* Unlike Pluto - Harlequin *
Выдавать чистосердечное с лёгкостью может лишь тот, кто не виновен, а в ином случае вся эта исповедь будет припорошена внушительным слоем лжи. Тот, кто действительно виноват, но мучается в приступах внезапно нахлынувшей совестливости, не сможет выдавить из себя и каплю горькой правды. Ложь ведь она какая? Перекатывается на языке сладкой конфетой и не даёт даже повода для сомнений, во лжи финиш виден издалека, и преград из сложных поворотов или ям на дороге не существует. Правда же - мерзкая, стыдная, скупая на самые лучшие человеческие качества и щедрая на все пороки. Глядя в глаза, сыпать неприкрытой ложью легко, она тебя не трогает, потому что это лишь фантазии, которые пытаешься связать воедино со своей жизнью, с жизнью другого человека, к которому, не дай бог, прикипела какой-то частью своей больной души. В такой момент мысль о том, чтобы выдать правду такой, какая она есть, врывается в мозг и даже выглядит вполне себе таким верным решением. И это, наверняка, происходит потому, что в какой-то момент почувствовала ту уязвимость, которая граничит с доверием, а не со слабостью. Почуяла, словно зверь, поймав носом по ветру знакомый, но уже давно забытый аромат поддержки и ощущения, что на твоей стороне и правда кто-то есть, что брыкаться и кусаться не нужно, что рука, которая тянется к тебе, не пытается ударить или обидеть, а пытается взять твою руку и крепко сжать в попытках хоть немного согреть. Зверек, что жил в клетке и регулярно получал удары вместо ласки, а позорные подзатыльники - вместо похвалы, умеет разве что огрызаться и боязливо оглядываться, прижав уши к голове. Если есть еще силы для борьбы, то, выстроив вокруг стену, он не позволит появиться даже малейшей бреши в ней. Ким Юна врать умеет. Это качество развилось в ней не само по себе. Про таких как она ещё говорят: жизнь заставила. А она и правда заставила надевать маску спокойствия и безразличия, словно в ее жизни нет ничего сложнее школьных занятий и выбора места для очередной вечеринки в пятницу. Люди видят ее холодной, может, высокомерной даже, слегка мрачной и с постоянным неприкрытым сарказмом. А в то время, когда она кидает по сторонам взгляды, полные скуки и даже брезгливости по отношению ко всем остальным, зверек внутри нее жмется к холодной бетонной стене и жалобно скулит в попытках остановить борьбу, ему хочется сдаться, вот честное слово, просто опустить руки, что всегда закрывают лицо, чтобы не попало кулаком, локтем, ногой, только вот что-то не дает. Не дает сложить оружие, Юна даже, когда падает, всегда держит в голове одну-единственную мысль: это еще не конец. Вся ее жизнь - это череда нескончаемых раундов на ринге, в которых она вынуждена обороняться и в итоге проиграть сопернику более сильному. Ей бы хотелось превратиться в него, в того, кто не боится, того, кто с таким напором идёт вперед, словно ничто в мире не сможет его остановить, который не разочаровался в себе и в людях, того, кто ещё действительно верит в добро и лучшую светлую жизнь, и по итогу борется до последнего. Для Юн притворяться сильной - это ежедневный и кропотливый труд, который буквально соткан из лжи. Но без неё ничего не выйдет. Она играет в нормальную версию себя изо дня в день. Выходя из дома, заходя в класс, встречаясь в кофейне с Дженни, она не снимает маски, не расслабляется ни на секунду. Сложно, безусловно, но со временем срослась уже со всей этой ложью и даже перестала замечать те размытые границы, что теперь и вовсе отсутствуют. Потерять себя в лабиринтах собственных фантазий, которые так старательно возводила для других, оказалось легче лёгкого. И вот сейчас ее руки покрыты ожогами третьей степени, а слёзы, что все внутри неё плещутся в поисках выхода, не позволяют сделать и маленький вдох. В голове мысли борются между собой выдавая поочередно «Ты все сделала правильно» и тут же язвительное «Предатель». Только кого она предала в данном случае? Не себя ли? В ней столько брони, столько преград, что даже слезам найти путь на свободу стоит огромных усилий. И от этой своей привычки