Он скорее похож на Джен, это она вся в розовом, - она кивает на подругу, которая прыгает под музыку в толпе таких же пьяных школьников. Она маленькая ростом, и видна только ее макушка, да и найти ее несложно, Техен рядом ошивается, словно какой-то бодигард. - Ты ошибаешься, - и снова эта уверенность. Чонгук весь ей сочится, даже Юн накрывает с головой. Она губы поджимает, но не говорит ничего. Он ее не знает, не знает Дженни, так с чего бы ему делать какие-то выводы? И внутри зарождается странное, ещё не до конца понятое чувство, словно Чон ее пугает, но не так, как Дракон. Это совсем иной страх. Чонгук смотрит таким взглядом, будто видит ее насквозь, будто ей без толку прятаться, притворяться, маску свою нацеплять, он все равно поймёт, заметит, увидит. И от этого страшно становится. Он сможет разгадать все ее секреты, вытащить их на поверхность, обнажить все, что она так старательно прячет все это время, но она знает, как этого избежать. - И вообще. Я пришла сюда напиться, а не сироп распивать, - она соскакивает со стойки и, прихватив с собой ту самую бутылку "Gordon`s", теряется в толпе.* Dutch Melrose - Sleepless *
Все истории сильных людей пропитаны ядом пережитых событий, которые и сделали их такими. История Чонгука не та, с которой стоит брать пример. В школе он был задирой и тем, кто бил стекла в спортзале, отчего был постоянным посетителем директорского кабинета. Его не останавливало и то, каким разъяренным был его отец после каждого визита в школу. Не потому, что переживал за сына, а только потому, что его отвлекали от работы, бизнеса, очередных переговоров и нескончаемых совещаний. Бунтарский ли это дух или подростковый протест никого, кажется, не волновало. Его отец был поглощен своим бизнесом, воспитанием его единственного сына занималась домработница, от которой Чонгук постоянно сбегал, чем доводил ее до состояния истерики. Но Чону было плевать. Ему было плевать, потому что из всех людей на свете он уважал лишь свою мать, которой хватило смелости сбежать от его тирана-отца, она таким образом себя спасла, а Чонгук остался, потому что сильный. Он справится с ним, а она бы не смогла, именно поэтому он практически силой заталкивал ее в такси, а она слезами обливалась и задыхалась от горя. Ее горе - это сын, такой сильный и смелый в свои пятнадцать, ее горе - это оставить его здесь, но ее счастье - это знать, каким человеком он вырос, а она знает, потому что Чонгук верный до жути. Верный своим идеалам, верный тому, кто и в него всегда верил. После того, как Чонгук окончил школу, он незамедлительно собрал свои вещи и уехал из отцовского дома. Было ли это легким решением для него? Да. Было ли легко отпустить отцу своего сына? Два раза да. Чонгук никогда не боялся своего отца и его угроз, он с наглой ухмылкой смотрел в его глаза, а тот выдавал логичное: "Ты такой же как я, даже хуже". Но нет, Чонгук не такой. Он это всегда знал. Он не жестокий, не жадный, он добрый, смелый и упертый в том, что считает правильным. А бить свою жену - неправильно, быть плохим отцом своему сыну - неправильно. Чонгуку целых двадцать три, а у него уже своя мини-империя, имя которой "Тупик". Отец был прав, они и правда кое в чем схожи. И у того, и у другого есть невероятной силы талант в управлении. Только отец управляет финансами, а Чонгук автомобилями. И они его вознесли на олимп ночной жизни Сеула, где Чон стал одной из ключевых фигур, которую уважают и ценят; гонщик, лидер, друг - это все про него. Но теперь, поднимаясь на второй этаж огромного особняка, где грохочущая музыка грозит разорвать к черту барабанные перепонки, Чонгук уже не уверен в том, что он достаточно смел в своих действиях. Одной девчонки вполне было достаточно, чтобы он растерял всю свою уверенность. А это редкость, ведь Чон не сомневается, не раздумывает и не анализирует. Он действует, и чаще всего, это выходит довольно-таки жестко. Жестко в плане управления, быть жестким с ней он не сможет, это ясно как день. Второй этаж полностью оборудован под комнату отдыха, будто их и так мало во всем этом доме, с длинными диванами по всему периметру комнаты, низкими чайными столиками, явно дизайнерскими. На стенах картины с причудливыми изображениями "непонятно чего", Чон не разбирается в искусстве вот абсолютно. Он оглядывается по сторонам и, когда уже собирается уходить обратно вниз, замечает тень за тонкой занавеской на панорамных окнах. Дверь балкона, которого Чон и не