Время года — зима. Время года — терять.
***
Хруст снега под ногами неожиданно громкий. Как и скрежет искорёженного металла по бокам. Юнги не комфортно. Ему всегда не комфортно на этом старом широком скрипучем мосту непонятно ещё как выполняющим своё прямое предназначение. Сколько уже лет этому скованному льдом гиганту? Несколько сотен? Вполне возможно. Если и не больше. Растопи кто сейчас на нём всю эту колючую прозрачную корку, и вся конструкция тут же разом рухнет. И это даже по-своему прозаично. Лёд — связующее всего в этом мире. Он одновременно и хрупок, и невероятно плотен. Под ним видно многое, но ещё больше скрыто. С ним довольно легко бороться, но вот только какой в этом смысл в нынешних реалиях? Когда-то давно, ещё в глубоком детстве, на одном из уроков по истории развития и падения человечества, Юнги краем уха слышал о том, что раньше на этом самом месте проходили центральные железнодорожные колеи, по которым несколько раз на дню ездили большие доверху загруженные товарные поезда. Сейчас, конечно, всю эту сюрреалистичную фантастику и представить себе сложно, но тогда ведь — это была реальность. Реальность в которой люди не боялись выходить на улицу в майках и шортах. Реальность, где за ночью всегда шёл день, а зима неизменно сменялась летом. Реальность, где было тепло и светло не от модифицированных ламп и каминов, а от самого обычного солнечного света. Реальность, где можно было свободно передвигаться по небу и по большой воде. Реальность, где… не нужно было постоянно выживать. Как же всё это звучит красиво, но… увы и ах. Солнце давно уже потухло и перезапустить его от руки, как, например, системы жизнеобеспечения в крупных колониях, попросту невозможно. А жаль. Время — это пропасть, бездонная как тысяча ночей. И Юнги застрял где-то аккурат на середине. На моменте тотального увядания всего, что есть вокруг него. И вот казалось бы — хуже уже просто быть не может. Но нет, есть ещё варианты. Сколько там накопленного в атмосфере кислорода осталось? Лет на тридцать? Или меньше? А может больше? Хороший вопрос. Ответил бы кто. Хотя… лучше всё же не надо. Знать точное время своей смерти — это та ещё головная боль. Причём довольно ненужная. Следом за Чонгуком, устало переступив порог каменной двухэтажной церквушки, нынче заменяющей ему дом, Юнги плотно прикрыл за собой дверь и подперев её увесистым комодом, щёлкнул пальцем по выключателю. Дошёл-таки. Хмуро оглядев ряды деревянных скамеек, на которых подобно призракам сидели укрытые с головой белыми простынями старые манекены, Юнги в какой уже раз мысленно обозвав Гука больным извращенцем с атрофированной фантазией, нервно выдохнул и обречённо поплёлся в свою комнату. Просить альфу убрать всё это — бессмысленно. Тому, видите ли, нравится. Пыль вытирать и простыни вытрушивать — тоже часто нельзя. А то атмосфера портится. Да и антураж уже не тот. Жить же в пыльной церкви с «призраками» так круто! А вот и нет. Ни разу. Неторопливо переодевшись в домашнюю одежду, всю как на подбор с толстой овечьей подкладкой, Юнги лишь чудом переборов в себе стойкое желание забить на всё и лечь спать, вышел из комнаты и нехотя направился прямиком в гостиную. Сон сном, а альбиноса в отключке на их диване никто не отменял. Дай Чонгуку волю, и этот полоумный ловко разделает беднягу прямо на их обеденном столе и даже бровью не поведёт. Одним альбиносом меньше, одним больше. Разница-то невелика. И по сути — да, их на убой и выращивают, но только вот Юнги там ещё есть. Как-то странно будет класть тарелку с сочным стейком туда, где совсем недавно лежала человечина. — Как успехи? — хрипло спросил Юнги войдя в гостиную и немного нервно зыркнув на полураздетого омегу, с которого альфа активно стаскивал штаны. — Ты его трахать собрался или штрихкод проверять? На кой так раздевать? — Не ревнуй, зайка. Я всего лишь хочу узнать подробную информацию об этой милой цаце, — буднично ответил Чонгук, откидывая штаны омеги в сторону и аккуратно проводя кончиками пальцев по набору цифр, набитых на внутренней стороне бедра альбиноса. — Одного штрихкода мне, знаешь ли, мало. — И? — откровенно бесясь от беспардонных разглядываний альфой несчастного омеги, рыкнул Юнги. Вот же кобелина драная! В преддверии гона что совсем мозг отшибло? На альбиносов потянуло? Экзотики захотелось? И не совестно