сдерживать слёзы, сдерживать не только их, но и радость и то ощущение теплоты и привязанности, что появилось совсем недавно, становится невыносимо. Сам воздух будто наполнен гарью, легкие отказываются делать даже один жалкий вдох, и все внутри нее горит и кричит, а что снаружи? Юна стоит и смотрит в зеркало, видит лишь только оболочку от того человека, каким всегда мечтала стать. Якобы сильная, будто бы не боится и совсем не склонна к размазыванию соплей, но этим заниматься на самом деле очень хочется. Хотелось бы забиться в истерике, вот правда. И ощутить, как гладят ее по голове чьи-то теплые ладони, и тихий смех бы услышать, и ощутить чужое тепло рук, которые ее обхватили бы и прижали к груди. Хотелось бы, на самом деле, много всего того, что доступно другим людям, но не ей. Ей впервые в жизни нестерпимо захотелось обрести семью, самую настоящую, с мамой и папой, чтобы прийти в родительский дом и понять, что есть вещи гораздо важнее каких-то игр, каких-то абсолютно нелепых интриг и чужой нескрываемой ненависти. Ей захотелось пожаловаться папе на всю несправедливость жизни и получить в ответ такое дорогое "Ты со всем справишься, моя сильная девочка", прийти к маме со слезами даже и сказать о том, что вот так вот нестерпимо хочется быть честной и открытой с одним Чон Чонгуком, сказать ему как есть о своих чувствах, которые и правда живут в ней, пусть и подавляются со страшной силой. Мама бы поняла точно свою дочь, внезапно повзрослевшую и пытающуюся не ошибиться, она бы улыбнулась (совершенно точно улыбнулась бы!), потрепала бы ее по голове и сказала, что ошибиться не страшно, если что, гораздо страшнее - не попробовать и потом пожалеть. Юна хочет быть честной, правда хочет. Но живой она хочет быть больше. Слова Джиена волчком крутятся в ее голове, все больше подпитывая ее собственные страхи. Руки сжимают края белоснежной раковины, пальцы чуть скользят по гладкой поверхности, но она цепляется за них так яростно, будто за свое единственное спасение, вот честно. В отражении взгляд безумца, в нем плещется целый океан боли, сожаления и страха, который утягивает на самое дно, заставляет легкие работать на износ, качать воздух насосом, а на деле лишь еще больше омывать себя солеными водами. «Ты сдохнешь в канаве, как дворовая сука», - стучит без остановки, то эхом отдаётся вдали, то диким воем прямо в уши. Она всегда его боялась, всегда ненавидела, всегда делала вид, что подчинялась, хотя в душе все ещё продолжала лелеять чувство еще не угасшей борьбы. И вот она смотрит на своё отражение и глупое, весьма наивное и детское желание рассказать кому-то-взрослому-и-более-ответственному, чем она, пересиливает все ее страхи. Будь что будет, да? Тут же вариантов не много совсем: быть осмеянной, выдержать взгляд презрительный и плевок в свою сторону, услышать насмешливое "Обнищала душой совсем и прогнулась под брата" или быть принятой со всеми своими демонами, что внутри нее завывают целой стаей. Второго хотелось бы больше, безусловно, но вероятность слишком мала. Юна накидывает куртку на плечи и выходит из дома. Ветер, что еще только лишь пытается быть теплым, на деле же продувает ее насквозь, заставляя всю сжаться и натянуть капюшон на голову. Тараня асфальт затуманенным взглядом, она ступает ватными ногами и сжимает руки в кулаки в карманах куртки, она совсем не греет продрогшее тело, создает иллюзию, а может, это нервы так холодят все ее нутро, заставляя вздрагивать от малейшего звука и дуновения ветерка. Пустеющие улицы кажутся ей робкими сопровождающими, подглядывая темными окнами из-под козырьков крыш. Теперь главное не растерять всю ту храбрость, что совсем слабая в ней, но вибрирует тихим "Ты справишься". Море, наполненное до краев сомнениями, где держаться на поверхности сил хватит ненадолго, но попытаться стоит, даже вопреки боязливым стонам маленького зверька глубоко внутри.* Post Malone - Motley Crew *