заметил даже, открыта. Юна стоит, оперевшись о перила, в руках у нее все тот же джин, она делает глоток, когда Чонгук подходит и встает рядом. Пряди ее черных волос заправлены за ухо, а взгляд стеклянный направлен куда-то вдаль. Она и мыслями словно далеко отсюда, потому что даже не замечает прихода Чонгука. - Думаешь, что я дерьмово разбираюсь в людях? - Чонгук достает сигарету и закуривает. - С чего ты взял, что я вообще думаю о тебе? - ее губ касается усмешка. - Это всего лишь коктейль, а тебя потянуло поговорить о высоком? - Это все напускное, - Чонгук затягивается и выдыхает горький дым, который тут же растворяется в воздухе. - Просто маска, знаешь? Тебе в ней комфортно, легко, поэтому ты такая. Это удобно, не спорю, большинство людей побоятся с тобой заговорить, но я уверен, что на самом деле, ты абсолютная другая. Юна выпрямляется и поворачивается к парню. Будь в ее силах, она бы подожгла его одним только взглядом, Чонгук и правда почувствовал покалывание на своей коже от ее темных глаз, направленных на него. Он буквально видит, как загорается пламя, и это не огонь костра, это пекло самого адского котла. - А не пойти ли тебе нахрен со своими умозаключениями на мой счет? Ты меня первый раз видишь, а уже думаешь, что разобрался со всем? Или ты чертов психолог? В любом случае, - она подходит ближе и между ними сантиметров тридцать сейчас, а становится и того меньше, когда она слегка наклоняется к его лицу, обдавая своим горьким дыханием. - Ты меня не знаешь, так что оставь свои выводы при себе. Она отстраняется, улыбается, но эта улыбка настолько вымученная, что у Чона колет где-то под ребрами. - Я не делал выводы на твой счет. Просто сказал то, что увидел. - Ух ты, - она складывает руки на груди, и теперь этот разговор выглядит скорее как противостояние. Только за что они борются, непонятно. - А что ты еще увидел? Звучит как вызов или как предупреждение, Чонгук боится, но не за себя. Он вообще-то за этот вечер заметил многое, и выводы напрашивались сами собой. Но они настолько неутешительные, что озвучить их вслух было бы жестоко слишком. Хоть она и колючая такая, Чон совсем не хотел быть таким же с ней. - Ничего. Извини, - отступить - не значит проиграть. В данном случае, это сбережет две невинных жизни. Юна не реагирует никак, только чуть дольше смотрит, не моргая, а затем разворачивается к выходу, и тогда Чонгук: - Хочешь прокатиться?* neverwaves - Switchblade *
Первое, что замечаешь в ночном городе - это огни. Огромное их количество проносится мимо тебя на бешеной скорости. Но на самом деле это черный форд мустанг несет тебя по дороге, которая сейчас абсолютно пуста, мимо спящих окон, мимо закрытых кофеен и круглосуточных магазинчиков. И мозг, опьяненный алкоголем, затормаживает все, словно в замедленной съемке; и теперь музыка кажется тише, и рука Чонгука медленнее переключает передачи, и словно сама жизнь ставится на паузу, чтобы Юна могла насладится этим моментом. Она закрывает глаза, откидывается на сиденье, и только где-то внутри сердце дрожит буквально, говоря ей: "Привыкать нельзя". Все вокруг сейчас - это лишнее напоминание о том, какой могла бы стать ее жизнь, если бы в ней не было всего этого кошмара. Юна могла бы легко построить отношения с этим парнем, но она выставила руки вперед и держит его на расстоянии, потому что еще одного человека она защитить уже не сможет. У нее сил-то осталось всего ничего и кажется, что любая мелочь сможет ее сломить. Но этот момент прекрасен, жаль, что не вечен, но ведь нет ничего вечного, правда? Она это знает, как никто другой, и как никто другой умеет ценить хорошее. В ее жизни этого добра - по пальцам сосчитать. Есть довольно радостные периоды, и в каждом из них она либо с Дженни, либо с Техеном; есть печальные, и в них Юн всегда одна, не потому, что никто не хочет их с ней делить, а потому, что она сама никого не подпускает; есть ужасные моменты, которые неизменно сопровождаются болью; а сейчас - тот случай, когда закрывая глаза, она может на мгновение побыть собой, той девочкой, которой и быть-то разучилась, и тем самым этот момент и замечателен: в нем нет криков, боли, крови в конце концов. Ей не приходится защищаться, бояться или терпеть. Она расслаблена, и даже... счастлива? Юна поворачивает голову и смотрит на Чона: его лицо спокойное, практически безмятежное, красивое, с идеально очерченными скулами, он весь словно выточен из камня, розовые губы, которые