же! Сначала трахнет, а потом выпотрошит? Романтика, хули. Хотя… вполне в стиле Чонгука. — Интересный экземпляр, — задумчиво проговорил Чонгук, напрочь игнорируя недовольство Юнги. В первый раз что ли? Этот человек вечно чем-то недоволен. — Я даже немного озадачен. — С ним что-то не так? — чуть ближе подойдя к альбиносу, спросил Юнги. Вроде обычный омега. Правда слишком уж ухоженный для альбиноса. — Он из питомника Намджуна, — ещё раз внимательно проверив все тринадцать цифр штрихкода на запястье омеги, промолвил Чонгук. — Как сбежать оттуда умудрился — непонятно. Там же тупо неприступная крепость. — Может недоглядел кто, — равнодушно пожал плечами Юнги. — А цифры на бедре, что значат? Не видел таких кодов раньше. — Это полная информация об альбиносе, их ставят только на тех особях, которые родились в питомнике, — спокойно пояснил Чонгук, все ещё до конца не понимая во что вляпался. У него в руках живой товар самого Ким Намджуна… Это джек-пот или же смертный приговор? — Нашему белокурому гостю двадцать четыре года, и он идеально подходит для размножения. Только вот… — Только вот «что»? — на свой страх и риск осведомился Юнги. Идеально подходит для размножения? Что за дикость! Альбиносы ведь тоже люди. — У него на животе нет ни одного шрама. Это странно, принцесса. — Почему странно? — толком ничего не понимая, переспросил Юнги. Ну нет у бедняги шрамов. Что тут такого? — Может к нему просто хорошо относились? Беременность и роды — это дело тонкое. Здесь силу применять нельзя. — Да при чём тут сила? — лишь чудом не взвыл в голос Чонгук. — Он не рожавший. Понимаешь? — Нет, — честно ответил Юнги, чувствуя себя глупым студентом на экзамене у грозного преподавателя. — Да что тебя смущает-то? Объясни, наконец, нормально. — Омеги, идеально подходящие для размножения, уже в четырнадцать лет идут на вязку и рожают одного ребёнка за другим. И так пока полностью не загробят своё здоровье, ну или не сдохнут в процессе родов, — тщательно подбирая слова, прохрипел Чонгук. Вот же… как же сложно объяснять подобные детали такому сердобольному альтруисту, как Юнги. Скажи всё прямо и того инфаркт хватит. — А этому двадцать четыре, и он до сих пор не дал потомство. А мог уже, как минимум пятерых родить. Если не семерых. — Может он бесплодный? — неуверенно предположил Юнги, напрасно пытаясь переварить услышанное. Питомники, вязки, потомство. Такое впечатление, что они тут сейчас о животных говорят, а не о живых людях. Чёртовы видоизменённые и их треклятые суеверия. — Или здоровье слабое. — Нет, Юнги, всё у него хорошо, — вновь вернув всё своё внимание коду на бедре, прохрипел Чонгук. Может он что-то упустил из виду? — Вот смотри, первая цифра в его личном коде — единица, а это значит, что он полностью готов к размножению. Готов, но к вязке его до сих пор не допустили. Почему? Намджун не дурак и не стал бы без весомой причины ставить на простой столь ценную особь. На нём неплохо же можно заработать. Да даже тупо разделать и продать на мясо, и кости на обереги — это уже несколько сотен тысяч. Но… — Варианты есть? — не смело спросил Юнги, уже жалея, что поднял шум и позвал альфу к тому заводу. Сдались ему те консервы? — Возможно, только возможно, омегу кто-то всё это время прятал, — немного подумав, проговорил Чонгук, потерев переносицу. — Отец, например. Или сотрудник питомника. Но одно дело прятать ребёнка, а совсем другое половозрелого омегу. Течку скрыть не так уж и легко. Допустим, его намеренно отпустили. А дальше что? Риск же не оправдан. Без охраны он всё равно не жилец. — Что будем делать? Отпустим? — Не уверен, нужно всё хорошенько обдумать, — честно ответил Чонгук, поднимая с пола штаны и надевая их обратно на омегу. — Пока запрём его на чердаке. Там как раз осталась добротная цепь с ошейником. А утром я пойду в город и узнаю не ищет ли Намджун там беглеца и что предлагает за его возвращение. — А если не ищет? Что тогда? — Сам с ним на связь выйду. Ну или продам его в соседнем квадрате. В любом случае, свои деньги мы получим. — Просто отпустить, не? — приподняв бровь, осведомился Юнги. — Жалко его как-то. — Жалко у пчёлки, принцесса. Я не настолько добрый, — закидывая омегу себе на плечо, прыснул Чонгук. — И, Юнги, не пытайся его освободить. Ключ от ошейника я тебе всё равно не оставлю. Да и альбиносы довольно