Юна ищет взглядом черный мустанг, но среди всего разнообразия автомобилей разных цветов и марок, она не находит одного заветного. И лишь пройдя сквозь галдящую толпу, что словно не замечает девчонку, пихая ее локтями и злобно фыркая, она замечает на стартовой линии габаритные огни Чоновой тачки. Та утробно урчит, ожидая взмаха стартового флажка и уже предвкушая гонку, которая вот-вот. Будто зверь, который готовится к прыжку, так и мустанг, словно замер, притих, пригнулся к земле и ждёт удобного момента. Со стороны он не кажется таким опасным, каким будет выглядеть позже, на трассе. Сейчас он спокоен, не напряжен, а собран. Но после старта он рванет, вдохнёт дорожную пыль и пары бензина, почувствует потоки воздуха, которые будут обтекать по всему его корпусу, лаская и поглаживая бока, словно огромную дикую кошку, а отскочив от спойлера, увеличат прижимную силу автомобиля, которая в свою очередь даст тот необходимый заряд для разгона, для рывка, для бешеной силы, бурлящей и сводящей с ума. Для Юн, уже все решившей, не нужен стартовый свисток, чтобы рвануть с места к ее собственному финишу, она расталкивает людей у себя на пути и несется к нему, чтобы успеть. Успеть до старта, и чтобы не передумать тоже. Ведь её страхи всегда с ней, спрятаны сейчас глубоко, но она чувствует, как они ломятся в закрытую дверь, орут, плачут, грозятся уничтожить. Поэтому она бежит так быстро, будто все её демоны разом погнались за ней, а когда успевает всё-таки, дергает дверь и заскакивает на переднее пассажирское. Сомнения остаются где-то там, на холоде, воют, скалятся и долбятся в стекло, угрожающе сверкая своими демоническими глазами. А она свои зажмурила и задыхается то ли от бега, то ли от страха, то ли от прожигающего всё нутро взгляда одного Чон Чонгука. - Прости меня, - задыхается, а легкие горят адовым огнем. Она сдаётся ему на милость, доверяя и доверяясь, отмерить сейчас степень ее глупости или же смелости не представляется возможным, но с обрыва в пропасть, как говорится, а дальше будь, что будет. Море ли или остроконечные скалы, не в ее власти предвидеть, но в ее силах не умертвить ту часть ее, ту, что ещё живая, которая надеется и верит. И страшно всё же, но сердце глупое такое, трепещет пташкой и не унять всё то волнение, что её топит волной, накрывает, заворачивает в свои объятия и хочется задохнуться. Но почему не получается? Кажется, что весь кислород выкачали, поместили в вакуум, заперли... Обездвижена и скована, но дышит все же, а потом рядом слышится лишь его: - Пристегнись.* iamjakehill - I Chose Violence *
На стартовой линии четыре спорткара, они подгазовывают, готовясь сорваться по первому же сигналу. Из-под колес валит белый густой дым, загораживая их от свиста толпы и от их же горящих глаз. Каждый из них хочет урвать свой кусочек славы, каждый из них надеется заполучить заветное место на пьедестале, даже не подозревая, какая битва готовится и кто окажется помехой и необходимой жертвой. Слева от мустанга подкрадывается ещё один хищник. Скалится и облизывает губы, как перед большой трапезой. Его ярко-красная Хонда чуть дергается вперёд, дразнит, играется как кошка с мышкой, но Чон на это лишь хмыкает, он даже не смотрит на своего соперника, зато смотрит Юн. Ее брат, ее наказание, ее личный Цербер метает взгляды-молнии, не сомневаясь нисколько, что угодит ими прямо в цель. Годы упорных тренировок, а послушная груша для битья, идеальный заключённый все никак не сдастся, все пытается перебирать своими маленькими лапками, чтобы выбраться на поверхность. Джиен ей подмигивает и улыбается во все тридцать два. Дрожащими руками она перекидывает ремень безопасности, щёлкает кнопкой блокировки и переводит свой взгляд на профиль Чонгука. Его челюсти сжаты, смотрит он строго вперед на девчонку, что стоит метрах в двух между машинами и уже готова дать старт для начала гонки. Юн он словно не замечает уже, а она и рада, не готова оказалась встретиться вот так лицом к лицу с олицетворением всего самого лучшего в ее жизни, всего самого правильного и нормального и в то же время самого пугающего. Ее пугает его сила, пугает сила духа, которую видно невооруженным взглядом, но то тепло, в которое она окунается каждый раз, находясь просто рядом, заставляет