слегка шевелятся, когда он подпевает песне, и это вызывает улыбку у Юн. Хорошо, что он этого не видит, было бы неловко, поймай он ее с поличным. Еще один до жути проницательный парень в ее окружении, жаль только, что ей в очередной раз придется его оттолкнуть. - Ты что делаешь? - Юна вся напрягается, когда замечает знакомые строения "тупика", площадку, машины всех цветов радуги, огромные колонки стереосистемы на самом въезде; ее всю бросает в жар, руки мелкой дрожью исходят, она их в кулаки сжимает и только потом ловит на себе пристальный взгляд Чонгука. - Развернись. Давай уедем, - звучит слишком жалко. Черт бы побрал этого парня с его проницательным взглядом, под которым она не может собрать в кулак все свое самообладание. - Что не так? - Чон паркуется практически на самом выезде, но здесь все равно много народу. Не так то, что уже издалека Юна заметила черный внедорожник брата, не так то, что увидев ее здесь, он обеспечит ей "увеселительную" программу на все выходные, а когда он увидит ее рядом с парнем, то в трех случаях из пяти, он оторвет голову ему, а в остальных двух и ей заодно. - Юн? - она ему не отвечает, лишь смотрит вперед, туда, где виднеется свеже-крашенная в красный макушка ее брата.* NOT A TOY - Antidote *
Квон ежится от пронизывающего ветра и застегивает куртку. В его кармане сверток, который мог бы доставить ему немало проблем, если бы он не был профессионалом в своем деле. Но Дракон потому и Дракон, что его поймать невозможно, он жестокий, беспринципный и пойдет на все, чтобы защитить себя. Подставляться он не намерен, поэтому сам отвозит товар особенно важным лицам. Доверие - вещь слишком ненадежная, он привык доверять лишь себе, да и то, в последнее время даже это ему с трудом удаётся. В «тупике» Дракон чувствует себя, как рыба в воде, там он знает кто и что из себя представляет, и особо его никто не напрягает. «Элита» у него прикормлена, поэтому он чувствует себя расслаблено среди этих мажоров на дорогущих тачках. Лишь один человек, который все ещё смотрит на него с подозрением или порой не смотрит вообще, будто тот не достоин его внимания, дико раздражает Дракона; один из ключевых фигур «тупика», тот, к которому подобраться все никак не удаётся, и тачка которого сейчас медленно въезжает на парковку площадки. Чон Чонгук - самый младший из «верхушки», но самая противная заноза в заднице Квона. Смотрит на всех с подозрением, знает, кто здесь и чем занимается, контролирует и тем самым мешает Дракону развернуться на полную катушку. Если бы не Чон, то он бы давно уже стал одним из тех, кто управляет этой системой. Но Чонгук в свои двадцать три сумел собрать команду единомышленников, и создать то, что никак не удавалось создать Джиену. Злит, до зуда на коже злит тот факт, что какой-то малолетний пацан обскакал его в его же мечтах. - Дракон, - Юнги кивает, приветствуя его, но руки прячет в карманах. Один из «верхушки», самый молчаливый, но самый жёсткий. За его внешним спокойствием и невозмутимостью скрывается тот самый лидер, который ко всему подходит с холодной головой и чистым разумом. Его невозможно вывести из себя или застать врасплох. На поболтать его не развести и поэтому Квон только протягивает ему товар, тут же коротко кивает и искривляет губы в ухмылке, когда тот забирает свёрток и уходит. Все как и всегда. Без лишних слов, эмоций и возни. Сигарету в зубы, горький дым проникает в легкие, окутывает, успокаивает, но недостаточно. А когда взгляд натыкается на чёрный мустанг, то хватает буквально секунды, чтобы глаза налились красным. И этот огонь внутри уже не погасить никак, мысли мечутся в голове, словно демоны; науськивают, шепчутся, грохочут, они всегда слишком громкие, всегда тут как тут, когда дело касается этой девчонки, которая дверь мустанга открывает. Когда-то в ней он видел свою сестренку, ту, которая с двумя косичками чёрными, ту, которая огромными глазами так доверчиво на него смотрит, ту, за которую он всегда стеной, горой, да хоть чем, лишь бы защитить. Изменилась: ощетинилась, оскалилась, зачерствела, давно уже перестала быть той малышкой, стала той, которую Квон всей душой своей чёрной ненавидит. Откуда эта ненависть взялась? Родилась однажды где-то в районе рёбер и теперь не отпускает никак. А теперь она вдруг возомнила, что может все? И как же хорошо, что Квон знает миллион и один способ показать ей, как она сейчас жестоко ошиблась, сев в тачку этого долбанного Чон Чонгука.