Они хотели похоронить нас, но они не знали, что мы — семена.
***
Что страшнее всего для человека? Смерть? Неизвестность? Вечная мерзлота? А что, если соединить все эти факторы воедино? Что, если взять одного конкретного человека, никогда не бывавшего на поверхности и без какого-либо шанса на спасение выбросить того за привычную зону комфорта? Как он поведёт себя тогда? Сможет ли выжить в совершенно незнакомом и столь враждебно настроенном мире? До недавнего времени Юнги с полной уверенностью сказал бы, что нет — не сможет. Выжить на поверхности невозможно. Слабое человеческое тело не способно переносить столь низкие температуры и регулярные свирепые снежные бури. Две-три минуты и смерть неминуемо наступит. Две-три минуты и от человека останется лишь бесформенная ледяная статуя. До недавнего времени… но не сейчас. Поправив на лице толстый шарф из плотной овечьей шерсти, Юнги уже привычно игнорируя заледеневшие конечности, упрямо, пусть и довольно медленно, брёл к своему новому дому и уже практически не вспоминал о комфортной жизни под землёй. Там в родной колонии «Тэгу-5» всегда было тепло и уютно. Были искусственно выращенные фрукты и овощи. Было светло и ярко, пусть свет и шёл от больших флюоресцентных ламп. Были люди. Обычные люди. Мужчины и женщины. Здесь же на поверхности ничего из этого не было. Здесь всегда адски холодно. Всегда не меньше минус шестидесяти. Всегда ночь. Всегда кромешная тьма, с которой едва справляются старые фонари, неумело переделанные под новые источники питания. Здесь кроме дичи и рыбы, толком и есть нечего. Здесь Ад на земле, коим правят видоизменённые. Вроде и люди, а вроде… обычные дефекты. Раньше, когда солнце ещё не погасло, а Землю не окутала вечная промозглая тьма о существовании подобных существ, где-то помимо страниц фантастических романов, никто и подумать даже не мог. Да и сам Юнги, живя в своём маленьком привычном мирке, тоже как-то слабо себе их представлял. Нет, он, конечно, знал, что там наверху живут те, кого нужно сторониться. Те, кто представляет для их колонии колоссальную опасность. Видоизменённые — отмороженные настолько, что не чувствуют холода. Сильные настолько же, насколько и жестокие. Хитрые и практически до абсурдного умные. Почти сверхлюди. Только вот с небольшой особенностью — никакие людские законы им не писаны. Они не знают жалости и берут всё силой. На возможных жертв им плевать. Собственно, как и на последствия от своих действий. Убить ребёнка? Да запросто. Растерзать всю семью? Проще простого. Стереть с лица земли целую колонию? А почему бы и нет? Находиться в радиоактивной зоне и даже не прокашляться после этого? Легко. Когда человек видит того, кого он по-настоящему боится, он понимает, что не может игнорировать его. И тогда у него остаётся лишь два выхода: либо подчиниться объекту своего страха и надеяться на защиту, либо устранить его, чтобы избавиться от страха. Люди, сколько себя помнят, всегда боялись видоизменённых. Боялись до липкой паники, сковывающей всё тело. Сознательно подчиниться тем равносильно долгой мучительной смерти. Ведь для новых, куда более выносливых существ, люди всего лишь хрупкие забавные домашние зверушки, с которыми можно весело провести время, а затем, когда наскучат, выкинуть за ненадобностью. Особенно дорого у видоизменённых всегда ценились женщины, ведь у их вида, те полностью отсутствовали. Сами видоизменённые условно делились на целых три полноценные группы: альфы, омеги и беты. Единственное, что их объединяло воедино — это то, что все они были мужчинами. Пусть и с целым рядом своих особенностей. Альфы — чертовски сильные, омеги — способны выносить и родить здоровое потомство, беты — универсальные солдаты с непомерно высоким интеллектом. Просто посмотрев на видоизменённого обычному человеку будет крайне сложно понять, кто конкретно перед ним и чем тот может быть опасен. Повадки. Привычки. Запахи. Ко всему этому нужно привыкнуть. Всё это нужно прочувствовать. Понять и принять на уровне инстинктов. Всему в этом жестоком ледяном мире можно научиться, в том числе и тому, как быть чудовищем. Юнги всё это в деталях знает. Проходил уже. Но вот только стал ли он от этого сильнее? Нет, ни разу. Он все тот же хрупкий слабый человек. Без Чонгука он давно бы уже умер. Ну или его бы убили. Не