хотеть большего. Заставляет думать, что она и правда может это получить, а он готов ей это тепло дать, не требуя взамен никакой жертвы. Не требуя ее становиться жертвой. Не требуя заслужить. Девчонка, что в блестящих обтягивающих брюках и в коротком топе, несмотря на прохладу, проверяет готовность каждого водителя. Чонгук кивает ей и накрывает ладонью рычаг переключения передач. Он чуть подгазовывает, и мустанг напряжённо урчит, готовый уже броситься вперёд. Юна к такому не привыкла, она вжимается в сиденье и чувствует, как адреналин буквально взрывается и шипит, растекаясь по ее венам. Чонгук же не нервничает, он сосредоточен, но стоит взглянуть на его лицо, сразу же можно уловить тень злости, он пытается ее подавить в себе, но его глаза и крепко сжатые челюсти выдают парня с головой. И даже эта эмоция отличается от привычных ей. Для Юн всегда существовало лишь два вида злости: ее собственная, тихая, немая, всегда непременно подавляемая, сидящая на коротком поводке, но не менее решительная. И злость Джиена. Ее можно ощутить вибрациями в воздухе, он электризуется, накаляется докрасна и подрагивает вязкой субстанцией. В отличие от Юн, он свои эмоции не скрывает, а наоборот выставляет их напоказ. Его ярость сотрясает стены и оставляет красные отметины на ее коже, которые со временем превращаются в синяки. Его злоба может пробить голову насквозь аккурат между бровей, оставив при этом после себя круглое отверстие с идеально гладкими краями. В случае же Чон Чонгука не понятно ничерта. Он закрыл все в себе и не позволяет выйти наружу, не позволяет прочесть, окунуться, подготовиться. Что делать? Прятаться? Обороняться или ничто из этого уже не сможет помочь? Флаги в руках девчонки взлетают вверх, её губы растягиваются в довольном оскале, а Чонгук будто копирует ее: крепче сжимает руль, улыбается так же, и его глаза искрятся азартом, огнем, еще немного и он загорится от той страсти и адреналина, что плещутся сейчас в его крови. Волны раскатываются по его венам, будоражат и подстегивают. Ему уже не терпится ударить по педали газа, а Юн хочется лишь одного: избавиться от предательской дрожи и страха. Только вот беда. В этот раз страх на вкус ощущается иначе. Он не за неё саму, а за этого парня за рулем, рука которого от неё в жалких двадцати сантиметрах, но жар его кожи достигает Юн даже на таком расстоянии. И каким богам молиться, чтобы не сгореть заживо?* BewhY - Someday *
"Выживает сильнейший" - правило, которое работает не только в животном мире, но и в мире людей. За место, каким бы оно ни было, нужно бороться. Вся жизнь - это бой с тенью, нужно быть внимательным, расчетливым и думать на один ход быстрее соперника, ведь порой приходится вести бой с самим собой и нет противника сильнее и непобедимее, чем этот. Когда делаешь шаг вперёд, тут же замечаешь, что твоя тень повторяет за тобой, отзеркаливая движения с раздражающей точностью. Когда заносишь руку для удара, твоя тень готова тут же этот удар отразить. И что делать в таком случае? Сдаться и остаться поверженным или продолжать вести бессмысленную борьбу? Внутренний зверь рычит и клацает зубами, он бьется своей рогатой головой о толстые прутья решётки и жаждет вырваться на свободу. Он пытается содрать со своей шеи металлическую цепь и разорвать глотку первому попавшемуся на его пути. Джиен уже давно научился заносить руку к нему так, чтобы не остаться покалеченным с обрубком вместо неё, ведь почесать за ухом внутреннего зверя жуть как хочется. Особенно, когда его рык чувствуется как никогда сильно. В такие моменты Джиен закатывает глаза и улыбается блаженно, ведь этот зверь - он сам, он сам и есть этот рогатый демон. Он взрастил его в себе и выдрессировал в совершенстве. Клетка и цепь? Всем нужен контроль, даже ручному на первый взгляд, даже если его глаза светятся обманчивой верностью и преданностью. Так он не вырывается, так он точно не убежит, не бросит, не найдёт себе хозяина получше, помягче, посимпатичнее мордашкой. Джиен любит дразнить своего дракона, любит управлять им, приманивать, тыкать мордой в