агрессивные товарищи. Особенно когда хотят жить. Цаца тебе шею свернет и даже бровью не поведёт. Всё ясно? — Да. — Вот и отлично. Пойду пристегну нашего временного питомца. Проводив довольного Чонгука со всё ещё бессознательным омегой на плече крайне тяжёлым взглядом, Юнги напрасно стараясь не думать о том, откуда на их чердаке взялись ошейник и цепь, негромко выругался себе под нос и неторопливо вернулся в свою комнату. Не раздеваясь забравшись на постель, он устало прикрыл глаза и, наконец, попытался расслабиться. День сегодня выдался не из лёгких. Завтра, похоже, ещё тяжелее будет. А про послезавтра вообще говорить не стоит. Пока этот альбинос в их доме, покоя Юнги точно не видать. Немножко лжи создают трагедию. С самовнушением всё точно так же. Кто-то когда-то очень давно сказал, что плоть альбиносов — целебная, а кости приносят удачу, и вот он результат. Река смыла всё, море дало ей команду. Фрагменты тел светлокожих людей — практически бесценный товар даже спустя несколько столетий. Сегодня жить, завтра гнить, сегодня страх, а завтра боль — обычная цепочка жизни среднестатистического альбиноса. И это страшно. Но кто станет с этим бороться? Кому есть дело до людей, которых намеренно выращивают на убой? Омега на их чердаке не сделал ничего плохого, но он всё равно умрёт. Причём в муках. Ким Намджун, Лилит, да тот же Чонгук — сгубили сотни душ, но им за это ничего не будет. Они преспокойно будут жить себе дальше. И где справедливость? А нет её. И не будет. Похоже уже никогда.***
На поверженной земле Юнги с головой засыпан снегопадом. Ему холодно и больно. В душе он практически мёртв. Согреться бы. Воскреснуть. Да только как? Обогреть тело не сложно, а вот то, что внутри… практически невозможно. Раньше живя глубоко под землей, он по долгу украдкой от всех мечтал оказаться там, где заснеженные поля становятся одним целым с небом. Это ведь так красиво. Красиво и волшебно. А ещё равносильно мучительной смерти — так всегда говорил ему слабый здоровьем Тэхён, единственный человек до которого ему было дело. Но только вот было ли до него самого дело Тэхёну? Тэхён — родной забытый голос, голос прошлого, он — король, вальяжно идущий по аллее виселиц и слепо соглашающийся с каждым вынесенным не им приговором. Юнги же — беспородный бродяга, вынужденный раз за разом переживать бесконечную зиму. Переживать оставаясь при этом мёртвым внутри. Им всё равно было не по пути. Они всё равно не могли всегда оставаться друзьями. Тэхён был вынужден подписать тот указ. Тэхён был вынужден… Уже не суть важно что. Тэхён просто был. На этом всё. Для «Тэгу-5» Юнги теперь всего лишь иллюзия. Возможно, кто-то ненастоящий, тот, кто никогда не рождался. Всего лишь отражение внутренних страхов, наводнивших чужие убеждения. Нехотя поднявшись с кровати и обречённо тряхнув заметно отросшими волосами, Юнги натянул на ноги утеплённые угги и поморщившись от спазма голода в желудке, понуро поплёлся на кухню. На часах двенадцать «утра». А он только встал. Прекрасно просто. А ведь вчера весьма активно планировал, наконец, разобраться с теми толстенными книгами по гинекологии омег, которые ему притащил Чонгук. Кстати, о Чонгуке. А где он сам? Давно ушёл? Похоже на то. Но это даже по-своему хорошо, немного тишины Юнги сейчас точно не помешает. Слишком много всего в голове. Пора бы отсеять ненужное. Закинув несколько ложек до неприличия химозного кофе в большую широкую чашку и залив всё это месиво кипятком, Юнги открыл небольшой выдвижной ящик и только было хотел выбрать консерву себе по вкусу, как вдруг наверху, что-то громко стукнуло. Стукнуло, а затем довольно матерно выругалось. Вот же… а он уже успел и забыть, что у них «гости». По-хорошему надо бы покормить того омегу, а то совсем от голода поганка одичает. Только вот не выйдет ли это ему боком? Выйдет же! Всегда выходит. Но все же… нельзя же так с живым человеком. Альбиносу там и так несладко. Пришёл в себя не пойми где, над окном засохшая голова сородича висит, в углах призраки-манекены… Так и с ума сойти недолго. Ладно. От одной бутылки воды и чего-нибудь съестного никому хуже не станет. Да и Чонгуку говорить об этом не обязательно. Собственно, как и близко подходить к омеге. Всего одно благое дело и больше Юнги в сторону чердака даже не посмотрит. Всего одно благое дело и… Всего одно. Да.