мороз, так видоизменённые. Снег жесток к тем, кто засыпает в его объятьях. А Юнги, что-то в последнее время так поспать охота. Желательно прямо посреди заснеженной улицы. Умирать во сне ведь не так уж и больно. Да? Иногда оставаясь наедине с самим собой, он медленно растворялся и уплывал в тёмное удушливое марево ночи. Тонул в вязкой и черной, как мазут, грязи собственной слабости и никчемности. Раньше он был бойцом. А сейчас он кто? Дополнение к Чонгуку? Его жизнь всего с одной совершённой ошибкой, в миг стала пустой и прозрачной, как стеклянная банка. Зачем люди вообще приходят в этот мир? Зачем люди живут на этом свете? Зачем людям суждено встречать тех, кто становится им дорог? Возможно, всё зависит только от судьбы. Но так ли непоколебимы её планы? Время — это пропасть, бездонная как тысяча ночей. Кроме смерти, все на свете поправимо. Поправимо, лишь на первый взгляд. Мороз и вялость несовместимы. Поверхность вызывает в человеке ту смелость и решительность, которые никак не проявляются в более тёплых условиях. Мог ли доктор Мин Юнги, сидя в своём тёплом просторном кабинете под землёй, подумать о том, что однажды пойдёт в нарастающую бурю за три километра от дома за консервами и вяленым мясом? Вот очень вряд ли. Это же самоубийство. Причём самое настоящее. Но вот на градуснике минус шестьдесят два, а он с маниакальным упорством прёт против ветра, толком ничего перед собой не видя. За спиной тяжёлый рюкзак из кожи верблюда, в руках острая железная трость, под ногами — лёд, а впереди покосившийся завод и полуразвалившийся мост. Красота неописуемая. Не сдохнуть бы только от восторга. Как же он замёрз! Да и по ощущениям его тело уже крайне близко к обморожению первой степени. Вот Чонгук от души поржёт, когда в очередной раз будет отогревать его и отпаивать горячим чаем, который судя по пару отрыгнул сам дьявол. Судьба в невзгодах и печалях всегда оставляет человеку лазейку, чтобы можно было выбраться из них. Лазейка Юнги — это Чонгук. Молодой сильный альфа, подобравший его после очередной кровавой бойни у «Тэгу-5». Гук для Юнги как палочка дирижера, что вызывает вдруг из мертвой тишины целую метель звуков. Со стороны, история их знакомства могла бы показаться чем-то возвышенно героичным, но на деле… Чонгук нифига не ангел-спаситель, а обычный торгаш живым товаром. Люди и альбиносы — вот его главный источник дохода. Юнги бы тоже мог принести ему немало денег, если бы альфа по собственной глупости не нарвался на нож Намджуна, своего вечного конкурента и Юнги не пришлось его оперативно зашивать. Когда раны Гука полностью зажили, не оставив после себя даже маленького шрама, тот весьма оперативно, тут же передумал его продавать. Такой питомец и самому нужен. Юнги сложно объяснить почему, но все кругом на полном серьёзе отчего-то считали его и Гука парой. Абсурд же! И даже как-то немного мерзко… Он не лёг бы с Чонгуком в постель даже за все блага этого мира! Секс с альфой, особенно в гон, его слабое человеческое тело бы попросту не пережило. Видел Юнги однажды, что творил его сожитель полностью поддавшим своим первородным инстинктам. Как тот омега выжил, да ещё и довольным остался, просто загадка тысячелетия. Омеги вообще для Юнги были особой головной болью. Он от них шарахался, как тот чёрт от ладана. И буквально переходил на другую сторону улицы. Периодически, Гук, отнюдь не от доброты душевной, настойчиво предлагал ему привести, дабы немного поразвлечься, милашку посимпатичнее, но на подобную авантюру Юнги ещё ни разу не согласился. Что и понятно в общем. В первый раз, когда он увидел беременного мужика от шока неделю отходил. И как после такого сильного душевного потрясения ложится в постель с этими исчадиями ада? Нет уж — увольте. Лучше он дрочить до конца жизни будет, чем позволит прикоснуться к себе мужику с маткой. Притормозив у стен покосившегося от времени каменного завода и облокотившись о него плечом, Юнги несколько раз глубоко вздохнул и прикрыв глаза, призвал себя не смотреть в темень широкой водосточной трубы. Видел он однажды похожий кошмар. В нём он провалился в точно такую же трубу, а затем, вот так понемножку, с легким скрипом из неизвестной темноты, такой глубокой и бесконечной, начали выходить бледные как моль люди. И всех их он знал. Все они годами в «Тэгу-5» складывали в его сердце, как в собственное убежище, свои надежды, гнев и страдания или кровавую жестокость зверя. Среди всей этой толпы он видел и Тэхёна. Единственного по кому скучал и кого хотел бы ещё раз увидеть. Но, увы, это невозможно. В родную колонию ему путь заказан. Подавив в себе острое желание позвать Чонгука, Юнги устало посмотрел вперёд, в уме рассчитывая сколько ему ещё предстоит идти. До дома не больше километра. Около сорока минут пути. Он справится. Метель пока ещё не сильная. Да и фонари довольно ярко светят. Неужто Лилит раскошелился на новые источники питания? Бывает же. Но ускорится всё же не помешало бы. В нынешних климатических условиях разгон снежной бури от «маленькой» до «свирепой» — ничтожно мал. Не хотелось бы застрять где-то на этом отрезке пути. Ибо никто из знакомых тут не живёт. Да и супер-Гук против шторма бессилен. Стащив со спины тяжёлый рюкзак и поставив его на землю у своих ног, Юнги несколько раз хрустнул усталой спиной и только было хотел потянуться за своей ношей, как вдруг кто-то бесшумно напал на него со спины и довольно сильно толкнул вперёд. Не удержав равновесия и улетев носом в небольшой сугроб, Юнги мигом вспомнил всё, чему учил его Чонгук, быстро поднялся на ноги и внимательно оглядел невысокого паренька перед собой. Для начала хорошо бы определить кто именно перед ним: альфа, омега или же бета. Если альфа — драться бессмысленно. Всё равно не победит. Если бета — шансы 50/50. А если омега — тут как повезёт. Некоторые из них довольно крепкие. Лилит, например. Вроде и омега, а шкаф ещё тот. Видоизменённый напротив него уверенно держался на расстоянии и явно вступать в рукопашный бой не имел ни малейшего желания. Неужто боялся, что проиграет? Как интересно. Скользнув быстрым взглядом по противнику с ног до головы, непривычно закутанного в одежду, Юнги невольно напрягся допустив шальную мысль, что тот тоже может быть человеком. Хотя… даже несмотря на всю экипировку одежды на пареньке всё же было маловато. Человеку на морозе в таком не выжить. Выходит, это всё же видоизменённый. Видоизменённый который не хочет, чтобы его лицо увидели. Знает на кого нападает? Хм… — Если уйдёшь прямо сейчас, то я тебя не трону, — как можно увереннее проговорил Юнги, не сводя с видоизменённого взгляда. — Да ты что? — весело прыснул паренёк, мелкими шажками приближаясь к рюкзаку. Поняв, что диалогу не бывать, Юнги, на свой страх и риск, резко подался вперёд и завалив видоизменённого на землю, уселся тому на бёдра. Перенеся весь свой вес в руки, Юнги крепко сжал горло паренька и злобно прошипел: — Не дергайся, сука, а то шею тебе сверну! — Да пошёл ты, — выплюнул ему в лицо видоизменённый, тоненьким звонким голоском. Омега? Вполне возможно. Сильный удар кулаком в бок Юнги особо не удивил, хоть и разозлил не на шутку. Той секунды, на которую он от боли ослабил хватку, видоизменённому вполне хватило, чтобы выпутаться из захвата и не без усилия, отбросив его в сторону, прихватив с собой рюкзак, сигануть в широкую трубу завода. Вот просто прекрасно! Крайне матерно выругавшись, Юнги поднялся на ноги и впритык подойдя к чёртовой трубе, опасливо заглянул внутрь. Да ну его! Может просто уйти? Те консервы явно не стоят спуска фиг пойми куда. Но с другой стороны… все входы, выходы, окна этого завода намертво заколочены. Пока он тут воришке бежать некуда. На этом стоит и сыграть. Достав из-за пазухи небольшой сигнальный пистолет, противного розового цвета, Юнги помянув незлым тихим словом специфическое чувство юмора Чонгука, поднял руку вверх и громко выстрелил два раза. Хмуро глядя на то, как тёмное небо пополам разрезает яркой вспышкой света, Юнги уже предчувствуя глупые шуточки про принцессу и папочку, уселся задницей прямо в снег и почти терпеливо принялся дожидаться прихода своего «хозяина», «папочки», «повелителя» и так далее и тому подобное. Сколько уже глупых прозвищ его сожитель себе придумал? Около сотни? И не надоело же ещё! Услышав, как где-то слева негромко хрустнул снег, Юнги лениво повернул голову на шум и уперевшись взглядом в довольного Чонгука, словно издеваясь, одетого в одни короткие шорты, широкую футболку и лёгкие кеды, хмуро проговорил: — Быстро же ты. Всего минут десять с выстрела прошло. — Как я могу медлить, когда моя принцесса в