железные прутья и показывать ему, кто действительно является его хозяином. Дракон пылает, рычит и дышит пламенем, но не смеет пустить его в ход, потому что момент не тот, хозяин сильнее, да и выбраться из клетки без помощи не сможет, ведь ручной дракон все-таки рождённый в неволе имеет уязвимость в виде коротких крыльев и привязанности к своему покровителю. Джиен закидывает в рот приманку для внутреннего зверя и хватает буквально пары минут, чтобы почувствовать внутри его жар и рык, что раскатывается по венам и прожигает каждый его позвонок. Глаза загораются и искрят, а губы растягиваются в блаженстве. - Сегодня отличный день, чтобы умереть, Чон Чонгук, - укладывается головой на руль и бросает насмешливый взгляд в сторону мустанга. Девчонка дразнит дракона посильнее приманки и вот она настоящая зависимость, а совсем не та, что растворяется сейчас в его крови. Он Юн Чону не подарил. Дал в аренду с возвратом. А проценты собирается получить уже сейчас. Когда флажки в руках девчонки взмывают вверх, приказывая вцепится в руль и зависнуть ногой над педалью газа, Джиен верещит и подскакивает на сидении, прокручивая в нетерпении ладонь на оплётке руля. Отличный вечер для того, чтобы повернуть свою жизнь в нужное русло и указать каждому здесь на его законное место. Дракон внутри довольно урчит, практически мурлычет, опаляя внутренности своим горячим дыханием. И стоит только чертовым флагам рассечь воздух, как нога моментально вжимает педаль газа до упора и заставляет тачку рвануть с места, взвизгнув шинами и затопив воздух вонью жженой резины. Толпе нравятся такие выкрутасы, а Джиен рад повыделываться и дать своему зверю пилюлю, но только чтобы разжечь его аппетит ещё сильнее.* BewhY - Side by Side *
Уши заполняет гул несущихся спорткаров, звук свиста шин на поворотах стоит уже где-то на одном уровне с любимыми треками в плейлисте и не вызывает всплесков адреналина, как в первые годы гонок. Сейчас для Чонгука гонка - это словно возвращение домой после длительного путешествия по пустыне, он делает жадный глоток и хватает ртом долгожданную свежесть, которая тут же разносится по организму приятной успокаивающей волной. Чон на трассе не появлялся уже давно, а за последнее время, он будто бы израсходовал весь свой запас кислорода и остро нуждался в новой порции спасительного воздуха. Именно поэтому он здесь, несётся по ночному Сеулу и будто бы снова учится дышать. Его наполняют звуки, запахи, захлёстывают чувства, сносят буквально и заставляют переродиться. Грозное рычание мотора мустанга вызывает дрожь во всем теле, и Чонгук понимает: он тоже скучал. Его зверь устал от размеренных поездок по городу, устал умолять своего хозяина подтолкнуть стрелку спидометра чуть дальше ста двадцати, да хотя бы за сотню километров в час бы перевалить. Сейчас они проносятся мимо спящих домов, разрывают тишину ревом моторов, стуком своих сердец и учащенным дыханием. Юн замерла, вжалась в сиденье, молчит и, кажется, почти не дышит. - Для чего ты это сделала? - играть в кошки-мышки нужды нет, как и сыпать наводящими вопросами. Чон замечает в зеркале заднего вида узкие желтые фары, но не спешит отрываться от соперника, виляет перед ним, дразнит и улыбается. Это оказывается довольно забавно - снова вернуться в строй. - Или правильно будет спросить: "Для кого?" - Глупо было надеяться, что ты не догадаешься, - Юна вцепилась руками в ремень безопасности, словно он и правда в состоянии спасти ее. - И правда, - Чон ухмыляется и дергает ручник. - Глупо. Мустанг взрывается громким ревом и влетает в поворот, едва не задевая задом фонарный столб. Чонгук тут же метает взгляды-молнии в зеркала, оценивая и проверяя своих соперников. Он выравнивает авто на дороге и заметно расслабляется, когда позади не обнаруживает никого из отстающих. "Быстрый старт - не гарантия победы", - всегда говорит Юнги на хвастовство Чонгука, но тот считает иначе. Борьба начинается на старте и заканчивается лишь на финише. Для него нет другого варианта. Он азартен, любит соревноваться, но еще больше он любит побеждать. - Глупо делать вид, будто