опасности? — нараспев протянул Чонгук, присаживаясь на корточки напротив Юнги. — Что случилось, детка? Кто тебя обидел? Не бойся, расскажи обо всём папочке. — Меня обокрали, — даже бровью не поведя, выдохнул Юнги, наконец-таки выработав себе иммунитет на глупость альфы. — Лезь в трубу и верни мои консервы! И вору люлей отвесить не забудь. — Как мы раскомандовались! — прыснул Чонгук, как наяву видя недовольное личико Юнги, даже сквозь маску. — А я что с этого буду иметь? — Когда Намджун в очередной раз тебе накостыляет, я так уж и быть, великодушно подлатаю все твои раны. — Вот умеешь ты уговаривать, детка, — громко заржал Чонгук, просовывая голову в трубу. — Дай папочке пару минут и обидчик падёт ниц у твоих худеньких ножек. — Побыстрее там давай. Я уже всю жопу себе отморозил. — Понял. Принял. Исполняю. Проводив расслабленного Чонгука уставшим взглядом, Юнги благоразумно пропустив мимо ушей все его колкости и шутки, поднялся на ноги и от холода запрыгал на месте. Вот же… и чего ему так не везёт? Чёртова ночь. Чёртова зима. Чёртов Чонгук. Чёртов воришка! Не мог тот, что ли, более тёплый «день» для нападения выбрать? Через неделю там, например. Или вообще никогда! Что куда более приемлемо. Нет, нападать нужно было именно сегодня, когда даже его дружки, видоизменённые, из дома не высасываются. Свинство же! Вот почему в стихах и старых романах снег и мороз всегда описываются так притягательно, а на деле вся эта мишура — та ещё хрень? Как там писал Жданов? «Мороз в конце зимы трясет сухой гербарий и гонит по стеклу безмолвный шум травы, и млечные стволы хрипят в его пожаре, на прорези пустот накладывая швы. Мороз в конце зимы берет немую спицу и чертит на стекле окошка моего: то выведет перо, но не покажет птицу, то нарисует мех и больше ничего». Красиво же! Да? А в реальной жизни как? Ни травы тебе, не птиц. Из пернатых тут разве что, куры. И те в колониях глубоко под землёй. «Ночь стояла морозная, но без ветра. Откроешь рот и выдыхаешь заледеневшие слова». Ага, как же… последний свой вздох выдыхаешь-испускаешь, а никак не слова. Вот единственный кто не врал о холоде, так это Бродский. Мудро же даже молвил: «Такой мороз, что коль убьют, то пусть из огнестрельного оружья.» Вот Юнги с ним абсолютно согласен. Ещё минута и сам пулю в голову возжелает. Раз и всё, встречайте ворота рая! Лишь чудом поборов в себе стойкое желания во всю глотку заорать в трубу, что-то типа «Чонгук, ау», Юнги прислушавшись к тишине, невольно нахмурился и лишь чудом чуть в сторону отошёл, как ему прямо под ноги вылетел знакомый уже рюкзак. С нескрываемым интересом глядя на то, как запыхавшийся Чонгук, с разбитым носом вылазит из трубы, волоча за собой бессознательного вора. Юнги, не сдержав негромкого смешка, проговорил: — Твой нос шикарен. — Представляю насколько, — злобно выплюнул Чонгук, кидая тело воришки на снег. — Вертлявая тварь. — На кой ты его сюда притащил? — чуть склонившись над вором, спросил Юнги, напрасно пытаясь понять насколько сильно тому досталось. — За меня ты уже отомстил, мог и не напрягаться так. — Хочу посмотреть на того, кто чуть не сломал мне нос, — стаскивая с головы воришки чёрную балаклаву, прокряхтел Чонгук, громко шмыгнув носом. — Злопамятный ты. — Да не особо, просто… — запнулся Чонгук, во все глаза уставившись на альбиноса-омегу, устроившему ему кузькину мать. — Вот это поворот. Такая цаца, пусть и бледная, как поганка. — Альбинос? — не веря своим глазам, прошептал Юнги. — Почему сам и без охраны? Ещё и со всеми частями тела. — Хороший вопрос, — нервно зыркнув по сторонам, прошептал Чонгук, вновь надевая на голову омеги балаклаву. — Заберём его с собой. Дома разберёмся. — А есть смысл? — заметно напрягся Юнги. Тащить живого альбиноса домой? А оно им надо? — Конечно, — закидывая омегу себе на плечо, кивнул Чонгук. — Дома посмотрим на его штрихкод и узнаем из какого питомника он сбежал. — А дальше что? — поднимая с земли рюкзак и закидывая его себе на спину, осведомился Юнги. — Либо вернём хозяину за вознаграждение, либо разделаем и продадим на рынке. В любом случае, мы выигрыше. — Только попробуй расчленить его на нашей кухне и я пущу тебе кровь. — Договорились, принцесса. Каждый из нас — сын своих дел. Интересно, а кем станет Юнги, позволив Чонгуку навредить этому омеге?