это не ты хотела, чтобы я догадался, - Юна вздрагивает и сжимает ремень еще крепче. Хотела. Черт, а ведь и правда. Она не заморачивалась абсолютно с этой подставой. Взяла вещи Чонгука и просто оставила сверток в кармане толстовки. Было ли это действительно ее желание, или она просто сдалась? Нет. Не могла же? - Когда я говорил, что могу помочь, я не шутил. И для того, чтобы сказать, что тебе нужна помощь, не обязательно так рисковать. - Ты не понимаешь, - голос звенит металлом, а внутри все плавится. Раздражение, злость и гребаная попытка вновь броситься на защиту. Черт, черт, черт. Глупый разум. Замолчи. - Чего именно я не понимаю, Юн? Что брат избивает тебя? Или того, что ты так старательно изображаешь из себя мученицу? - Чонгук прибавляет газ, когда из-за поворота выскакивает красная Хонда. - Черт. Машина Джиена не отстает, пугающе близко подбирается сзади и буквально дышит в затылок этим двоим. Чон виляет из стороны в сторону, не дает ему прохода, а тот копирует каждое его движение, подбираясь все ближе и ближе. Мгновение. И мустанг подбрасывает от глухого удара в бампер, Хонду чуть откидывает в сторону, но она ловко занимает свою прежнюю позицию позади Чонгуковой тачки. - Держись, - кидает Чонгук, а Юн успевает среагировать, будто делала это уже тысячу раз: цепляется руками за дверную ручку и вжимается затылком в подголовник. Чон переключает передачу и добавляет скорости, от чего автомобиль взрывается и с новой силой бросается вперед. Теперь городской пейзаж смешивается, как краски в палитре, не разобрать ничего. Кровь бурлит и шипит в венах, страх сжимает горло, а руки девчонки - мертвой хваткой рукоять двери. - Ну так что? - Чонгук откидывается на сиденье и кидает взгляд на Юн, словно на спидометре сейчас не высвечивается скорость в сто шестьдесят километров в час. - Что? - она то на него, то на дорогу смотрит, и какого черта он такой спокойный? Позади красный спорткар несётся, а в нем ее брат и то, что в его голове сейчас творится ей даже не хочется знать, но она догадывается, а Чон Чонгук расслаблен и он что? Улыбается? - Объясни мне все по порядку, я ведь имею право знать, не находишь? Нам сейчас никто не помешает. Даже он, - уточнять кто, не необходимости, но Юн все же замечает беглый взгляд Чонгука в зеркало заднего вида. - Так какой был план? - Я этого не хотела, - довольно-таки честно, но не информативно. Сказать ему правду? Исповедь или чистосердечное? Разница есть. В одном случае делишься своими чувствами, самыми постыдными даже, от которых хочется блевать и ненавидеть себя ещё больше. Но куда больше-то, верно? В другом случае - факты. Факт первый: Юна - трусиха. Факт второй: Юна - предатель. Факт третий: - Джиен хочет убить тебя. Юн будто выкрутили звук на минимум. Вокруг тишина и она давит, давит, давит. Взгляд Чона замирает на ней чуть дольше, чем положено водителю на такой бешеной скорости, а затем снова устремляется вперёд. - Наркотики - это его идея, - утверждает, а не спрашивает. - Я испугалась, ясно? Он… он умеет убеждать. Машина резко уходит вправо, когда сзади ее снова подпирает бампер красной хонды. Чонгук злится, он едва держится, чтобы не наорать на девчонку, но она не виновата в том, в каком мире выросла и в том, каким образом этот мир ее воспитал. Он лишь надеется, что у неё хватит смелости изменить свою вселенную, он надеется, что Джиен не является главной ее частью. - Насколько сильно ты привязана к нему? - Чонгук давит на педаль газа, и теперь стрелка на спидометре слегка подрагивает в районе ста девяноста. В салоне не чувствуется скорости, но зато город становится невольным свидетелем их гонки. Они проехали уже большую часть пути, и если Чон до этого не напрягался касательно Дракона, то теперь он не понимает, чего тот ждет. Если он и правда намеревается убить Чонгука, если он задумал сделать это сегодня на трассе, потому что возможность и правда шикарная, тогда все его попытки на данный момент выглядят довольно-таки жалкими. Он плетется где-то позади, будто играется, слегка поддевает их капотом время от времени, но больше ничего не предпринимает. Чонгук не подозрительный, но где-то внутри него сейчас скребутся кошки, чуя неладное. Вряд ли Джиен настолько глуп, чтобы выкинуть что-то на глазах у толпы, ведь свидетели ему не нужны. Верным решением будет сымитировать аварию где-то в городе, вдали от посторонних глаз. - Он мой брат, - у Юн голос тихий, но даже сквозь весь шум вокруг них, Чон слышит, как он дрожит. - Был им, - она трет ладони, дергает пальцы, а потом цепляется за обивку сиденья, когда Чон входит в новый поворот. - Ты пойми, я не защищаю его. Я его... черт возьми, Чон, я всю жизнь прожила с ним. И всю жизнь слушала обвинения в свой адрес, но я так и не узнала, в чем он меня обвиняет. Он не в себе и довольно давно. Он всегда меня защищал ото всех, кроме себя. И я правда его ненавижу. Честное слово! - зачем-то она уточняет, словно для себя самой, ведь у самого Чон Чонгука нет сомнений в том, что Джиен по всей своей сути - отменный кусок дерьма и не заслуживает ни одного хорошего слова в свою сторону. Тем более от нее. - Я не привязана к нему настолько, чтобы называть его своей семьей, он этого не заслуживает. Но у меня нет сил ему противостоять. Вся эта немая борьба ничего не стоит, а смелости открыто бороться у меня нет. - Тогда почему ты села в мою машину? - по мнению Чона это как раз-таки один из актов открытого сопротивления. Она молчит, сверлит взглядом мелькающую машину сзади, терзает губы зубами, будто раздумывая, а стоит ли? А готова? И ей хочется саму себя по лбу долбануть за эти свои сомнения, потому что они же беспочвенны совсем. Чон ее не подводил, всегда был на страже, всегда был готов прийти на помощь, это же ее вина, что она эту помощь не принимала. - Помнишь, там на пляже, я сказала тебе, что спасать меня смысла нет? Что я снова вернусь к нему? - вопрос не требовал ответа, видимо, потому что она тут же продолжила. - Ты сказал мне, что я делаю неправильный выбор. Я делала его всю жизнь, потому что иначе не видела другого выхода, но сейчас, - она снова замолкает, и теперь тишина между ними затягивается на минуты. Чонгук успевает увильнуть от очередной попытки Джиена сбросить мустанг с дороги, проезжает пустой перекресток с мигающими желтым светофорами, и по подсчетам Юн, им осталось до финиша еще пару кварталов. - Я хочу выбрать правильно, Чон. И я не хочу выбирать Джиена, - она теперь смотрит на него, Чонгук бы и рад посмотреть на нее в ответ, но соперник на хвосте внезапно сбрасывает скорость и скрывается в очередном повороте. Теперь на трассе, кроме мустанга, есть лишь такси и редкие авто, остальные соперники остались в пяти кварталах позади. Куда делся Дракон - не ясно, но Чон напряжен до зуда на коже. Он вглядывается в зеркала, но там пусто. Впереди лишь последний перекресток, и до финиша остается километр пустой дороги. - Я думаю, что выбор уже сделан. Ты так не считаешь? - улыбка ложится на его губы, слегка растягивая их и сглаживая лицо, маскируя все былое напряжение, он бросает взгляд на Юн, такой нежный, такой… понимающий, что от него моментально становится больно, а потом улыбка слетает, Чонгук смотрит куда-то мимо девчонки, его лицо обжигает желтым светом фар и оно в одну секунду становится потерянным, в другую испуганным, а в третью мустанг уже сносит мощным ударом в пассажирскую дверь.***
Есть как минимум три вещи на свете, которые выбивают землю из-под ног. У каждого человека они свои и так сразу назвать их бывает невозможно. И для кого-то это новый старт, возможность все изменить, а для кого-то нежелательный финиш. Флажки опущены вниз, взгляд направлен вперёд, сосредоточен и собран. Флаги взлетают лишь на половину и теперь параллельны земле, указывают прямо на водителя, на его машину и ровно на его сердце, что уже качает усиленно кровь с порцией адреналина. Вдох-выдох, снова вдох и снова выдох. Пустая голова способствует победе, а спокойный холодный разум поможет в принятии решений на трассе. Флаги устремляются в небо. Темное, звездное, ясное. Если запрокинуть голову и выдохнуть ртом, то повалит пар, и в этой прохладе ночи он прекрасен. Так спокойно.